###
Место пропитано куревом, Ким встречается с беспроглядным смогом, из-за чего приходится откашливаться и ежиться. Парень несколько раз благодарит судьбу за то, что Гукки не курит и не часто ходит по подобным местам, чтобы после этого от него несло как от пепельницы. Лампочки, встроенные в потолок, еле освещают помещение, да и ни к чему это — это же бар. Шаги Тэхена замедленные, будто уже пьяные, с некой ленивостью и поволокой сероватого дыма прекращаются, когда парень достигает своей цели, усаживаясь на высоком барном стуле. Работник бара повернут к нему спиной, позволяя Киму беззастенчиво пялиться на широкую спину, обтянутую белой рубашкой. Бармену, кажется, все равно, что у него появился посетитель, он продолжает медленно выставлять стеклянные бокалы на верхнюю полку, вытаскивая емкости по одной из большого ящика с намытыми до блеска приборами. Музыка приглушенная, но уши Тэ улавливают нотки старого рока, отчего ностальгия по молодости пробирается в пальчики, сжимающие края деревянной массивной стойки, передвигаясь по кровотоку прямо в сердце, вытесняя все заботы и тревоги. Тэхён начинает лыбиться как дурак, вспоминая былые времена, на самом деле в сознании всплывает образ тогдашнего бунтаря Чонгука: восемнадцатилетнего парня в кожаных штанах и крутой черной косухе, с серьгами в ушах, быстро подъезжающего на своем мотоцикле к дверям университета Кима с настырным и обезоруживающим «садись, прокачу». — Вы что-то хотели? Просто мне кажется, что в таком виде и в такое время виски я вам не налью, — когда бармен решает показать свое лицо, то Тэхен негромко охает, поражаясь привлекательной внешности рыжеволосого мужчины, что сексуально (по крайней мере по мнению Кима) обхватывает фужер со стойки, раскручивая его обтянутыми черной кожей пальцами. И действительно, время еще детское (Тэ изначально планировал прийти к Чимину во время рабочего дня младшего), даже посетителей было пока что не слишком много, а Тэхён, долго готовящийся к этому походу, одевшийся во всё новенькое (белые джинсы и большой, но такой приятный на ощупь кашемировый такой же белоснежный свитерок), совсем походил на ангелка в аду, хотя дым на заднем плане даже в какой-то мере дополнял антураж, так что какой-нибудь подвыпивший аджосси точно бы подумал, что схватил свою заветную белочку, встречаясь с небесным существом. — Я… Я… Вы, наверное, даже и не помните, но тут недавно был мой парень. Ох… — Тэхён запинается на каждой мысли, не зная, с чего начать разговор с носителем на груди золотого бейджика «Чимин», даже если и мужчина казался приятным на первый взгляд, всегда была вероятность выслушать в ответ усмешки и упрёки по поводу его ориентации, поведения или же внешнего вида, а Кима постоянно заботили подобные вещи, как мнение общества, пусть обществом и был работник из захудалого бара. — Но у меня много посетителей, тем более представителей мужского пола. Если по секрету, то сюда и мой парень частенько заглядывает, — Пак Чимин перегнулся через стойку и прошептал последнюю фразу буквально над ухом вмиг зардевшегося Тэхёна. — Ну, как я успел понять, тебе нужна помощь. Информация? Приходил ли твой парень в бар с какими-нибудь девушками или мужчинами, пока ты, как настоящий хранитель очага, готовил салатики и делал себе маски на лицо? — Нет, совсем нет, просто вы помогли моему Чонгукки… — Чонгук, что-то знакомое, — Чимин отступает на шаг и разглядывает Кима, воспроизводя в голове последних посетителей, которые могли бы рассказывать о парне с такой внешностью, как у Тэхёна. Большие глаза вдруг сужаются, а после мужчина хлопает руками, после тыкая пальцем в сторону Тэ. — Точно, ты же тот сумасшедший стервозный ревнивец! А я-то всё хотел увидеть тебя в живую, знаешь, могу сказать, — на этом моменте бармен оценивающе осмотрел Кима, — что Чонгук не зря терпит твои заскоки. Взгляд исподлобья, брошенный не с целью прожечь невидимыми лазерами и даже не как-либо запугнуть мужчину, просто убивает бармена, что встречается с обидой и виной в прыгающих искорках в огромных жгучих блюдцах напротив. Тэхён очаровательный