Приходите за счастьем вчера

США. Сан-Франциско. Элайджа, садясь в самолёт до Франкфурта, мечтал поспать после раунда трудных переговоров в Сан-Франциско. Но это ему никто не собирался позволить – экстравагантная девица во всём розовом, как кукла барби, сидевшая по-соседству, устроила настоящую истерику. Ей то ли не дали мёда, то ли наоборот дали слишком много. - Что это за дрянь? – Элайджа поморщился от акцента красавицы. Латиноамериканка. – Это разве похоже на мёд, это дерьмо… Мёд ей не такой. Скажите, ну, где таких идиоток рожают? - Везде их полно, - раздался спокойный голос справа. – Приедут из диких стран, так и ведут себя… Открыв глаза, Элайджа увидел, что говорил его сосед, из-за случайно вырвавшегося вслух вопроса, решивший, будто обратились к нему. Видимо, мужчина был говорлив, не англичанин, потому что вежливую улыбку и взгляд собеседника неверно истолковал, как желание поддержать диалог, то ли просто заскучал: - Иммигрантки. Сколько я их повидал по работе. И капризы чудные каждый раз – то мёд не такой, то коньяком волосы моют, и молоко пахнет козой. Дуры, одним словом, - в последних словах буркнутых уже себе под нос было искреннее негодование, - а у меня репутация упадёт. - Молоко? – пробормотал Майклсон, не зная, как отделаться от собеседника. Девушка по-прежнему разбиралась со стюардессой на повышенных тонах. - Я занимаюсь бизнесом по продаже натурального органического молока. Так у женщин мода пошла – купаться в нём. Невольный смешок – такую девицу Элайджа знал, но в единичном экземпляре. Выходит, не одна на свете… И снова визави принял реакцию за интерес. - Вы только представьте, купаться в таком прекрасном продукте! Свежайшем. Да люди сейчас сыр из химиката едят, не могут себе позволить… Раньше шлюх в шампанском купали, теперь в молоке. - Видимо, у мужчины накипело. - И что вы думаете, теперь я лечу с пересадкой в Болгарию… подумать только, в Болгарию! Лишь потому что ей не нравится качество молока, в котором она плещется там, и нужно найти нового поставщика. Вы представляете такую картину? – И сникнув, он забормотал себе под нос: - Майклсон, конечно, не простой клиент, но всё равно… Элайджа вопросительно поднял брови, прежде, чем понял, что незнакомец-собеседник не обращается к нему. То есть обращается, но не по имени, он же не представлялся… Имя, Болгария, ванны из молока. Не связанные друг с другом образы сложились в неосознанное предчувствие и фразу, вырвавшуюся с силой, что визгливая девица могла позавидовать: - Катерина! Она ведь Катерина… - Что?! - Эту девушку, которая купается, зовут Катерина, - сипло выдавил Элайджа. Человек отшатнулся от дикой энергии в казавшемся аморфным соседе. - Нет, её зовут Амалия. И это не девушка, а старушка. Сердце пропустило удар, и Майклсон с трудом удержал «лицо» от того, с каким треском рассыпалась невольная надежда. - Миссис Юнгельд, но племянница болгарка. Очень зловредная женщина, несмотря на годы… У Вас всё в порядке? – «Молочник» с некоторым сомнением глядел, как дёргается кадык, судорожно сглатывавшего мужчины. Бывают в жизни случайности находок и встреч, которые крайне трудно объяснить теорией вероятности. Когда два человека, расставшихся много лет назад, случайно встречаются в городе, куда каждый прилетел на один день. Или находится потерянная собака, когда надежда давно угасла, и люди отчаялись найти, переехали в другой город и пришли в питомник подобрать новую. Или вещь, принадлежавшая тем, кто дорог, но забыт, всплывает на аукционе или у знакомых. Вероятность один на миллион, однако огромное число людей могут припомнить такое странное событие в своей жизни, а, может, и не одно, вопреки любым математическим раскладкам. И сегодня это случилось с ним. - Скажите, а там была молодая девушка? Эта племянница? Темноволосая и высокая, похожа на куклу? - Откуда же мне знать внешность? Действительно - откуда? Он американец, а с Катериной общались в Болгарии. Лицо Элайджи стало холодным, взгляд мгновенно приобрёл жестокость. - Имя клиентки Майклсон? И, конечно, продавил. - Я сказал Юнгельд… - Лицо пассажира стало замкнутым. - Не волнуйтесь, мы с ней хорошие знакомые. Никуда не уходите, - не в силах больше оставаться на людях и сохранять вежливо-холодное выражение лица, Элайджа поднялся. На губах его зазмеилась улыбка. – Я и есть Майклсон, и вас озолочу, только не уходите. - Куда же я уйду с самолёта, - ещё более растерянно пробормотал американец, но Элайджа уже не слушал. - Ты нашлась, моя маленькая кошка. – позволив себе треснуть кулаком по дереву, на котором покоилась фаянсовая раковина, он улыбнулся отражению. Болгария, ребёнок... У него просто отобрали ребенка. Кровь ударила в голову, но Элайджа сумел взять себя в руки, выдохнул, умылся холодной водой и скоро о повышенном давлении напоминали только лопнувшие сосудики на белках глаз. – Нашлась. Болгария. Деревянные половицы чердака тихо поскрипывали под ногами, словно говоря, что дом старый и требует бережного отношения. Хотя куда уж бережней… - Ты снова не спишь? – голос женщины был укоризненным. – Есть нужно. - Я не хочу. – Она легла на диван и вздохнула. – Уже двадцать шестая… Ещё неделя и всё. Кетрин знала, что Амалия ею недовольна, и дело совсем не в еде, но по поводу мужа девушка старалась отмалчиваться. Но разве старушку заставишь замолчать? Эти бесконечные монологи "бу-бу-бу", "бу-бу-бу"… - Ты меня не слушаешь. Твой муж совсем не похож на человека, который позволяет такие вещи. - Эл никакой не тиран и не шовинист. Это шутка. Он очень… - Кетрин устало ткнулась носом в спинку дивана, объясняя: – У него довольно мягкий характер. Относительно меня, многое позволяет. Да почти всё, только иногда недоволен бывает. И никакой не сноб или ханжа. - Мой супруг бы… - А это мой супруг. Тётушка, хватит уже. Я, наверное, знаю лучше человека, которого люблю. - А я не уверена, что знаешь. Вы современная молодёжь ничего не понимаете в людях. Всё с тычка да с рывка. – Начинался очередной раунд причитаний. – При чём здесь ханжество? Разве можно сбегать из дому? Да ещё беременной? - Он о беременности не знает. - Пока не знает! Скоро узнает. Какой мужчина вытерпит такое? Только тряпка и подкаблучник и, если твой Эл не такой, а ты говоришь, да и я помню, что не такой. Что ты творишь? - Если я не смогу выносить ребенка, наоборот ему будет легче. Я ничего не скажу, - сказала Кетрин, лениво водя пальцем по завитку сучка. – И всё. Если смогу - Элайджа достаточно рационален, чтобы оценить мои резоны. Закроем тему, это личное. - Милая, а ты насчет рациональности не перепутала счета за дом с отпрысками? Человек за рулём Ламборджини не станет обгонять чайников, показывая мощь авто, он и так знает, что выиграет в отличие от BMW. - Ты смотришь Top Gear в своём возрасте? - Я много что смотрю, в отличие от некоторых, которые только и умеют, что нюни распускать. Порой, именно мягкость - крайняя степень гордыни, которая настолько сильна, что не разменивается на мелочи. - Ну, хватит же, - схватив хлопковый палантин, девушка вышла из комнаты. Скрип половиц чердака, такой уютный, вызывал мороз по коже, но неуверенности в сердце не было. Что Амалия знала, кроме того, что Кетрин ушла из дома? Ничего. Красиво и умно говорить, что супруги должны делить всё поровну. Красиво, но не правда. Заторможенная, Кет неловко опустилась в кресло. Иногда нужно просто пожалеть своего мужчину. Ах, да - ещё одна пошлость из бабских романов, что унизительно жалеть. Ерунда. Что Эл не потянет ещё одного круга их бедствий, даже веди она себя как ангел, Кет уже знала с того момента, как он попросил покоя. А разве же она ангел? Ему и впрямь нужен был покой и, да, эта дурацкая корпорация, в которой он получал уверенность и цели, а