Tenebris, clara

Месяц — это, конечно, очень долго. Но «через месяц» звучит гораздо лучше, чем «никогда». © Макс Фрай "Сказки старого Вильнюса".

      Эта встреча вновь была неожиданной.       Было начало осени, завершился летний сезон, и нежить, где и была неликвидирована, надежно залегла в спячку. Начался сезон болезней, проклятий и похорон, некроманты могли более-менее отдохнуть, и выезжали только на экстренные вызовы.       Таверна «Лесной лис» была знакомой, проверенной, посещенной множество раз, так как стояла на перепутье довольно крупных дорог и трактов страны, так что здесь было привычно шумно и душновато. Не элитная, но и не третьесортное захолустье, - самое то, что может позволить себе любой случайный путник: тёплая постель, старые и надежные дубовые столы, заставленные ароматным и качественным элем и приемлемой пищей, весёлая компания. Среди этой толпы вполне натурально можно было внезапно обнаружить случайных знакомцев. Но некроманту…       Он спускался со второго этажа, из своей комнаты, вниз – пообедать перед дорогой. Внезапно ему под ноги кинулась какая-то юркая маленькая девица, и, так как бежала по лестнице она, не особо глядя на то, что впереди, благополучно врезалась макушкой прямо в живот некроманту, отчего он с шипением и проклятиями (мысленными, конечно, иначе самому и придется их снимать) согнулся пополам. Девчонка удачно отшатнулась, и не получила по голове, но все равно выглядела несчастной и мялась, не зная, как помочь мужчине. Мялась до тех пор, пока он не поднял голову. А затем почему-то счастливо пискнула и подскочила.       - Я думала, что больше вас не увижу!       Некромант мрачно на неё глянул, и уже хотел что-то сказать, но – осекся. Менестрель стояла перед ним и счастливо улыбалась. Он тяжело вздохнул и почти с отчаянием посмотрел на неё.       В её глазах так же, как тогда, ярко горел тёплый оранжевый «живой» огонь, - теперь он понимал, что она имела ввиду, когда говорила, что «так теплее».       …Горел, хотя теперь перед ней не было жаркого пламени, а был лишь он – сгусток тьмы, некромант, палач…       А менестрель будто и не замечала его мрачного состояния: она радостно улыбалась встрече, и даже слегка приплясывала на месте от нетерпения, всё норовя схватить некроманта за бледную тонкую кисть руки, согревая её теплом, и потянуть мужчину вниз, в зал, к столику. Он не сильно вписывался в яркую шумную атмосферу обеденной залы – вокруг него будто купол безмолвия выстроился, но девушка и не замечала этого, притащив его, в конце концов, в какой-то дальний тихий уголочек, чтобы никто уж точно не помешал и не подслушал.       Ей хотелось снова спеть ему, как тогда, порадовать, вновь склеить ещё одни осколочки его сердца, заживить ещё один краешек души, вновь наблюдать, как в холодных и безжизненных серых глазах поначалу робко, а затем всё ярче и ярче загораются живые огоньки, как расцветает на бескровных сухих губах печальная, но искренняя улыбка. Она никогда так не радовалась возможности кому-то петь…       Усадила, наугощала сладким пирогом и отменным горячим чаем, (а чай в этом заведении всегда был отменный и горячий – хозяйка лично приходила в окружающий лес за травами и ягодами). И взахлеб рассказывала, рассказывала, рассказывала… о её приключениях, о местах, где она побывала, о том, что видела, и о разных людях… об историях, что слышала, и рассказывала эти самые истории, и новые сказки, что она придумала…       Некромант же сидел молча, украдкой улыбаясь в кружку, и неотрывно с неким восхищенно-снисходительным выражением смотрел на девушку. «Просто прирожденный менестрель, сказитель… лекарь».       Он чувствовал, как тепло её ладони будто растекается с кончиков его пальцев по всему телу, и это тепло поселилось где-то в районе груди и никак не желало его покидать. Кровь внезапно, будто потоком, хлынула в его голову, - и щекам стало жарко. Ему самому стало жарко.       Некромант ощущал через руку биение её сердца, отголосок пульса, и этот незатейливый ритм эхом отзывался в его внезапно ожившем сердце. Он всё поглаживал тонкие музыкальные пальцы и нежную кожу ладони, и не мог отвести взгляда от её глаз. Разум с какой-то особой отчетливостью вникал в каждое сказанное слово, рассказанную историю, спетую песню, с пристальным вниманием вслушивался в голос менестреля. Окружающий мир не пропал, но словно приобрел какие-то особые… краски, вкус, теплоту, уют?.. И хотелось чего-то…       А когда они вставали из-за стола, некромант сделал совсем уж странную вещь: он наклонился и едва ощутимо коснулся губами щеки менестреля.       Она улыбнулась: тёплые.       Они прощались, стоя на пороге таверны.       На многие мили вокруг простиралась глухая осенняя ночь. Дорога утопала в туманной темноте, полуголые ветви деревьев трепал холодный влажный ветер, а единственными огоньками в этой лесной пустоши светилось здание «Лесного лиса». Из зала доносились разговоры, ругань, смех, песни и крики, а снаружи царила полная тишина.       Она знала, что работа не позволит ему задерживаться на одном месте надолго, или таскать с собой такую обузу…       Он знал, что она не сможет покинуть своих любимых дорог, городов и людей…       Они знали, что всегда будут выискивать в толпе, выглядывать на тракте, дороге, лесной тропе одно-единственное лицо…       - Говорят, свет зарождается во тьме, а тьма – лишь отголосок света. Мы обязательно встретимся вновь.