Ника

Я пришел к Нике в тот же вечер. Усталый и замерзший, я остановился у подъезда и вдавил пальцем обледеневшую кнопку звонка. Вскоре замок щелкнул и дверь открылась автоматически, видимо, управляемая с помощью домофона. Я зашел в подъезд и быстро взбежал по лестнице на второй этаж, а потом постучал в дверь. Ника сразу же открыла мне. — Я разбудил тебя? — спросил я, уже стягивая ботинки в коридоре. Девушка, одетая в мятый спортивный костюм, выглядела сонной и растрепанной, но все равно казалась мне очень привлекательной. — Да, — коротко ответила она, вешая мою куртку. — Спасибо за цветы, кстати. — Как ты узнала, что они от меня? — удивился я. — Ты думал, что я не смогу разобрать твои инициалы на открытке, идиот? — фыркнула Ника. — Проходи. И учти, что я не буду с тобой спать, даже если ты на это уже настроен. — Почему? — я несильно толкнул её, потом резко прижал к стене, выдыхая ей в губы: — Почему, Ника? … Она уперлась руками мне в грудь и скривилась, будто я был самым мерзким человеком на земле. Я же чуть наклонился и уткнулся носом в её плечо, лишь бы не видеть этого выражения лица. — Я хочу тебя, Маттиас. Но очень боюсь снова влюбиться и опять потерять тебя, — тихо ответила Ника, почти касаясь моего уха. — Я не брошу тебя, — я чуть поднял голову и легко коснулся губами её шеи. — Мне больше некуда убегать. — Маттиас… — начала было девушка, но я настойчиво поцеловал её в губы, заставив замолчать. Она только ахнула и, наконец, убрала руки, прижимаясь ко мне всем телом. Я хотел её. Так, как не хотел ни одну девушку раньше — и был готов пойти на все, чтобы добиться её. Но Ника вдруг сама перестала сопротивляться, горячо отвечая на мой поцелуй. Забравшись руками под её одежду, я легко провел пальцами по спине девушки, ощущая, как та слегка дрожит, нервничая. Ника слегка прикусила мою губу, а потом снова жадно поцеловала меня. — Может, пойдем в спальню? — шепотом предложил я, обжигая её ухо дыханием. Ника только смерила затуманенным от возбуждения взглядом, в котором скользнуло раздражение, и за руку потянула за собой. Не раздумывая, я повалил её на кровать и стянул с девушки толстовку, под которой не оказалось больше ничего. Легко коснулся губами её живота, желая поцеловать каждый миллиметр её тела. Ника запуталась пальцами у меня в волосах, позволяя мне прикусывать её соски и сжимать руками бедра. Я уже не контролировал себя. Мысли в голове смешались. Стало плевать на проблемы, неприятности — вообще на все. Сейчас мне хотелось лишь любить Нику — во всех смыслах этого слова — и быть любимым ею. Стянув с себя джинсы вместе с бельем, я нашарил в кармане штанов презерватив и натянул его. Ника была прекрасна: от одного вида её обнаженного тела, сильного, но миниатюрного, меня бросало в дрожь. И стоило ей обхватить ногами мои бедра, я не сдержал хриплого стона и вошел в неё. Ника вскрикнула от резкого толчка, а потом вцепилась пальцами в мои плечи, царапая ногтями кожу. Я быстро вбивался в её тело, испытывая просто непередаваемые ощущения. Не было сил ни о чем думать: я наслаждался каждой секундой этого секса, страстного и спонтанного, наслаждался Никой, самой лучшей девушкой, которую я когда-либо встречал. Сделав еще несколько толчков, я кончил. Ника тоже застонала и прижалась ко мне — я лишь легко потрепал её по щеке. Я снял презерватив и выкинул его в урну под столом. Девушка же спешила натянуть спортивные штаны и футболку, будто стеснялась меня, и я тоже подобрал свои джинсы и боксеры и оделся. — В душ сходишь утром, — устало произнесла она, забираясь под одеяло. — А сейчас лучше ложись рядом. Я только еле заметно улыбнулся, радуясь этой победе над гордостью Ники, а потом улегся рядом с ней и заключил девушку в крепкие объятия. Слушая её тихое дыхание и ощущая приятное тепло чужого тела, я быстро погрузился в спокойный сон. Проснулся я рано, часов в восемь, но Ники рядом уже не было. Зато из кухни тянулся вкусный запах кофе и какой-то выпечки, а потому я быстро выбрался из-под теплого одеяла и пошел искать девушку. — Круассаны будешь? — сразу же поинтересовалась Ника, завидев меня. — Буду конечно, — согласился я, усаживаясь на простой деревянный стул у окна. Девушка тут же опустила передо мной тарелку с выпечкой. — Что-то ты больно добра ко мне стала. Сменила гнев на милость? — Жуй, а то