ID работы: 3653570

You are my handler

Гет
R
Завершён
114
автор
Размер:
24 страницы, 3 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
114 Нравится 21 Отзывы 28 В сборник Скачать

Запись третья. Поражение.

Настройки текста
Вдохновение: Ruelle – Game of Survival

«Магнолия уничтожена. Фиор уничтожен. Апокалипсис накрывает своей тенью всё новые города и континенты, руками демонов уничтожая всё, что на глаза им попадается. Мне всё ещё любопытно, как меня не нашли — слабую, безоружную и неспособную дать отпор. Мои ключи, покрываясь трещинами с каждым днём, в один миг и вовсе рассыпались, превратившись в подобие золотой пыли, которую я выпустила из своих рук без единой эмоции. Я молча смотрела вдаль, наблюдая как золотые песчинки швыряет куда ни попадя ветер, обращаясь словно с каким-то мусором» Предположительно двадцатое августа, Х787 год.

Песок в зубах создаёт звук невыносимого слуху скрежета. Люси хмурится ни то от сухости и песку во рту, ни то от головной боли, отдающейся в висках глухими выстрелами. Создаётся впечатление, что она и вовсе не дышала последние пару часов, и это объясняется тем, насколько жадно она вдыхает воздух через нос, не желая, чтобы из-за резкого вдоха песок во рту последовал в горло. В щёку впиваются тысячи песчинок, а то и несколько маленьких камушков, из-за которых кожа даже не болит — немеет. Пальцы зарываются в горячий песок, руки слабо сжимаются в кулаки, чтобы было удобно на них опираться, когда Люси наберётся достаточно сил для того, чтобы подняться. С губ срывается выдох и Люси негромко пару раз откашливается, выплёвывая песок, и снова обессиленно кладёт голову на землю. Головная боль медленно стихает, оставляя после себя шлейф покалывающих ударов по вискам, из-за чего из груди вырывается болезненный стон-хрип. Как только глаза хоть на миллиметр открываются, свет ударяет по ним настолько сильно, что боль присутствует даже тогда, когда Люси недовольно жмурится. Рывок ветра, звук которого схожий с глухим воем, шустро проносит над ухом пыль и шуршащие остатки горелых листьев, которые без особо тяжких усилий путаются в пыльных волосах. Спустя мгновение всё стихает. Девушка только сейчас чувствует, как её пальцы едва ощутимо касаются чего-то холодного и мягкого, от чего рука резко дёргается в сторону. Люси открывает глаза медленно, часто моргая и концентрируя взгляд на какой-то определённой точке, пока ещё видя расплывчатое изображение происходящего. Она всматривается и всматривается, будто её зрение за эти несколько часов успело здорово испортиться. Всматривается, и когда открывшаяся её взору картина становится чёткой, Люси понимает, что лучше бы она этого не делала. Мутный взгляд зелёных глаз направлен прямиком на неё, впитывает в себя всю способность Хартфилии говорить, двигаться и даже дышать, но лишь на несколько секунд. Где-то на задворках памяти воспоминания обрывочной кинолентой проносятся неимоверно быстро, с горем пополам помогая вспомнить хотя бы каплю из того, что произошло до пробуждения. Люси вспоминает пронзительный женский крик, который звучит словно наяву, оглушает и отдаётся в висках болезненными импульсами. Кончики пальцев, которые касались мёртвой кожи, начинают покалывать, постепенно появляется боль в суставах, заставляющая судорожно выворачивать пальцы настолько, насколько это возможно. Бывшая Заклинательница Духов больше не хочет вспоминать происходящее несколькими часами ранее, не хочет слышать этот крик, взывающий к кому-то и молящий о помощи. Не хватает сил отвести от мёртвой девушки взгляд, у Люси создаётся бредовое предположение, что этот зрительный контакт помогает ей вспомнить всё до мельчайшей детали, чего она совсем уж не хочет.

— Прошу, остановись! Пожалуйста!

