16 августа 2007 г.
Утром Джеймс Уитворт собрал подчиненных в своем круглом кабинете. На его морщинистом лице мелькали радостные проблески: верный признак пса, взявшего след. Гарри, Донан и стажер также сгорали от нетерпения: впервые за десять дней дело сдвинулось с мертвой точки. Поттер то протирал очки, то теребил кончик длинного серого пера. Как обычно, он заночевал у Уизли. Тепло дружеского дома словно передавалось и ему, пробуждая жизненные силы. — Что же? Поздравляю: прогресс есть, — кивнул начальник. — Молодцы, ребята! После такого я официально вернул Поттера в дело. — Есть справедливость на свете! — продекламировал Кларенс. Гарри сдержанно кивнул, но счастливый блеск в глазах выдавал его радость. Все улыбнулись. — Вот и славно. Классифицируем информацию и наметим новые задачи. Итак, первое, — загнул Уитворт палец. — Таинственный дервиш. Кларенс, удалось выяснить его личность? — Удалось. Еще как удалось! — Донан, радуясь удачи, взмахнул длинными руками. — Винсент Хиггз собственной персоной. Помните, его подозревали в причастности к группировке Девона Забини? Тогда его отмазали: то ли улик не хватило, то ли вняли стенаниям одинокой мамочки. А, может, потому, что школьником был… — В Слизерине, конечно? — буркнул Уитворт. — Это нуждается в пояснении? — поднял брови Кларенс с притворенным недоумением. Гарри и начальник быстро переглянулись, а затем улыбнулись. — А мы их, тварей, милуем, — скривился Поттер, пройдясь по комнате. Вошедшая эльфийка внесла кофе и аккуратно поставила на стол металлический поднос с тремя чашками. — Спасибо, Кренси, — буркнул Уитворт. — Надо непременно побывать в Азкабане и хорошенько потеребить Девона Забини. Донести до его куцых мозгов, что сотрудничество с нами пойдет ему только на пользу. — Такой отморозок вряд ли согласится, — покачался головой Кларенс. — Так мы ему объясним, что в свете открывшихся фактов дело попахивает участием в организованной террористической группировке с политическими целями, — сказал Уитворт. — Это уже не десять лет, а на сороковник потянет. Кого бросить на такое дело: вас или Поттера? — Меня! — воскликнул радостный Гарри, почувствовав прилив сил от идеи поучаствовать в настоящем деле. — Вот и славно. Значит, Поттер направляется в Азкабан и потрясет своего старого знакомого Забини. Сегодня соберите подобное досье на них с Хиггзом и вперед. Теперь самое трудное, — покачал головой Уитворт. — Септимус Шафик. — Скользкая улитка, — выпалил Гарри. Непонятно, почему, но из всех участников этой истории наибольшую ненависть у него вызывал лощеный сотрудник министерства. — Задержать — и на обстоятельный допрос! — встрепенулся стажер. — Даже так? — вскинул седые брови Уитворт. — И что конкретно мы ему инкриминируем? Колдография? «Да, — ответит Шафик, — ездил по делам в Лихтенштейн или Рим, встречался с тамошними деловыми кругами. Это запрещено? Кто-то из них имеет проблемы с законом? Так это проблема принимающей стороны, а не моя». — Но запечатлен-то Шафик не с бизнесменами! — с жаром возразил Поттер, чувствуя ярость от того, что скользкая рыба может ускользнуть из сетей. — А с кем? — невозмутимо спросил Уитворт. — С… — механически выпалил Гарри, но затем переглянулся с Кларенсом и осекся. В самом деле, с кем? Ни один из запечатленных с Шафиком людей не был ему знаком. — Вот так-то! — поднял морщинистый палец Уитворт. — Мы сами не знаем, кто запечатлен на колдографии, а уже обвиняем в чем-то известного человека. Вы понимаете, что нас поднимут на смех в министерстве с такими обвинениями? Все замолчали. Вопрос, поднятый шефом, был слишком серьезным, чтобы от него просто так отмахнуться. Уитворт, словно ожидая продолжения беседы, отпил кофе. — Может, просто пригласим Шафика на беседу? — спросил стажер, все