Свет сердолика

— Так значит, — я постучала указательным пальцем по губе, подняв взгляд куда-то вверх, — Это был Гаара, тот самый ваш с Канкуро младший брат? Мы с Ино и Темари неспешно шли по токийским улицам и разговаривали о недавнем инциденте. Я устроилась посередине, а подруги облепили меня с двух сторон, взяв под руки. Сейчас, когда не надо было никуда спешить, ведь Темари как сопровождающая была отличным гарантом того, что мы с Ино в кой-то веке не заблудимся (хотя с нами всякое могло случиться), я, наконец, могла подробнее рассмотреть, что Токио за город. Ни для кого в этом мире не секрет, что Токио, как и почти любая другая столица, является высокоразвитым городом. Однако, судя по картине, что передо мной открывалась, он прыгнул выше собственной головы. Кобе, откуда мы с Ино и приехали, тоже без зазрения можно назвать очень развитым городом, крупным промышленным и торговым центром, однако только сейчас я поняла, что даже он мерк по сравнению с Токио. Чем больше я рассматривала этот город, тем больше мне казалось, что меня поглотят все эти громадные торговые комплексы, многоэтажные дома и другие различные постройки, приправленные многочисленными вывесками с кричащими названиями и рекламой на мелькающих экранах. Именно в Токио человек мог бы в полной мере почувствовать свои ничтожность и мелочность, и сейчас я по-настоящему поняла, что меня обуял какой-то иррациональный, беспочвенный страх перед этим городом. Ино, может быть, и могла бы «сломать Токио шею», но не я — мне бы хотя бы войти в колею этого города, я привыкла здраво оценивать свои возможности. Я понимала, что все это исходит из непривычки, но... я скучала по Кобе. По его просторам, которые раньше казались мне тесными, сейчас же я вспоминала о них чуть ли не с трепетом, по симметрии нашего города, которая резко диссонирует с хаотичностью Токио. В этом городе слишком много «всего», и это «все» заходилось во мне различными положительными и отрицательными, но очень экспрессивными эмоциями. Иногда у меня действительно складывалось чувство, что мы с Ино не сможем обосноваться в этом городе, что он просто уничтожит нас, что мы недостаточно сильные для него. Мы здесь совсем одни и предоставлены себе самим. Здесь грабители из-за какой-то женской сумки не боятся умереть под колесами машины и с легкостью перебегают дорогу на красный свет светофора. Здесь наши с Ино ровесники также не боятся умереть и гонятся за непонятной, едва уловимой целью, подвергая себя опасности, хотя игра не стоит свеч, и это для меня воистину безумие. Аберрация, не укладывающаяся в голове. А ведь брат Темари и Канкуро чуть не погиб у нас с Ино на глазах. Что я... что я сделала бы в таком случае? Смогла бы хоть вызвать скорую? Я же будущий врач, нашла бы я в себе силы оказать первую помощь? А если бы я не сумела спасти его, как смотрела потом в глаза Темари и Канкуро и всем другим людям? Я поступаю на медицинский, я не должна бояться, я должна... должна... я... спасать от смерти, болезней, физической боли... Воздух внезапно сжался в легких, и я поняла, что не могу вдохнуть. Пространство пошло круговертью, в глазах защипало, к горлу начала подступать дурнота. Кровь... на моих руках... Гаара... в гематомах и ссадинах... бледен и... не двигается... После короткой асфиксии меня будто переполнили кислородом, словно в легкие вонзился шприц Жане, накачивая их воздухом до совершенного пресыщения. И, стараясь облегчить работу легких, я начинала дышать все чаще. Я... на коленях рядом с ним... вспомни клятву Гиппократа и продолжай спасать, Сакура... массаж сердца... тридцать нажатий... два вдоха... скорая не успеет... Улицу отбрасывало все дальше от меня, будто я сама падала в бездну. Хотелось закрыть глаза и отдаться этому ощущению, но я не могла. Последняя осознанная мысль была про то, что у меня началась паническая атака. И это сорвало все стоп-краны. (Моя?) Смерть от потери крови и множественных ушибов внутренних органов. Конец. Страх и безумие. — Ино... он... я... мы мертвы? — не успела Темари даже толком