Эндорфин

POV AMBER. - Ты сломала меня. Я сломан. Я – никто. Я чувствовала эту любовь всем своим еще не замутненным травой разумом. Я чувствовала его любовь, когда я возвращалась поздно ночью с клуба, а он так сильно обнимал меня, что у меня оставались синяки. Он обнимал и шептал мне в волосы, как же он ненавидит меня, какая же я сука. Он до боли сжимал мои руки и выкручивал их. - Ты будешь еще гулять, сука?! – он кричал. - Буду. – я смотрела на него мутными глазами и смеялась. Кто он? Игрушка. Мы поменялись местами. Я стала хищницей, он жертвой. Я ломала его волю. Его самого. Каждый любит хорошее обхождение, каждый любит чувствовать заботу и внимание. Я знала эту слабость и пользовалась ею. Немного ласки и заботы, немного истерик и обид. Немного агрессии, мазохизма, стонать, когда тебя кусают, млеть, когда нежно целуют в шею. Перебирать волосы, целовать макушку. Обнимать за плечи, слушать его и верить во все, что он говорит. Все они одинаковые. Все велись. Он нуждался во мне. Нуждался так сильно, что даже сам иногда пугался. Мне даже казалось, что кроме меня ему не нужен никто. А я использовала. Не привязывалась, не держала, не любила. Я мстила за те месяца, когда ему было наплевать на меня и на мое здоровье. Теперь он вырывал из моих рук косяки и больно бил по щекам, словно думая, что я очнусь. Когда мы занимались любовью, то не предохранялись - он хотел детей. Когда я поздно ночью уходила из дома, он не находил себе места, не зная как со мной связаться. Сладкая и порой такая горькая месть. Месть глупой девочки своему первому мужчине. POV TAYLOR. - Эй, повтори! – даже сквозь грохот музыки я услышал и узнал этот голос. Повернулся. Медленно, нехотя, потому что у меня ничего к ней не осталось. О Боже, как же она похудела. Некогда с отличной фигурой, потрясающей попой и грудью 2-го размера, она стала анорексичкой. Ключицы грубо выступали над телом, шея, казалось, сейчас сломается. В коротком платье, которое едва прикрывало ягодицы, воинственный начес из роскошных черных волос. Она взяла свой стакан и вернулась на танцпол. Болезненная худоба сделала ее непривлекательной, некрасивой, неженственной. В ней чувствовалась неприкрытая похоть, рвущаяся наружу сексапильность, откровенный разврат, который просачивался сквозь каждое движение, через каждый взгляд. При одном взгляде на ее тело и на лицо, чьи скулы так четко выделялись, хотелось прижать ее к стенке и до умопомрачения трахать. Насиловать. Закидывать тощие ноги себе на плечи и вгрызаться зубами в нежную шею. Чувствовать себя хозяином ситуации и владельцем ее существа. Она снова затеяла игру в жертву?