Крылья, лапы и хвосты

— Я думал, они приедут вдвоем, а с ними ещё этот хрен припрется. Нет, я его с детства люблю, но спать мне теперь негде. Так что… Армин с готовностью закивал: — Разумеется! Не о чем и говорить. Диван небольшой, но я на нем отлично помещаюсь, так что и Вы должны. Леви поглядел хмуро и поднес сигарету ко рту. — Да. Ноги поджимать не придется. Сделав вид, что закашлялся, Эрен отвернулся затушить окурок. А он-то всю жизнь гадал, для кого эти гномьи диваны делают, ни поспишь на них, ни поваляешься, только и годятся, чтобы мама с отцом, нагрянув в гости, чинно посидели и ушли, он для того такой и купил. Ровно такой же, как у Армина, даже в том же магазине. А Армин, значит, как обычно, с умом подбирал. Он всё делает с умом, разве что попугая, как сам говорит, купил спонтанно, но и тут не прогадал. Такого попугая Эрен и сам завел бы, и даже думал немного на эту тему, но Микаса, скорее всего, будет против, что одна, что другая. И так теперь не квартира, а зверинец: коты, кролики, попугаев только не хватало. Леви спросил: — Ты рано ложишься? — За полночь стараюсь не засиживаться, — ответил Армин, — Эрвин не одобряет. И будит рано, я даже будильник уже не завожу, с Эрвином лишних пять минуточек не поваляешься, разве что в выходные. Леви посмотрел на часы, сперва настенные, потом наручные, перерыв заканчивался, пора возвращаться на рабочие места, поэтому договаривали уже на выходе из курилки. — Так у тебя дома птица — командир? Он помнил прекрасно, что это за птица, и какие чувства она умеет внушать, однако черта с два Леви позволил бы ей командовать своей жизнью. Когда хочу ложусь, когда хочу встаю, а кому не нравится, может посидеть запертым в клетке. Смущенно пожимая плечами, Армин пропустил начальника в дверном проеме и согласился: — Командир. Ещё какой! Да я и не против. В общем, Вы не торопитесь, общайтесь с семьей, я слишком рано не ложусь и буду Вас ждать. На том и условились. Вот же неугомонное старичье, думал Леви, в пятый раз проводя губкой по тарелке. Маму мыть посуду он, конечно же, не пустил, хоть та и рвалась, приговаривая: «Мне совершенно несложно, солнышко, а ты отдохни», но этого ещё не хватало, чтобы она, приезжая в гости, стояла у раковины или бегала с пылесосом, и дома напашется, а здесь уж он сам за ней поухаживает. О стоянии у плиты речи не шло, Кушель никогда не уезжала, не заполнив предварительно его холодильник домашней едой во главе с обязательным кремовым тортом. Леви, конечно, и сам готовил отменно, но мамина еда — это мамина еда, так что тут он не возражал. Они неплохо поужинали, и Леви даже радовался, что Кенни притащил с собой своего старого друга Ури. Секрет их дружбы как был загадкой для Леви в детстве, так и остался. На кой черт этому умному, интеллигентному, тактичному, добрейшему человеку терпеть такое прямолинейное хамло, как Кенни? Но мало ли в людях странностей? Вот и Ури в каком-то смысле шизанутый, просто Леви не понял в чем. Но он, спасибо ему большое, сглаживал и грубые колкости Кенни, и не менее грубые ответы Леви, сводил всё к шутке, бесконечно осыпал комплиментами Кушель, расспрашивал Леви о работе, хвалил его уютную квартиру и стряпню, так что фирменного аккерманского скандала так и не вышло, и это уже был повод для радости. Кушель всегда тяжело переносила ссоры любимого сына и любимого брата, вот и нечего её расстраивать. Устроив маму в своей спальне, а Кенни с другом в другой комнате, Леви подхватил ноутбук, сумку с подушкой и пледом и, пожелав всем доброй ночи, спустился к Армину и уже через пять минут устраивался на его маленьком диване в большой комнате с широким окном, глобусом и огромной птичьей клеткой. Пустующей, разумеется, потому что хозяин её расхаживал по спинке дивана и поглядывал на Леви искоса, почти не поворачивая белой головы. Армин погладил попугая по спинке. — Ну что ты, приятель, ты же знаешь Леви, сегодня он наш гость. — Спасибо, — повторил Леви и сел на диван. — Зачем Вы со своей подушкой, что я Вам подушки не нашел бы? Леви выложил ноутбук на стол, пустую сумку пристроил у ножки. — Не принимай на свой счет, это вроде пунктика, мне так лучше