ничего ответить на мой предыдущий вопрос, как я резко остановилась и вцепилась в подруг мертвой хваткой, рвано хватая ртом воздух. Я не видела почти ничего, лишь асфальт под ногами, который дрожал рябью, словно водная гладь. Шум же улицы стал фоновым, и весь мой слух обратился в себя, сосредотачиваясь лишь на бешеном ритме сердца и крови, стучащей в висках. Я чувствовала, как теряю координацию, но меня тут же подхватили две пары рук, оттаскивая куда-то назад. Почему-то мне казалось, что меня оттаскивают от тела. Гаары...? Моего собственного...? Все дальше. И дальше. И дальше... — Нет, верните меня! Я все ещё могу спасти его! Я не закончила массаж сердца, он умрет, умрет, мы умрем оба! — я ясно помню, что кричала, и из-за этого громкого, звенящего и отчаянного крика паника разрасталась в геометрической прогрессии. Мое сознание то резко выбрасывало на кристально-чистый берег реальности, когда я понимала все происходящее вокруг и начинала беспокоиться о том, что подумают обо мне окружающие, не посчитают ли сумасшедшей. А не схожу ли я сама с ума? Однако это происходило буквально на несколько секунд, после чего меня вновь мгновенно засасывало в круговорот сплошной иллюзорности с местом ДТП и мертвым Гаарой. Паническая атака играла со мной почти что стробирующим импульсом, меня переключало, и перед глазами что-то мелькало, темнело, расплывалось, возвращало и усиливало яркость, было чертовски больно и неприятно. В ушах стояли, поочередно сменяя друг друга, настойчивый белый и экспрессивный красный шумы, и иногда они сливались в одну сплошную полифонию. Я не осознавала ни себя, ни окружения, ни пространства. Меня будто превратили в квинтэссенцию страха и боли. И я не испытывала подобного ни разу. — Сакура...! — через плотный текстильный завес в голове и ушах до меня донесся полный тревоги вскрик Ино. Они с Темари, кажется, о чем-то переговаривались, пока вели меня куда-то, но я толком не могла ничего разобрать, да и в данный момент это было не важно. Куда важнее — обратно к Гааре, спасти его, спасти нас обоих во что бы то ни стало, неужели они не понимают..? Неужели Темари не понимает, неужели ей не жаль своего родного брата, почему она не хочет, чтобы он выжил? Нет. Это не реальность. Это мой страх создает для меня галлюцинации. Ничего из представленного мной не существует. Я спокойна. Я в себе. Я контролирую свои действия. Мы с Ино и Темари шли в кафе... что случилось дальше? Разум подчинялся тяжело, перебоями, тревожность нарастала, а прийти в себя не было никакой возможности. Я тонула все глубже и никак не могла себе помочь. Мне легче было думать о том, что мои фантазии — действительность, чем столкнуться с непониманием и жалостью людей, которые стали свидетелями моей панической атаки, а также с дрожью и холодом, когда ты в полной мере осознаешь, что было и что ты наделал. Когда ты только и можешь, что, сжавшись и закрыв глаза, с чувством полного бессилия шептать о том, что не больной и не сумасшедший. Подобный итог ожидал меня слишком часто. Я... хотела смерти Гаары, только бы не сталкиваться с проблемами в реальном мире? Нет, нет, нет. Я хороший человек, я не хочу, чтобы умирали, этот кошмар ужасен, но и реальность тоже... я желаю, чтобы все было в порядке, чтобы я и люди вокруг меня были счастливы, я не плохой человек, не плохой, не плохой. Я отвратительный человек, который из-за страха очнуться погружается в свой личный кошмар наяву все стремительнее. Меня усадили на скамейку, и по левую (правую?) сторону от меня кто-то (Ино? Темари?) начал копошиться с противными шорохами, будто ворох змей гнездятся под землей, с шипением пожирая друг друга. Мозг плавился невыносимо медленно, при низкой температуре все ещё нежелающего отступать страха. Голоса раздавались будто издалека, эхом, рикошетили о какой-то минераловатный материал, не пропускающий звуки, меня потряхивало, знобило. — Па.. че... к-к-к-ка..? — я ненавижу этот ужасный, отвратительный звук, когда ломается телевизор, изображение на экране плывет, а уши заполняет невыносимый