Неизведанные земли

- Что это там было? - спросила княгиня. - Позор и срам! - отвечал полковник. - Одного боишься - это встречаться с русскими за границей. Толстой Лев Николаевич, "Анна Каренина" 1877

Третий вечер одиночества в огромном замке, покрытом тайной и загадками, где за каждой колонной, казалось, прячется привидение, в сумраке вечера становясь еще реальнее, нежели в дневную пору, когда солнечный свет заполняет абсолютно каждый угол, отдавая призрачное тепло, последнее в этом году, укутанном туманами и упавшей листвой, Луи не выдержал. Он долго думал, а именно половину суток, скитаясь из комнаты в комнату, перебирая книги в библиотеке, расспрашивая слуг о бесполезных вещах, принимая ванны и бездельничая до тех пор, пока отсутствовавший с рассвета и до заката Альфа не прислал Ирэн, веселую и полную энергии, вселявшую желание заниматься балетом снова. Думал Луи о том, стоит ли беспокоить мужчину в столь позднее время, стоит ли показывать свою заинтересованность в нем, что скорее было просто скукой, которая длилась с одинокого ужина с дворецким за спиной, когда даже кусочек в горло не лез, и по это время бессонницы в холодной постели под светом луны, что достигал подушки Омеги через незашторенные окна. С тяжелым вздохом он встал и укутался в одеяло, шипя от ледяной плитки коридоров под ногами, быстро двигаясь, переступая с носочка на носочек, будто в танце — его дыхание сбилось от бега и страха, когда среди пустых, темных стен неожиданно появилась фигура служанки, несшей поднос с чайником и посудой на две персоны. Луи завизжал, хватаясь за сердце, прижимая одеяло ближе, вспомнив все, что с ним случилось за шестнадцать лет, и каждое наставление матери, прощаясь с жизнью, предполагая, что сейчас его заберут в мир призраков. Однако это оказалась всего лишь Рона, которая шла в том же направлении и чуть не выронила все из рук, внезапно наткнувшись на Омегу, который должен был быть в постели. — Простите, — девушка склонила голову и отступила назад, освобождая проход. — Вы идете к Месье? — Луи глубоко вдохнул и поспешил вперед, чувствуя, как замерзают пальчики ног. — Да. Омега шел первым, стараясь не всматриваться в пугающие картины и восстановить ритм сердца, чтобы не выдать своего испуга перед служанкой, хотя его крик раскрыл все яснее некуда. Он постучал кулачком три раза, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, и, не дожидаясь “войдите”, влетел внутрь, вмиг меняясь в поведении и настроении. — Месье! Ваши коридоры! Они ужасны! — Луи надул губки и забрался на софу, где сидел мужчина, с ногами, кутаясь в одеяло, прижимаясь к теплому телу. — Почему Вы позволили мне преодолевать столь огромное расстояние одному? Там же… привидения! — Прелесть, — он тихо рассмеялся и обвил рукой Омегу, целуя его в лоб. — Я как раз собирался послать за Вами, но, видимо, не успел. — Вам стоило бы предупредить меня раньше, я бы не переодевался ко сну… — Так даже лучше, — шепчет Гарри в приоткрытые губы напротив, оставляя на них нежный поцелуй, придерживая подбородок большим и указательным пальцами, поглаживая его. — Проведем ночь вместе? — Не уверен, — Луи дуется и отводит взгляд. — Вы совсем позабыли обо мне… Кажется, мне стоит уехать… может быть, даже сейчас? — Что за глупости Вы говорите? — мужчина недовольно хмурится и откладывает книгу в сторону, перемещая к себе на колени свернувшегося клубочком Омегу. — Рона, подай чай на этот стол и можешь быть свободна. — Да, Месье, — девушка, про которую совсем позабыл Луи, разливает дымящуюся темного цвета жидкость и ставит поднос на высокий столик у софы, пряча глаза от пары, стараясь быть невидимой. — И совсем не глупости, — он прячется лицом в шею Альфы и проникает холодными пальчиками под ночную свободную рубашку, улыбаясь