Я ведь не думал...

Я любил Хельгу, сколько себя помню. Я любил ее золотистые вечно взлохмаченные волосы, грустные глаза и забавный характер. Хельга всегда была ранимая и нежная, но не показывала это — боялась, что ее осмеют, а я увидел ее такой. Очень давно, но этот образ, порой появляется у меня перед глазами, когда я вижу ее с Арнольдом. Никто не видел Патаки такой, какой мог видеть ее только я. Настоящей. В тот день было холодно, ветер дул до чертиков сильно, а дождь все лил, не прекращая свой план превращения Хиллвуда в Атлантиду. Я шел со школы и думал, почему Хельга ушла после математики и даже ничего не сказала. Фиби лишь пожала плечами на мой вопрос да пропала куда-то. Я шел медленно: мне не хотелось домой. Наверное, если бы я в ту самую секунду не решил бы поправить шарф, и наушник бы не выпал из моего уха, я бы не услышал тот всхлип. Нет, это был не звук дождя. Хельга сидела за мусорным баком, опустив голову на колени. Ее плечи иногда дергались, а сама девочка шмыгала носом. Было весьма иронично, что нашел я ее около мусорки, ведь она всегда пряталась за ней. И только там я мог наблюдать за ее искренним, настоящим поведением. Правда после я получал по носу, но по-моему, это того стоило. — Хельга? — я медленно подошел, она подняла на меня свои голубые заплаканные глаза. — Что случилось? Хельга отвела взгляд в сторону и покачала головой, показывая, что не желает говорить. Не знаю, откуда у меня появилась такая наглость и уверенность в себе, но я обхватил ее лицо руками и заставил посмотреть на меня. В первую секунда Патаки очень удивилась, но после ее глаза заплыли пеленой слез. Она медленно моргнула и мокрые дорожки побежали по красным щекам. Я опять спросил, что случилось, а Хелл молчала. Как бы погано это не звучало, но мне хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался, мне казалось, что сейчас мы с ней будто одно целое, полное понимание, объединение. Помолчав, Хельга тихо, иногда прерываясь из-за икоты, которая появляется после сильной истерики и мешает говорить, рассказала мне все. Арнольд переспал с Руд. Казалось бы, что такого, но я знал. Хельга влюблена в Арнольда еще с малых лет. Она рассказала, что только недавно они гуляли вместе и он даже поцеловал ее в щеку. Да, вроде мелочь, но для влюбленной девушки это был некий шанс на взаимность, а сейчас слухи (или нет) просто уничтожают ее изнутри. Да, так она и сказала. Ей было больно. Я слушал ее, успокаивал, поглаживая по спине и хотел, чтобы она была счастлива. В тот день я впервые увидел, как она плачет и мне хотелось сделать так, чтобы она больше никогда не рыдала, тем более из-за такого гада, как Шотмен. Не знаю, почему я сейчас думаю именно о девушке, которую люблю, сколько себя помню. Наверное, все люди, которым осталось не долго, думают о любимых вещах. Я лежал с закрытыми глазами, чувствуя, как головная боль становится все сильнее. Но тут до моих ушей донесся звук открывающейся двери и шелестящих бахил. Я был бы не я, если бы не узнал ее походку. Она села на мою кровать, а ее холодная рука коснулась моего лба. Мне так хотелось посмотреть на ее лицо, и я уверен, что увижу там разочарование. Нет, Хельга никогда не смотрела на меня так, но каждый раз я ожидаю именно этого. Возможно, потому что заслужил. Она водила тыльной стороной руки по моему лбу, по виску, по щеке. Так нежно, заботливо. И господи, как я любил ее прикосновения. Они были редкими, но безумно дорогими. На руку капнуло что-то жидкое, я открыл глаза. Хельга утерла слезы с глаз, они были красными, и я опять невольно вспомнил тот дождливый день. Она смотрела на меня, будто пытаясь понять, о чем я думаю, ее губы были плотно сжаты, и капли стекали по щекам. Я сразу понял, что она знает. — Пожалуйста, — шепнул я. Даже удивился от того, насколько у меня тихий голос, однако он раздался эхом по маленькой палате. — не плачь. Хельга опять хлюпнула носом и посмотрела на меня. Этот взгляд. С такой жалостью. Эти заплаканные красные глаза, трясущиеся губы и руки. — Почему ты не сказал мне? — спросила она, сжимая мою ладонь в своей, и тихо повторила. — Почему? Я повернул голову