трескучий шум, но почему-то все согласные сейчас слышатся именно так. — Да... У те... е... т-т-т-ть... — о чем они говорят? Над ухом что-то странно прогремело. — ... во... а? — что они пытаются сделать? Внезапный поток света и слабые очертания улицы стрелой в хрусталик, после чего снова темнота. Люди, столпившиеся вокруг, совсем рядом, их переговоры, похожие на звон битого стекла. Господи, только не снова... — Пр... чь! Дыхание участилось ещё сильнее, сердце загалопировало. Кислород, которого и так не хватало, был поглощен чужаками, слишком близко подобравшимися. Душно. Они образовали замкнутый круг, и я сейчас в его центре. Я заперта. Уйдите, уйдите, пусть они уйдут. Разомкнут цепь, обвившую грудную клетку. — Не... ле... но... от... да! Здесь... ть...! — кто это говорит? Кому он говорит? — Вы слы... ли ?! Уби... тесь, пока мы не...! — второй голос... почему они все звучат так, словно мои уши заложило после посадки самолета? Мы ведь сейчас не в самолете, верно? Он не разобьется? Почему мы в самолете? Что происходит с моим слухом? Из ушей не течет кровь? А со зрением? Я ослепну. Оглохну. Умру. Вот так просто. Меня нежно погладили по лицу и мягко разомкнули губы, после чего положили что-то в рот. Зачем? Что это? — Все... Саку... ра, хо... шо, — кем бы ты ни был, ты лжешь. Но я даже не знала, о чем речь. Я не понимала, что все эти люди пытаются сказать мне, донести, зачем вообще обращаются ко мне и что от меня хотят. Я даже не желала вникать в это. Плавно запрокинули голову, поднесли что-то ко рту, влившее в меня воду. Я зашлась кашлем, он драл горло. Все становилось только хуже. Конец был невообразимо близко — чем-то из всех этих людей. Это ведь были люди, верно? — Черт! Са... ку... ра, ...пей... — выпить что? Я не знала, каким образом, но я смогла проглотить «что-то». Меня продолжили успокаивать. Все ещё было ужасно плохо, меня трясло, бросало то в жар, то в холод, мысли, местами безумные, местами абсурдные, калейдоскопом проносились в голове. Я больше не узнавала людей рядом. Я забыла, что было несколько минут назад: все и всех, помимо Гаары и его смерти, смыло волной паники. Почти что амне... с... еа... как это называется? «Лучше страшный конец, чем бесконечный страх...». Чья-то цитата, слишком четкая и осознанная, всплывшая в голове по наитию, словно сердечный импульс умирающего посреди кровавой войны. «Смерть — это (не) страшно, но не так уж и плохо. Ропот перед ней только подкармливает панику. Её нужно возжелать». Голос, мой и не мой одновременно, второй, латентный и проявляющийся во время опасности, ворвался в разум инвазией. «Чего ты хочешь, в конце концов? Лежать вместе с Гаарой, положив голову на бездыханную грудь, в его крови, и ждать, когда по тебе проедет машина? Или ты уже мертва?». Слова, вонзающиеся когтями скопов, дерущие, вырывающие. Ментальная боль. «Победить саму себя и свои утрированные эмоции? Боишься людей вокруг? Нет смысла бояться пустоты. Черпай её руками». Я не утрирую, я в порядке, я здорова, я лгу, почему это вообще происходит со мной... «Чего ты, черт возьми, хочешь?!», — визжащий, слишком высокий, как в фильме ужасов, вскрик, от которого приходится закрыть уши и согнуться пополам. Движение где-то рядом — меня касаются, я уворачиваясь. Нужно ответить. Избавиться от страха. Избавиться, избавиться, избавиться. Боже, помогите. Пожалуйста. «Только ты сама можешь помочь себе. Сделай это. Или умри». Нет, нет, нет. — Что у вас происходит? Звук тона откуда-то издалека, слишком чистый и ясный для моего погребенного слуха (я в самом деле настолько четко поняла чью-то фразу в таком состоянии?). Приближение ощущалось почти физически, и я подняла голову и попыталась открыть глаза. Свет, сжигающий сетчатку — глаза жгло и резало, и я дрожащими руками прикрыла их. Кто-то растолкнул людей и сел на корточки прямо напротив, и меня начало трясти ещё больше. Это настолько близко, этот человек знаком мне? Друг, враг, незнакомец? Что он собирается делать со мной? — Я заметил... но увидел... Что с ней? Судя по... атака. Какого