от тихого рыка, что вибрацией отдается и в его теле. — Вот расскажите, чем были так заняты, что даже не отужинали со мной? — Прости меня, Луи’, — мужчина обнимает Омегу крепче, вдыхая его аромат. — Я встречался с немецким поставщиком, а он очень сложный человек. Пришлось долго объяснять и выяснять… Не думаю, что тебе будет интересно слушать подробности… Дело в том, что я совершил ту сделку, о которой ты говорил на днях. — Правда? — Луи неподдельно удивляется и с восхищением смотрит на Гарри, который вблизи выглядит таким уставшим и изнеможенным, будто не спал несколько ночей и не ел вдобавок. — Правда, прелесть, — он ухмыляется, чувствуя, как по телу разливается тепло и расслабление — он все сделал правильно, все для своего мальчика. — Как же тебе это удалось? — Омега проводит ладошкой по щеке мужчины, целуя другую так невесомо, что почти не задевает ее. — Не хочу говорить об этом, слишком много страстей и сил вокруг одной только сделки. — Хорошо, — он тянется к столику и берет одну чашку, втягивая носиком сладкий пар. — Что это? — Красная смородина, — Альфа немного отпивает из рук Луи. — Превосходно. — Ох, и я попробую, — Омега делает несколько горячих глотков и довольно улыбается, согреваясь под одеялом, окутанный уютом и нежностью. — Как прошло Ваше занятие с Ирэн? — Прекрасно! Я выучил несколько новых движений, только… ступни немного болят от непривычки, — он трет свободной рукой выглядывавшую из-под одеяла ножку и жалостливо смотрит на Гарри. — Сильно болят? — мужчина обхватывает щиколотку и потирает большим пальцем гладкую кожу. — Терпимо. Скажите лучше, чем Вы занимались, пока я не пришел? — Я читал, — Альфа берет книгу, что отложил раньше, и раскрывает ее примерно на середине, где загнут уголок. — Русская литература, Лермонтов. — Вы читаете по-русски? — Луи разглядывает странички, не понимая и слова, любопытно вытаскивая листочки, что торчали между прочитанными. — Нет-нет, прелесть, — Гарри останавливает его, удерживая за запястье. — Это заметки, так я лучше запоминаю некоторые слова. И да, я читаю по-русски. — Прочтите мне! — восторженно просит Омега, расплескивая чай на пододеяльник, громко ахая от неожиданности. — Простите, я… что же делать? — Все хорошо, — смеется мужчина, кладя поверх расползающегося пятна салфетку. — Будьте аккуратны… — Я не специально! — Луи снова дуется и убирает кружку на поднос. — Читайте же, Месье! — Может быть, лучше на французском? У меня есть этот роман в прекрасном переводе… — Нет-нет, я хочу послушать на русском. — Хм, — Гарри поджимает губы и хмурится, пробегаясь глазами по тексту. — У меня еще не чистое произношение… — Ох, я все равно не узнаю этого, читайте же! — Хорошо-хорошо, — он качает головой, принимая капризы мальчика, и листает несколько станиц назад. — Часть вторая (окончание журнала Печорина) Княжна Мери, — глубокий смиренный вдох и… — Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли, — мужчина читал с расстановками, иногда произносил слова несколько раз, менял ударения и прононс. Он нервничал, но старался не показывать этого, хмурясь только сильнее и продолжая выполнять просьбу. — Нынче в пять часов утра, когда я открыл окно, моя комната наполнилась запахом цветов, растущих в скромном палисаднике. — Постойте, — Луи смотрит на Альфу, любопытно и восхищенно. — Я ничего не понимаю! — Вы сами попросили читать на… — Да, но… я думал, что пойму хотя бы словечко, — Омега грустно выдыхает и ложится на грудь Гарри. — Давайте на французском… ♡ ♡ ♡ Утро — спокойное и солнечное, с тихим пением птиц за окном, что еще не успели улететь в более теплые края и наслаждались последними ласковыми лучами уходящей осени, которая уже покрывала лужицы хрустящей корочкой льда. Омега проснулся первым, ощущая тяжесть