не возня с истерящей женой. Две недели достаточно, чтобы понять, насколько выпиты из него соки, и потеряно душевное равновесие. Тоже ложь самой себе. Всё было понятно ещё тогда в Сан-Франциско. Элайджа, берущий силой женщину? Нет, просто смешно… Она уже знала, кто виноват в потере Маргарит - она сама, а точнее её разгульный образ жизни. Чувство вины усиливало и то, что Кетрин так и не сумела полюбить ребёнка, причину своего нынешнего и будущего несчастья, но страх его потерять изъедал не меньше, чем будь он желанным. Элайджа скоро узнает о ребенке, его реакция на неё... Катерина знала, что плохо выглядит вопреки прекрасному климату и питанию из-за того, что мало спит, токсикоза и нежелания следить за собой. Глаза от постоянных слёз стали тусклыми и вечно припухшими, волосы вчера она отрезала до плеч – без ламината они посеклись и посохли, бёдра немного отяжелели из-за запретов врачей на занятия спортом, а кожа не огрубела благодаря молоку и выглядела сияющей, но одевалась Кет тоже совершенно иначе, предпочитая джинсовый комбинезон и футболку прежнему стилю. Иными словами, привлекательной теперь её было назвать трудно, приятная простушка и не более, какие уж тут страсти. Да ей и не хотелось страстей. Если бы человек мог стать куколкой, заснуть и, когда родится это существо, проснуться… Или не родится. Ребёнок пнулся, детка вообще последние недели была особенно резвой, это било по нервам, и Кетрин почувствовала, что снова плачет. - Господи, сделай же так, чтобы она успокоилась… От очередного приступа плаксивости избавила трель дверного звонка, но Кетрин не встала с места. Чего ради ей принимать гостей? Она уже было приготовилась задремать, когда за спиной раздались шаги. Сухонькая ладонь коснулась плеча. - Кетрин, вставай. - Я посплю здесь. Опять она. Амалия не давала покоя из-за одного глупого поступка - как-то вечером выйдя на балкон и задумавшись, Кетрин засмотрелась вниз и, как всегда бывает, земля внизу затянула её взгляд. Потом молодая женщина долго доказывала, что у неё просто закружилась голова, но с тех пор старушка никогда не оставляла её на втором этаже надолго одну. - К тебе посетитель. - Какие посетители? Отправь их… - "в бухгалтерию..." вертелась в мыслях коронная фраза недовольства и ледяной тон, которым обычно она говорилась, - куда-нибудь по делам... - Боюсь я уже там, куда ты меня послала, - раздался над её головой спокойный голос. Катерина удивлённо распахнула глаза, автоматически положила ладонь на живот, и с её губ сорвалось нервное: - Элайджа? Привет. На большИе приветствия Элайджа не рассыпался и, всю дорогу, пока они спускались в гостиную, не удостоил жену и взглядом. Кетрин тоже ничего не сказала, во все глаза глядя на мужа, и слушая бодрое бормотание Амалии о погоде и видах на урожай. Бормотание раздражало всех. - Наверное, вы хотите пообщаться, а я пока пойду поставлю чаю. Попьем, - выпалив это старушка ретировалась. Стало только хуже. В гостиной воцарилось гнетущее молчание, и Кетрин поняла, что нужно начинать первой. - Ну, вот, ты и сам всё видишь. – Она вздохнула, имея ввиду живот, и растерянно оглядывала мужа. - Не думай, что хочу скандала, но обстоятельства, - дежавекю, но только тогда тон Элайджи не был таким буднично-скучающим. И потому не оскорблял, но ранил этим куда сильнее: - Отец я? - Ты. Я же говорила, что ни с кем кроме тебя не спала уже как полтора года. - Ты вообще по своей американской привычке говорлива, когда не нужно. - Неправда. – Спросонья сразу подвергнутая унижению она вместо того, чтобы смягчить гнев Элайджи слезами или хотя бы показать осознание вины, бросилась отвечать на нападение: - Я давно тебе не врала и сказала, что хочу уехать. - В вечной любви признавалась. Ладно, оставим, - открыв сумку, он достал бумаги и ручку. – Подпиши. - Что это? - Бумаги на развод. От тебя требуется всего лишь закорючка. - А если нет? - Если нет, придётся Фениту вспомнить о старых, прошлогодних с отказами и прочим добром. Ты же знаешь, что у высококлассных юристов ничего не канет в Лету. Развод без вариантов. - Но… подожди, - выдохнула Кетрин, растерявшись от такого оборота и понимая, что все идет не так, - ты не хочешь выяснить, поговорить… что я… Я не собиралась разводиться. - Я тебе говорил о последствиях. - Но ты не знал о ней, - женщина погладила живот. – Это же объясняет, почему я ушла. Да и как же твои уверения? - Я рад этому ребёнку, уверения тоже правдивы, но при чём тут наша семейная жизнь? – Он криво улыбнулся, подавая свою ручку: - Ты слишком страстная женщина, я тебя не потяну. - Неужели? – Она улыбнулась пошлой улыбкой, беря писчий предмет: - У тебя плохая память, ты меня очень неплохо натягивал, когда я уже от усталости лежала бревном. - Я не о сексе, не передёргивай. Кетрин сжала кулаки – непробиваем. Но это прежний Эл, именно её Эл, которого она всегда любила, а не тот бьющийся в агонии из Сан-Франциско. Если подумать и отбросить гордость и всю прочую муть, ей был нужен любой, а вот самому Элайдже он, опустившийся до насилия, нужен? Нет. Потому что такой, вечно носящийся со своим чувством собственного достоинства, в отличие от всех остальных виденных ею мужчин, включая отца, ей и нужен был любой Элайджа. Круг замкнулся. - Давай бумаги. – Пара минут и закорючки были расставлены. Женщина аккуратно положила ручку на место, упорно глядя в стол, голос огрубел: – И что теперь, Эл? - Ничего. Но, Катерина, я предпочитаю, чтобы мой ребёнок рос в достатке, а не в этой халупе, - в его голосе промелькнуло презрение сноба, и он смерил взглядом гостиную небольшого дома, - это, надеюсь, ясно? - Твой педантизм? Более чем, - ровно согласилась девушка. – Любишь, чтобы вещи были в идеальном порядке. - Похвально, что к тебе стала возвращаться длинная память. На какие деньги ты живешь? - Работаю с переводами, здесь не так много владеющих тремя языками, а документация ЕС... – она повела плечами, заставляя себя перестать тискать хлопковый палантин, а который вцепилась. - Ясно, ты хочешь в Англию? - Ты заберёшь меня домой? - В Йоркшир? – Он поднял брови, увидев энергичный кивок: - Или в поместье? - В поместье, - пробормотала Кетрин, поняв, что обрадовалась раньше времени. – Значит, не заберешь. – Губы зло поджались. - И как же ты будешь жить? Наведываться к дочери по воскресеньям? А потом заведёшь себе новую «кошечку», она родит тебе ещё детей и будешь жить сыто и ладно, а я так? Терпимое неудобство? - Оставь это, Катерина, - сухо сообщил Майклсон. - Я устал. - От меня? – с вызовом вскинулась Кетрин. – Я виновата во всём? Но теперь этот вызов разбился о спокойное: - От тебя. Мы оба виноваты в том, что несчастливы. Счастливая женщина не сбежит от того, кого любит в другую страну. И я не должен был тебя насиловать. Не потому что ты не простила или что-то подобное - это ерунда. Ты ведь меня понимаешь? - Да, - тихо прошептала Кетрин, отступая на шаг. Их так часто склеиваемая чашка снова разбилась, и на это раз они оба внесли свой вклад, чтобы превратить осколки в пыль. Он никогда бы не упрекнул её, но и без слов Кетрин знала, когда она внесла свою лепту и загасила эту их «искру». – Поэтому ты не третируешь меня? – улыбнулась сквозь застывшие на глазах слёзы девушка. - Ну, я хотел крушить и убивать, когда узнал где ты. Да ещё ребёнок… - Он поморщился и оборвал себя – что переливать из пустого в порожнее. - Ты отрезала волосы? - Да, отрезала. - Катерина села на диван, сжав руки на коленях. - Посеклись совсем. - Так тебе тоже красиво. «Ему жалко моих кудрей…» Повисла тишина, нарушаемая лишь короткими вздохами судорожно дышащей девушки. - Я оставлю тебе охрану и кредитку, - Элайджа собрал подписанные ею бумаги и вытащил бумажник. На стол легла платиновая