и слишком невинный на первый взгляд, ибо от всего этого у Пака сердце сжимается, превращается в красный мел, который нынешний собеседник может с легкостью схватить двумя пальцами правой руки и начать стирать об асфальт, выводя лишь ему известные узоры. И на самом деле Чимин в неком роде даже понимает, почему Чон так до одури влюблен в такого — «мужчина» уж совсем здесь не подходит — парня, миловидного мальчишку. Непривычность сей ситуации, когда не то что бы хочешь помочь своему клиенту, а начинаешь испытывать к нему что-то, проникаешься намного больше, чем к другим, попытка заставить себя одернуть эту мысль удается бармену не сразу, а Ким даже, успев уловить грустный, с нотками обреченности вздох, подумывает о том, что он на самом дне, а выхода из его ситуации — нет, раз мастер своего дела так пессимистично настроен. — Прости, можешь говорить мне все что угодно, — пухлые губы растягиваются в широкой улыбке, а передние локоны до этого специально убранной в бока челки вдруг падают на бледный лоб мужчины, своим видом посылая по телу Кима мурашки, для которого подобное сродни чему-то интимному и запредельно сексуальному. И он даже не может разобрать, что с ним происходит в данный момент, но, наверное, всё же, им завладевает ревность по отношению к Чонгуку, который наверняка на минуту-другую подвис на внешности Чимина, как это — да, он признается — произошло с Тэхёном. — Мне кажется, что я скоро доведу, хоть и неосознанно, Чонгукки до точки кипения, а потом он меня бросит. — Тэ дует губы и опускает голову, смущаясь слишком пристальному взору, посланному ему. — Что ты, такого не может быть, потому что он слишком любит тебя, — поверхность черной перчатки касается до нежной кожи, а Пак впервые ненавидит свою униформу, иначе он давно бы ощутил весь бархат этого нежного холста цвета молочного какао. — В последнее время я прямо могу ощутить то, как мой любимый парень начинает отдаляться от меня, — чуть и не хнычет младший, наплевав на других посетителей, потому что его проблема кажется слишком глобальной для того, чтобы думать об окружающих. Бармен хватается за противоположный край стойки и наваливается на неё грудью, собираясь сказать, как думает Тэхён, что-то очень важное, и говорит, только то, от чего у младшего начинают бушевать вулканы внутри, а глаза внезапно распахиваются: — Есть уже давным-давно проверенный способ…###
Стоны распространяются по всей комнате, а Ким смущается, подбирает к себе коленки, корябая карандашом уже исписанные, даже в кое-каких интересных местах изрисованные листики блокнота. На полу перед ноутбуком сидеть неудобно, но парень старается быть внимательным и не пропускать ничего из того, что мелькает на экране. За последнюю неделю его ноутбук повидал многое, и хвала небесам, что никто другой, кроме, конечно же, Тэхёна, не видел ни купленных в первый же день после встречи с Чимином секс-игрушек, ни дисков, бережно запрятанных в какой-то старый, уже покрытый трехсантиметровым слоем пыли учебник по экономике тех времен, когда Чонгук еще сидел на парах и клеил девчонок. Порно любезно одолжил Пак и даже, наверное, больше под предлогом второй встречи с таким обаятельным новым знакомым, с которым хотелось если не встречаться, то хотя бы дружить. Мальчика на видео ставят в какую-то неестественную позу, но тот кричит и извивается от новых ощущений, а удивлённый Тэхён только и может извергнуть из себя многозначительное «О», повернуть голову под тем же неестественным углом и поднять карандашик в воздухе, чтобы сделать пометку в блокнотике, после чего следует остановка видео и десятиминутное перелистывание страничек «Камасутры», ибо «ну я же где-то здесь видел описание этой позы». Конечно, описание там никакущее, что-то наподобие «цветок сакуры встречается с опылителем, и именно в такой позе цветок быстрее расцветает и быстрее достигается апогей», но чем черт не шутит — Ким как-нибудь в экстазе может метнуть в Чонгука словечко другое, чтобы полностью обескуражить того. На Тэхёне практически ничего, и ему зябко, приходится ежиться из-за