к окну, лишь бы не видеть этот чертов взгляд и вырвал руку. Лучше бы она смотрела на меня с презрением. Я старался беречь ее, стать для Хельги человеком, на которого она всегда может положиться. Хотел, чтобы она смотрела на меня с уважением и видела во мне своего защитника. Я всегда старался ее защитить, но она повзрослела, и я повзрослел; жизнь решила все за меня. Жизнь решила все за нее. — Потому что я не хотел видеть это выражение лица. Голос мой был тихим, но грубым. Я чувствовал, как постепенно злюсь, но, черт возьми, Хельга в этом не виновата. Она не была виновата ни в чем. Думаю, никто не виноват, но почему-то все заканчивается именно так. Я умираю, а Хельга плачет. Из-за меня. — Какое? — сквозь слезы опять спросила Хельга с полным непониманием. Ее глаза метались по моему лицу в надежде, что я повернусь к ней. Я это и сделал. — Вот это! — рявкнул я. — Вот это чертово выражение твоего лица! Эта жалость, эта печаль, этот страх в твоих глазах! Я не хочу видеть подобное… Я был не уверен, услышала ли она последнюю фразу, потому что сказал я это совсем тихо. Или может, думал, что сказал. Мне часто кажется, что я что-то говорил, но на самом деле только прокрутил эту фразу в своей голове. А она сидела. Молча уставившись на мою простыню. Слезы капали с ее щек, а я просто хотел пропасть с лица земли. Я знал, что она плачет из-за меня. Господи, как много я знал о ней, но ни черта о себе. Я так запутался. И самое смешное — у меня нет времени, чтобы разобраться с этим, потому что моя жизнь закончится, так и не начавшись. Я и до восемнадцати не доживу. Какая ирония. Именно в этот момент я решил, что самое время рассказать ей всё. Абсолютно все, что я скрывал от нее после своего приезда. Потому что кто знает, когда я решусь на это снова. Может, и не успею. А она должна знать. — Мне поставили диагноз «опухоль мозга» четыре месяца назад. Говорил я так, будто это ничего не значит. Полное спокойствие, я просто не видел смысла как-то переживать, что умру. Может быть, такое случается, когда человека постигает полное отчаяние. — Эта гадость появилась в самом центре моего мозга, и врачи сказали, что не смогут ее убрать хирургическим путем. А таблетки, — я усмехнулся, — таблетки помогли бы прожить мне еще полгода-год, но вместе с этим меня бы продолжала преследовать боль и нескончаемые волны агрессии. Как думаешь, что я сделал? — я спокойно взглянул на Хельгу. — Ты отказался от таблеток. — тихо прошептала она. Умная девочка. — Именно. Я решил вернуться в родной город. К тебе. Провести с тобой последние месяцы своей никчемной жизни. — Хельга подняла голову и посмотрела на меня удивленными глазами. Я видел в них нотку стыда, но не осуждал. Нет. Я не смею осуждать этого человека. — Хельга, ты была не обязана быть со мной. Да, я надеялся, что у меня есть шанс, но если ты счастлива с Арнольдом, то я тоже буду счастлив. Забавно то, что мне было плевать на мою скорую смерть. Я лишь жалел, что не смогу видеть Хельгу. Слышать ее смех, слушать, как она разговаривает о чем-то с серьезным лицом или бурчит, как любит делать. Я больше не смогу держать ее за руку, обнимать или целовать в холодный лоб. Я не смогу наблюдать за тем, как она живет и радуется этому. Меня не будет рядом. Я говорил, как сильно люблю ее? Я люблю ее от Земли до Луны тысячу миллионов раз. Неважно с кем она: с Шотменом, со мной или любым другим парнем. Важно только то, что я люблю ее. Я не прошу ничего взамен. Я лишь хочу редко наблюдать за улыбкой любимой девушки. Любимой Хельги Патаки. Так почему жизнь лишает меня даже этого? — На вечеринке у Ллойд… — я остановился. Потому что, черт, было тяжело вспоминать это. — я пытался… сделать то, за что мне будет стыдно до конца моих дней. Был пьян и… в последнее время не в состоянии держать себя в руках. Врач говорил, что такое может случиться, но я не думал, что так скоро. Потом, когда я дрался с Шотменом, то тоже особо не отдавал себе отчета. Только потом понимал, что натворил, когда пил обезболивающее и они начинали действовать. Хельга слушала, но когда я напомнил ей о моей попытке изнасиловать ее, она вздрогнула. Хельга