Моя жизнь. Ночь и День.

Pov Николас С самого рождения мои родители поняли, что со мной что-то не так. Когда омега-папочка меня родил я не кричал, врачи сначала даже испугались, что я умер, но нет, я был жив. В девять месяцев я уже нормально ходил, что было странно, ведь маленькие дети, которые в этом возрасте научились ходить, всё равно ходили немного косолапя и падая из-за детской неуклюжести, но я ходил вполне нормально, четко делая шаги, мои родители списали это на хорошие развитие, но они не знали, что меня просто держали и заставляли идти, как куклу. Кто? Я и сам не знаю. Когда я подрос и пошёл в садик - я не разговаривал ни с кем. Нет, я мог и пытался, но мне просто закрывали рот. Ночью, когда я плакал и пытался позвать кого-то из родителей, мне вновь закрывали рот, стирая дорожки слез. Это было холодное прикосновение, вводящее меня в ужас, и я мысленно кричал:»Папочка, спаси!». Из-за моей молчаливости родители решили, что я нем, и стали таскать меня по врачам, но те лишь качали головой и говорили, что все со мной в порядке. Я пытался сказать папам, что со мной всё хорошо, но это холодное нечто вновь затыкало меня. Так я и окончил детский садик. Молчаливый ребёнок без друзей - было моим приговором. Дальше была школа. Первый год всё было хорошо, ну почти, разговаривать я так и не смог, оно не давало мне, и потому друзей у меня тоже не было. На втором году мы отправились проходить тест на половую принадлежность, мои родители были заранее уверены, что я буду бетой, но всё же не теряли надежду. А зря. Тест подтвердил, что я бета, а значит ни семьи, ни детей у меня не будет, по крайней мере так говорили мои дедушки, которые с легким презрением и жалостью смотрели на меня, ведь на мне оборвался «чистокровный род», как они говорили, в котором за четыре века не было не одной беты. Было неприятно и больно от этих презрительных взглядов дедушек, которые только недавно смотрели на меня с теплотой, я хотел уже заплакать в голос хоть раз, но мне вновь не позволили, заставляя встать и уйти в комнату, вновь плакать в тишине, давясь болью. На третьем году школы всё пошло наперекосяк. Оно стало появляться передо мной. Нет, не полностью. Сначала показывались глаза, белые зрачки испещрённый кроваво-красными полосками или же это были капилляры, я так и не понял. Они появились неожиданно, пугая меня до обморока. Тогда я впервые закричал. Очнулся я в больнице, рядом сидел взволнованный альфа-папа. — Малыш, ты как? — заметив, что я проснулся он пересел на край кровати, начиная гладить меня по голове. — Нормально, — неожиданно для себя я смог ответить, удивленно распахнув глаза. Отец тоже немало удивился, а потом счастливо улыбнулся, сжав в своей руке мою ладошку. — Скоро придёт врач. Он осмотрит тебя, а потом мы поедем домой. Наш омега-папочка просто с ума там сходит, уже шесть раз мне звонил. Хочешь с ним поговорить? Я по привычке кивнул, а потом опомнился и тихо произнес. — Да, очень. Но не успел альфа-папа даже достать телефон, как в палату влетел взволнованный омега с небольшим, но уже заметным пузом. Омега-папочка был беременным, уже третий месяц и судя по всему двойней. — Как ты посмел не взять меня с собой?! — он налетел на отца, давая тому смачные подзатыльники. — Папочка, успокойся, — тихо пробормотал я. Горло ещё не привыкло к таким нагрузкам. — Да, прости, малыш, — омега-папочка вздохнул и присел на стул, но когда до него дошло, что я это сказал я, он соскочил и, счастливо улыбаясь, приобнял меня. — Мой малыш… Я так боялся, что ты никогда не заговоришь и не, — он тихо всхлипнул.- И не назовешь меня папой. Моё солнышко. Тут в палату вошёл мужчина в белом халате - врач. — Здравствуйте. Я так понимаю Вы родители Николаса, мистер Грегори и мистер Том? Я мистер Хенвиг. — Да, здравствуйте, — мой альфа-папа встал и пожал руку врачу.- Тут такое дело. Наш сын… Он с самого детства был молчалив, в смысле, что он вообще не разговаривал, но теперь он заговорил, — мой папа вновь улыбнулся. — Хм, видите ли, бывает, что человек нем всю свою жизнь, но стоит только произойти чему-то пугающему или шокирующему, как человеческий организм, а в данных случае психика, дает сигнал о самозащите, то есть крике. Но это пока не точно, так что я не могу утверждать. Но ваш сын заговорил, и это уже хорошо. Я выпишу вам кое-какие препараты для горла, чтобы смягчить связки, ведь пока ему будет затруднительно разговаривать. А на счет обморока, если честно, мы не можем пока точно определить, что именно случилось, но скорее всего, это было из-за сильного испуга, — тут глаза моих родителей и врача уставились на меня. — Что? — я слегка замялся, — я решил, что лучше будет промолчать обо всём.- Я ничего не помню. Я не помню, как и из-за чего упал в обморок. Дальше родители договорили с врачом и, оформив бумаги, мы поехали домой, но по пути мы заехали в супермаркет. — Пойдешь с нами? — омега-папа посмотрел на меня с легкой улыбкой. — Конечно, — я радостно улыбнулся, выпрыгивая из машины. Дальше мы гуляли по супермаркету. Я болтал без умолку, слегка покашливая. — Тише ты, болтушка, — засмеялся альфа-папа.- Твое горлышко ещё не привыкло, так что будь осторожнее, — он потрепал меня по голове. Тут вдруг я опомнился. В памяти вновь сплыла картинка, где передо мной появились эти пугающие глаза, и я, вздрогнув от ужаса, схватил омега-папу за руку. — Ты чего? — он немного удивленно посмотрел на меня. — М-может купим тортик? — я попытался улыбнуться. — Ну хорошо, но только не большой, много сладкого тебе пока нельзя, это вредно для связок, вот поправишься совсем, и мы купим большой торт, — радостно заявил папа. — Сладкоежки, — хохотнул отец. Выбрав торт, мы набрали ещё целую тележку продуктов и отправились на кассу. Пока альфа-папа доставал продукты и оплачивал их, мы с папочкой раскладывали продукты по пакетам. POV Николаса. Над ухом раздалось тихое шипение. Я вздрогнул и чуть не выронил из рук баночку с консервированной кукурузой. — Сынок, тебе плохо? — омега-папочка взволнованно посмотрел на меня. «Молчи, щенок, если тебе дорога их жизнь.» — Н-нет, всё в порядке, просто немного закружилась голова. Устал, — я нервно улыбнулся. — Ну ничего, сейчас приедем домой и там ты отдохнешь, — сказал отец, подходя к нам с папой и забирая пакеты. — Тебе тоже нужно отдохнуть, — он чмокнул папу в кончик носа. Тот хихикнул и слегка покраснел. Я же смотрел на них и понимал, что ради того, чтобы они жили вот так счастливо, я сделаю всё, что угодно, потому что всем сердцем их люблю. Приехав домой, мы разгрузили пакеты и устроились в гостиной перед телевизором. Папа поставил кино и мы стали медленно попивать чаек, закусывая тортом. Доев тортик и допив чай, я и не заметил как уснул, устроившись на коленках о-папы. "Завтра повеселимся."