еще немного робевший при виде начальства. — Опять же: на каком основании? — нахмурился Уитворт. — Я вижу пока только один выход. Займитесь-ка с Донаном колдографией, — квинул он. — Давайте сперва установим, кто именно на ней изображен. Ну, а потом, — развел он руками, — можно будет подумать и о беседе с молодым политическим дарованием. — Можно заехать в третий отдел… — размышлял Кларенс. — Колдографию посмотрят и, глядишь, чего определят. — Вот и задачка нашему юноше, — кивнул Уитворт стажеру. — Что по Скамандерам? — обратился он к Донану — Ничего… — потупился Кларенс. Судя по движению губ, этот участок вызывал у него наибольшее напряжение. — Я только пообщался в Волшебном географическом центре. Сам Ньют Скамандер вроде как и правда умотал в Гвинею и Конго на поиски редких животных, но про его жену никто не слышал. — Это уже кое-что… — размышлял вслух Уитворт. — Продолжайте собирать сведения… — сидевший напротив Поттер потянулся и чуть нервно отпил кофе: медлительность начальника в отношении Луны он не одобрял. Уитворт считал, что поиски Скамандеров — дело семнадцатое на фоне борьбы с недобитыми Пожирателями, но Гарри не терпелось броситься с головой именно на розыск подруги. «Неужели не понимают, что она пропала?» — с яростью вцепился он ногтями в подлокотник кресла. — Вы, Кларенс, о чем задумались? — подмигнул начальник. Донан не стал отпираться, а, улыбнувшись, взмахом палочки достал из расширяющего кармана пиджака две книги. Гарри с интересом потянулся к другу, но тотчас скривился. Перед ним была знакомая книга Виктории Резник «Пеласгос и Океанос». Кларенс, однако, не обратил внимания, а открыл титульный лист. — Долго я думал: что мне не нравится на этом титуле? Чего здесь не хватает? — произнес он, сделав театральную паузу. — Потом понял. Вчера после обеда, — он с удовольствием осмотрел притихших коллег, — я спросил себя: «А какой, собственно, национальности Виктория Резник?» — Австрийка. Какой же еще? — фыркнул Гарри. Он все еще немного злился на друга за то, что тот не проявил рвения в поисках Луны. — Нет. Не немецкая фамилия. Да и имя не типичное для немки, — покачал головой Кларенс. — Чешка, словачка или еврейка, — отозвался Уитворт.- А, может, украинка… — Покончив с кофе, он отодвинул чашку. — В центре Европы кто только не живет! — Вот! — выразительно посмотрел на коллег Кларенс. — Именно! На каком языке она, Мерлин и Моргана, пишет книги? Где фраза на титуле — перевод с чешского, словацкого, иврита? Да русского, на худой конец — для многих евреев он родной… Нет ее. Значит, она пишет по-английски. — Английский в Европе давно стал международным… — начало было Поттер, но Уитворт сразу осадил его. — Погоди, давай послушаем Кларенса. Сдается мне, у него что-то дельное наклевывается… — Трудно представить, чтобы иностранка писала большие книги по-английски так, чтобы не требовался переводчик, — продолжал Кларенс. — Кстати, интересно, есть ли вообще книги Резник на местных языках? И другая странность: зачем дневники Лили, англичанки, дали на редактору писательнице чешке или еврейке? Неужто она знает английский лучше носительницы языка? — Ну и что? — непонимающе поправил очки Гарри. — А то, что Виктория Резник — англичанка! — кивнул Кларенс. — Потому и пишет по-английски. Или другой вариант. Виктория Резник — вообще не человек, а собирательный псевдоним какой-то конторы, штампующей книги. — Смелое заключение, — покачал головой Уитворт, хотя, судя по блеску в глазах, ему нравился ход мыслей подчиненного. — Мое заключение базируется на двух косвенных доказательствах, — победно задрал подбородок Кларенс. — Я вот все думаю: «Кто ее видел, эту Резник?» Такая знаменитость теперь — хоть бы одно интервью приличия ради дала о дневниках Эванс. Хоть