мурашек, захвативших тело, мягкий хвостик, удачно уложившийся на пятках, щекочет кожу, а парень уже тысячу раз пожалел о том, что купил эту своеобразную анальную пробку по наставлению бармена, ведь прошлой ночью Чонгукки, выполняя свой гражданско-супружеский долг, невовремя подметил: «Меня не покидают странные ощущения, что твоё колечко уже не такое узкое». И действительно брошено это замечание было некстати, потому что Ким, оскорблённый, думающий, что его парень начал подозревать его в измене, и совсем забывший о своих ежедневных «опытах» по привыканию к инородному предмету в своем теле, закатил скандал, прям-таки лёжа под накачанным телом, что с силой прижимало его в шелковым простыням, провозя спиной по гладкой поверхности. И младший его утешил, два раза утешил и заставил выкинуть из головы все плохое, вдалбливая всё той же макушкой в изголовье кровати, высекая на головном мозге бесцветными расцветающими лилиями «я тебя люблю». Полное наслаждение достигается только тогда, когда Ким начинает думать о Чоне, его улыбке, сильных руках, сжимающих его тело стальной хваткой, только тогда любое движение ягодицами становится сравнимо пытке в аду — сюда бы Чонгука, по крайней мере хотя бы его часть, важную, живую, с венами и температурой выше тридцати шести, а не эта латексная инородная черная штуковина. Да, смотрится изумительно, Тэ даже как-то возбудился, видя отражение в большом зеркале в зале, покрутился, переступая с ножки на ножку, уже представляя, как будет сгорать от стыда, когда решится показаться перед младшим в таком образе, после такого он уж точно не бросит Тэхёна. — Тэхёна, я сегодня рано, — дверь неожиданно захлопывается, а парень подпрыгивает на месте, не зная, куда себя деть, истерично бегая глазами по комнате, заведомо зная, что не успеет ничего собрать — разве что только выключить порно, в котором откуда-то взялся как резанный кричащий пассив. Ким будто рассеивается по помещению, дабы втиснуться в пространство между шкафами, потому что кое-кто дурак, оставил свою одежду в ванной, а все бельевые шкафы как назло заполнены. Парень вымученно стонет, ибо слишком широк для десяти сантиметров между деревянными фанерами, а самым ближайшим (шаги приближающегося Чонгука становятся все более уловимыми) укрытием оказывается диван. Поджатый хвостик по-прежнему щекочет кожу, дрожащие от соприкосновения с прохладным ламинатом кисти рук, для полной картины ему не хватает ушек, что выглядывали бы из-за обтянутых кожей подлокотников. Дверь открывается со скрипом — мучительно и долго, отчего Тэхён буквально жмется к черной обивке диване, тщась слиться на контрастном фоне, уж очень ему не хочется быть замеченным в таком виде, но порой судьба всем преподносит подарки в виде оттопыренного среднего пальца, насмехаясь и радуясь неудачам других, когда те, как тот же самый Ким, оказываются застигнуты врасплох. Чон, заметив своего парня, ползающего за диваном, окликнул его, а Тэ лишь пискнул что-то неразборчивое, прячась снова, желая провалиться под землю. Он уже было понадеялся, что Чонгук пойдет в душ после рабочего дня, но тому на глаза вдруг попалась выглядывающая голая коленка, так и скользящая по ламинату. — Тэхёна, ты в тех коралловых коротких шортиках? — у младшего было несколько версий, в чем мог быть его любимый, но настолько коротких вещей у того было крайне мало, поэтому Чон был крайне удивлен, получив отрицательный ответ. /тогда в чём? / /не голым же ему сидеть/ Если честно, то Чон Чонгук никогда не матерился так смачно и в таком количестве, а главное — про себя, скрывая всё лишь широко распахнутыми глазами, нависая над испуганным Кимом, чей вид разжигал огонь и без этого поведения девчонки-девственницы. — Оу, — многозначительно изрекает Чонгук, будучи явно не в силах сказать что-либо ещё. В глазах Тэхёна вселенные, что своими бликами и свечением вынуждают ноги младшего подкашиваться, и тот решает присесть на диван, дабы отдышаться, в штанах уже запредельно тесно, а дрожащий и жмущийся к обивке дивана Ким только усугубляет ситуацию. — Прости, ох, мне так стыдно, — старший