Свет сердолика

Я скользнула в полутьму клуба, только сейчас в полной мере осознавая свой страх. Ноги дрожали, дыхание сперло, а тело ослабло. Все это явно не было последствием панической атаки, нет, это были мои личные эмоции, которые я не могла обуздать. Мне было страшно. Мне, черт возьми, было очень-очень страшно сейчас говорить с Гаарой. Этот разговор символизировался у меня лишь с прыжком в бездну — окончательным и бесповоротным. Словно я сейчас собиралась перейти Рубикон, который уже не сможет вернуть меня в прежнюю колею, в оседлый образ жизни. Словно хотела открыть ящик Пандоры, выпустив все бедствия, погубив все, срубив на корню. Разумом я понимала, что пора уже выходить из своей зоны комфорта и сделать этот шаг, но что там, за поворотом? Примет ли меня Гаара? Отвергнет ли? Я не хотела терять эту связь, поэтому этот страх уничтожал меня изнутри с каждым шагом. Нет. Бояться в данной ситуации малодушно. Гаара заслужил этот разговор. Заслужил либо моего однозначного ответа, либо избавления от оков. Я устала паразитировать в его благородстве, которым он меня кормит, устала мучить нас обоих. Я избегала ответа достаточно, чтобы сейчас самоотверженно столкнуться с ним лицом к лицу. Здесь не было места ни трусости, ни колебаниям. Я сделаю это, проглочу пилюлю, какой бы горькой на вкус она ни была, как сильно ни жгло бы от неё ротовую полость, а дальше... будет то, что будет. Я на ощупь дотянулась до включателя и зажгла свет — люминесцентные лампы змеями загремели над головой. С тех пор, как я пришла сюда утром, ничего не изменилось — казалось, ни шага не потревожило наливной вымытый нами пол, ни одного элемента интерьера не было сдвинуто с места, а плотно сомкнутые жалюзи почти не пропускали искусственный свет с улицы. Судя по всему, из клуба не выходили и в клуб не входили. Посещал ли Канкуро брата? Может быть, к нему заходила Темари? Выходил ли Гаара сам глотнуть свежего воздуха? Эти вопросы беспокойством оседали в моей голове. Отчего-то стало так холодно, будто мою душу сдобрили льдом и снегом. Я соврала бы, если бы стала утверждать, что не волновалась за то, что происходит в семье Гаары. Что происходит с самим Гаарой. Да. Я слишком сильно волновалась за него. Так сильно, что страх мгновенно схлынул под напором куда более экспрессивного чувства, и вот я уже стремительно шла, а после неслась по направлению к кабинету Канкуро. Не останавливаться. Он — там, за гребаной дверью, разделяющей нас. И ему нужна моя помощь. Ему нужна я. И что ещё важнее. Он нужен мне. — Гаара! — один рывок, дверь от себя, ещё один шаг, и вот я уже переступала порог кабинета директора. Кресло было повернуто к окну. Тишина била по перепонкам сильнее, чем звук на самых высоких децибелах. В воздухе, разряженном сумраком, кружилась пыль. Стоял устойчивый, но не неприятный аромат кофе и фруктового ликера. Атмосфера застывшего времени укутала меня в кокон и, если бы не бледная мужская кисть, перекинутая через ручку кресла, я бы подумала, что в кабинете пусто. Подумав, что Гаара уснул, я осторожно подошла к окну и опустилась на корточки по правую сторону от кресла. Однако увидев вторую руку Гаары, державшую в руках бокал с тем самым кофе с ликером, запах которого я учуяла как только вошла, а затем всмотревшись в его лицо, я поняла, что ошиблась. Поза у Гаары была расслабленная, плечи и спина чуть сгорблены, обозначая не до конца сформировавшуюся послерабочую истому, несколько верхних пуговиц рубашки расстегнуты, оголяя красивую шею и ключицы (на которые мне сейчас вовсе нельзя залипать, иначе окончательно поплыву), а нечитаемый взгляд устремлен в окно. В лице застыли непонятная тоска и какая-то странная мудрость старика на закате жизни. Я взяла руку Гаары в свою, чуть сжимая, привлекая к себе внимание, извлекая его из омута собственных мыслей. Гаара чуть вздрогнул, поворачивая ко мне голову. Его