на груди, он улыбнулся и зарылся пальцами руки в кудрявые локоны, лежащие в беспорядке, что щекотали его тело. Гарри спал глубоким сном, тихо посапывая и опаляя горячим дыханием чувствительную кожу младшего, он выглядел отдохнувшим — прошедший день и вторую ночь Луи не позволял Альфе заниматься делами, постоянно отвлекал его и занимал собой и своими капризами, зная, что это как раз и нужно мужчине, который валился с ног от количества дел, которыми нагрузил себя. Они читали друг другу, играли на фортепьяно вместе, не вылезали из постели по несколько часов, а после нежились в ванной, которая пахла настолько вкусно и возбуждающе, что приходилось прогнать прислугу для полного погружения в атмосферу, когда желание стать одним телом преобладает над разумом. Вчера закончилась вторая часть книги, Гарри же дочитал ее до конца только потому, что Омега почти слезно упрашивал, думая, что в последнем сюжете он получит ответы на вопросы, которые возникли в ходе прочтения “Княжны Мэри”. Его не остановили объяснения Альфы о том, что фабула нарушена — упрямство и погруженность в действие забивали весь мозг Луи, который отказался верить мужчине, настаивая на своем. Разочарованию не было предела, разозленный и уставший, он уже не мог спорить, засыпая в руках Гарри, фыркая от несправедливости и насмешек со стороны мужчины, который нежно шептал слова, ярко описывающие несносный характер Омежки, засыпавшему и льнувшему к теплому телу, просовывавшему руки под рубашку, что стало его любимым делом — чувствовать Альфу. Луи вздрогнул от тихого стука в дверь и натянул одеяло чуть выше, закрывая половину лица Гарри. — Не смотрите сюда, — сказал он вошедшему дворецкому, что нес поднос с письмом. — Как скажете, — мужчина разглядывал стены и потолок, подавая Омеге послание. — Скажите Роне, чтобы принесла завтрак через полчаса, — Луи забрал конверт и ухмыльнулся при виде имени мужа на лицевой стороне. — Позвольте сказать… — Да? — Время обеда, Месье. — Не есть же нам мясо, только проснувшись, — Омега фыркнул, но старался говорить шепотом, так, чтобы не разбудить Гарри, дыхание которого уже сбилось. — Что происходит? Кристоф, кто разрешил тебе заходить, когда я еще не проснулся? — его голос отдавал грубостью и был хриплым ото сна. — Простите, Месье. Я лишь зашел передать срочное послание для Месье МакКелли. — Гарри, — позвал Луи, меняя свое положение и оказываясь в объятиях мужчины, оставляя короткие поцелуи на его шее. — Не злись, он уже уходит, к тому же оказался здесь очень даже вовремя — я попросил подать нам завтрак. Ты не против? — он прижался ближе, почувствовав утреннее возбуждение Альфы, и улыбнулся, оставляя красные пятнышки на линии челюсти и возле уха. — Кристофер, ты свободен. Подайте завтрак через час, — Гарри глубоко вдохнул и расслабился, прикрыв глаза. — Выбросите эту глупую голубую записочку, прелесть. И прекратите так громко думать. — И совсем я не думаю! И почему это я должен выбрасывать? Я хочу узнать, что же написал мой дорогой муж, — он демонстративно разорвал конверт и вытащил маленький лист бумаги. — Ты правда думаешь, что он мог бы написать что-то стоящее? — Дайте ему шанс! — Луи смеялся и бегал глазами по двум строкам. — Вы правы… Как всегда Вы правы, даже обидно. Вам интересно, что в письме? — Ни капли. — Дорогой Луи’, Вам пора вернуться домой. Среди людей ходят толки. Повисла тишина, полная любопытства Омеги и ровного дыхания Гарри. — И? Вы ничего не скажите? — нахмурился Луи, вопросительно приподнимая брови, что не видел мужчина, еще находившийся в полусне. — Я сказал, что мне не интересно. — Какой Вы скучный! — Вам будет весело сегодня вечером, когда приедут мои друзья из России. — Никогда не общался ни с кем из России… должно быть интересно. ♡ ♡ ♡ — А, пане меценас! Ґратулюю, ґратулюю! Се для мене є великим щастям побачитись з Вами, любий друже! З нашої останньої зустрічі, якщо я не помиляюсь, пройшов майже рік, чи не так? (прим.