расценивает действия Чона по-другому, уже жалеет о том, что ввязался во всё это, дал повод для разочарования младшего. Чонгук со скоростью света поднимает голову и вперивает чистейший карий взор на каштановую макушку, борясь с желанием прямо сейчас сжать в руке эти шелковые нити, рассеянные по голове. — Стыдишься чего: своей наготы или же того, что в мое отсутствие стимулировал свой анальный проход самостоятельно? — слова резкие, властные, такие, что у старшего мандраж и бесконечно быстро ёкает в груди сердце. — Иди сюда. Рука хлопает по бедру в призывном жесте, парень на четвереньках, боясь поднять взгляд на разочарованное лицо, столкнуться с «мы расстаемся», подходит к Чонгуку, усаживаясь на пол между его ног. Теперь Тэ уже не холодно, он действительно сгорает со стыда, а адреналин бьёт в крови. — Какой все-таки красивый, — широкая ладонь ложится на загорелую щеку, оглаживая, надавливая на скулу, — мой котёнок. Тэхёна притягивают к себе, кусая, оттягивая нижнюю губу зубами, так что тот от удивления выпучивает свои и без того большие глаза. Пронизанные дрожью ручки ложатся на накачанные массивные бедра, ища опору, чтобы тянуться и тянуться за увлекательным поцелуем, и Чон может поклясться, что периферийным зрением мог уловить движения белого пушистого хвостика. А Ким весь из себя и без того белый и пушистый, покорно ложащийся на диван, оттопыривая попу кверху, когда Чонгук неосознанно двигает ногой, задевая его возбуждение. — Я даже не знаю, за что тебя наказывать в первую очередь. — Рука обхватывает основание хвостика, а большой палец ненавязчиво надавливает на натянутое колечко мышц, оттого Тэ охает и упирается лицом в черную кожу, борясь со смущением. Все краски смешиваются воедино, а мир переворачивается с ног на голову, когда из Тэхёна высовывают анальную пробку с дико смущающим его шлепком, что отпечатывается у него в сознании на долгие и долгие ночи — он теперь уж точно этого не забудет. «Во-первых, ты красивый», сопровождающееся новым посягательством на тело старшего, а если быть точнее, то возвращением хвостика на место, громким стоном и продолжением мучений от Чонгука. «А во-вторых», новый толчок и хищная улыбка от осознания обладания покорного тела. «Не смей даже дрочить в моё отсутствие». Тэ чуть ли не воет, когда его тело буквально насилуют этой чертовой пробкой, а он ловит с этого кайф, крича и восторгаясь, подмахивая попой, по-блядски подаваясь назад, забывая про свой образ милого пушистого. /котенок Чон Чонгука/ /личный… и домашний/ Его втрахивают в кожаный подлокотник, выбивая несдержанные крики, когда член проезжается по железе вновь и вновь, теперь ему уже слишком жарко и обидно за обивку дивана, в который вонзаются ногти с каждым толчком все глубже и глубже. Чонгук не сдерживается, двигается мощно и размашисто, даже побаивается за то, что у старшего после этого останется море синяков, как от его пальцев, безжалостно вонзающихся в подтянутые ножки, так и от большой пряжки ремня наспех расстегнутых брюк, которая всё ударялась о бархатистую кожу, даря новые ощущения Киму, уже буквально растекающемуся под таким Чоном. Шлепки, кажется, становятся нескончаемыми, собираются в один монотонный ритм, что заполоняет мозг обоих, а в висках от этого начинает нещадно отбиваться чечетка. Когда они достигают своего пика, Тэхёна чуть ли не выбрасывает с дивана, а Чонгук успевает подхватить тельце, опасно свисающее с подлокотника. Старший всё ещё не желает, чтобы из него выходили, а последний оргазм для него является чем-то нереальным, что точно можно было бы попробовать ещё разок, ну ладно, с десяток раз. — Ну и кто тебе это все посоветовал? — интересуется младший, притягивая Тэхёна на себя и целуя в макушку, тот жмется — близко-близко, обхватывая быстро вздымающуюся грудь, так что потная кожа липнет ко всё еще надетой белой рубашке. — Чимин, — Ким смущается и прячет личико в сгибе шеи Чонгука, а тот лишь ярко улыбается до колик в животе и советует Тэхёну хотя бы пригласить Пака на чай после такого. Наверное, "Камасутра" в этом доме откроется снова.