черта.... беззащитны? Интонации были смутно знакомы, будто я слышала их совсем недавно. И почему-то именно этот голос я различала четче всего среди других, даже могла услышать и понять отдельные слова. Но человек, которому они могли бы принадлежать, разве он не мертв? А жива ли, в таком случае, я? Пальцы онемели, и я почти не почувствовала, как чьи-то сильные руки мягко убрали их с моего лица, после чего начали массировать поочередно ладони, пальцы, веки. Кровь начинала циркулировать. — Эй, вы все. Вы... скопище людей... пугает... усиливает... паническую атаку? Или не знаете... такое? Быстро... разошлись. Немедленно... я сказал. Гул потихоньку начал рассеиваться, уплотненную, похожую на шар, атмосферу словно кто-то проколол, она больше не давила и дышать стало значительно легче. Я все ещё задыхалась, но теперь уже меньше, сердце приглушилось, однако настолько незначительно, что разница почти не ощущалась. Глаза все ещё не хотелось открывать, но слух чуть прояснился, и я улавливала почти все слова, которые были произнесены: — Что вы успели... сделать? — ... транквилизаторы... помогают... нужно... время. ... успокоить... но... атака... слишком сильная. — Катализатор? — ... без понятия. Последний вопрос... был про тебя. Она... кричала... что ты мертв... Зачем они говорят ему это? Зачем они пытаются сделать из него очередного человека, который испугается, разочаруется, не захочет иметь дела и сбежит? Я теряла слишком многих из-за собственной слабости. Именно поэтому сейчас я должна справиться. — Значит, то, что я чуть не попал под машину... активировало панику. Эй, Сакура... ты в порядке. Никакой опасности нет... тебе ничего не грозит. Сосредоточься на моем дыхании... и дыши вместе со мной. Я потрясла головой, а потом холодные ладони взяли меня за лицо, нежно оглаживая щеки, после чего указательные пальцы перебрались на веки, слегка надавливая. — Вслушайся в мой... голос. Узнаешь его? Мертвые не... восстают, Сакура. Я жив. И ты... будешь жить. Дыши вместе... со мной. Сейчас... глубоко и плавно... вдыхай. Голос? Да, узнаю. Глубокий, спокойный, хрипловатый, но сильный голос. Он мне нравится. Он вернет меня в реальность и победит панику. ... Верно? Раздался глубокий мужской вдох, и я инстинктивно повторила его. Мне казалось, что я действительно задохнусь, но я задержала дыхание настолько, насколько потребовалось, прежде чем меня застала очередная просьба: — А теперь также выдыхай. Давай, вместе со мной. И я вновь по наитию подчинилась. Человек, кем бы он ни был (хоть я и знала, кто это), внушал спокойствие и уверенность. Он был для меня размеренным тихим воздействием эгиды, под которой можно было спрятаться. И это медленно, но верно возвращало самообладание. — Вот так, молодец. Ещё раз. Дыши. И я дышала. Не задыхалась, а глубоко и ритмично дышала. На глаза продолжали надавливать, и теперь под ними не искрили фантасмагорические картины смерти и разрушения, а раскрывались разноцветные красивые бутоны. Сердце постепенно успокаивалось. Я приходила в себя. Слишком резко и быстро для атаки такой силы. Но я начинала мыслить адекватно, а организм реагировал менее бурно на эмоции, которые я в себе форсировала, и на проявления внешней среды. — Отлично, Сакура, ты справляешься. А теперь открой глаза. Посмотри на меня. Кто перед тобой? Руки убрали, и я, словно под воздействием гипноза, приоткрыла глаза. Четкость реального мира вонзилась в височную болью, но я, сжав зубы, раскрыла их полностью. И увидела лицо Гаары. Живого. Невредимого. Вглядывающегося внимательно и совершенно честно, почти кристально открыто. И это было выше моих сил. — Видишь? Я жив. Сейчас тебя может поглотить очередной шок, но не поддавайся ему. Мы справимся со всем. Ты не сошла с ума. У тебя нет галлюцинаций. Люди не подумают о тебе ничего плохого. За тобой никто не придет. Я защищу тебя. Все хорошо. А после меня обняли, мягко и эфемерно, выдерживая расстояние и не прижимаясь, осторожно и настолько естественно, что я очнулась почти окончательно. Я задышала ещё чаще, чуть