авт.: Это большое счастье для меня увидеться с Вами, дорогой друг! С нашей последней встречи, если я не ошибаюсь, прошел почти год, не так ли?) В комнату вошли двое: девушка и мужчина, Омеги, на вид не более тридцати. Оба элегантно одеты: он был в легкой шелковой блузе, через которую просвечивали контуры его тонкого тела, и легком пиджаке, призванном скорее прикрыть прозрачность нижней одежды, и дорожных штанах с высокой талией, на ногах же были туфли на небольшом каблучке, совсем не подходившие к промозглой погоде, бушевавшей за окном. “Русские, — подумал Гарри, — холодостойкий народ!” Она же являлась полной противоположностью мужчине, который выглядел довольно-таки ветрено, — черное легкое платье в несколько слоев ткани, утянутое на талии и свободное в рукавах, больше напоминало домашнюю одежду, так как было без корсета, однако вышито золотыми нитками под цвет тюрбана, что полностью скрывал волосы, которых, казалось, и не было вовсе. К слову, этот вопрос интересовал Луи весь вечер. Кисти же были спрятаны в черного цвета перчатки. От гостей пахло чем-то чудесным: восточным, загадочным. Из-под длинных ресниц Евгении смотрели умные карие глаза, она была явно рада видеть Гарри и потешалась болтливостью Владислава (с ударением на “и”), хихикая. Он же выглядел как-то слишком гордо для Омеги, словно только что соскочил с лошади, перед этим ограбив замок Императора. — Здравствуй, здравствуй! — ответил Гарри по-французски, вставая со своего места на софе и шепнув Луи, что это его друзья. — Вот вечно ты так! То по-русски, то по-польски, то и вовсе на каком-то непонятном языке говоришь со мной. Здравствуй, милая Евгения! — он поцеловал руки Омег и пригласил их присесть на удобные кресла, сказав, что скоро будет ужин и они как раз вовремя. — Как ты, как дети, как муж? — Ах, с ними все прекрасно! Как и со мной, — ответила она, смотря ему прямо в глаза. — И снова! Злюка, — Владислав надул губки, и если бы Гарри его не знал, то подумал бы, что он заигрывает. — Ты всегда спрашиваешь у нее про дела, детей, мужа, а меня оставляешь совсем без внимания! Что может случиться с мужем, если у него такая замечательная жена, а у меня, быть может, опять пропасть в жизни! — Неужели опять влюбился? — Гарри приподнял бровь и посмотрел на Владислава. — Конечно! А какая еще пропасть может случиться с человеком?! — Луи мысленно подметил, что согласен с этой ужасной мыслью, которая звучала как салонный каламбур. — Но познакомьтесь же, дорогие друзья! Это Луи’! — Ах, Арри! — запели они одним голосом. — Поздравляем вас с помолвкой! Какой замечательный мальчик! И сколько же вы уже вместе? Как ты мог не пригласить нас на свадьбу? Ох, у вас будут самые красивые дети! Но когда первый восторг исчез и их потоки поздравительных речей иссякли, то Владислав, подозрительно взглянув на Гарри, сказал по-немецки, обращаясь к нему: — Но, Гарри, как тебя угораздило? Не ты ли клялся нам в прошлом году во время антракта в Мариинском, что никогда не свяжешь себя узами брака? — Мы, вообще-то, не состоим в браке, — ответил Гарри по-французски — и повисло громкое молчание, которое пропитало каждого. Неловкий момент из-за незнания ситуации. Обычно невозмутимые Евгения и Владислав даже немного смутились. Однако Евгения осмелела первая и весело сказала: — Так даже лучше! — чтоб разрядить обстановку и сразу же подошла к Луи, который стоял ни живой, ни мертвый, весь бледный и чуть ли не впервые в жизни чувствовавший себя глупо и неловко. Она обняла его и легко похлопала по спине, вводя Омегу в еще больший ступор. — Здравствуйте, Луи, очень