простила меня. Я знал. Давно уже простила, но эти отголоски воспоминаний и чувств, как глубокие шрамы — саднили и даже пускали кровь. Она смотрела в пол, а я глядел на ее худые плечи. Хельга была такой худой и слабой. Да, она всегда пыталась казаться сильной, но я знал, что это не так. И, черт, я так боялся, что с ней будет без меня. Я так боялся, что не смогу ее больше защитить. Потому что я умру. Месяц — максимальный срок, который отвела мне природа. Хельга сжимала простыню и даже не моргала, слезы тихо стекали к подбородку и падали на больничную ткань. Она крепко переплела наши ладони, я опять почувствовал, как между нами появляется эта нерушимая связь. И знаете, я так же не хотел, чтобы этот момент заканчивался. Я хотел держать ее руку и просто говорить с ней, но только, чтобы она не рыдала. Однако, все, как в тот раз. Ее слезы, ее страдания, но моя боль. — Прости меня, Хельга. — мой голос был очень тихим, но Хельга меня услышала. Ее натянутая улыбка появилась на заплаканном лице, наверное, чтобы поддержать меня. Слабость резко начала окутывать тело, боль — голову. Стало тяжело дышать, и я чувствовал, что это, кажется, конец. Хельга заметила, как я медленно расплываюсь на подушке, отпуская ее руку. В ее глазах читалась некая паника, она что-то говорила, но я уже ничего не слышал. *** — Хельга, звонок прозвенел. — голос Арнольда прозвучал прямо под ухом, но девушка не услышала ничего. Ее без каких-либо эмоций взгляд был устремлен в одну точку. Хельга выглядела до чертиков потерянной. В ее голове все еще крутились воспоминания, ворохом накрывшие ее. Она в истерике билась обо все, что только можно, пока не прибежали врачи и какие-то амбалы не увели ее силой, как она брыкалась, кричала и пыталась попасть в палату, где умирал один из самых дорогих для нее людей. Ей так хотелось плакать, опиревшись об старый школьный шкафчик, но она уже не могла плакать. Скорее всего, ей не плохо помогли успокоительные, что Хелл еще вчера ела горстями. Слова медсестры так и звучали в голове: «с ним все будет хорошо». Патаки до последнего надеялась, что они помогут ему, но нет. Брейни так и не пришел в себя. Девушка не очень хорошо разбирается в медицине, но как объяснил ей врач на более или менее понятных словах, Брейни впал в кому, так как рак слишком резко начал выпускать метастазы. — Хелл… — теплая рука Шотмена легла на светлую макушку. — Урок уже минуты четыре идет. — Да плевать мне на эти уроки. — рыкнула Патаки и убрала ладонь парня с головы. — Я хочу домой. Это фраза была слишком холодной, и Арнольд знал, что Хельга разговаривает так только при очень тяжелой для нее ситуации. Парень хотел бы помочь, но чем… — Я хочу проснуться! Я хочу, чтобы это был лишь плохой сон! Господи… — девушка прижалась к стене и медленно скатилась, пряча голову в колени. Шотмен подлетел через секунду, но уже за это время Хелл успела промочить слезами ткань джинсов. Видимо, успокоительное прекратило свое действие. — Хельга, все хорошо. — только и шептал парень, обнимая плачущую Патаки. — Все будет хорошо. — Не будет. — всхлипнула в ответ Хельга. — Арнольд, он уже два дня в коме. Два. После этой фразы она зарыдала еще громче. Шотмен просто не знал, что ему делать, ведь состояние девушки до ужаса пугало. Хельга была в истерике. Настоящей. Безумной. Истерике. — Врач — начала снова Хельга. — врач сказал, что если он пролежит в коме больше недели, то вероятность его пробуждения минимальна. Ее почти нет, Арнольд. Хелл подняла на парня красные от слез глаза, а после прижалась к плечу Арнольда и продолжила плакать. Было так больно. До зверства. Так они и сидели в пустом коридоре в который раз. Слышались лишь тихие всхлипы Хельги да тяжелые вздохи Арнольда. — Иди на урок. — Патаки отстранилась. — Я приду ко второму. — Я не брошу тебя в таком состоянии. — отчеканил парень. Хельга цокнула, шмыгнула носом и спокойно, хоть и дрожащим голосом, произнесла: — Я буду в туалете. Хочу побыть одна. — после она смягчила тон. — пожалуйста… Арнольд вздохнул и нехотя кивнул головой. Он чмокнул Хелл в лоб и поплелся в класс. Вот и взрыв… Хельга ненавидела эти выплески