ли не задыхаясь в чужих объятьях, пытаясь сдержать слезы, контроль над которыми был мне неподвластен. Я вцепилась в плечи Гаары и со всей силы сжала зубы, чтобы не заплакать. Страх отступил слишком внезапно, все негативные эмоции сгорели, оставляя за собой лишь нагар внутри от былой сокрушительной паники. Но этот нагар был чересчур горок на вкус, словно тяжело излечимая рана, которая пульсацией напоминает о себе: меня все ещё немного потряхивало, и я сама неосознанно притянула Гаару ближе к себе, совершенно забывая о каком-либо такте. Гаара выдохнул и положил руку мне на макушку, успокаивающе поглаживая. Ино и Темари притихли, судя по всему, слишком шокированные сложившейся ситуацией. Резкий стыд пробил грудь, и я, сквозь слезы, которые все-таки полились из глаз, прошептала: — Простите, я... простите... — Эй, Сакура, ты чего? Все в порядке, — Ино взяла меня за руку, чуть сжимая. — За такое не извиняются, Сакура, — поддержала Темари, кладя ладонь на плечо, — Главное, что ты справилась. Нет, я не справилась. Мне все ещё было плохо, я дрожала, меня мутило, я осознавала происходящее, но до сих пор была не совсем в себе. Мне срочно нужно было домой, в безлюдное тихое место, где можно до конца успокоиться. Но я, и так доставив людям вокруг проблемы, не могла признать собственной слабости. Они непременно отвернутся от меня, если я вновь выкажу свою слабость, не так ли? Я не хочу остаться одна, не хочу остаться одна, не хочу остаться одна... Я была благодарна Ино и Темари, но больше всего именно Гааре. К тому же, он стоически терпел меня и не стал отодвигаться вопреки тому, что застыл не в самой удобной позе. Вот так вот непринужденно (почти) и просто обнимать едва ли знакомого человека для меня было в новинку и, частично, даже дико, но это было необходимостью. Мне нужно было ощутить тепло тела именно этого человека, ещё раз убедиться, что он жив, что он не погиб на моих руках, что все это было лишь фантасмагорией одурманенного страхом мозга. Отпускать не хотелось, то ли из-за боязни возвращения паники, то ли из-за комфорта, который внушал Гаара своим присутствием, да ещё и настолько близким. Однако нагло пользоваться своим положением я не могла (мне казалось, что Гааре неприятно, что ему неудобно, что он терпит лишь из вежливости, что он сам меня сейчас оттолкнет), поэтому, протянув призрачное «спасибо», я отпрянула первой, пытаясь сделать это как можно более деликатно. Отпустив, я испытала острую нехватку в чем-то, и это тоже было для меня первооткрытием. Потому что, прерывая физический контакт, я никогда так сильно не желала его возобновления. У меня резко закружилась голова, но я даже не пошатнулась, не двигаясь совершенно, статуей пребывая в сидячем положении. Гаара поднялся на ноги и посмотрел на меня сверху вниз внимательным, не моргающим взглядом, с сосредоточенным прищуром. Встретившись с его взглядом, я мгновенно виновато опустила голову и никак не могла осмелиться поднять её, потому что смущение от сложившейся ситуации все ещё подавляло все остальные эмоции (кроме все ещё ощутимого беспокойства, конечно же). Особенно сильно было стыдно именно перед Гаарой, потому что Ино и Темари знают меня и поймут правильно, в этом я была уверена. Хотя Гаара, точно осведомленный в том, что делать в случае панической атаки и спасший меня, выглядел как человек, который сталкивался с подобным по крайней мере раз. И он точно не растерялся и не удивился подобному. А ещё я ни в коем случае не хотела показывать то, что меня до сих пор, мягко сказано, ведет. Такой контроль над любой ситуацией — тот Святой Грааль, который я всю осознанную жизнь пыталась удержать в руках, но который все время ускользал. Неожиданная переливающаяся белым и черным зависть заставила поморщиться. Казалось, страх окончательно отступил, но это могло быть лишь самовнушением. Однако бояться страха — это настолько глупо и нелепо, что лучше уж я растормошу в себе другие эмоции. Например, злость. — Что же, — наконец, подал голос Гаара, но я так же, как и минуту назад, сверлила