карточка. – И потом дашь адрес своего врача и арендатора. Кивнув, Майклсон направился к двери, голос Катерины звучал вяло и апатично. - Арендатора зачем? - Куплю этот дом. - А-а… - Кетрин кивнула. Палантин полетел за диван. - Эл! Сумка из его пальцев выскользнула, упала на пол. Ведьма. Таких точно сжигали. Перехваченный на пороге, он поддался настойчивым прикосновениям горячих губ и разжал зубы, позволяя языку Катерины скользнуть в рот, в то время как руки Элайджи сжали её ягодицы. Мужчина вдруг представил, как будет ласкать длинные бёдра, целовать плечи и живот, как начнёт вибрировать на стонах голос Катерины при приближении разрядки, а тело трястись в ознобе, как они встретятся взглядами после, и она будет покорная и обессиленная от похоти, рассерженная своей же покорностью - это всегда веселило… И словно подтверждая воспоминания, Кетрин уступила, плавно откидывая голову назад и предлагая право лидерства ему. Возбуждение вскипело в крови с такой силой, что оглушило, заставив замереть столбом. Опасно быть во власти такой покорной и слабой женщины, самое опасное, что было в его жизни… - Я же сказал - нет, идиотка чёртова!! Шарахнувшись в сторону, Кет испуганно съёжилась, недоумевающе рассматривая теперь уже бывшего мужа. Она же победила! Да спровоцировать поцелуем такую эрекцию редкая женщина способна, особенно если она уже не столь хороша внешне как раньше! И, переборов страх перед явной агрессией, вновь нежно обвила руками шею Элайджи. В Бразилии же сработало. В следующее мгновение тонкая кожа её запястий украсилась следами мужских пальцев, а девушка заскулила. Хватка ослабла. - Тебе мало было в Сан-Франциско? Не доводи. - Я никого не довожу. - Да неужели? – На смену её рукам пришли щёки, двумя пальцами ухватив за которые, он заставил смотреть прямо на себя. - По-моему этим ты занимаешься с особым блеском. Несколько взглядов, поцелуев и перед тобой скотина. А скотина не слишком способна думать, когда в неё тыкают палкой - может и убить. Ты не боишься, что в один прекрасный день ты снова перейдёшь границы допустимого, и я тебя просто грохну, ну, или на худой конец отлуплю до потери сознания? - Нет. – Она фыркнула и мотнула головой, привычно потершись о пальцы. - Ты меня не можешь тронуть. - А я вот боюсь, представь себе. - Я знаю тебя лучше. - Когда-то ты была уверена, что я не возьму тебя силой, радость моя, - лицо исказилось злобой, - да что там – я тоже был в этом уверен. Теперь у меня уверенности в себе поубавилось. Попадись ты мне в самолёте, когда я узнал где ты или после звонка Елены, и мой ремень… - Я беременная. В самолете ты меня представлял иначе. - Кет упрямо смотрела. - На деле ты меня не тронешь. Ты даже не замечаешь, что не смог это сделать и сейчас, стоило мне скривиться. - Я... Извини, - он осёкся, почувствовав потные ладони Катерины. Осознал - вправду второй рукой едва ли не поддерживает бывшую жену за спину, чтобы она случайно не оступилась. Отпустил её лицо. Тон стал официально-холоден, как в тот момент, когда они только приступили к диалогу: - Ты ошибаешься, я ничего не могу предположить о своей реакции, когда речь идёт о тебе. А мне не нужны такие страсти, поэтому я не хочу быть с тобой, не хочу заниматься жизнью на вулкане. - Больше не хочешь меня любить? - Да. Ты не приносишь мне радости, а если приносишь, то... - То что? - напряжённо потребовала продолжения Кет. - Слишком дорого обходится. - Так я всё-таки виновата? – Она потёрла пятна на щеках, теперь уже злясь на него за это достоинство, которое и полюбила так безоглядно. И из-за чего сбежала в Болгарию, чтобы дать Элайдже время вернуть себя. Единственный прокол – не подумала, что больше он в эту реку не полезет. - Ты не виновата. Это моё дело, кого мне выбирать – тебя или, скажем, как Мередит. – Он вновь закрылся в панцирь спокойствия, голос стал теплее: - Я ведь не хотел кричать на тебя и трогать вообще, итог ты видишь, Катерина, - я снова не владею собой, так давай больше не будем выедать друг другу мозг. Успокойся и думай о малышке. – Короткий поцелуй в лоб, привычный и оттого теперь странный: - У тебя всё будет хорошо, а у меня обычная жизнь, для которой я и создан. Насупив брови, Катерина устало смотрела в окно, как он вышел из дома, сел в автомобиль, машина скрылась из поля зрения. Не хочет он её любить, видите ли… Как будто это возможно. Но в глубине сердца Кетрин знала, что именно теперь Элайджа подошёл к тому, чтобы найти дорогу к дню, в котором можно оставить о ней память, а не будущие чувства. Знала и боялась – Елена была права. Он уходил от неё, не в эту дверь или другую страну, и вправду в другую жизнь и остановить это движение у Кет не оставалось средств – она беспечно растратила их всуе, считая чувства Элайджи бесконечными. Её мир тоже стал тусклым и пресным. Таким каким был до их встречи. Забыв об Амалии, очевидно, ожидающей, когда она её позовёт, Кет отправилась на кухню и там съела огромный бутерброд с бужениной и помидорами, ягод, шоколадку, несколько бананов. Но еда не оказала магического успокаивающего воздействия, поэтому девушка выпила сок и легла спать. Великобритания. Лондон. Капли дождя звонко стучали по стеклу в прохладной тишине лондонской ночи. Приподнявшись на локте, Элайджа оглядел чуть приоткрытую верхнюю створку окна своей квартиры, в которое косо влетали отдельные капли – зарождающийся серый рассвет не вызывал бодрости и энтузиазма. Через два часа нужно было ехать на работу, проводить еженедельную планёрку, но… Потянувшись к телефону, Майклсон отправил секретарю короткое сообщение и рухнул обратно на подушки, решив отоспаться. Но не тут-то было – сон уже не шёл, да ещё у соседей кто-то издавал тихие плачущие звуки. Полежав в постели ещё десять минут, мужчина рывком встал, заставляя себя двигаться. Ещё через десять минут, планы были перекроены, и Эвелин получила приказ собирать директоров. Как всякого трудоголика, Майклсона раскачивал жёсткий график, заставлял включаться в работу и лучше любого антидепрессанта проветривал мозги, поэтому по прошествии полутора часов это был уже привычный английский джентльмен, одетый до странного безупречно для его высокого положения. Застегнув пуговицы пальто и схватив ключи, мужчина вышел за дверь. Пронзительное мяуканье, больше похожее на вопль заставило резко дёрнуться. - Извини, не знал. – Вот и причина «нытья». Не соседи, а сидевший на пороге дома коричневый котёнок, мокрый и грязный. Сейчас он забился в угол, видимо, не зная, чего больше бояться – мужчины, наступившего на хвост, или лившего стеной дождя и поджал под себя лапы. На мгновение Элайджа подумал, что стоит впустить животное к себе хотя бы погреться, но тут же отбросил мысль – уж очень грязным и драным был котёнок, явно не домашний, а, значит, не пропадёт. Да и нагадит везде в лучшем случае грязью, а в худшем… На пороге же… Он переступил идеально блестящими туфлями на более сухую часть ступеньки. Ну, на пороге было не очень мокро. И раскрыв зонт, Майклсон направился влево, кляня себя за то, что купил квартиру в доме без прямого доступа к гаражу. Котёнок снова принялся издавать звуки больше похожие на хныканье. Когда мужчина вернулся к ночи домой, дождь всё ещё лил как из ведра, а зверёк крошечным пятном темнел на коврике, свернувшись в клубок. На появление хозяина дома он уже никак не отреагировал, хотя в спешке Элайджа выронил ключи, и они шлёпнулись рядом с ухом животного. Вздохнув, Майклсон, не снимая перчаток, схватил котёнка за загривок, тот посмотрел осоловелыми золотистыми глазами, вяло шевельнул лапами, пытаясь вырваться, мявкнул и снова затих. - Ладно, пойдём. Котёнок был неприятным - липкий и продрогший. Поэтому, без особых нежностей наполнив раковину тёплой