Слёзы вновь душат изнутри, когда Люси понимает, что эта незнакомка молила о пощаде именно её. Девушка с титаническим трудом заставляет себя задрать голову вверх, дабы осмотреть состояние мёртвого тела полностью. Хартфилия задаётся смехом. Сильным, безумным и громким. Хохот едва перемешивается со вздохами и чуть ли не опустошает лёгкие от кислорода. Бывшая волшебница переваливается на другой бок, кусает собственные же пальцы, чувствуя вкус крови на языке, и всё так же продолжает давиться смехом, даже не ощущая на щеках жгучие слезы. Ей всё равно, что её могут найти и она повторит судьбу этой бедняги, всё равно на то, что фаланги пальцев невыносимо ноют от укусов, всё равно и на то, что она смеётся вместо того, чтобы просто плакать, в очередной раз доказывая, что трезво мыслить уже плохо получается. Когда Люси перекатывается на спину, из груди вырывается резкий выдох — приступ прекратился. Апатичный взгляд устремлён в небо. Непривычно алое, затянутое тучами. Девушка непрерывно наблюдает, как чёрный и белый пепел, перемешиваясь меж собой, плавно летит по воздуху, едва касаясь земли. Успокаивает. Даже проявляются слабые признаки сонливости. Хартфилия уже более-менее спокойно переводит тяжелый взгляд на девушку, смиренно свыкаясь с мыслю, что убийство свершила именно она — та, кто месяцем ранее пообещала себе, что никогда не поддастся своему демону, власть которого с каждым днём всё росла и росла, затмевая собою трезвый рассудок и очерняя душу и сердце бывшей Заклинательницы Духов. Худая рука тянется к лицу мёртвой, к мутным глазам, безразлично уставившимся на стремительно сходящую с ума Люси. Девушка на миг замирает, вновь не находя в себе силы, чтобы отвернуться во второй раз. Она больше не слышит оглушающе громкие крики и протяжные предсмертные стоны (не)своей жертвы, не видит перед глазами мечущуюся по земле девушку, пытающуюся сбежать. Сейчас перед ней лишь труп девушки, чья плоть, начиная с живота и заканчивая ногами, превратилась в один сплошной ожог с, наверняка вручную, вырванными кусками мяса, разодранным животом и практически вываливающимися наружу внутренностями. А мёртвая незнакомка будто бы всё ещё смотрит на неё, смотрит, точно живая. С укором. С немым вопросом "Почему?" и с аналогичным ответом "Ибо ты чудовище".       А Люси не жаль. Люси и не страшно, и не горько.       Люси плевать на всё это хочет. Пальцы, что пробирает мелкая дрожь, касаются холодных век, слегка надавливают и опускают вниз, норовя закрыть глаза погибшей. А веки не слушаются, вновь и вновь поднимаются, сколько бы Люси не старалась их опустить. — Прости меня, — проявляя последние остатки человечности, выдавливает из себя волшебница. — Прости.