бы один портрет ее был в газете. Черта с два. Словно и нет ее. — Была вроде на той пресс-конференции в Амстердаме, — заметил Гарри. — Ну да, кукла в темных очках сидела, — продолжил Кларенс. — Да ведь могли посадить кого угодно! Вот Александр Принц, молодец, разобрал ее по косточкам. Они ответили ему грамотно и на удивление оперативно. Да только почему дневники защищают то журналист, то швейцарский психиатр? Где сама Резник, почему молчит? Гарри задумался. К своему стыду он поймал себя на мысли, что такая простая идея не приходила ему в голову. Он еще раз вспомнил дождливый вечер в книжном магазине. Обилие публикаций Резник и ни одного портрета. А ведь на стендах популярных ходовых книг принято ставить портрет автора… — А второе доказательство? — спросил тихо Уитворт, словно признавая аргументы собеседника. — Acio, — прошептал Кларенс, достав из портфеля вторую книгу. На обложке крупным планом было написано: «Виктория Резник. Звезда Софонибы». — В любой книге, особенно популярной, должна быть биография автора, — пояснил Донан с видом профессора, читающего лекцию. — Должны же читатели знать что-то об писателе, правда? — А ее нет? — хитро прищурился Уитворт. — Есть… Но какая! — Кларенс открыл последний лист, где был написан текст.Виктория Резник — австрийская писательница. Родилась в Будапеште 12 января 1962 года. По образованию — магический филолог. Член Общества изучения Античности «Артур Эванс». Проживает в Зальцбурге (Австрия).
— И здесь есть интересный прием: скрупулезно выписанная дата Рождения, — добавил Кларенс. — Взглянув на нее, большинство читателей никогда не усомнятся в существовании Виктории Резник. — Да… Не густо… — с удивлением посмотрел в текст Уитворт. — Зато скрыто главное. Кто родители Резник? Где она училась? — Кларенс, наконец, взял свой любимый чёрный кофе и подогрел его движением руки. — Она специалист-филолог в области какого языка? — Чешского, поди, или словацкого, — бросил Гарри, которого даже немного развеселила эта игра. — Так бы и написали, — пробормотал начальник. — А то получилась, что пришла из ниоткуда. Интересно, — сделал он пометку в пергаменте, — когда вышло первое произведение Резник? В кабинете повисло молчание. Поттер, Кларенс и стажер переглянулись: шеф, как обычно, сумел найти больную точку. — Вот и прекрасно, — кивнул Уитворт. — Кларенсу разузнать о первом издании как можно больше. И вообще, о книгах Резник. Поттера ждет Азкабан, а Дибча — третий отдел. Завтра вечером обменяемся результатами, — посмотрел он на высокие часы в виде большого деревенского домика. Стрелки, которые вращали два садовых гнома, как раз подходили к полудню.***
Ровно через три часа в малахитовый зал Бельведера, утопавший в прозрачном солнечном свете, вошли четверо. Первая — невысокая женщина с рыжеватым отливом длинных волос, облаченная в длинное темно-синее платье. Из-за неестественной худобы ей можно было дать не больше семнадцати, и только морщинки вокруг глаз выдавали преддверие сорока. Второй — пожилой человек, опиравшийся на трость, в котором без труда узнавался Оймен Трэверс. Оба сразу уселись за большим круглым столом с ярко-зеленой каменной крышкой. Напротив них сел третий персонаж — высокий мужчина лет пятидесяти с черными как смоль волосами и тонкими золотыми очками. Из-под его дорогого черного смокинга виднелась желтая венгерская рубашка увенчанная коричневой «бабочкой». Вскоре к нему присоединился и четвертый — плотный темноволосый человек с внимательным взглядом колючих черных глаз. Зажигая сигару, он отставил мизинец со сверкавшим на нем тяжелым перстнем, изображавшим переплетение треугольников. — Я только что получила тревожные новости из Лондона, — голос женщины звучал нежно и напевно. — Они установили личность