голос звучал хрипло и бесцветно: — Сакура. Я видел тебя в окно. Тот человек, с которым ты приехала... был таксистом? На этот раз была моя очередь содрогаться. Что это такое — проницательность или интуиция? Не важно. Ему, именно ему я могла довериться. — Если честно, я сама не знаю, — постаралась как можно легче улыбнуться я, заглядывая Гааре в глаза со всей честностью, что была мне присуща. Отныне — только честность. — Он просто приехал и отвез меня сюда. Без понятия, кто это такой. Гаара нахмурился и слегка поморщился, возвращаясь глазами к улице. Я накрыла тыльную сторону его ладони и второй рукой, и мы на какое-то время замолчали. Это была не тяжелая, налитая свинцом тишина, повышающая давление, а умиротворенная, слегка загадочная и полностью доверительная. Гаара медленно поднес бокал к губам, делая мелкий глоток, и мгновенно отвел руку с ним в сторону, возвращая в прежнее положение. — Расскажешь? — шепот раздался словно прямо над уходом, хотя Гаара не двинулся с места. И явно не заигрывал. Гаара вообще не умел жеманничать. И я любила это в нем. — Конечно, — нежно ответила я, гладя его руку. — Когда захочешь, в любое время. Но не сейчас. Сейчас я хочу поговорить с тобой. В последний раз, Гаара. Если позволишь. Мимика Гаары мгновенно переменилась, вбирая в себя почти отчаянную остроту и даже некую степенность. Чуть повернув корпус, он поставил бокал на стол позади себя и подобрался, однако, не выпуская своей руки из моих. Мудрость и усталость сменились сосредоточенностью и полной моральной отдачей. Гаара преобразился за долю минуты, понимая важность будущего разговора — отступать некуда. — Конечно. Я готов выслушать, Сакура. Надеюсь, ты тоже готова говорить. — Готова, — я поднялась и, перегнувшись через стол, одной рукой прикатила к себе стул, а другой все ещё не прерывала физического контакта между нами. Почему-то он был очень важен и вселял необходимую уверенность. Ненавязчивое, но очень приятное тепло рук Гаары производило некий седативный эффект, подбадривая и успокаивая. Я села, и Гаара тоже развернулся ко мне лицом, хотя мне казалось, что он обратился ко мне всем своим существом. — Я... не отвлекаю тебя от работы? — я бегло проследила глазами документацию, которой накопилось ещё больше за этот день, и поджала губы. — Было сложно, но я справился в два раза быстрее, чем планировал, — усмехнулся Гаара, пальцами свободной от моего захвата руки проводя линию по векам. — Утром... я много говорил про работу, экономику... Прости за это, у тебя медицинская направленность, и тебе, наверное, было не слишком интересно... — Нет! — воскликнула я, не ожидая такой реакции от самой себя. — Я, признаться честно, ничего не поняла, но мне было интересно тебя слушать. Я хотела разделить это с тобой, Гаара. Гаара удивленно распахнул глаза, а после приподнял уголки губ в безмолвной благодарности. Мне было этого достаточно. — Но я видел, что ты пришла с иной целью. Однако я не дал тебе возможности высказаться... — ... Возможно, потому что знал, что речь пойдет о чем-то, чего ты пока не готов раскрыть... — сделала я осторожное предположение, а Гаара откинул голову на спинку и надолго задержал дыхание. — Я... — Гаара тяжело опустил грудь, с усилием работая голосовыми связками, чтобы продолжить то, о чем начал, — ... да. Прости. Пока не могу. — Дурак, не смей извиняться! — прикрикнула я, опуская голову и жалея о собранных волосах — они бы сейчас прекрасно помогли мне спрятать пробивший внезапно стыд, краской заливший щеки. — Ты не должен доверять той, которая даже себе не доверяет. — Ах, да, — отстраненно произнес Гаара, и у меня чуть не выпрыгнуло сердце из груди, насколько холодно прозвучали эти несколько звуков. — Наверное, нам обоим не за что извиняться. Гаара издал смешок и разразился призрачным смехом, который я подхватила коротким хихиканьем. Да уж, у каждого из нас было