* * *

От Магнолии не осталось живого места, некогда красивый город, улицы которого буквально лучились жизнью и счастьем, превратился в руины едва ли не во мгновение ока. Люси проходит порой мимо своего бывшего дома, смотрит на разваленные дома вдоль до соседнего квартала, и сердце её больше не сжимается в болезненных судорогах, не бьётся остервенело о стенки рёбер, что ранее заставляло сжать пальцами ткань футболки в области саднящего жизненно важного органа. Когда взгляд натыкается на едва уцелевшую оконную раму под обломками стен, Люси больше не охватывает чувство ностальгии по тем временам, когда то самое окно так часто страдало от дурной привычки Саламандра нагло игнорировать существование двери. Хартфилия даже начинает постепенно избавляться от тёплых воспоминаний о гильдии и близких сердцу и душе людях... и о Нацу. Вспоминая это имя, она не видит перед глазами доброго огненного волшебника, который сломя голову рвался в дружескую потасовку с Греем или с не присущей ему нежностью обхватывал её руку своей, тем самым даря своё тепло. Она видит перед глазами лишь Тьму, что нашла себе сосуд для физического существования в виде тела Драгнила. Красные глаза никогда не станут роднее тех, серо-зелёных, которые с задором смотрели абсолютно на все невзгоды. Низкий голос никогда не станет той мелодией для ушей, коей был столь привычный, всегда вмещающий в себе столько веселья, голос любимого человека. Неосязаемая пустота за последние пару дней распространилась по всему телу, растекаясь по венам и смешиваясь с кровью, замедлила биение сердца, которое больше не бьётся в груди так учащённо, когда приближается очередная опасность. Казалось бы, ей хватило и того случая месяц назад, когда Нацу наведался к ней, чтобы окончательно вытеснить из её души остатки чего-то светлого и тёплого, что грело изнутри и не давало окончательно свихнуться. Оказалось, тогда Судьба её ещё не добила. Около недели назад Люси похоронила последнего, кто хоть как-то скрашивал её существование в обречённом на неминуемую погибель мире, — Хэппи. Ещё в тот день, когда она его нашла, всего израненного, побитого и с наполовину отсутствующим хвостом, девушка осознала, что иксид долго не протянет. Даже если за ним ухаживать с особой тщательностью. Не протянет, покинет её, и это раздражало ровно столько же, сколько и печалило. Хэппи слабел на глазах, за два дня перед смертью крылья даже на полминуты призвать не сумел. Он смотрел на неё с толикой надежды в глазах, просил не уходить надолго, так как даже в такие тяжелые часы своей жизни, постепенно подходящей к концу, всё ещё думал именно о Хартфилии. О близком товарище, о храброй и невероятно доброй волшебнице, о девушке, которую так ценил и любил его лучший друг — погибший Саламандр. И вот тогда, когда кот испустил последний вздох, мир Люси потерпел очередную, фатальную трещину, разбился на тысячи осколков. Иксид был её последним напоминанием о старых-добрых буднях в Fairy Tail. Он был последним элементом, который удерживал на её лице, хоть и вымученную, но всё же улыбку, и не давал здравому сознанию окончательно уплыть в дебри неизвестного. Именно в тот вечер, наверно, Люси и начала сходить с ума. Она сидела за самодельным столом, изливая все свои страдания на бумагу, и стоило только её взгляду наткнуться на потёртую мешковатую ткань, в которую был аккуратно завёрнут покойный иксид, рыдания вырывались из её груди, нещадно сдавливали горло, заставляя жадно хватать ртом кислород. В тот вечер одиночество и безысходность целиком и полностью захлестнули сознание, вытесняя все надежды на благое будущее, не оставив и капли. Внутренний демон нашёл очередную лазейку. Девушка стоит посреди наполовину уничтоженной гильдии, даже не помня, как дошла сюда, бросает не живой взгляд на некогда родные стены, испещрённые трещинами-паутинами, и тихо вздыхает, в очередной раз пропуская через сердце новый образ гильдии, что острым кинжалом наносит очередной удар - уже не такой болезненный, но всё-таки ощутимый. Искренний смех, который раньше разносился по широкому залу и ударялся о стены, сейчас отображается в памяти жалкими отрывками, которые напоминают собой отвратительные слуху звуки, а не согревающую душу мелодию. До чего же паршиво. В вечерней тиши раздается легкий шелест страниц, разрывая толстую цепь царящей в помещении тишины. Люси не спеша ступает в сторону обломков доски заданий, чувствуя, как под ногами хрустят сухие листья и впивается в голые ступни щебень, как прохлада плотной лентой обволакивает кости и делает шаги ещё медленнее, из-за того, что ноги практически не ощущаются. Какое-то нехорошее чувство закрадывается в душу, когда взгляд натыкается на потрёпанную и местами грязную тетрадь, страницы которой из-за сквозняка колыхаются и открываются то на одной записи, то на другой. Девичий взор жадно впивается в строки, словно это хоть как-то отвлекает от происходящего снаружи кошмара. Даже не видя с предельной точностью написанное, бывшая волшебница прекрасно осознаёт, что эта тетрадь не так давно принадлежала ей и заменяла личного психолога. Девушка медленно опускается на колени, всё так же продолжая смотреть на тетрадь, медленно-медленно тянется к подрагивающим страницам, которые вновь начали сменять одна другую, то вперёд листая, то возвращаясь обратно. В одно мгновение звук соприкосновения бумаги и девичьей ладони эхом проносится по залу, спустя пару секунд растворяясь в воздухе. Оскал искажает лицо Хартфилии, делая её отдалённо напоминающей демонов, что бродят по улицам, оставляя за собой лишь разрушения. — Ты... — из груди вырывается истеричный тихий смешок. — Как же... — исхудавшее тело пробивает мелкая дрожь, когда сердце заходится в быстром ритме, ударяясь о стенки рёбер, и болезненно сжимается, из-за чего появляется едва преодолимое желание вырвать его из груди, дабы раз и навсегда избавить себя от невыносимых мук.