Хиггза и получили нашу июньскую колдографию с Шафиком. И то, и другое может иметь катастрофические последствия. — Она сама вам это сообщила? — поднял брови человек в позолоченных очках. Он произносил английские слова с забавным акцентом, оглушая и съедая окончания. — Увы, Бернгард, да. Поттер завтра мчится в Азкабан и допросит Забини. Колдографию передадут в третий отдел. — Почему она сообщила об этом только сейчас? — возмутился Трэверс. — Потому что решение было принято несколько часов назад, — ответила женщина. — Завтра встреча в камере. — Неприятные новости, — пыхнул плотный сосед сигарой. — Насколько опасен Забини? — Боюсь, он совершенно рехнулся в Азкабане. Ради досрочного освобождения пойдет на все. Он и так зол на нас — считает, что мы его обманули и оставили вне игры, — кивнула дама. Черноволосый мужчина с каждой минутой выглядел все более встревоженным, он хмурился, а его лоб чуть вспотел. Женщина и Трэверс наблюдали за ним, обмениваясь недоуменными взглядами. Человек в золотых очках повернулся. Черты его холодного лица еще более обострились. Он принадлежал к тому типу людей, которые всю жизнь выглядят отвлеченными кабинетными профессорами, витающими в заоблачных высотах — до тех пор, пока не познакомишься с ними поближе. — Неужели мы ничего не можем сделать? — спросил он с жестким акцентом. — Вы не хуже нас знаете, что мы в тупике, дорогой Бернгард, — обратился Трэверс к человеку в очках. — Забини знает кое-что про нас и каналы прикрытия наших сделок. Если он решится рассказать, наше дело прогорело. — Откуда у них колдография? — спросил, наконец, человек с сигарой. — Поттеру передала ее бывшая шлюшка Бернза. Наши люди заставили ее заткнуться навсегда, но колдографию они, похоже, получили, — вздохнул Трэверс. — Сукин сын! — выругался курильщик. — В этих условиях нам не остается ничего другого, как отказаться от операции. Слишком рискованно. Его глаза сверкнули, как раскаленные угольки, из которых, казалось, вот-вот посыплются искры. В ярости он хватил кулаком по столу. — Нет! — спокойно ответила дама. — Мы не можем послать все к Мерлину из-за одного сумасшедшего. — Повторяю: неужели мы ничего не можем сделать? — блеснул очками темноволосый. Женщина поняла на лету. — Да, конечно, — мило улыбнулась она. Мысль ей, видимо, понравилась. — Почему бы и нет? — отозвался Трэверс, словно его осенила долгожданная мысль. Черноволосый мужчина рассеянно кивнул, хотя на его лице была написана ярость. — Но я не могу один принимать решения, — предупредил человек в очках. — Я голосую за, — ответила дама. В ее бесстрастных серых глазах блеснул огонек. — А вы? — обратился их собеседник к курильщику. Задняя стена изобразила летний луг, над которым беззаботно порхали лимонные и голубые бабочки. — Пожалуй, я проголосую за, зная, как вы хорошо это делаете, — прикрыл тот глаза. — Вы, Оймен? — продолжал темноволосый. — Я не люблю большинства. Или мы согласны все, или мы не делаем ничего. Поэтому голосую за, — развел руками Трэверс. — Это правильно, — мягко подтвердил человек в очках. — Однако мне необходимо немного поразмыслить. — Вы знаете, Бернгард, что мы спешим и не можем ждать, — кивнула дама. — Дорога каждая минута. — Согласен. Не собираюсь отказываться, но я действую не от собственного имени, а представляю интересы других лиц. И должен проконсультироваться. Это слишком серьезно. Прошу меня извинить. И, слегка сутулясь, он исчез за дверью, тщательно прикрыв ее за собой. В той комнате, видимо, был камин. В зале стояла тишина. Прошло четверть часа прежде, чем человек в очках вернулся. — Все в порядке, — резюмировал он. — Занимайтесь этим делом, но возьмите ответственность на себя. — Хорошо, — равнодушно прикрыл морщинистые веки Трэверс.***
17 августа 2007 г.