приятно познакомиться, — Евгения поспешила его заверить своим дружелюбием, что так и надо и что так, естественно, даже лучше. Эта черта уметь утешить человека досталась ей от матери татарских кровей, которая, как и ее дочь, была самым незаменимым человеком в любом обществе. — Луи! Чертовски рад Вас видеть, — Владислав выразился так, словно они с Луи были давними друзьями, а это уже было его особое умение — говорить с людьми так, будто они тысячу лет знакомы и он безумно рад видеть их снова. — Здравствуйте, — пролепетал мальчик с большими от потрясения глазами. Эта праздная парочка была похожа на ураган: они вошли — и сразу стало шумно, но Гарри, кажется, только радовался такому оживлению. — Вы не против, если я закурю? — спросил Владислав, падая на мягкий диван и облегченно вздыхая. — Всю дорогу от вокзала Евгения запрещала мне курить в карете! — он с притворным гневом метнул на нее взгляд и, не дожидаясь разрешения, достал из кармана портсигар. — Дурная, пагубная привычка! Это и сигареты! Это такой моветон, милый, что мне становится за тебя стыдно! — девушка, сев в другой конец комнаты, без стеснения начала вычитывать Владислава, ведь на протяжении последних шести лет денно и нощно пыталась выбить из него эту ужасную слабость. — Это ты скажешь Мишелю и Даниэлю, — ответил ей в той же манере мужчина. — А я курю уже восемнадцать лет и, покуда руки мои еще способны поджечь спичку, буду продолжать. — Восемнадцать! — удивленно воскликнул Луи. — Но сколько же Вам лет? — спросил он, забыв о любых приличиях, но Владислав был не из тех Омег, которых смущают подобные вопросы. — Тридцать два. — А Ваши родители?.. — Ах! Эти милые люди. Мне кажется, они выжили из ума, когда сказали мне выходить замуж в шестнадцать. А когда ни уговоры, ни угрозы не помогли — так я и ушел, сказав им коронное “Aeternum vale!”. Трущобы Петербурга всегда открыты для новых людей. — Да ведь там, наверное, грязно! — Луи боялся трущоб. Это казалось ему очень скверно: жить где-то рядом с грязью, она ведь могла пропитать всего тебя. — А еще много крыс, но не будем об этом. — Не думаю, что хуже, чем бедные районы Касабланки. Хотя я знаю о них только понаслышке, — сказала Евгения, злостно смотря на дымящего Владислава, обмахиваясь несколькими листками исписанной бумаги, которые нашла на столике рядом. — Вы были в Марокко?! — Луи кажется, что он уже и без того должен поднять челюсть с мягкого ковра и сузить глаза до привычного состояния, но он продолжал испытывать шок. — Да, мы жили там с мужем до рождения детей. Очень милый город, много мечетей, что естественно, океан, который постоянно шумит и волнуется. А улицы так манящи и загадочны после дождя! — О! Это самое интересное, — сказал Гарри, с улыбкой наблюдающий за происходящим. — Евгения так рассказывает о Касабланке, что, кажется, сам оказываешься в этом городе! Я даже когда был там, не так чувствовал всю эту прелесть. Вы к нам надолго? Я надеюсь, мы будем порадованы прослушиванием этих историй! — Как всегда, — ответил Владислав на вопрос, и “как всегда” означало, что они могут сорваться завтра, если не сегодня ночью, и уехать в Мадрид или Венецию, а могут сидеть тут до турецкой Пасхи или, как бы выразился Владислав и Гарри, ad Calendas Greacas (прим.