«Нацу»

Руки помнят удары, что Люси с энтузиазмом ему наносила, ногти помнят царапины, которые Люси хотела нанести как можно больше, глубже и сильнее, губы помнят проклятия, которые сыпались на демона, и душа помнит ту боль, что постепенно кромсала её сознание на мелкие кусочки. — Как же я тебя ненавижу! — Люси кричит надрывно, жадно глотает ртом воздух и снова впивается пальцами в волосы, кончиками ногтей царапая кожу головы. По щекам катятся горячие слезы, обжигая мелкие ссадины, и беззвучно падают вниз, разбиваясь о страницы тетради.

«Нацу»

«Нацу»

«Нацу»

Словно по приказу, истерика прекращается, оставляя после себя лишь слёзы, всё так же продолжающие мелкими дорожками стекать по щекам, перемешиваясь с кровью и пылью, и желание набрать в лёгкие больше кислорода, лишь бы дышать стало легче. Из-под деревянных обломков призывающе блеснуло что-то мелкое и продолговатое, сразу же привлекая к себе внимание. Люси непрерывно всматривается в остатки доски заданий, всматривается так тщательно, старается на таком расстоянии рассмотреть привлёкший ее внимание предмет, но все же спустя несколько секунд всем телом подается вперед в попытке достать то, что её взору недосягаемо. Пальцы нащупывают прохладный, тонкий предмет, после чего вытаскивают его из-под обломков и подносят к глазам. Ручка. Обыкновенная ручка, которой Мираджейн регистрировала выполненные задания. Прямо удачное стечение обстоятельств — мысли, образовав прочный и колючий ком, остервенело бьются о черепную коробку, грозясь разнести её к чёртовой матери. Вновь хочется выплеснуть на бумагу всё дерьмо, что накопилось в душе, хочется сорвать кандалы, сковывающие испещрённое незримыми шрамами сердце, хочется рыдать громко, протяжно, не переставая. Хочется сбежать от этого всего, но Люси понимает, что лучший единственный способ побега — побег на тот свет. Одними лишь почеркушками в тетради не отделаешься. Назойливый ком в голове не даёт сконцентрироваться на нужной мысли, с которой Люси хочет начать свою запись. Тревожные думы нескончаемым потоком доводят до лёгкого головокружения, учащённого сердцебиения и рвотного позыва. Ручка, зажатая пальцами, кажется ледяной, пускай на деле уже нагрелась в крепкой девичьей хватке. Стоит наконечнику едва коснуться бумаги, Люси, незаметно для себя, затаивает дыхание, словно от страха, что от любого лишнего движения с её стороны тетрадь превратится в горсть пепла. Мысли в голове никуда не исчезают, наоборот даже, продолжают прибывать, но сил хватает лишь на короткую запись. Запись, которой бывшая Заклинательница доказала, прежде всего, самой себе — она не смогла выстоять.