водой, Элайджа сунул животное туда. С непонятно откуда взявшейся энергией, комок грязной шерсти в его руках начал выгибаться и истошно пищать, норовя выпрыгнуть из пальцев и оцарапать обидчика. Но не тут-то было - вырваться не удавалось, пока вода, в которой его полоскали раз за разом, не стала относительно светлой. Наконец, сняв испорченные перчатки и укутав колотящееся в нервном ознобе животное в полотенце, Элайджа поразился какая, - он глянул под хвост, - она маленькая и лёгкая, половина веса - грязь, налипшая на шерсть. Одни – мужчина достал молоко, купленное для чая и налил на блюдечко, - кожа и кости. Сунул мордочкой в тарелку, бедолага зафыркала, дёргая крошечными усиками, но начала жадно пить, давясь и тыкаясь носом – нормально ещё не умела, а инстинкт работал. - Хватит, плохо тебе будет, малышка, - отобрав облюбованную, ставшей похожей на маленькую сардельку на лапках, кошкой, тарелку, Элайджа поднялся в спальню и положил полотенце на кровать. - Наелась и ведь сто процентов нагадишь, - но плюнув на этот факт, он отправился в ванную и, скоро вернувшись, упал на простыню, собираясь заснуть. Обсохшая кошка выбралась из полотенца, пристроилась рядом с рукой и принялась мяукать и плакать. - Тихо, - властно скомандовал мужчина. И воцарилась тишина. На несколько минут. - Мяу! – Пауза. – Мяу!! - Сама виновата, - в раздражении схватив котёнка за шкирку, он приподнял его и поднёс к лицу. – Твою мать… - выругавшись, перехватил лапу, дёрнувшуюся в направлении его носа, больно тряхнув кошку. - Мя-яу!!! Мяаа… - Ах ты, неблагодарная… - но он остановился, увидев ржавого оттенка кровь, оставшуюся на пальце. Котёнок завертелся юлой. Лапа, которую она всё время, сидя в полотенце, поджимала, оказалась порвана и сильно кровоточила. Вздохнув, мужчина оставил животное в покое, посадил на край кровати, и кошка начала снова жаловаться и хныкать, назойливо мяукая на все лады. «Завтра…» сегодня же ему требовался отдых и нестерпимо хотелось спать, поэтому, заперев пищащего котёнка внизу в гостевой ванной, чтобы не мешала, Майклсон погрузился в сон. Но завтра был аврал, перенеслась встреча в Сан-Франциско, и лишь скользнув краем мысли по воспоминанию, что он оставил своего новоявленного питомца одного, Элайджа улетел в Штаты. Только через неделю, вернувшись с другого континента и бросив взгляд на кровавое пятнышко, темневшее на простынях, у Майклсона выпала минутка для найдёныша. Успокаивая себя тем, что кошки могут прожить без еды очень долго, Элайджа бросился вниз, рывком распахнув дверь в ванную комнату. - Ты кто?! Где кошка? - Она – это я, а я твоя Катерина. Если бы выросла, - закашляв кровью, лежавшая на полу девочка закрыла глаза. - Ты же обещал позаботиться обо мне и бросил. - Это правда ты? – Затряслись руки, которыми он обхватил маленькое лицо, удивительно похожее на личико из детских фотографий бывшей жены. - Сейчас вызову врачей. - Я уже превратилась. Ты опять опоздал. Судорожно сглатывая, Элайджа провёл ладонью по тёмным кудряшкам, моргнул. Нет, он погладил липкую от предмертного пота шерсть околевшего котёнка. Показалось. Просто показалось... Нет, не показалось. - Катерина! Скатившись с кровати, Майклсон бросился в туалет, вырвав весь ужин в унитаз. Просто дурацкий сон. Холодный пот застилал глаза, руки дрожали и неожиданно мужчина понял, что боится открыть дверь в ванную. Это было дичью, но, так и не повернув ручки, он набрал номер личного секретаря. - Миссис Кендрик, я летал в Сан-Франциско на этой неделе? - Кхм, Вы летали в Болгарию. И вылетаете снова завтрашним рейсом в час тридцать после полудня. - Спасибо. Извините за ночное время. Сон. Конечно, сон. Да и вообще, сразу можно было понять ещё во сне, что это фантазия. Он бы никогда не бросил кошку подыхать от голода. Усмехнувшись про себя, Элайджа почувствовал, что успокоился. Каждый сходит с ума по-своему… Переел что ли сегодня? Восхитительно реалистично - ему с детства ничего настолько эффектного не снилось. Уже с наслаждением приняв душ и включив кондиционер, мужчина довольно опустился на простыни. Но всё равно – сердце было не на месте. - Джон? Это Майклсон. Как моя жена? - Согласно наблюдениям, она спит. Но пока дом не в собственности, большего сказать не можем. Логично, ночь. - Спасибо. Беременные женщины те ещё соньки, но Катерина даже Керолайн с Ребеккой переплюнула. Майклсон улыбнулся в темноту. Как ни позвонишь, спит да спит… Третий день уже пошёл… Третий день? - Джон, а Вы видели мою жену не спящей за это время? Молчание. - Если честно, то нет. - Кто в доме? - Миссис Юнгельд. - Узнайте у неё просыпалась ли Катерина. Поживее. Через десять минут Элайджа в ужасе уставился на дисплей телефона, переваривая услышанную от Юнгельд информацию. Катерина спала, хорошо дышала - это правда. Но вот только добудиться её не могли. Около шести с половиной лет назад. Великобритания. Лондон. - Я считаю, что тебе слишком рано выходить замуж, Ребекка. Ник придерживается того же мнения. - Мне уже девятнадцать. - Тебе ещё девятнадцать. – В диалог вступил Николаус, до этого молча сидевший в кресле. – Я правильно понимаю, что ты спала с Деймоном и это тебя сподвигло на мм... - Я думаю это мои личные отношения, и они не могут быть предметом обсу… - Ты несовершеннолетняя, поэтому у тебя не может быть никаких личных отношений, Ребекка. – В голосе Элайджи звякнул лёд. – Как твои опекуны мы имеем право знать. - Именно так. Бекс попятилась, хлопая ресницами. Она просто не представляла, что её, взрослого, разумного человека, допрашивают как юниорку двое мужчин. И о чём допрашивают?! Гнев бросился в лицо, и блондинка сделала шаг вперёд по направлению к Николаусу. - Дорогой мой братец, ты что-то запамятовал. Совершеннолетие наступает в восемнадцать. К моим годам ты уже сделал Керолайн ребёнка, а перед свадьбой, когда нас пригласили мистер и миссис Форбс погостить и дали две отдельные спальни, вы каждый вечер «гуляли» в Мистик Фоллзком лесу так, что её стоны слышала вся округа. Прямо в лесу! - А ты, Эл... Может, милочке Кимберли к тридцати и катит, - рывком обернувшись, пока средний брат хватал ртом воздух, она подошла к Элайдже, облокотившись кулачками о стол: - но разве не ты в своё время мысленно переимел мисс Пирс во всех позах? Можешь играть в покер фейс с кем угодно, но не со мной. Я видела, как ты зажимал её на свадьбе, что в церкви вообще-то недопустимо. Точнее это видели все, включая Джорджа, и никогда не поверю, что ты не представляешь, что у неё между ног. Ей было семнадцать, а тебе даже не двадцать пять как Нику. Повисло оглушительное молчание. Природная холодность Бекс к воздыхателям в школе убаюкала внимание старших братьев, они перестали волноваться о том, что кто-то покуситься на их ребёнка, и тем паче самой девушки коснётся трепет первой любви, да и просто позабыли о том, что являются опекунами красавицы, ограничивались подтруниванием над её кавалерами, и теперь сообщение о замужестве стало ударом, к которому ни Элайджа, ни тем более Клаус не были готовы. Сначала, узнав о свадьбе они бледнели, краснели и зеленели в разных степенях – блондин-Николаус явственнее, более смуглый Элайджа меньше, - потом пили залпом, что под руку попадётся, потом высказали всё, что думают о Сальваторе и уме их сестры не стесняясь в выражениях, но в итоге всё же взяли себя в руки. Если это можно было так назвать. И всё же в претензиях Бекка перегнула палку – оба брата онемели не от аргументов – от вновь нахлынувшей ярости. В приливе мстительности девушка влезла, куда не стоило совать нос и в грубейшей форме. Элайджа начал первый: - Я не собираюсь отчиты… - Вы оба просто ханжи! - Мы оба старше тебя, поэтому не смей говорить с нами в таком тоне, - голос Клауса сел, а это