авт.: до греческих календ). — У меня для тебя подарок, Гарри! — добавил он, доставая из внутреннего кармана пиджака книжку и протягивая ее Гарри. — “Пепел”, — прочитал Альфа на обложке, неправильно поставив весьма непостоянное ударение, беда изучающих русский. — Твой новый роман? — Да, ты потешно прочел это, — ответила Евгения. — Ударение ставится не на втором слоге, — она сказала это по-русски, не желая делать замечание при Луи по-французски, уменьшая в его глазах авторитет мужчины, за что получила два разных взгляда: благодарный и чуть презрительный. — Также я привез тебе очень много новинок русской литературы, — начал было Владислав. — Ох! Бедные слуги, должно быть, проклинали тебя, когда тащили все эти забитые макулатурой чемоданы. — Но Гарри точно оценит новые пьесы Островского, “Идиота”, “Степного короля Лира” и полное издание “Войны и мира”! А вот Женечка, — он использовал русское уменьшительно-ласкательное имя, которое странно звучало во французской речи, — продолжает штудировать Бальзака — он вообще, сколько написал?! — мужчина удивленно поднял брови и взмахнул сигаретой, — и умудряется при этом абсолютно не глупеть! — Я тоже люблю Бальзака! — подал голос Луи. — Ну да, это очень неплохое чтиво, — кивнул Владислав. — Я полчаса рыдал над «Евгенией Гранде», а потом сжег этот беллетристический ужас. А вот моя новая любовь читает это совершенно серьезно, катастрофа, согласитесь? — Омега? — спросил Гарри заинтересовано. — Да. Насколько я помню, не в твоих правилах осуждать однополые отношения, — сказал Владислав с игривой улыбкой, вспоминая их с Альфой амурные приключения в Мюнхене. Или в Вес-Бадене? Места мелькают — люди не меняются. — Прошу, — сказал Гарри дворецкому, который только что вошел в гостиную, разрешая ему говорить. — Ужин подан, Месье, — сказал слуга, приглашая “шановне панство” к обеду. ♡ ♡ ♡ Откровенно говоря, Луи ожидал чего угодно, но определенно не был готов столкнуться с громкими разговорами за столом, подпитанными активной жестикуляцией со стороны девушки, которая хохотала и доводила мужчин до слез своими рассказами о детях и их проказах, что распространялись на любого, кто оказывался в поле их видимости. Однако мать они не трогали по непонятным самому Омеге причинам, хотя вскользь брошенное “Муж запер их в ванной комнате без свечей, когда мальчишки испортили половину моего гардероба” показывало большое уважение к хранительнице семейного очага со стороны главы того же семейства. — Они учатся игре на скрипке и фортепьяно сейчас… — А вот мне мать в свое время не наняла учителя музыки, — грустно вздохнул Владислав, удивляя тем самым Луи, который испытывал только неприязнь к подобным занятиям, находя их бессмысленными. — Почему же? — спросил Гарри, отрезая небольшой кусочек от говяжьего бифштекса. — Цитирую: “Я увидела, как ты танцуешь”, — он говорил настолько легко, чем вызвал смех у своей спутницы, улыбку у хозяина дома и удивление Луи, который привык к сдержанному общению в кругу родственников, без единого намека на иронию. — Это еще что! — добавила Евгения, привлекая внимание к себе снова. — После вторых родов я так располнела, что бабка мне так и сказала: “Э-эй, балам, син бик растолстела. Кара эле, синең белән чәк-чәк ни эшлягян! Прекрати ашарга беляшлар, яхшырак огород алып кил тәртипкә!” (прим.авт.: Э-эй, дочка, как растолстела-то! Посмотри, что с тобой чак-чак сделал! Прекрати кушать беляши, лучше огород приведи в порядок!) Теперь же улыбался только Владислав, который помнил эту историю еще с тех времен, когда она еще только случилась, слыша ее на русском. — Нет, вы представляете? Мне, графине, говорить идти копать огород, когда я едва отошла от родов. Потрясающая женщина, я в восторге! — Огород? — переспросил Луи, вопросительно уставившись на кусающего губы Гарри, который пытался сдержать смех от каламбура, где каждый говорит и не понимает остальных. — Беляшлар? — Гарри! Я же привезла тебе гостинцы! Күчтәнәч от той самой бабушки, — девушка подозвала к себе дворецкого и попросила принести один из ее чемоданов. — Это мед, липовый, твой любимый. И не нужно удивляться, конечно, я запомнила! — Не стоило, дорогая, — Луи съежился, услышав обращение к Евгении, которая только и делала весь вечер, что привлекала к себе