то, что пока не следовало бы знать другому. И, должно быть, это абсолютно нормально. — Иметь ширмы, прикрывающие некоторые глубины личной жизни, — это естественно, — немного подумав, добавил Гаара, снова погрязая в своих мысленных чертогах. — Без них отношения, не только романтические, но любые, потеряли бы всякий смысл. — Ты прав, — согласилась я, чуть кивнув и вглядевшись куда-то сквозь противоположную стену, мысленно дробя её и выбираясь на поверхность. — Но эти ширмы стоит приоткрывать, облегчая груз один за другим для обоих. Чем больше доверия, тем больше приоткрытых ширм. Но доверие нужно заслужить... Безмолвие, терпкое и хрупкое, вновь поймало нас в свои силки. Я обдумывала то, как преподнести основную часть своей речи, как подать её так, чтобы дотянуться до Гаары, показать ему, насколько я серьезна, насколько готова. Голос, ещё не реализовавший себя, уже ломался внутренне, дрожал и прерывался. Гаара, казалось, абстрагировался и даже не ждал продолжения разговора, погрязая все глубже. О чем же он думал? Я потянулась к лицу Гаары и положила ладонь на его скулу. Гаара возвращался медленно, но потихоньку вновь начал обретать связь с реальностью, реагируя на мое прикосновение. Я плавно отпрянула и начала крутить браслет на руке, которая уже будто слилась с ладонью Гаары, онемевая приятной тяжестью. — Гаара, я вряд ли заслужила твое доверие, но ты заслужил мое. Ты странно ворвался в мою жизнь и в столь короткий срок смог стать в ней одним из самых невероятных людей. Я действительно прониклась тобой. Возможно, это только звучит легкомысленно, но я говорю честно и от всего сердца. И за сегодняшний день я многое поняла. Этому послужила реальность, мои мысли, даже сон... Звучит абсурдно, но... господи, как же я хочу, чтобы ты понял меня сейчас. Я оборвалась, сокрушенно качая головой. Гаара, без единой заминки, быстро и решительно, переплел свои пальцы с моими, ещё больше укрепляя нашу телесную близость. Под кожей мгновенно закололо, словно при парестезии — до этого относительно молчавшая нервная система всколыхнулась. — Сакура, я слушаю тебя. Очень внимательно. Я постараюсь понять, — вкрадчиво и совершенно решительно выразился Гаара, пытаясь снова сосредоточить мое рассеянное внимание. Я прикусила губу, чуть ли не всхлипывая от своей беспомощности. Что это за закон мерфи такой — сколько бы ты ни готовился к ответственному моменту, сколько бы ни прокручивал его в голове, ты все равно споткнешься на главной части, на том, ради чего и шел на все это. Кажется, я действительно споткнулась. И теперь не в состоянии подняться. Я вдохнула и выдохнула, вновь собираясь с мыслями. Давай, девочка. Ты сможешь выразить все, что накопилось в душе. Тебе хватит слов. Они не смешаются, не перепутаются в твоей голове, не станут бессмысленной анаграммой, которую он не поймет, которую интерпретирует по-своему. Тебе не помешает ни усталость, ни страх. Ты сильнее всех вместе собранных человеческих факторов. Ты сможешь. Ощутив, что коррозия намного меньше снедает мои внутренности, я, наконец, сумела растечься мыслью: — Хорошо. Мы знакомы не так много времени, Гаара, но ты сделал для меня столько, сколько не делало большинство людей, с которыми я знакома уже продолжительное время. Я верю тебе. Я доверяю тебе. Я вверяю тебе. В тебе... особая энергетика, понимаешь? Таких людей мало. В тебе та энергетика, к которой я очень тяготею. Мы с тобой похожи, но очень разные. И мне действительно приятно проводить с тобой время. Нет. Больше, куда больше. Я счастлива с тобой. Прости меня. Правда, прости. Я знаю, что множество раз вела себя эгоистично по отношению к тебе, не пересчитать, сколько раз я делала тебе больно. Я проверяла тебя, проверяла Дейдару, словно на качество. Я делала это неосознанно. Я, правда, думала, что смогу просчитать все, рассмотреть, кто из вас подходит мне больше. Это было