— Гарри, ты о чем задумался? — Гермиона направила кувшинчик, который сам собой налил сливок в кофе. За минувшую неделю она уже привыкла готовить на двоих. — Любовницу бывшую вспомнил, — проворчал Рон, с аппетитом уплетая хлеб с маслом. — Отвали, — добродушно пробурчал Поттер, взяв чесночную гренку. Перед поездкой в Азкабан ему хотелось собраться с мыслями. Хотя Гарри не раз бывал в тюрьме, он никогда не видел ее силуэт издалека. — Рон! — укоризненно посмотрела Гермиона на мужа. — А что, это неправда? — проворчал рыжий. — Он ведь с ней кувыркался, а не я! Миссис Уизли шутливо замахнулась на мужа, и тот также весело увернулся. «Играют», — горько подумал Гарри, продолжая смотреть на колдографию во вчерашнем «Пророке». Подпись внизу гласила, что Ромильда Вэйн помолвлена с американским бизнесменом Филом Стрэйфиком. Солнечный лучик рассеянно бегал по газетным листкам, словно напоминая, что началось летнее утро с его обычными заботами. Однажды в детстве он, работая в саду, с интересом рассматривал, как осы пили воду из маленькой ванны. Не то, чтобы Гарри испытывал сожаление об их связи. Однако при взгляде на подтянутую брюнетку с распущенными волосами его охватило что-то сродни ностальгии, словно он прощался с дорогим родственником. С Ромильдой Вэйн у Гарри закрутился роман после первой серьезной ссоры с женой. Первые три года после победы он забыл про нагловатую гриффиндорку. (Разве что иногда они с Роном вспоминали, как забавный анекдот, историю про конфеты Ромильды). Тучи на горизонте появились на четвертом году их брака с Джинни, когда первый любовный порыв угас, зато характер супругов стал проявляться сильнее. Джинни начала сожалеть о переведенной в «Восстановительный Фонд» половине состояния Поттеров. Гарри, огрызнувшись, ответил, что сделал это по совету ее матери Молли. Та ожидала, что после перевода средств, зятя в благодарность поднимут на самый верх. О том, как высоко взлетит «Избранный» после такого жеста, любил повторять и Перси Уизли, укреплявший свои позиции в министерстве. Но все изменилось после гибели Кингсли Бруствера: новый министр Амундсен Уорвик относился к Поттеру равнодушно, и его карьера приостановилась. Однажды за завтраком жена не преминула подчеркнуть перемены в его положении. — Ты знаешь: я не карьерист, — спокойно ответил Гарри, отпивая кофе. — С такой фамилией и славой ты давно мог бы занять хорошую стартовую позицию в Аврорате, — вздохнула Джинни. — Можно поговорить с Перси. Но нет, гордость мешает! — Прекрати, — поморщился Гарри. — Я иду, как иду. — Да знаю я твою философию: чем богаты, тем и рады, — скривилась жена. — Да, еще Дамблдор сказал, что на тебе неплохо сидит мундир главнокомандующего! — усмехнулась она, поправив домашнее темно-зеленое платье. — Только тебе до того мундира — как до взгляда на затылок без зеркала. — Брось, — в душе Гарри нарастала ярость. — Ты знаешь, при каких обстоятельствах он это сказал. — Ой, куда там! — поморщилась Джинни. — Посмотри на Дина Томаса. Ни фамилии, ни известности не было, а уже стал вторым секретарем в департаменте Международного магического сотрудничества. Неплохо сшитые мундиры главнокомандующих на себя не примеряет, а идет к цели. — Все еще любишь Томаса? — Гарри неприязненно посмотрел на жену. — Может, лучше бы мне было выйти за Дина, — прищурилась Джинни. — Хоть был бы нормальный стремящийся к чему-то муж… Какой-то голос внутри шептал Гарри, чтобы он не отвечал. Но ярость вкупе с ревностью сделала свое дело. Отставив чашку, Поттер с отвращением посмотрел в упор на жену. — Сейчас еще не поздно, — холодно процедил он. Джинни, взмахнув рыжей