внимание, отвлекая Альфу от него каждый раз, когда тот только собирался что-то спросить или сказать ему. — Ой, прекрати, — она достала небольшой деревянный бочонок с резным красивым орнаментом на стенках. — Держи. — Благодарю, — и вот тут Луи был готов услышать “прелесть”, так нежно смотрел Гарри на девушку, чуть ли не целуя ее в ответ. — Кстати, уверен, что Луи не пробовал сие произведение российских пчел, — сказал Владислав, раскуривая сотую, по мнению Евгении, сигарету, почти не прикоснувшись к ужину, запивая дым красным вином из старинных запасов хозяина дома. — Луи — это как Людовик? — спросила девушка, открывая крышечку бочонка. — Кто Ваш теперешний Император? Очередной Людовик? Будто имен больше нет! — Наполеон Третий Бонапарт. И нет. Мое имя Луи’. Не Лу’и, не Людовик и не еще какая-нибудь ерунда, — фыркнул Омега, бросая салфетку на стол. — Прости-прости, Луи’, конечно, Луи’! Ах, мы такие глупые! Владислав! Как ты мог совершить такую оплошность? А ты, Гарри, не исправил нас и ничего не сказал! Кошмар! Прости, Луи’, попробуй-ка лучше мед. — Я не хочу, — нахмурился мальчик, ощущая себя маленьким ребенком, а не замужним, повидавшим жизнь, да еще и при любовнике, состоятельным Омегой. — Это так вкусно! — не унималась Евгения, уже подойдя ближе и подставляя ложку, полную янтарной жидкости ко рту. — Не бойся, милый. — Ладно, — вздохнул Луи и чуть приоткрыл губы, решив попробовать совсем немного, вот только он не ожидал, что в него запихнут ложку целиком так, что он чуть не подавился от напора, краем сознания признавая приятный вкус десерта, который был испорчен кашлем и очередным шоком. — Простите, я… мне нужно в комнату. Омега не выдержал таких откровенных естественности и раскованности в поведении, находя ее чем-то вульгарным и пошлым — курить за столом, говорит громче положенного, смеяться и заставлять смеяться! Хорошо хоть без еды во рту, что удивительно. Луи думал, что попал в дурдом, в больницу для психически нездоровых, где Луи и Людовик это одно и то же, а разговоры на неизвестном никому языке — норма. ♡ ♡ ♡ — Нет, дорогой мой, "privacy" в английском это не то же самое, что и в русском, — девушка массировала шею Владислава, разминая ее от затекания, что стало естественным из-за постоянного чтения книг. — Privacy — это уединение, милая, когда человек имеет личное пространство и интересы, куда никто не вхож. Вот тут сильнее, пожалуйста, — он опустил голову вперед сильнее, довольно постанывая от приятных ощущений. — Но как же, если privacy в английском — это просто право на невторжение кого-то в твою личную жизнь. Когда в русском приватность — это и есть сама личная жизнь, твои эмоции и привязанности. — Мы можем спорить бесконечно, Женечка, и в итоге я сдамся, потому что ты начнешь ныть и прикидываться глубоко раненной от моего несогласия с тобой. — Тогда мы могли бы спросить у Гарри, как думаешь? — Думаю, что это не лучшая идея для одиннадцати вечера, к тому же, уверен, что и Луи’ с ним. — Ох, не думаю, ты видел, как он выбежал из столовой? Он нас не полюбил, Влад! Неслыханно! Надеюсь, Гарри не станет отказывать нам во встречах после того цирка, что ты устроил. — Я? Да это ты о своих родственниках, как всегда. И с этим медом и Людовиком! — Ой, прекрати. Ты знаешь, что не прав, потому что это ты опустил его предпочтения в литературе, и мед тут не причем! — Идем к Гарри, выясним все. Они старались действовать тихо, хоть и хихикали над портретами правящей династии, что висели в главном коридоре, корча лица в гримасах, которые должны были быть похожи на самих Императоров. Однако оба резко остановились, заслышав звон бьющейся посуды из спальни Альфы и крик Луи. — Должно быть интересно! — Пошли отсюда, — одновременно сказали они, и Евгения потащила мужчину