ужасно, наш с Ино план был ужасен. Мы отказались от него. Мы пришли к выводу, что нужно просто... жить, понимаешь? Я хочу просто жить. Только так я пойму все. Определюсь. Сейчас я говорю все это искренне, Гаара, по-настоящему искренне. Поэтому я спрашиваю и тебя. Простишь ли ты меня? И дашь ли мне второй шанс, возможность жить? На лицо Гаары легла пасмурная тень, и я оцепенела. О боже, неужели разозлился? Расстроился? Он сложный человек, я даже предугадать не могу, какая у него может быть реакция. Насколько сильно я его задела? Что происходит сейчас у него в душе? Вот, что по-настоящему страшно — не высказаться, а ждать чужой ответ, словно на помосте эшафота ожидать решение суда. Руки мгновенно затряслись, и я с силой стиснула запястье, чтобы Гаара не заметил (но он заметил). Он медленно и осторожно (даже, черт его возьми, деликатно) выпустил свою руку из моей и прикрыл глаза, подперев кулаком висок. Конечно, было бы странно, если бы после моих слов мы продолжили держаться за руки, но этот жест не предвещал для меня ничего хорошего. А образ Гаары, разочарованный и даже какой-то измученный, прекрасно подтверждал мои опасения. Он выглядел так, будто я только что спустила на него лавину, которая полностью погребла его под собой. На переносице пролегла складка, выражая глубокую задумчивость, указательный палец другой руки выстукивал методичный ритм по подлокотнику, дыхание было поверхностным и еле слышимым, вопреки напряженной позе, выдаваемой за осоловелую. Я молчала и уже хотела выдавить из себя что-то или вовсе вскочить с места и пулей ретироваться из кабинета, как Гаара внезапно поднял на меня совершенно ясный и чистый взгляд человека, который точно знает, что ему делать. Я опешила, но четко поняла для себя — будь что будет. Я сама во всем виновата, поэтому должна нести за все ответственность. Если Гаара не захочет иметь со мной дело, то я приму это. Будет сложно, но приму. Однако, вопреки самовнушению, мои чувства торпедировали, сокрушили меня, мне стало так плохо, что, казалось, ещё чуть-чуть, и меня окончательно захлестнет. — Сакура, — Гаара склонил голову набок и прищурил один глаз — во всем этом было что-то сардоническое, почти мефистофельское. Я стиснула зубы, пытаясь обуздать эмоции, оплетенные болью, — С самого начала. С самого начала что-то пошло не так, ты не думаешь? Мы оба вели себя инфантильно, глупо, эгоистично. Ты не одна провинилась. Просто твои проступки на фоне моих выглядели ярче, вот и все. Рефлектируя, я понимаю, что обвинять одну тебя — нечестно. Ты думаешь, ты одна лгала? Нет. Просто ты раскрыла свою ложь. Я все ещё нет. Поэтому я хуже, понимаешь? Намного хуже. Поэтому я простил тебя, твои метания, твою неопределенность, даже то, что ты решила стать аукционером, чтобы посчитать, с кем из нас с Дейдарой тебе выгоднее быть... — Это не..! — почти что возмутилась я, но Гаара раздраженно дернулся, что заставило меня мгновенно замолчать. Как интересно, диктаторские замашки проглядываются. Хотя я это и раньше замечала, поэтому не новость. — Это так. Я простил это все потому, что во мне куда больше демонов, чем в тебе. Но эти демоны нашли что-то в тебе. Это — вторая причина. Ты мне нравишься, и это то, о чем я не стану лгать. Я не могу ничего обещать, потому что, сколько бы человек ни зарекался, даже если он очень хочет, он не может не нарушить обещание, он даже прогнозировать не может, что будет в итоге с его обещанием. Поэтому обещать глупо. Ты умная девушка, должна понимать сама. Я... сложный человек. Ты тоже, но я... как и говорил, хуже. Сложные люди, как говорят, не сходятся, потому что не могут друг друга «дополнить», урезонить. Но я чувствую в тебе ту же энергетику, которой сам смог тебя подцепить. Я бы не стал утверждать, что у нас может получиться, если бы не был уверен в этом. А я уверен. Именно поэтому я так терпелив. Дейдара мягче, он