не предвещало ничего хорошего, - до двадцати одного года ты состоишь на нашем попечении, и, Ребекка, с сегодняшнего дня ты под домашним арестом. Ступай в свою комнату. - Серьёзно, что ли? – И без того раздавленная их реакцией Бекс гневно расхохоталась. – Может, в угол поставите? Или на чечевицу, замаливать грехи? Кто же будет меня контролировать? Неужели ты, Эл? - Я. У тебя сейчас возможность дать себе шанс, сестрёнка. Используй её с умом. - Почему я должна что-то использовать? – Она вскинула подбородок. – Я выйду замуж за Деймона. Это решено. - Закончишь институт, выходи за кого захочешь, – с пафосом сообщил старую как мир фразу всех ретивых мамаш и папаш старший брат. - А пока будь добра учиться. - Одно другому не помеха. Я не вижу смысла ждать ещё пять лет, - фыркнула Бекс. - Бл*, Ребекка! – Кулак Клауса впечатался в журнальный столик, с него посыпались журналы, стекло украсилось кровавыми пятнами, но вскочивший мужчина этого не заметил, подойдя к девушке: – У тебя отсохли мозги?! Сальваторе не тот мужчина, и ты не в том возрасте! По сумме он переимел половину баб в Англии. Что ещё не доходит?! - А когда будет «тот» возраст?! Кто «тот» мужчина?! - Будет, - прошипел Николаус. - Нет, не будет! Потому что их не существует для вас! Кто бы ко мне не подошёл, ты всегда их… - разрыдавшись, Бекка вылетела из кабинета, оглушительно хлопнув дверью. Наступила молчание. Подойдя к бару, Николаус щедро полил рану виски из ближайшей бутылки и после глотнул из неё же, грязно выругавшись. Элайджа закурил. - Она не понимает, что пока не готова к семейной жизни, - хмуро заметил Элайджа, уставившись на столешницу и судорожно глотая горький дым. В отличие от побагровевших от злости Клауса и Бекс, во втором раунде он остался невозмутим. Впрочем, только внешне – уровень злобности от этого был не меньше, но он всё же жалел о своём порыве из-за душевного покоя сестры. – Сальваторе, сука… - Он тебе звонил? – поджал губы младший брат, отказавшись от сигареты. В отличие от Эла, Николаус готов был рвать и метать, и жалости к проштрафившейся сестре не испытывал. - Звонил. Завтра прилетает в Лондон. - Мне хочется его убить. - Мне тоже. В своей спальне, свернувшись в клубок, плакала Ребекка. Деймон просил её обождать с разговором с братьями до его возвращения в Лондон, но он забыл - разве может ждать девятнадцатилетняя девушка, окрылённая счастьем? Возможно, будь она хитрее и расчётливее по отношению к Элайдже и Николаусу, Бекс была бы хоть как-то подготовлена к сцене в кабинете, но когда дело доходило до отношений в семье младшая Майклсон оставалась самой простодушной, и даже скорее наивной из всех Майклсонов, поэтому получив от Деймона самое восхитительное в мире кольцо, и проводив его в аэропорт, она продержала их тайну всего четыре дня. На пятый, вернувшись домой между занятиями и случайно услышав голоса братьев в кабинете, Ребекка не устояла - ворвалась в комнату и одним духом выложила им новости. Но никогда она не могла предположить, что братья отреагируют так ненормально на её желание устроить свою жизнь. Этого не мог предположить даже Сальваторе, неплохо знавший семейство, не могла понять Керолайн, впервые в жизни вздрогнувшая от слепой ярости, с которой муж разнёс кабинет, придя домой, и сами Элайджа и Николаус, которые считали себя цивилизованными людьми, совсем не склонными к диктату. У любой медали есть обратная сторона, и она почти всегда неприглядна. Семья Майклсонов была сплочённой до крайней степени, достойной восхищения всех их знакомых, больше не знавших в жизни подобных примеров. Живя отдельно и в разных домах, братья и Ребекка находились в постоянном контакте друг с другом, общей была не только корпорация, но, казалось, Майклсоны и дышали одним только им понятным составом воздуха. Только вот теперь с эгоизмом, достойным эпитета «фанатичный», забыв о логике, поиске компромисса или хотя бы элементарной вежливости, старшие представители этой фамилии боялись отдать кому-то девочку, которую вырастили. Особенно сильной боязнь была теперь. Четыре месяца назад. Франция. Предгорье. Небольшой домик стоял на краю посёлка, отделённый от улицы большим садом, а с других сторон окружённый лесополосой. Мрачновато, но снявшие его девушки были, во-первых, не из робких, а во-вторых, городок N. находился на расстоянии получаса езды на автомобиле. - Тут может быть неплохо, - заметила Мария, встряхивая мокрыми волосами и одновременно расправляя полевые цветы в вазе, - отоспимся заодно. - И ещё ушифса мошно, - Ребекка, напихавшая в рот сыра, купленного ими на местном рынке, развешивала их мокрые купальники. - Учиться? Ты точно перегрелась, - захохотала девушка. – Будем плавать, ловить рыбу, ходить на пикники и всё такое… Да и то вряд ли, мы всё время будем заняты в церкви. - Да, у меня смутное ощущение, что мы здорово лопухнулись с этой реставрацией. – Закончив своё занятие и вымыв руки, Бекка прошла на кухню. - Там мрачно, да? - Немножко есть. Хотя, я думаю, Бекка, дело в том, что он не очень богатый. Мне так показалось. Даже странно, что именно туда передали экспозицию. - Он шестнадцатого века, памятник культуры. И ты ошибаешься насчёт богатства – одни сегодняшние мозаики на амвоне чего стоят. Это целое состояние. Просто как-то на отшибе расположен. Ладно, тебе налить кофе?.. Речь шла о небольшом монастыре, на северо-востоке от поселения, где они сняли дом. В белоснежных стенах храма когда-то располагалось отделение ордена цистерцианок*, первые упоминания об обители датировались аж началом шестнадцатого века, и девушки, решившие отдохнуть от шумной компании в этом тихом местечке, сразу нашли себе дело по душе. Мария страшно интересовалась древностями, да и Ребекке было не в новинку, поэтому они подвизались помогать с экспозицией, выставлявшейся в монастыре. Хотя Майклсон догадывалась, что неспроста её синеокая подружка полностью погрузилась в размеренный деревенский быт, но старалась не лезть в сердечные дела. Два месяца спустя. «Милая моя Бекка, приглашаю тебя. Мне есть о чём рассказать. Мария:))» Перечитав ещё раз сообщение, Ребекка улыбнулась. С тех пор как они пожили в той французской деревушке прошло уже два месяца, но работа с антиквариатом настолько поглотила её подругу, что взяв в ВУЗе отпуск, Мария осталась до завершения описи экспозиции. На небе появились первые тучки, и девушка зябко поёжилась, покрепче перехватив ручку дорожной сумки и разглядывая огни, окантовывавшие порог гостиницы. Рейс из Лондона задержался, в итоге выехала из аэропорта в Прованс она только к вечеру, в городке N. оказалась к ночи, устала и решила остановиться гостинице. Тем более дозвониться до Марии не сумела сегодня и вчера – та, такая кропотливая, если дело касалось художественных ценностей, в быту была на удивление безалаберной и частенько забывала зарядить телефон или заглянуть в компьютер. Устроившись в номере и приведя себя в порядок с дороги, девушка спустилась вниз – желудок требовал горячей еды. Ресторанчик в гостинице был небольшим, но симпатичным, по нему разливались ароматы хорошей кухни и, довольно жмурясь, Бекс устроилась за крайним столиком в углу. Заказав по-английски сытный ужин - вина, бульон, антрекот и сладкие булочки, - девушка достала планшет и попыталась погрузиться в чтение, но сосредоточится не получалось, невольно мысли Бекс перескочили на события трехмесячной давности. Восхождение в Альпы для Сальваторе завершилось невероятно удачно - в группе был и сын одного известного режиссёра, и - очевидно, дело не обошлось без вездесущего Ларселя, - Деймону предложили быть ведущим в документальной ленте об истории покорения Альп, что позволяло шагнуть за грань популярности англоязычной аудитории. Превосходная