Этот мир действительно обречён. Я сдаюсь.

Начиная от поставленной точки, куда-то вниз по странице тянется кривая жирная линия, после чего ручка падает на бумагу, издав негромкий хлопок, покатившись на пол и застыв в паре сантиметров от обломков доски заданий. Ещё несколько секунд в здании царит давящая на уши тишина, после чего ветер доносит до ушей девушки отрывистый шёпот двух, а то и десятка человек — и Люси даже знать не желает, чьи это голоса.

«Ты знаешь, что должна делать»

Хартфилия обессиленно закрывает глаза, откидывает голову назад, будто бы молясь, и вслушивается.

«Ты знаешь, чего ты хочешь»

«Знаешь»

«З н а е ш ь»

Через тонкие веки отчетливо видно, как её глаза хаотично двигаются из стороны в сторону, сверху вниз, однако стоило шёпоту едва затихнуть, до одури знакомый, с недавних пор отвратительный и насмешливый голос внезапно раздаётся в голове, тут же даря ощущение хлёсткой пощёчины.

«Знаешь, чего хочу я»

Тело тот час же пробивает мелкая дрожь, когда Люси понимает, кто является владельцем этого голоса, кто всё это время терзал её душу и всячески сводил на нет её попытки сказать о приближающемся кошмаре тогда, когда волшебники всё ещё были в силах что-то предпринять. Нацу Драгнил. О да, она прекрасно понимает, чего он желает, и если пару недель назад она была готова противостоять его влиянию и прихотям, то сегодня настал тот самый переломный момент, когда Люси откинула все свои сомнения прочь и приняла тот факт, что была обречена уже давно. Хартфилия поднимается с пола, даже не обращая внимание на впивающиеся в колени маленькие песчинки и занозы, цепляет пальцами края тетради, подбирая её. Фокусирует взгляд на пыльных и местами рваных страницах, после чего зажимает большим пальцем край обложки и быстро перелистывает. Зал вновь наполняется шелестом и небрежным шарканьем босых стоп о грязный пол. Когда листы заканчиваются, Люси смотрит словно сквозь пространство, направив взгляд прямо. Знакомые и родные голоса в голове звучат нечётко, сливаются в один сплошной смех, какие-то подбадривающие выкрики, и не смолкают. Звучат ровно, не становятся громче или, наоборот, тише. Люси вслушивается, наслаждается, медленно оборачивается вокруг своей оси и апатично смотрит вверх, наблюдая за пылью, танцующей в световых полосах. Ей почему-то нестрашно. Не пугают мысли о хаосе, царящем там, снаружи. Не болят конечности, покрытые кровоподтёками, не ноют необработанные ссадины на кистях, спине, ключицах. И Смерть, дышащая в затылок, обнимающая со спины, кажется даром с небес. Она чувствует на себе взгляд. Не сказать, что чужой, да только нехорошее предчувствие скребётся где-то в сердце и импульсами пускает по телу беспокойство, охватившее бывшую Заклинательницу с головой. Пыльное зеркало привлекает внимание, влечёт к себе неведомой силой, и Люси, роняя тетрадь, проводит влажной ладонью по холодной поверхности, даже не удосуживаясь стряхнуть с пальцев сбившиеся в комки пылинки. Отражение, точь-в-точь похожее на неё, всё же имеет что-то иное, что-то отличающееся от Люси, если присмотреться с особой внимательностью. У Люси взгляд неживой, не выражающий ни страха, ни горя, ни боли. У её отражения глаза имеют жизненный блеск, что подтверждает ещё не угасшую веру. У Люси волосы тусклые, ломкие, сухие и пыльные — вовсе не те, которые она когда-то так старательно расчёсывала и за которыми с бережностью ухаживала. У её отражения волосы светлые, источающие солнечный свет и создающие впечатление, словно плечи обрамляют вовсе не пряди волос, а жидкое золото. На долю секунды зеркальная поверхность идёт рябью, ещё раз. И ещё раз. Позади её отражения человеческий силуэт приобретает знакомые черты. В глаза бросаются розовые волосы, пряди которых испачканы грязью и чужой кровью. Взгляд некогда родных — серо-зелёных — глаз полон безумия, полон насмешки над её попытками сохранять самообладание, и Люси кажется, что алый цвет, когда-то окрасивший радужку его глаз, с каждой их встречей становится ещё ярче. Люси заносит руку для удара. — Н... В одночасье их эмоции меняются — у её отражения дрожит нижняя губа и из глаз вот-вот польются слёзы, когда Нацу уже открыто, смотря исподлобья, насмехается над ней, над настоящей Люси. У Хартфилии сводит плечо, вырывается из горла протяжный и отчаянный крик и кулак резко ударяет по зеркалу, заставив то тот час же покрыться множеством трещин. — Ненавижу!