подавишься, — только фыркнула она и протянула мне кружку с кофе. — И вообще, давай быстрей доедай и иди в душ, а то мне еще в институт надо успеть. Я со вздохом принялся за еду. Кофе у Ники оказался, как и прежде, очень вкусным. Потом мы пешком дошли до моей машины, как и в прошлый раз припаркованной у вокзала, и я отвез девушку в институт. На прощание она даже не разрешила поцеловать себя, лишь бросила короткое прощание и заторопилась прочь. Проводив взглядом её тоненькую фигурку, я хотел было поехать на базу, но в кармане завибрировал телефон, отвлекший меня. Как всегда, звонил Коли, но я сомневался, что по хорошему поводу. — Алло? — устало спросил я, а потом тут же поинтересовался: — Вы пришили араба, который взорвал мою квартиру? — Да. Час назад сняли. Это точно он, нет сомнений. Менты уже убрали тело, — коротко отрапортовал Коли. — Но есть и плохие новости. — Валяй. — Мы, как вы и просили, приглядывали за Дэнни Тернером. Так вот. Его подстрелили час назад. — Что?! — шокировано переспросил я и сжал пальцы на руле. — Так пусть его срочно тащат в Осло, в ту клинику, с которой у нас есть связи! — До Норвегии лететь четыре часа… — Да мне плевать! — раздраженно перебил его я. — Если этот дебил сдохнет по дороге, то… Лучше тебе не знать. Короче, сделай все, чтобы этим вечером он прибыл в Осло живым. Я нажал на «отбой» и в сердцах швырнул смартфон на соседнее сидение. Фактически, Тернер был мне никем, и я не испытывал к нему особо теплых чувств, впрочем, как и он ко мне. Но Дэнни оставался братом Ники, а это значило, что если он погибнет, девушке будет очень тяжело пережить эту потерю. Только ради Ники я сразу же оплатил счет за перелет, транспорт в Англии и Норвегии, и пребывание в больнице. И, решив пока не сообщать девушке о несчастье, поехал на базу. Работы было много, но как только мне сообщили, что Дэнни наконец доставили в больницу, я сразу же отправился туда. Не от беспокойства за здоровье Тернера, конечно, а чтобы обсудить пару вещей. На улице уже начало темнеть. Снег прекратился, на небе засияли первые звезды. Дойдя до машины, я коснулся было ручки, но потом задрал голову вверх и уставился наверх. Мне сразу пришло осознание того, как мелочно я поступаю, заботясь о брате Ники только ради девушки. Я никогда не был добрым или человечным, но ни разу не задумывался раньше, что это, по сути, не есть хорошо. Ледяной ветер забрался под тонкую куртку, пробирая до костей. Я оторвался от созерцания звезд, понимая, что у меня слишком мало времени, чтобы заниматься глупостями типа размышления о добродетельности и решения вечных вопросов, и забрался в машину. Под шинами заскрипел снег, медленно разъехались ворота, и я вдавил педаль газа и направился к трассе. Частная больница была небольшим серым зданием с широкой парковкой перед ним. Здесь всегда принимали необычных клиентов: тех, кто прятал лицо и никогда не представлялся по имени, людей с пулевыми ранениями и колотыми ранами, которых бы привлекли суду или в чьих делах начали бы разбираться. Припарковавшись, я быстро дошел до здания, чтобы скорее попасть в тепло. На ресепшене сидела молодая девушка, которая, только завидев меня, схватила телефонную трубку и быстро позвонила кому-то. Не успел я расстегнуть куртку и сбить с кроссовок налипший снег, как в приемный покой вошел немолодой человек в белом халате, которого я давно знал. — Здравствуйте, господин Юханссон, — тихо поздоровался доктор Ольсен и пожал мне руку. — Вы же к тому иностранцу, которого привезли недавно? — Именно, — подтвердил я, и направился за мужчиной в коридор, на который тот указал жестом. — Он очень плох? — У господина сильно повреждены легкое и левое бедро, но он в сознании и состояние стабильное, — спокойно пояснил доктор. Мы прошли по светлому коридору, по обе стороны которого были окна с матовым стеклом, еще несколько метров, а потом остановились у двери с белой табличкой, где фломастером была написана цифра «15» и какие-то медицинские показатели и диагнозы. — Только не заставляйте пациента сильно нервничать, хорошо? — мягко предупредил меня Ольсен. — А то, когда его привезли, он очень нелестно отзывался о вас, насколько мы смогли понять по-английски… Я кивнул и решительно вошел в палату, а потом затворил за собой дверь. Свет был неярким, чтобы не мешать пациенту, но все