копной волос, с яростью посмотрела на него. — Думаешь, твоя фамилия такая чудесная, что все остальные просто второй сорт? — Кажется, на шестом курсе ты думала иначе, дорогая, — Гарри, чувствуя нарастающую холодную ярость, попытался вложить в голос весь яд. — Ещё бы! Избранный, — ехидно посмотрела Джинневра на мужа, — по сути жил у нас дома. Гарри не знал, чем покрыть выпад жены, но хотел сделать это как можно больнее. Прищурившись, он внимательно посмотрел ей в глаза. — Предпочитаешь, чтобы у вас дома жил Риддл? — он продолжал смотреть на жену. — Без меня это вполне стало бы реальностью. Джинни, видимо, не нашла что возразить, и в ярости бросила блюдце на пол. А Гарри первый раз в жизни посмотрел на нее новым взглядом. Ему вдруг показалось, будто в его душе обломался важный клапан. Любовь к жене ушла, а вместе с ней что-то умерло. Перед ним стояла неприятная полнеющая рыжая женщина, для которой он был пчелой, приносящей мед в улей. Пчелой, которую терпят лишь до тех пор, пока она исправно поставляет лучший мед. Тогда было утро пятнадцатого марта. Пятнадцатое марта — день рождения Ромильды Вэйн… После обеда он столкнулся с ней в прихожей — счастливой, веселой, одетой в легкое красное платье. Черные волосы Ромильды все также густо вились вдоль плеч, а ее карие глаза светились радостным и чуть насмешливым огоньком. Гарри почему-то обрадовался ей, как старому другу. Они долго гуляли с Ромильдой по коридору и о чем-то болтали. Потом они сидели в маггловском кафе и весело пили фруктовый чай с вином. Легкий бордовый плащ Ромильды болтался на вешалке, и Гарри казалось, что улыбалась она только для него. Придя домой, он сослался на усталость и лег спать. Он не спал всю ночь, слушая шум весеннего дождя. Его трясло от температуры или легкой лихорадки, но это была счастливая лихорадка. В субботу Ромильда организовывала праздник, на который пригласила и его. Гарри пошел туда с женой. Он был поражен шокирующему наряду Ромильды. На ней были расстегнутая на груди клетчатая рубашка, короткие джинсовые шорты, как пояс, и легкие светло-коричневые туфли без каблуков. Но голос внутри шептал, что она оделась так для него, и эта мысль снова дарила ему ощущение счастья… Когда поднимали тост за именинницу, Гарри заметил, что Ромильда пристально наблюдает за ним краешками глаз и лукаво улыбается, поймав его встречный взгляд. Он никогда не забудет, как медленно Ромильда опустила густые черные ресницы. «Я твоя, смелее», — словно говорила она. «Я это знаю!» — мысленно ответил ей Гарри, совершенно не боясь, что Джинни поймает его мысль. В тот вечер они тайком обменялись поцелуем, от которого у Гарри закружилась голова: Джинни никогда не целовалась с такой страстью. Счастливая Ромильда прикусила его нижнюю губу, и, легонько щелкнув по носу, побежала в сад на танцы. Назавтра после работы они встретились снова и, уже не таясь, горячо поцеловались в сквере, словно школьники, сбежавшие с уроков. Была середина марта, и Гарри удивился, как быстро день сменился густыми сумерками, накрывшими верхушки деревьев. «И это отважный гриффиндорец, победивший Темного Лорда?» — засмеялась девушка, когда Гарри сказал ей об этом… Он не ответил, а, поцеловав, приподнял ее от земли… У них были бурные ночи, после которых Гарри от усталости едва ощущал свое тело. Обожая плотские утехи, Ромильда обставляла спальню свечами и, как неутомимая амазонка, седлала и «пришпоривала» пяточками своего взмыленного скакуна. Войдя в раж, она иногда надевала шляпку от солнца, перевязанную оранжевой ленточкой. «Должна же я ощутить себя настоящей ковбойшей, укротившей мустанга», — шутила