эмоций, но сдерживать их разучилась. Чем старше становилась, тем ранимее была. Зайдя в уборную, она оперлась о раковину и глубоко выдохнула. Никто не готов потерять дорогого человека так неожиданно и быстро, и Хелл была не готова. Как назло всплывали воспоминания из детства. Брейни был тем человеком, к которому Хельга могла прийти, как побитая собака и по-человечески выплакаться, и он принимал ее. Это ли не любовь? Люди глупые, раз считают, то любовь бывает только к одному человеку. Любовь платоническая. Нет, любовь многолика, и Хельга любила Брейни, как брата, как друга, как защитника. И он был с ней почти каждую тяжелую минуту, собирал каждую слезинку и любил ее больше самого себя. Сейчас Хельга будто чувствовала его останавливающийся пульс, замедленное дыхание и такое слабое сердце. Она чувствовала его уход, но так старалась отгонять от себя эти мысли. Из ее головы так и не выходило это ощущение, когда Брейни отпустил ее руку, потеряв сознание. Что будет, если он умрет? Звонок на перемену прервал все мысли, Хельга будто отошла от сонного состояния и поспешила выйти из туалета, ибо сейчас тут соберется куча людей, противно говорящих. Но ее догадка осталась ошибочной, потому что через секунду после звонка прозвенел второй, говорящий о том, что сейчас должна быть линейка в актовом зале. Хельга быстро нашла взглядом своего парня и ринулась к нему. Он поинтересовался, как она себя чувствует, на что Хельга грустно отшутилась, и они поспешили в сборище. — С чего вдруг? — недоуменно спросила Хельга, а Арнольд пожал плечами. — Понятия не имею, хотя… Договорить он не успел. — Доброе утро, ребята. — поздоровался директор. — я собрал вас здесь, чтобы оповестить о некоторых правилах собственной безопасности. Хельга напряглась, но Арнольд прижал ее к себе за плечи, после чего она как-то расслабилась. Честно говоря, она совершенно не понимала, зачем кого-то о чем-то оповещать. — Все вы знаете, что в нашем городе участились убийства. Прошу не сеять панику. — добавил он, когда ученики загудели. — Вчера в нашем городском парке нашли тело нашей ученицы Вероники Джэйколс. Хелл уставилась на Арнольда, который лишь отвел глаза. Парень на удивление страшно напрягся. — Положение в нашем городе чрезвычайно опасное, поэтому администрация школы настоятельно просит вас всех не выходить из дома в позднее время. Попросите родителей забирать вас со школы, если есть такая возможность. И самое главное — не ходите в парк. Будьте внимательны и благоразумны. Когда директор закончил, школа вновь загудела. Только сейчас девушка заметила это жужжание «еще одна», «ее нашли без головы», «так страшно». Арнольд ей не сказал… Он точно должен был знать. Хельга уверенно схватила Шотмена за руку и потащила в уже всем известную коморку. — Что?! — только и взвизгнула она. — Еще одну?! — Я не хотел тебе говорить, ты и так вся разбита. — пытался объясниться парень. Он был жутко напряженный. Хельга заметила это. Уже который раз, если тема заходит о убийствах, то Шотмен, как пружина неспокойный и натянутый. — Сколько девушек он уже убил? — слабо спросила Патаки, опять прислонившись к стенке и оставив поведение парня на раздумия. Арнольд молчал пару секунд. — Семерых. Глаза Хелл превратились в огромные шары, она хотела что-то сказать, но после закрыла рот. Что можно было сказать? Она опять была близка к истерике. Семь мертвых девушек, а полиция и в ус не дует. — Семерых… — девушка глубоко выдохнула. — все из нашей школы? Арнольд покачал головой. Его взгляд был какой-то беглый, дикий, как у волчонка. — Лилли и Роузес были в тридцать пятой, Джиджи и Ханна в сто десятой. В сердце Хельги что-то екнуло. Он знал их всех? — Откуда ты знаешь? — подозрительно спросила Патаки. — Это неважно. Шотмен устало потянулся к двери, но Хельга дернула его за рукав, призывая остановиться. — Откуда ты знаешь, Арнольд? — яростно рыкнула девушка. — Это не твое дело! Шотмен быстро вылетел за дверь, оставляя растерянную Патаки в темной коморке. — Арнольд может быть убийцей? — саму себя спросила Хельга, запустив руки в волосы. Но это был даже не вопрос, а… неуверенное утверждение.