за руку к приоткрытой двери, заглядывая внутрь, пытаясь оставаться незаметной. — Вы позволили им считать меня шлюхой и неграмотным, глупым Омегой! Вы ни разу не заступились за меня! — Да ты только посмотри, Влад, — одними губами проговорила девушка, с восхищением наблюдая за действием. — Ему в актеры нужно! Ах, а это тот китайский сервис, из которого мы ужинали! Да он сумасшедший! — Пошли отсюда! — шепчет Владислав, дергая подругу за локоть, вздрагивая от звука каждого разбитого предмета посуды. — Подожди! — Разумеется, Вам наплевать, Вам на все наплевать, кроме своей репутации! А эти неотесанные болваны? Да они только и умеют, что притворяться богемой, когда сами скитаются по трущобам Петербурга и Марокко! — Не смейте так говорить о моих друзьях, прелесть. Вы можете сказать обо мне что угодно, но не нужно впутывать сюда людей, которых я уважаю и принимаю в своем доме! — Альфа сделал несколько шагов навстречу к Луи и потушил сигару прямиком в чашке из сервиза. — Уважаете? За что?! За то, что они ворвались как ураган и нарушили все спокойствие? За то, что они вели себя как дикари, пока пытались строить из себя императорских особ? — Я велел Вам прекратить! И знаете что? Евгения знает арабский, татарский и персидский, помимо французского. Имеет прекрасную семью и помогает попавшим в беду людям. А Владислав почетный член Академии наук и блестяще говорит на большей части европейских языков, включая мертвые! Вы же просто их плохо знаете. Если речь зайдет на серьезные темы, то они — мои друзья — переменятся сразу! Луи смотрел прямо в глаза мужчине напротив, гордо вздернув подбородок, не моргая и не дыша. Одним легким движением кисти он опрокинул столик, на котором стоял поднос с сервизом, который давеча принес дворецкий по просьбе самого Омеги, разбивая каждую изящную кружку из тончайшего фарфора, каждое кружевное блюдце и тарелки побольше. — Мне глубоко все равно на Ваши языки и знания, если здесь не ценят чувства и желание остаться нетронутым другими, незнакомыми людьми, — он говорил тихо и четко, не позволяя голосу дрожать. — Катитесь со своими друзьями хоть на край света, к вашим однополым отношениям и историям на дне морском, мне плевать так же, как и Вам на меня. — Луи’, прекрати эту комедию, ты прекрасно знаешь, что все, что ты говоришь, это… — Что? Не правда? Мое больное воображение?! Да ты не пришел ко мне, а остался с ними! Ты смеялся и читал эти глупые романы на русском, позволяя мне умирать от одиночества и ненужности! Так и иди к ним снова! Зачем нужно было посылать за мной? Чтобы снова заняться сексом? Снова доказать свое превосходство и власть? — он сделал пару шагов в направлении двери и, не оборачиваясь, добавил: — Прикажи собрать мои вещи и подать экипаж в десять утра, и пусть Рона зайдет ко мне в восемь. — И куда же Вы собрались? — К тому, кто достоин моего уважения и внимания. — Неужели к совершенному Лиаму? — усмехнулся Гарри, зля Омегу еще больше. — Именно. — Иди сюда, — прошептала Евгения, беря мужчину за руку и втаскивая его в соседнюю дверь, тихо прикрывая ее. — Ох, успели, не хватало еще нарушить эту твою privacy. Придумал же, в полночь тащиться к Гарри и спрашивать… — Это ты придумала! — возмутился Владислав, неконтролируемо выкрикивая громче, чем ожидал. — Тише ты! Сейчас не это главное… Наш гордый Гарри отшвырнул каблук, что пытался его подмять под себя. — Ну и правильно сделал, не хватало еще, чтобы он прогибался под каким-то там Омегой! — Но Гарри же любит его! Разве ты не видел, как он смотрел весь вечер только на Луи’? — Я видел, как смотрел Луи’… — он вздохнул и устало потер переносицу. — И теперь рад, что Гарри остался один. Тот может довести его до самоубийства своим отношением… Гарри-то до чертиков любит, а вот Луи’ ни капли.