спится. Армин понимающе кивнул: — Раз так, то конечно. Доброй ночи. — Доброй ночи, Армин. Ещё раз уточнив у Эрвина, не хочет ли тот пойти с ним в спальню и не докучать гостю, и получив очередное решительное «Нет», Армин вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Сна не было ни в одном глазу. Леви просмотрел почту, ответил на несколько писем, пролистал новости. Захотелось чая, но не греметь же среди ночи посудой на чужой кухне, пришлось обойтись минеральной водой из принесенной с собой бутылки. Может, почитать на ночь что-нибудь скучное? Утром всё-таки рано вставать, кормить завтраком своё старичье, собираться на работу. Леви выбрал из списка самое унылое, что смог найти, бросил когда-то эту книгу на второй главе, да так и не удалил, вот и пригодилась. До чего же занудный язык, и кто такое печатает? Он читал через силу, надеясь, что глаза вот-вот начнут слипаться, но в комнате помимо всего прочего было душно, а Леви к такому не привык, он даже зимой нередко спал с приоткрытым окном. Всё-таки Арлерт тот ещё мерзляк, единственный поздней весной ходит в свитере, вот и дома у него Сахара. Но надо потерпеть, попробовать уснуть всё-таки. Леви сходил в уборную, выключил свет и лег. Вскоре отложил и чтение, кажется, сон подбирался, не спугнуть бы, и наконец задремал. Электронные часы в нише книжного шкафа подсказывали, что проспал он ровно десять минут. Леви вгляделся в темноту. На спинке дивана зловеще белело большое пятно. Пятно пророкотало: — Укр-ройся. Плед, конечно же, сбился набок, обнажив голые ноги, оттого-то и удалось кое-как уснуть. Леви потер ладонью глаза. — Уйди на хрен. Еле заснул. Обратная сторона подушки была прохладной, Леви с удовольствием приник к ней разгоряченной щекой. За его спиной скребнули об обивку когти и рокот повторился: — Укр-р-ройся! Досадуя, Леви описал широкую дугу рукой и опустил ладонь на спинку, Эрвин попятился. — Ты мне не командир, ясно тебе? Как хочу, так и сплю. Свали. Над головой хлопнули крылья, подушка просела под тяжестью. Леви вспылил. — Сраная курица! Когда к тебе по-хорошему, так ты меня в жопу послал, а теперь свои правила навязываешь? Сам пошел в жопу, понял! Я не собираюсь укрываться в такой жаре. Дай поспать. Из-за двери раздалось тихое: — Леви, Вы не спите? Может быть, мне забрать Эрвина? Леви оттер лоб о подушку — дадут ему поспать в этой квартире или нет?! Но вслух ответил, как мог спокойно. — Не надо, он не мешает, я уже засыпаю. — Извините. Ещё раз доброй ночи. Леви не стал отвечать. На подушке перед ним белело крыло и птичья грудь, круглая голова склонилась ниже, почти упершись во влажный от пота человеческий лоб. — Укр-р-ройся. Резко сев, Леви сдернул подушку с дивана и встряхнул её с яростной силой, Эрвин взлетел, пересек комнату и уселся на свою жердь у окна. — Там и сиди, — проговорил Леви зловещим шепотом. — Ещё раз сунешься — клюв вырву. И отвернулся, чтобы не видеть, как Эрвин топчется, устраиваясь на привычном месте. Далось ему это укрывание, командир нашелся. В суп бы такого командира. Козлище пернатое! Спал же уже, и даже отлично спал. Уснуть опять удалось нескоро, но всё же удалось, и Леви спал, и видел во сне, что они живут с мамой в их старом доме, таком крохотном, что приезжая туда взрослым, Леви каждый раз удивлялся, как же они помещались там втроем, Кенни тогда жил с ними. Но в те детские годы дом казался огромным и самым лучшим, потому что наполнен был маминой любовью и теплом. Единственным теплом в этом доме, потому что в одну из зим приходилось спать под двумя одеялами, всем в одной постели, чтобы не околеть к утру, а утром мама вставала раньше них с Кенни и укрывала его, маленького, чтобы не замерзли плечи. Когтистые лапы прощелкали вдоль левиных ног, живота, груди. Крепко зажав в клюве край хлопкового пледа, Эрвин упорно тянул его за собой. Леви слышал, как плед наползает ему на бедра, на бок, потом на правое плечо, приоткрыл глаз и, чувствуя, что спать в этот миг хочет сильнее всего на свете, посмотрел в это застывшее перед ним белое в темноте и сквозь сон буркнул: — Ладно, засранец, хер с тобой. Ты командир. Эрвин тихо взлетел с дивана.