землю под ногами, желая оказаться под ней, а не здесь, — Полагаю, путь вам продолжать настолько же не рекомендуется, насколько не имеет смысла. Я должен отвезти Темари домой. Могу и вас, потому что думаю, что так будет лучше для нас всех. — Все в порядке, — резко вскрикнула я и вскинула голову, сцеживая слова с той самой злостью, которая являлась прекрасным эквивалентом испуга. Голова снова закружилась, я поняла, что даже не смогу встать, но уперто смотрела на Гаару. — Я чувствую себя за-ме-ча-те-ль-но... Мне нужно лишь... немного времени... и приду в себя. Если мы с Ино решили сегодня... добраться до ... то мы это сделаем. Гаара воззрился на меня чуть склонив голову, безэмоционально, но с едва различимым скепсисом. Не верит, значит? Конечно, в его глазах я сейчас, скорее всего, невероятно слабая, каким-то неведомым образом доведшая себя до панического расстройства и непременно нуждающаяся в помощи. Но я не такая — я сильная (я правда верю в то, о чем сейчас думаю?). И мне не нужна подачка незнакомого человека, пусть и настолько удивительного. Гаара действительно удивителен. Невероятен, черт побери. Но это не делает его ни благотворителем, ни альтруистом, ни тем более тем, кто может кидаться своими одолжениями. Я не калека и не больная — я справлюсь (ведь справлюсь, так? Сейчас я все меньше была уверена в этом). Гаара внезапно ухмыльнулся и чуть склонился надо мной, накреняя голову ещё больше. Меня прошило сменой чужого настроения, будто запустили противоположную программу — от спокойствия и доброты (но была ли это именно она?) до маниакального цинизма с искрами безумия. Прошило настолько, что я мгновенно заразилась этим. — Что такое, Сакура? — низким ироничным тоном поинтересовался Гаара. Красная челка опустилась на правый глаз, полностью закрывая его, и это выглядело ещё более жутко. — Рационализм расшибся о страх, а затем был придавлен взбунтовавшимися гордостью и злостью, которыми ты решила подавить панику? Ты еле разговариваешь, судя по твоему расфокусированному взгляду, тебе все ещё плохо, возможно, у тебя кружится голова, и ты вряд ли сможешь даже подняться без посторонней помощи. Тебе ли не знать, что паническая атака не проходит так быстро? Не маскироваться, а мимикрировать, знаешь ли. Я почти сразу поняла, о чем речь, и насупилась. Умен, черт возьми. И прямолинеен. Только сейчас, вне погонь, различных странных обстоятельств и эмоциональных срывов, я могла разглядеть человека, который находился передо мной. Разглядеть не поверхностно, как данность, а намного скрупулезнее, едва ли не микроскопически (даже вопреки моему «расфокусированному взгляду»). И вновь подметила то, что Гаара был невероятен не только внутренне, но и внешне. Особенно цепляли глаза — светлым и ясным, точно понимающим жизнь в её движении, им хотелось довериться. Холодные и теплые одновременно, они вселяли в душу противоречия, и в этом всем было что-то эзотерическое. И лицо, безукоризненно правильное в общих чертах, но с необычными «дефектами», окунало в штормующее море эскапизма, попутно встряхивая за шкирку и вытаскивая в реальный мир. Странная и завораживающая вещь. Одет же Гаара был классически, но со вкусом. Белая футболка без принтов и чего-либо ещё, серый однотонный кардиган средней длины с закатанными рукавами поверх и черные укороченные джинсы. На руках — золотые часы с несколькими металлическими тонкими браслетами. Только сейчас, при близком рассмотрении, я заметила проколотые уши и поблескивающие в них на солнце гвоздики, кажется, из белого золота? Во всяком случае, я мало разбиралась. Но по одежде, явно не с рынка, и по украшениям, можно было сразу сделать вывод, что Гаара с Темари и Канкуро не из бедных. А, точнее, не из бедных конкретно Гаара, потому что Темари, а Канкуро так и подавно, выглядели победнее своего младшего брата. Хотя у Канкуро, насколько я знаю, был свой собственный клуб, которым он управлял довольно халатно, поэтому его дела перескакивали с «Это один из лучших клубов в Токио и вообще я Бог» на «Мой клуб дерьмо, жизнь