Ненавидь еще сильнее.

Осколки зеркала падают на пол, разбиваясь ещё больше, стены здания впитывают в себя крики боли и обречённости, с которыми Люси безжалостно выдирает оставшиеся осколки из законного места. Люси боли не чувствует. Она чувствует лишь то, что острия вспарывают кожу рук, впиваются под ногти и заходят глубже, практически вырывая те с мясом, только вот боль заглушена её громким криком, на котором она ещё с самого начала концентрирует своё внимание. — Да чтоб ты сгнил!

И ты сгниёшь вместе со мной.

Она не узнаёт свой собственный голос даже при том, что уже раньше он вырывался из её груди в порыве неконтролируемого гнева. И если раньше она не замечала подобного, то сейчас ей отчетливо слышны такие изменения, и значит это одно: сущность демона уже практически очернила её душу, захватила и присвоила себе. На том месте, где висело зеркало, уже не осталось ничего, кроме кровавых разводов. Люси касается лбом той стены, размазывая по нему собственную кровь и сжимая саднящие пальцы в кулаки, и взвывает от боли — на сей раз уже физической. В здание врывается слабый поток ветра, неся за собой запах чужой крови, смерти и той (не)жизни, которая поджидает Люси за каждым углом. — Ты победил.

* * *

Тёплый ветер сильными порывами изредка хлёстко бьёт по щекам, мешает нормально вдохнуть полной грудью столь необходимый кислород, то подталкивает вперёд истощённое тело, то, наоборот, толкает назад. А Люси просто идёт, следуя (не)своему внутреннему голосу, и внезапно пред её глазами проскальзывают моменты последних прожитых в Магнолии лет.

— Давайте создадим команду! — оживлённо предлагал Нацу, с выжиданием смотря на Заклинательницу Духов. И в глазах его было что-то... словно он заранее знал, что она точно согласится.

— Люси странная, — с раздражающим равнодушием произносил Хэппи, теперь уже бездыханно лежащий где-то в их укрытии. Закутанный в мешковатую ткань, холодный, почивший вечным сном.

— Люси-сан проводит слишком много времени с Греем-сама, — удручённо сетовала Джувия, своим настроением резко меняя погодные условия за окном.

— Я столько времени провела рядом с Нацу, — увлекательно трепетала Лисанна, — но таким для меня его видеть в новинку. Ты действительно обладаешь какой-то способностью влиять на окружающих. В хорошем смысле. Это дорогого стоит.

Каждый шаг буквально равен каждому промелькнувшему в памяти родному лицу. Голоса близких людей заглушают противный вой ветра, доносящий собой скорбь земель Фиора. ...Люси закрывает глаза и открывает. Взгляду предстает Магнолия, вывернутая наизнанку. С кровавыми реками и сожжёнными дотла некоторыми зданиями. Магнолия, пропитанная чувством страха и ненависти. Магнолия — точка невозврата. ...Люси закрывает глаза. И, открывая, видит багровое небо да собственные волосы, которые вздымаются вверх. Люси летит вниз, с того обрыва, с которого был самый лучший обзор на воцарившийся хаос. Мир перед глазами краснеет, приобретает более яркий и насыщенный цвет. Алая луна насмешливо выглядывает из облаков, словно решила лицезреть момент её поражения. Ветер беспорядочно треплет золотые пряди, создаёт шум, из-за которого не слышно ни черта. ...и только голос, что был всё это время едва ли не её собственным, произносит:

Умница.

