Крупицы сахара во лжи

      У Гаутера тысячи жизней, обличий и голосов. Он словно закрылся, отгородился от мира в комнате с кривыми зеркалами и неправильным эхом.       И желал управлять людьми, пользуясь своими возможностями, чувств ведь не было с незапамятных времен.       Но и Гаутер чувствовал. Раньше, правда. Не всегда он был одним из Грехов, не всю жизнь с неподходящей для этого улыбкой перемешивал воспоминания в чужих головах. Он было хотел свою собственную память вытрясти. Да только не выходит, и дыра в груди ноет, а перед глазами образы размываются солеными водами.       Там он говорил: «Жить не хочу. Лучше куклой стану» и лгал.       Истинные его желания лежат на ладони, и их не скрыть, сомкнув пальцы. Просачивалась правда. Гаутер хотел жить, чувствовать любовь Нади и чтобы сердце его горело на двоих.       Но не зажжется орган в тлеющем и застывшем, точно застывшая глина, теле. Его возлюбленная сделала последний болезненный вдох. А он так и не узнал, что именно его присутствие скрасило ее предсмертные дни.       Она бы умерла в любом случае.       А так хоть успела полюбить.       Выброшенное в окно совершенно здоровое сердце было повреждено в разы сильнее Надиного больного. Оно все в струпьях и шрамах, залатать его никто не успел. И вряд ли кому это под силу.       Ее сердце хрупкое, легко сломить. Но на последнем вздохе оно вобрало максимум чувств.       Жаль, Гаутер не распробовал их и вкусил одну горечь.       Его возлюбленной нет, и теперь он совершенно чужд этому миру, мальчик-кукла с зияющей пустотой внутри.       Он всякий раз открывал глаза и выбирал новый облик, голос, человека, в чью жизнь вторгнется. И чувства чужих повиновались его руке, тогда как собственные разбегались в стороны, точно живые.       Он пуст. Только горечь пульсировала вместо крови.       В том, что он лгал себе, сладости сахара не было. Гаутер лгал, что лучше быть бесчувственной фарфоровой куклой. Ему бы назад вернуться и вкусить уста любимой, но время не повинуется, как движутся воспоминания.       И Гаутер смыкал веки, как игрушка, даже не надеясь, что Надя их раскроет. Один из Грехов готов был и в коробке закрыться, выставить себя на витрину и ценник наклеить.       Фальшивая улыбка была приветливой для всех, снова одна из его личин. Только внутри по-прежнему пустота. Вакуум.