солнечный и может подарить счастье, пусть и эмоциональный и вспыльчивый. С ним тебе было бы легче. Возможно, даже свободнее. Как человек лично мне он нравится, я не хочу с ним ни вражды, причиной которой могла бы быть ты, ни напряженности. Мне это не нужно. Дейдара хороший человек. Я — не особо. Но тебя ко мне тянет. Ты можешь пожалеть об этом. Но ты отчаянная. Ты не боишься черпать жар руками. Не боишься обжечься. И сейчас перед тобой два узла. Оба неправильные, они не развязываются. Оба, возможно, нужно рубить. Нет, оба точно нужно рубить. Однако ты должна один разрубить и пустить по ветру, а другой разрубить для того, чтобы сплести из него новую веревку. Сложно? Да. Ты поняла метафору, по лицу вижу, что поняла. С каждым новым словом я холодела все больше. Передо мной открылся новый Гаара — настоящий, тот, кому нечего терять, чертовски умный, коварный и искусный в том, чтобы лепить из своих принципов, из своего мировоззрения то, что выгодно ему самому в определенной ситуации. Такой Гаара настораживал, не буду врать. И к такому Гааре тянуло ещё больше. Парадокс. Во всем этом было что-то мрачное, даже патовое. Я не ведала, на что шла. Или же ведала, но принимала? — Тебе нравится та моя сторона, которая открывается перед тобой сейчас. Даже, должно быть, нечто большее, чем просто нравится. Это хорошо. Ты привыкнешь к ней. А сейчас... — Гаара подался вперед, чуть согнулся, укладывая локти на колени и скрепляя пальцы в замок. Он мгновенно втянул меня в зрительный контакт, почти приковал меня к себе настолько, что все вокруг потерялось, смылось, стерлось, остался только он, — А сейчас я попрошу у тебя кое-что, что и является издержкой этой самой моей стороны. Эгоистичной и жестокой издержкой, и все же, как видишь, я приоткрыл одну из ширм. Я прошу тебя сказать. Прямо сейчас. Дать прямой ответ. Последний. Решающий. Дыхания вновь стало не хватать, в глазах защипало от аффекта, который поглотил меня собой, но который я не выразила. Я же приходила за этим. Я приходила за тем, чтобы, наконец, дать однозначный ответ. Даже на основе одного дня, проведенного с Дейдарой, утра и вечера, в течение которых я контактировала с Гаарой, я уже поняла, что все-таки мне нужно. Но почему это сейчас так сложно? Я же все решила! Да, точно. Я все решила. Дейдара был парнем, но стал лишь другом. Я больше не замечала в нем всего того, что видела раньше. Это не из-за измены, просто я смотрела на него и понимала, что он не тот. Эмоции с ним эфемерные, воздушные, пусть и скрашенные счастьем, но все ещё не настолько сильные. Мы с Дейдарой — два вещества, которые, соединившись, представляли собой лишь эмульсию. Мы не дополняли друг друга, не могли погрязнуть друг в друге. Мы отталкивались друг от друга. С Гаарой же иначе. Рядом с ним все во мне возводилось в геометрическую прогрессию, возвышалось, мне хотелось становиться лучше. Его голос, внешность, характер, принципы, поступки — ко всему в нем я тянулась, все в нем впечатляло с каждым новым днем больше и сильнее. И это было для меня намного важнее. Я шла на пуш. Вполне возможно, что Гаара был не тем человеком, которым я привыкла его считать. Но я готова окунуться в неизвестность, чтобы увидеть в нем нечто большее. Пусть оно и окажется опасным, пусть даже ужасным. Я знала, на что иду. Нас с Гаарой резко полоснул свет от фар проезжающей мимо машины, и я смогла опустить грудь. Я решилась. Я потянулась к Гааре, так, что наши лица были прямо напротив друг друга. И, нежно улыбнувшись, без единой запинки и твердо, но запальчиво, сказала: — Мне нужна новая веревка, Гаара. Наша веревка. Мы сплетем её вместе. Гаара поймал обе мои руки и, притянув к себе на колени, губами прислонился к щеке, прошептав: — Не жалей. — Не буду. Гаара поцеловал меня, и мне, должно быть, впервые в жизни показалось, что я твердо стою на ногах. С этого начался новый этап моей жизни.