...а дальше — кромешная тьма.

* * *

Облегчение и тупая боль разливаются по всему телу, создавая собою необъяснимую комбинацию. Следом идет энергия — едва сдерживаемая, она течёт по венам, обволакивает каждую конечность и обжигает мышцы. Вмиг открывшиеся глаза жжёт сухой ветер и Люси, хрипло вскрикнув, жмурится и переворачивается на бок, тут же уткнувшись во что-то. Едва приоткрыв один глаз, Люси видит перед собой его. И видит теперь наяву. Розовые волосы, орошённые чужой кровью, взгляд алых глаз, в которых безразличие сменилось на толику интереса. И он, с видом победителя, чуть прикрыл глаза, давая девушке понять, что теперь её жизнь отдана Тьме. Нацу отводит от неё свой взгляд, смотря прямо и не моргая, и губы его тот час же искривляются в улыбке — не той, не во все тридцать два, а в той, что была присуща его демону. Люси, ненадолго зажмурив алые глаза, поворачивает голову в ту сторону, куда смотрел бывший Саламандр. Последняя крупица человечности, молящая вновь прийти в себя, сгорает в пламени её собственной души. Сгорает всё. До последнего. Из головы вытесняются последние обрывочные воспоминания человеческой жизни, разрываются на мельчайшие частицы и растворяются в воздухе. Сердце замирает, отбив свои последние быстрые ритмы, и покрывается чернью. Кровь в венах горит, подобно магме, а раны, что были заработаны в отчаянных и бесполезных попытках выжить, бесследно пропадают. И Люси улыбается, едва оголяя ряд белых зубов, к которым прибавились пока что недлинные клыки. У них над головой багровое небо, впитавшее в себя половину той пролитой крови невинных и обречённых. У них под ногами твёрдая земля, впитавшая в себя боль павших замертво. А впереди у них, пред глазами — мир, поддающийся разрушению. И Люси понимает, что частью этих разрушений скоро станет и она. И тогда, когда земля содрогнётся от очередного взрыва неподалёку, когда демоны не оставят от своего прежнего дома и камня на камне, когда мощный поток сухого горячего ветра пройдётся по выжженной земле и поднимет клубы пепла вперемешку с пылью и прочим мусором, по воздуху плавно пролетит едва уцелевший, обожжённый по краям клочок бумаги, содержимое которого раз и навсегда докажет — Свет пал, уступив место всепоглощающей Тьме.

«...я сдаюсь»

* * *

«Мир на грани уничтожения Фиор пал за каких-то жалких три месяца и превратился в изничтоженное демоническими силами место, более не напоминавшее раннее процветающее, могущественное королевство. Существа, с удовольствием постаравшиеся уничтожить свой "дом", разбрелись по свету и день за днём перебираются на другие континенты, оставляя за своими спинами сожжённые дотла сёла и даже города. Есть малая вероятность того, что прямо сейчас к нам незамедлительно приближается целая орда демонических существ, желающих истребить абсолютно всех представителей человеческой расы, и местные власти уже набирают добровольцев для войска. Следите за своими близкими. Следите за их поведением и их поступками. Жители Фиора прозевали свой шанс избежать своей участи, не следя за окружавшим их хаосом. И именно с этого всё и началось. Не повторяйте их ошибок. Ваша безопасность зависит, в первую очередь, от Вас, но никак не от стражи, патрулирующей улицы. Будьте бдительны» Вестник империи Арболес.

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.