возможность, поэтому наскоро попрощавшись с Ребеккой после спуска, он уехал на, как позже выяснилось, успешные переговоры, а она сначала повидалась с родными, потом они с Марией отправились во французскую глушь. Дальше Деймон улетел в Южную Америку, и с тех пор от него не было ни слуху, ни духу. Наверное, к лучшему – Бекс до сих пор испытывала смущение от ляпнутого ею на Монблане, да и не была уверена, что отношения останутся как прежде спокойными и уютными, а насколько ценно и необходимо ей это ровное тепло начала осознавать только теперь, когда ему появилась угроза, рождённая её же глупостью. Для того, чтобы желать чего-то большего девушка до сих пор не созрела… Появление официанта вернуло её к действительности, и Ребекка полностью отдалась в лапы чревоугодию, с наслаждением пережёвывая каждый кусочек мяса и из-под ресниц оглядывая зал. Многолюдно здесь точно не было – за дальним столиком компания мужчин обсуждала что-то политическое, кажется, набирающую силу партию крайне правых, ещё была семья с детьми, судя по дорожной экипировке, просто остановившаяся перекусить, воркующая парочка подростков на увитой хмелем веранде и молодой мужчина в углу, с интересным профилем, который не чуждая художественному вкусу Бекс именовала «истинно французским». Девушка усмехнулась, но тут же была поймана за разглядыванием. Поднявшись с места, парень направился к ней. - Привет, можно? - Конечно. – Она оправилась от удивления. – Европа опять такая кроха. Какими судьбами ты здесь? - Я приехал к Марии, но пока не узнал адреса и остановился здесь, - вздохнул Орланд, пододвигая стул. – Она не берёт телефона. - Я тоже к ней, - без задней мысли ответила Бекс. – Адрес со мной, поедем завтра вместе. Она последнее время забывчивая – то телефон отключит, то адрес не даст… - Эм… - парень перевёл взгляд на блестевшее топазовыми искрами вино, и Ребекка поняла, что он чувствует неловкость. – Видишь ли, я без приглашения. И не уверен, что мне будут рады, поэтому откажусь. - То есть? – плечи блондинки напряглись – она сообразила, что идея может быть не так и хороша. - Мы, кхм… здорово повздорили в последний раз. Поэтому не хочу создавать тебе проблем. Повисла тишина, в которой раздалось неожиданно громкое и неуместное «иначе мы останемся несамостоятельны…» со стороны мужской компании. Бекс разломила хлебец, обдумывая услышанное. С одной стороны права давать адрес Марии она не имела, с другой стороны даже в этом Орланд оказался порядочным человеком, не пожелавшим подставить саму Бекс, и с третьей… - Можно спросить? Я не из пустого любопытства. Когда вы расстались? - Три месяца назад. Именно тогда Мария вдруг решила рвануть в провинцию. - А она очень тебе нравится, да? – Ребекка покраснела как маков цвет. - У меня есть другие мотивы оказаться здесь? – он обвёл выразительным взглядом местечковый колорит гостиницы, Бекс фыркнула. – Конечно, она мне очень нравится. - Хорошо, поехали вместе. Я не думаю, что ты её обидишь и дам тебе адрес, - приняла решение блондинка и от облегчения сделала большой глоток вина. Мужчина искренне рассмеялся, чуть откинув голову. - Спасибо. Буду рад твоей компании. - Что смешного?! - Ничего. Просто ты так сказала «дам адрес», как королева почтила доверием ничтожного вассала. Ребекка хихикнула, но тут же напустила на лицо суровость: - Если бы не я, ты бы ходил по домам и спрашивал, где она живёт, до скончания века! - Если бы не ты, я бы узнал об этом в монастыре, где она работала, - пояснил Орланд, вновь фыркая от вытянувшегося лица девушки. – Но я рад доброму расположению самого опасного зверя. - Меня?! - Подруги-наперсницы – основное зло. - Я ведь ещё и передумать могу! На следующее утро Ребекка встала, когда солнце лишь начинало свой круговорот, как они и договаривались с Орландом, обещавшим за ней заехать, и уже к девяти утра пара стояла на пороге деревянного дома, снятого Марией. На стук никто не откликнулся, и Ребекка толкнула дверь. Та отворилась, в холл ворвался сквозняк, раздувший неуместно пышные кружевные шторы, украшавшие окна веранды со времён прошлых хозяев. - Мария? – Девушка прошла вперёд. – Хэй, ты здесь? Подёргала ручки ванной и туалета – двери легко поддались и распахнулись, показывая тёмное нутро комнат. Обернувшись к идущему за ней Орланду, блондинка констатировала: - Напрасно приехали – никого нет. Видимо, она с раннего утра уехала в церковь. - Это, кстати, далеко? - Да нет, - девушка повела плечами. – Поедем или останемся здесь дожидаться? - Поехали. - Я только схожу в ванную, - щёлкнув выключателем, она скрылась за дверью. Раздался звон и вскрик, Орланд рванул дверь. Ребекка судорожно подбирала случайно высыпавшиеся из сумочки вещи, причитая над «погибшими» румянами и пудрой. - Извини. - Ничего. Солнечный день стал ли причиной, мелодичный колокольный звон, разливавшийся в воздухе, или монастырь и вправду не был таким уж мрачным, каким отложился в воспоминаниях Ребекки с её прошлого посещения, но когда они с Орландом забрались на взгорок, где располагались центральные ворота, блондинка замерла очарованная. Каменные стены, сложенные из серого камня скорее в грубоватом романском стиле монастыря-крепости, чем в привычной болезненно-изящной готике, образовывали букву пи с основной треугольной башней-донжоном посредине, и южным и северным крыльями по бокам; позади на значительном отступе располагались башни колоколен, а всё пространство между ними занимали виноградники и сады. Их пышность Бекс уже успела оценить, но всё равно, как и прежде, стены здания не казались ей уютными или приятными для жизни. Величественные и по-своему роскошные. Неподалёку, наверное, напуганная колоколами, звонко закричала какая-то птица, и девушка, очнувшись от своих мыслей, скосила глаза на спутника. Очевидно, парень был также впечатлён видом, потому что стоял вместе с Ребеккой на круглой площадке, не двигаясь и ничего не говоря. - Пойдём? – Спустившись по тропинке, они вошли в огромные кованные ворота. – Оценочно-реставрационные работы и предметы экспозиции в центральном корпусе, - пояснила блондинка, берясь за массивное кольцо в пасти каменного барельефа изображавшего льва. Но и тут Марии она не нашла, так как согласно словам донны Августы, обошедшейся с гостями предельно официально, девушка подала заявление об уходе, после - отработала два дня и покинула монастырь ещё неделю назад. Бекс приуныла и рассердилась – путь в другую страну, и ничего. - Ладно. – Выйдя из монастыря, девушка пожала плечами. – Надо возвращаться. - Подбросить до аэропорта? - Буду рада. Но невезение привязчиво – в аэропорту, уже попрощавшись с Орландом, Бекс поняла, что потеряла паспорт. Вернувшись в гостиницу, она перерыла всё – такой необходимой карточки не было нигде. И уже набирая номер старшего брата, вспомнила эпизод с рассыпавшимися по ванной вещами из сумки. Так и оказалось – паспорт валялся под шкафчиком. С облегчением улыбнувшись, блондинка включила воду и сполоснула лицо – на улице пекло очень сильно. Да и пить хотелось, оставалось надеяться, что, покидая дом, Мария оставила хоть одну бутыль с питьевой водой. Пройдя на кухню, девушка открыла шкафчик с посудой, но так и замерла. Резко обернулась. Стол был накрыт. Точнее он не был готов к обеду, но на нём стояли печенья, мисочка с клубникой и вишнями, йогурт в молочнике, коричневый сахар... На мгновение она обрадовалась – видимо, Мария не уехала, просто ушла из монастыря, но подойдя, поняла - продукты пропали, а верхняя клубничина – крупная, крайне спелая, - была уже тронута с одного бока сизой плесенью и над нею вились мошки. Рядом с миской лежала раскрытая книга авторства Джорджа Мартина. Подсевшая на мегапопулярный американский сериал** Мария проглатывала