равно все буквально блестело белизной. И на светлом фоне огромной кровати Дэнни казался неестественно бледным, даже с болезненной синевой. Темные волосы мужчины растрепались по подушке, глаза были закрыты, но веки подрагивали; в вену была вставлена игла от капельницы. Писк и шум каких-то приборов неприятно отвлекал, но я постарался не обращать на него внимания и как можно тише приблизился к кровати. С каким-то больным любопытством я прикоснулся пальцами к холодному лбу раненого и отвел пряди темных волос. По мой спине пробежали мурашки от осознания того, что сейчас в моих руках была жизнь самого дорогого для Ники человека. Я почувствовал себя чуть ли не богом: одно нажатие на кнопку, и я мог избавить себя от всех проблем. Дэнни, конечно, перестал препятствовать мне общаться с Никой, но я догадывался, что если бы я пригласил девушку жить к себе или даже позвал замуж, Тернер-старший приложил бы все усилия, чтобы я не стал частью их семьи. А потому, если бы он умер… Ощущение полной власти над беззащитным человеком дурманило. Но вдруг что-то будто перемкнуло во мне: я отдернул руку, отшатнулся, задевая ногой невысокий металлический табурет. Шум падающего табурета перебил писк и шуршание приборов и эхом прокатился по комнате. Я замер. Тернер открыл сперва один глаз, потом второй. Затем едва шевельнулся и скосил взгляд в мою сторону. — И долго ты тут стоишь, скандинавский ублюдок? — хрипло спросил он. — Минуты три, — я поднял табурет и сел. — Как ты? — Да тебя ни разу не волнует мое здоровье, — Дэнни скривил губы в ухмылке. — Давай без театра. Зачем ты приказал своим людям спасти меня? — Ради Ники, — честно ответил я. — Ей было бы тяжело пережить твою смерть. — Спасибо за честность, — он вновь закрыл глаза, ненадолго задумался, а потом продолжил. — Сестра звонила мне вчера ночью. Я знаю, что ты спал с ней. — И что? — Ну молодец, что смог уломать глупую маленькую девочку на секс, что, — саркастично ответил Тернер, бросая на меня злой взгляд. — Ты для нее — первая, мать твою, любовь. Ника ничегошеньки не смыслит в этом, а потому позволяет тебе все, что ты захочешь. Вы не пара, Юханссон. Ты сломаешь её жизнь. — Я — нет. А вот если ты сдохнешь от шальной пули в своем грязном Бирмингеме, тогда её жизнь полетит к чертям, — жестко заметил я, глядя, как Дэнни нервно сжимает и разжимает кулак, не в силах просто встать и дать мне по морде. — Я изменился, Тернер. Мне нужна Ника, и я уверен, что смогу сделать её жизнь счастливой. — Ты лжец, ты убийца, ты не ценишь ничего, кроме денег, — он скривился, демонстрируя абсолютное презрение ко мне. — С Никой я становлюсь другим человеком. — Ты еще и двуличная сволочь, — подытожил Дэнни. — Я спас тебе жизнь. Я признался, что искренне люблю твою сестру. А ты еще и оскорбляешь меня… — со вздохом проговорил я. — И кто еще из нас мразь, Тернер? Мужчина промолчал. Я отвернулся, чтобы не видеть этого полного ненависти лица. Дэнни упрямился, словно баран, и я не видел этому причины. Старая обида из-за кражи прошла. Теперь же, он, похоже, слишком сильно беспокоился за сестру, единственного родного человека, а потому просто боялся принять то, что она уже взрослая, и тоже может любить. Осознав это, я спокойно заговорил: — Мы тут спорим с тобой, грыземся… И даже не спросили, что по этому поводу думает твоя сестра. Ты же не можешь всю жизнь решать за нее, а? Тернер выдержал долгую паузу, раздумывая, что ответить. Потом черты его лица смягчились, Дэнни как-то посветлел. — А ты ведь в чем-то прав, как бы туп ты ни был. Но… Пока я в таком виде, я не могу поговорить с ней. Дай мне время. — Месяц в твоем распоряжении. А потом я либо женюсь на ней, либо исчезну из её жизни навсегда, — твердо произнес я и поднялся. — До скорого. Тернер не ответил. Я развернулся и вышел из палаты, потом кивнул девушке с ресепшена и наконец вновь оказался на улице. Было холодно, но мороз отрезвлял. И пусть разговор с Тернером прошел не в самом дружелюбном ключе, мне почему-то показалось, что он стал переломным моментом в наших отношениях. Конечно, Тернер не мог быстро перестать огрызаться и оскорблять меня, да я и сам вел себя не лучшим образом, но все-таки он стал мягче по отношению ко мне, и я это почувствовал. Дэнни готов был смириться с моим присоединением к его семье. Теперь выбор оставался за Никой.