Великая султанша. Жажда вечности

ПРОЛОГ …Небо — оно было таким ясным. Таким чистым. Она смотрела на него глазами, полными тоски. В клетке, в неволе, на чужбине! Который год в заточении — по приказу своего Короля. Который год живет с нелюбимым, рожая ему детей. Под запретом оказалась свобода. Под запретом и любовь. Карие глаза, которые свели ее с ума — они загорались только ненавистью. Она боялась смотреть. Боялась думать. Только сны и спасали. Там еще жива была мама, там был отец. Сестренка бежала по полю, по пояс в ромашках. Ромашки стали ее погребальными цветами. -Настю, Настю! Донечко! — забывшись, иногда шептала она на родном языке, музыкой звучавшем для ушей. И когда никто не слышал, дочери своей, втайне от отца окрещенной и названной по имени ее матушки, пела Настя на родном языке тихие и грустные колыбельные. Голод сводил с ума. Иногда она поддавалась, а наутро ее охватывал безумный страх. Неужели узнают, поймают?! Поймут?! Что тогда сделает с ней этот деспот с голубыми, как небо, глазами? Глазами, которые она так ненавидела?! И Настя все чаще погружалась в Сон. Во Сне она молодела, набиралась сил. Ее слуги пугались тому, как не стареет и не увядает их Госпожа. Что ж. Ведьмой ее называют? Ну и пусть! Главное — чтобы никогда не добрались до Истины. -Моя Госпожа… -голос евнуха был испуганным. –В ташлыке рабынь… -Что там опять? — с трудом изображает удивление и заинтересованность. Она и так прекрасно знает, что нашли рабы. -Там тело, моя Госпожа.. Одну из рабынь зарезали… Именно так, никто ведь не станет считать количество крови. Перерезать горло только в первый раз тяжело. А потом — потом приходит Голод. И опыт. И руки уже не дрожат, и слова молитвы она давным-давно забыла. Да и нельзя молиться таким, как она. -Паргалы, -ее голос сух и холоден. Она боится хоть взглядом выдать себя. Выдать свои чувства. — Найди убийцу, паша. -Хюррем…-в его голосе только бесконечная злоба. –У меня полно своих дел, русская рабыня! Ты забываешься! -Это ТЫ забываешься, Ибрагим, — с неожиданно вспыхнувшей яростью цедит она. Стараясь не показывать увеличившиеся, чересчур острые для человека зубы.