огромные талмуды один за другим, и когда они жили здесь вместе. Проведя пальцем по странице, Бекс увидела, что остался слой пыли – неудивительно, окна оставались раскрыты. Никем не нарушенная обстановка помещения заставила её с быстро застучавшим сердцем оглядеться по сторонам. Всё выглядело так, словно дом оставили неожиданно, как бывает, если случается большое несчастье. Гоня от себя дурные мысли, девушка побежала осматриваться – кое-как застеленная постель, букет полевых цветов завядший в воде пахнущей гнилью и, кстати, то, чему она сразу не придала значения – незапертая дверь. Значит, Мария уезжала в спешке. Но в монастыре сказали, что она отработала несколько дней… Опустившись в ближайшее кресло, девушка вздохнула и вновь начала рыться в сумочке – адрес арендодателя нашёлся быстро, но и там ей сообщили – Мария позвонила и предупредила об отъезде. Вот только об отъезде через неделю после сегодняшнего дня. Хотя, какой это показатель? Всё было правильно по фактам, но интуиция. Интуиция говорила, что что-то не так, просто она не видит этого. Выбросив ненужный билет на самолёт и пропавшую еду в мусорное ведро, Бекс направилась в отделение полиции. Лучше перебдеть. Три дня спустя. - Привет. Что ты имел ввиду, когда сказал, что Ребекка попала в беду? – Выйдя из автомобиля, мужчина захлопнул дверцу. - Здравствуй. У меня остался только твой телефон, Деймон. Я попытался выйти на контакт со старшим братом Бекс через сайт корпорации, но меня отфутболили секретари ещё нижних подразделений. - Это всё? – Лицо Сальваторе выдало непередаваемую реакцию раздражения. Все планы нарушились, из-за того, что он как идиот примчался сюда из Королевства, поверив на слово какому-то студенту. – Конечно отфутболили, потому что Ребекка не могла пропасть, она созванивалась с семьёй не далее, как вчера и предупредила, что не выйдет на связь какое-то время. Она работает с экспозицией в церкви, Орланд, а там из-за толщины стен не ловит связь. Я ожидал большей конкретики, когда ехал в эту дыру. - Так же как и Мария, - вздохнул парень. – Только вот, почему она так сказала, если их обеих нигде нет? - Где их нет? - Их нет ни в церкви, ни в доме, нигде в городке. Бекс была в монастыре, и здесь после меня, видно, как и я вспомнила, что дом был открыт, и вернулась. - А почему ты решил, что она здесь была? Остались её вещи? - Нет. Из-за пыли на книжке, остались свежие следы от пальцев. А мы с ней тогда только заглянули туда. - Шерлок Холмс отдыхает, - улыбнулся Сальваторе, от облегчения позабыв о раздражении, - но это мог быть кто угодно, Орланд, не обязательно Бекка. Дверь открыта – заходи и шарь. - Но она была в отделении полиции и разыскивала Марию, я там тоже был. Конечно, они её завернули – родители Марии сказали, что связывались с дочерью. - Бред какой-то…- пробормотал Деймон, проходя в дом. – Бекс у нас - домашняя девочка, да и Мария мне показалась хоть и весёлой, но не слишком-то разбитной… А что арендатор дома? - Сказал, что Мария должна была съехать через три дня, и был страшно возмущён, - вздохнул Орланд. – Ягоды сгнили и мошки по всему дому. Я как раз собирался разобрать. Сальваторе молча присел на корточки и начал отбирать стекло и неорганику от органики. Что делать было непонятно. Сообщать Майклсонам? Девчонки могли взять какую-нибудь палатку и пойти на реку позагорать пару деньков? Вполне могли. Правда, такой грязи, уходя мирно, Ребекка бы не оставила - как и Элайджа она была большой аккуратисткой по части вещей, и в доме Майклсонов даже постельное бельё было отпарено как в отеле, чего Деймон не видел ни у кого со времени ухода из родительского дома, а бывал он много где. Взгляд скользнул по пакету оставшемуся в руках Орланда. - Стой. – Деймон подцепил бумажку. – Ты весь мусор смотрел? - Я не склонен по своей природе копаться в отходах. - Билет на самолёт. Бекс правда возвращалась и не улетела. Ладно, - открыв кран, Деймон вымыл руки. – Поехали в этот монастырь. Там она была последний раз, и Мария тоже. Испания. - Что с нами? - Я не знаю, - Бекс с силой приподнявшись подёргала за ручку тяжёлой двери. – Как ты оказалась здесь, Мария? Я помню только как шла по дороге к твоему дому, встретила твоего знакомого и всё. - Я нарушила их э… «распорядок», - Мария скривилась, вспоминая. - Сбежала и нашла тебя в этой комнате. Но я не понимаю, зачем. - То есть ты оказалась после меня? – Бекс непонимающе зажмурилась, медленно произнося. – Это невозможно. Сначала ты пропала. - Нет, я шла из монастыря домой, потом… Потом проснулась, дверь была открыта, пошла в комнату и увидела тебя. - Тебя перед этим не было минимум несколько дней, Мария, - подавленно ответила Бекс, делая глоток из чашки рядом. – Этот первый день мой, а не твой. - А ты уверена, что мы сидим один день? – Мария вдруг начала беспокоиться и возбуждённо вскочила. – Я помню, что мы уже говорили и пили. Наверное. - Просто дежавю, тебе кажется, - успокоила Бекка, ложась на койку. – Давай поспим, мне нехорошо. - Давай. – Тоже попив, Мария села и прикрыла глаза – вспышка энергии прошла. Элайджа судорожно сжимал серыми губами сигарету, Керолайн привалившись к зятю глотала горький дым от табака, почему-то это успокаивало. Кол разговаривал с шерифом, или как его там в Испании, Клаус и Деймон колесили по городу. Родители Марии тихие и бледные сидели чуть поодаль, мать плакала, мужчина её утешал. Обе девушки пропали бесследно уже больше недели назад, в самом центре Франции и до сих пор никто не мог сказать точно, где они. Даже просто найти следов, обыскали всю местность, но увы – последнее место, где их видели был вокзал, два электронных билета на поезд в Испанию, в компании какого-то мужчины и выглядели нормальными и бодрыми, действовали по своей воле на камерах видеонаблюдения и такими же вышли из поезда в Барселоне. Это давало надежду найти их живыми. - Мария? – Открыв глаза, Ребекка через силу улыбнулась. – Я тебя искала как раз. Где мы, как я сюда попала? - Дверь в комнату закрыта. – Растерянно прошептала синеглазая брюнетка, склонившаяся над подругой. – Я не знаю. Мне нехорошо, плакать хочется. Но хорошо, что ты наконец очнулась, я нашла тебя здесь и заснула. - Точнее это я тебя нашла. – Бекка вздохнула. – Но вообще я должна быть по дороге из монастыря. Ой! - Она достала шахматного коня, спрятанного в наволочку. – Это откуда же? - Не знаю. – Ни с того ни с сего Мария резко обернулась, но в дальнем углу никого не было. – Бекс… - Да? - Тебе не кажется, что за нами смотрят? - Кажется. Из окна. И думаю, тут камера. – Девушка подтянула ноги к груди. - Мне страшно. – Мария села рядом, испуганно озираясь, и взяв шахматную фигурку положила в кружку на тумбочке. Поболтала. – А когда ты оказалась здесь? Ты же уехала домой? - Я первый день. - И я тоже. - Нет, ты не можешь быть. В монастыре сказали, что ты ушла давно. - Нет, мы с родителями созваниваемся каждый вечер, сегодня первый день. Вечер первого дня. - Мне страшно, - повторила Ребекка. – Я помню, в полицейском участке тоже так сказали. Ты не созваниваешься с родителями, Мария. Это было уже давно в последний раз. - Но… - Мария подняла глаза и вдруг Бекс увидела неестественно огромные чёрные зрачки. Мысли ворочались с трудом в каменно-тяжёлой голове, но всё же одну она удержала. - Мария, посмотри на мои глаза. Всё в порядке? - Да, а… Нет. Зрачки очень большие. – Твои тоже. Но тут светло. Прошла минута, осознав сказанное, Мария закрыла глаза, заплакав и протянула подруге худенькую ладонь. Бекс с ужасом посмотрела на руку. Мария давно уже не носила длинный маникюр - в работе с древностями эта красота совсем не в плюс, - но сейчас ногти отросли и цеплялись. - Ты что-нибудь помнишь? - Нет. Только иногда мне кажется, что