дерьмо, а я дерьмовее их вместе взятых». А Темари же жила со своим парнем Шикамару на окраине Токио, и вместе они не так плохо зарабатывали. Да и отец у троицы, насколько я помню, довольно большая офисная шишка, неужели он не помог бы своим детям? Хотя вот младшему, кажется, он очень даже помогает. Стоп... Гаара же при нашей встрече намекнул на то, что в сумке Темари, которую попытался украсть неудачливый вор, было что-то ценное для неё самой, что, скорее всего, брат ей и отдал. Неужели деньги? Чем больше думаю над этой безумной семейкой, тем меньше её понимаю! Хотя думать о таком в данный момент было забавно: мой мыслительный процесс полностью пришел в порядок, хоть и только спустя десять или пятнадцать минут (полагаю, для меня это целый рекорд), и ощущать это было настоящим блаженством, однако физически я все ещё недомогала, и на восстановление мне необходимо больше времени. Нужно выбрать верную тактику поведения. — Не мимикрировать, а противостоять обстоятельствам, — медленно ответила я (едва ли понимая, что вообще сказала), твердо и уперто решив отстаивать свою точку зрения и свое решение до конца. Мне нужно выбраться из своего положения. Показать, что я не слабая, даже если придется войти в амплуа упертой стервы. Губы Гаары растянулись в сатанинской улыбке, и на этом моменте я поняла, что затронула нужный (или же совершенно не тот, прямо-таки на свою беду) рычаг. — Не всегда, Сакура. Ты же не хочешь сгинуть, не попробовав? Я откинулась назад, поджав губы и наморщив лоб. Гаара, мгновенно поняв, что переборщил с психологическим давлением, которое снова могло спровоцировать панику, распрямился и сложил руки на груди, будто учит ребенка правильному поведению. Сейчас я ему такое выскажу, нашел здесь малое неразумное дите, да я..! — Харуно! — прозвенел крик прямо над ухом, после чего меня встряхнули за шиворот футболки, утянув куда-то в сторону, и я чуть не столкнулась буквально нос к носу с разъяренной Ино. У подруги были с силой сжаты зубы, а уголок рта чуть дергался, и я поняла, что её такое редкое длительное молчание во всей этой ситуации являлось лишь грозой после зноя. — Какого. Черта?! Почему бы тебе не заткнуть свою гордость немедленно и не послушать того, кто тебя спас? Что для тебя, в конце концов, благодарность?! Я судорожно и огорченно вздохнула, смыкая пальцы на запястье Ино и небрежно убирая её руку. Я не позволю, чтобы моя лучшая подруга читала мне нотации и ещё больше позорила перед едва знакомым человеком. Я держу ситуацию под контролем, Ино, нет нужды вмешиваться, когда тебя не просят. — Хорошо, — я встала, пошатываясь, и упала обратно. Вновь попыталась встать, безрезультатно, затем снова и снова, пока не получилось. Я наверняка смотрелась жалко, но на ватных ногах, совершенно без сил и со сбившимся дыханием мне все же удалось подойти к Гааре (хотя, вроде как, сжалившись, это он ко мне подошел). Он был ненамного выше меня, где-то на сантиметров шесть-восемь, при моем росте в метр шестьдесят четыре, у Гаары, наверное, был рост где-то метр семьдесят-семьдесят два. Однако даже при этих обстоятельствах во всей его позе проскальзывало что-то высокомерное, степенное, пафосное. Это раздражало до ужаса. И это раздражение нравилось. А виной всему гребаная чужая энергетика. Слишком редкая и глубокая. Специфичная, но притягательная. Люди, которые приковывают твое внимание сразу же, с полувзгляда, и дело здесь не в пресловутой внешности. Они выделяются из толпы не внешностью и даже не харизмой, а чем-то, что есть внутри и вокруг них. — Прости, Гаара. Ты... — я запнулась, когда моя первая цельная мысль за все это время нашла свое воплощение. Я часто заморгала, чтобы переварить её. Нет. Каждому человеку — своя энергетика. Потому что я только что, наверное, нашла свою. — ... сможешь отвезти нас? — закончила я почти шепотом, а Гаара кивнул. В одном лишь движении головы было что-то понимающее, чуть ли не телепатическое. А меня, тем временем, сбоило ещё больше. Потому что это какая-то ошибка. — Конечно. Моя машина недалеко. Пат.