Ромильда, водя острым ногтем по его плечу. «Я знала, что так все и будет, зайдя к тебе в купе», — прошептала однажды девушка, когда они оба, обессиленные, лежали в кровати и смотрели на предутренние вспышки молний за окном. Потом Гарри много раз корил себя за слабость, но тогда… Две тысячи третий год был в самом деле роковым для них всех… — Гляди-ка, что творится! — А? — Гарри вздрогнул, услышав голос друга. — Хватит любовниц вспоминать. Смотри! — ткнул он в свежий номер «Пророка». Гарри чертыхнулся. Уйдя в воспоминание, он не заметил, как в окно влетела сова и принесла почту. Рон тыкал пальцем в статью на второй полосе. Гарри поправил очки и, прищурившись, прочитал:Трагедия в Азкабане Сегодня рано утром в Азкабане произошел несчастный случай. От острой сердечной недостаточности скончался лидер террористической группировки Девон Забини. После окончания Хогвартса в 2002 г. Девон Забини создал террористическую организацию, провозгласившей своей целью подготовку к возвращению Темного Лорда. Единственной их акцией стало совершенное 16 декабря 2002 г. убийство магглорожденной хаффлпаффки Эллы Хриштокс в Хогсмиде. По приговору суда 14 января 2004 г. семь членов секты, включая Девона Забини, были приговорены к десяти годам заключения в Азкабане. По свидетельству тюремного врача мистера Гарольда Слокомба, смерть Девона Забини была вызвана естественными причинами.
— Мерлин! — пробормотал Гарри. В первые минуты он настолько не хотел верить в произошедшее, что прочитал текст еще раз. Ниже стоял движущийся портрет молодого синеглазого парня с черными кудрявыми волосами. Гарри помнил это лицо на процессе. Тогда оно казалось ему физиономией фанатика или безумца. Теперь эта мелькавшая на губах улыбка выглядела совсем юношеской — словно парнишка, смеясь, говорил: «Мерлин, да какой же я убийца?» Только траурная полоса, так нелепо смотревшаяся в углу колдографии, напоминала, что он мертв. — Гарри… — осторожно сказала Гермиона. — Ты… Поедешь? — Рон ничего не сказал, а непонимающе посмотрел на друга. — Не знаю… — Поттер все еще перечитывал статью… — Конечно еду! То есть нет… Зачем я теперь там? — снял он очки и потер глаз. — Хоть увидишь все сам… — пробормотал Рон. — Знаешь, иногда полезно. Может, он руки на себя наложил, а? — Слокомб говорит, что естественная смерть, — до Гарри, словно в тумане, доносился голос подруги. — А какие у нас основания не верить врачу? «Так не бывает… Это не может быть совпадением», — лихорадочно думал Поттер, пытаясь сосредоточится. Затем отодвинул чашку кофе и, достав палочку, пошел к камину. Однако возле решетки его ждал новый сюрприз. Угли вспыхнули сами собой, образуя огненную дорожку. Несколько мгновений она горела, а затем появились контуры головы. Гарри отошел назад. Расплывчатые линии сами собой стали превращаться в лицо Уитворта. — Привет, Гермиона, — улыбнулся он. — Мой бездельник у тебя еще? — Сэр… Я не ожидал, что так получится… — Быстрее в Азкабан, Поттер! — рыкнул Уитворт, даже не дослушав его. — Поговорите с врачом, надзирателем, комендантом в конце концов. Поймите, это настоящее убийство. Которое мы прошляпили, Поттер. — С чего вы взяли, что это убийство? — не сдержался Гарри. — Колдография уничтожена, — раздался упавший голос начальника. — Эксперимент в Третьем отделе привел к ее гибели. Кларенс уже занимается этим. А ваше место в Азкабане. Слышите: в Аз-ка-ба-не! — повторил он по слогам. — Уже бегу, сэр, — вздохнул Гарри. Уитворт говорил по слогам только если находился в крайней степени раздражения. Взглянув на стол, он равнодушно пробежал глазами по портрету счастливой Ромильды Вэйн.