мы с тобой уже просыпались и разговаривали много раз. Где-то на задворках сознания Бекс вспыхнула смутная догадка. - Давай посидим молча. - Давай. - Это не помогает, бл*, - Деймон откинул голову на спинку кресла. Вымотавшиеся мужчины судорожно глотали воду, опрос местных с фото в руках не помогал, да и был не нужен по сути – служба безопасности корпорации просеивала многих, но это хоть отвлекало от несвязных мыслей. – Не получается! - Она просто не могла пропасть, - как пономарь повторил Клаус. - Она же добровольно садилась в поезд, предъявляла документы, и всё было в порядке. - Попала в дурную компанию? - Нет. Бекка,.. – Майклсон запнулся. - Ты же её знаешь. - Все набивают шишки, - глуховато сказал Деймон. – Но ты прав – Ребекка знает правила игры и никогда не сунется в осиное гнездо из любопытства. Если она куда-то и попала, то это случайность. - А вторая девушка? - Вторая тоже весьма прагматичная. - Вряд ли, учитывая желание возиться с экспозицией, и нехило увеличить себе сроки обучения. - Возможно и так. Предлагаю вернуться во Францию, там всё началось. - Нет, Бекка тут. - Но «тут» мы не можем её отыскать! - Я недостаточно думаю о сестре?! – Майклсон завёлся с пол оборота. - Недостаточно, раз до сих пор не нашёл! – Рыкнул Деймон. Хук справа стал достойным ответом на сей пассаж, а челюсть Клауса тоже приготовилась пострадать, но, к счастью, к ним подоспел поли: - Что происходит? Нападение на… - Всё о’кей, - буркнул Сальваторе. Привкус крови освежил и вернул на землю. - Сеньор? - Мы пошутили. – Клаус зло поджал губы. - Всего доброго. Между мужчинами воцарилось молчание. - Извини, - буркнул Сальваторе. – Но я всё равно считаю, что побывать во Франции не помешает. - Я предпочитаю оставаться, вряд ли теперь Бекс вывезут отсюда. – Клаус помолчал, смотря вдаль. Наконец, признал: – Мы уже думали насчёт Франции. Но у Бекс и Марии общих контактов там - арендатор и монастырь. Мы уже проверили оба варианта. И учти, мужчина с камеры не имеет отношения ни к кому из них, и сестрёнка прибыла сюда по доброй воле. Значит, началось здесь. - Не знаю. – Признал Сальваторе, закуривая. - Но сиднем сидеть тут сил нет. Это ничего не даёт. - Монашки и старый маразматик, кого из них ты предпочтёшь подозревать? - Начну со старого маразматика. - О’кей. В аэропорт? - Да. - Подброшу. У тебя есть документы на арендатора? - Были где-то. - Пришлю по электронке. – Они сели в автомобиль. Дорога проходила в молчании, и Деймон уже не думал ничего услышать, погрузившись в свои мысли, когда Николаус вдруг заговорил: – Знаешь, чего я не пойму? Вранья Ребекки. Она всегда была очень честной, с раннего детства. Джордж, конечно, тот ещё идиот был, но он приучил её к тому, что честность – привилегия для избранных. Она никогда не врала нам, а тут откровенная ложь по поводу своих планов. - Влюбилась в кого-нибудь? - С чего бы? Бекс у нас умная девочка и знает, что пока рано ей думать о ерунде. Франция. - Выходит, вы даже не видели девушек? - Почему же. Я видел Марию, темноволосую в первый раз, она снимала у меня жильё, и мы в присутствии юристов подписывали контракт. - А дальше? - Дальше она пересылала на банковскую карту. Задержек не было. - То есть Ребекку вы не видели. - Нет. Деймон лишь тяжело вздохнул, отодвинув чашку с великолепным кофе, поданным добросердечной хозяйкой дома – женой арендатора – на хрена он сюда ехал вообще? Предупреждение Клауса подтверждалось – старичков подозревать смысла не имело, это были люди из тех, что вынянчивают больных воробьёв и отпаивают молоком приблудившихся ежей. - Спасибо за информацию. - Не за что. Нам очень жаль, что такое случилось. - А вы не разрешите мне осмотреть дом или это неудобно? - Честно говоря, там уже прибрались, поэтому вряд ли Вы что-то найдёте, но, конечно, мы Вам дадим ключи. - Девушки обе работали очень хорошо, - женщина с лучистыми серыми глазами вздохнула, перебирая записи отчётности. – Знаете, у нас тут достаточно добровольцев, помогающих от чистого сердца, но всё же найти аккуратного, готового работать с копиями помощника и одновременно разбирающегося в искусстве – проблема. А Ваша невеста продемонстрировала и то, и другое. Мы молимся за них обеих с того дня, как узнали об исчезновении, но большего я Вам сказать не могу в силу незнания, хотя очень желала бы. Обстановка кабинета настоятельницы чем-то неуловимо напомнила Деймону кабинеты Элайджи. Голые стены, стул, стол, только вместо картин – так же неуместно выделялся роскошный молитвенник. - Спасибо и на этом, - поднявшись он потёр шею. – А могу я посмотреть, с чем именно они работали? - Конечно, это не секретно, но приготовьтесь к определённой холодности персонала. Мужчины у нас не задерживаются. - Я понимаю. Осмотр ничего не дал и здесь. Неоткуда тут было взяться роскоши, подлинников почти не было, несколько приятных копий, неплохо передающих эхо энергетики шедевров, но и только. Выйдя в сопровождении настоятельницы из мастерской, Деймон не удержал тяжелого вздоха – он сильно вымотался, а толку не было. И именно здесь, где стояла удивительная тишина, которая бывает в поздние сумерки, вдали от шума города, а трескотня кузнечиков становится громовой, волной накрыло удушающее понимание, от которого он бежал из Испании – Бекка вправду пропала. Пропала, как пропадают тысячи людей по всему миру, однажды вышедшие на улицу и не вернувшиеся. И он такой же как и все ничего не может с этим поделать. Совсем ничего. Спустившись с широкого крыльца, Деймон, по-стариковски шаркая, медленно побрёл по дороге. - Месье Сальваторе… - окликавший голос доносился откуда-то со стороны. Обернувшись, Деймон вспомнил, что вышел из реставрационной с настоятельницей и её помощницей-администратором по мастерским, которых забыл поблагодарить за уделённое время. - Простите, ma mère***, я задумался. Мадемуазель Клеменца. - Не мудрено. – Женщина вздохнула, серой тенью очутившись рядом, и её полноватое, круглое лицо напомнило ему отчего-то Керолайн. – Я хотела спросить, остановились ли Вы уже в гостинице? - Ещё нет, но думаю, это будет не сложно. Я арендовал автомобиль. - Уже поздно, здесь провинция - регистрируют до десяти, и я могу Вам предложить переночевать на территории монастыря. Разумеется, не в самой обители, но у нас есть свободное место в сторожке. - Буду крайне признателен. - Тогда мадемуазель Клеменца сопроводит Вас до места. Доброй ночи, сын мой. - Доброй ночи, ma mère. Настоятельница удалилась, и словно мгновенно место стало неприятным и нелюдимым. - Я проведу вас, - безразлично кивнула оставшаяся женщина. – Следуйте за мной. До сторожки было идти приличное расстояние и уставший Деймон, пытаясь отвлечься от навязчивой мысли, что он беспомощен, скосил глаза на провожатую. - Девушки работали под вашим руководством? - Да, но мы практически не общались. - Они ночевали здесь? Бекка говорила братьям, что да. - Возможно, пару раз. У нас здесь мало активных посетителей. Вежливый ответ рубил возможность дальнейших расспросов на корню, и почему-то Сальваторе показалось, что это было сделано специально. Он даже немного рассердился от усталости – полное безразличие к чужому горю, а ещё монашка… Вот настоятельница, та - да. Хотя это и не монашка, - Деймон оценил ухоженность женщины, аккуратный маникюр, чёрная блузка и юбка в пол хотя и были квакерски-строги для её возраста, но отлично сшиты и не походили на облачение – ничего, что он подспудно ожидал увидеть в монастырской работнице. Стереотипы. Наконец они дошли до стоявшей на отшибе сторожки. Домик был низеньким, фанерным и выглядел совсем нелепо на фоне каменных стен монастыря, неподалёку располагалась такая же дощатая беседка с небольшим источником внутри. - Здесь может быть прохладно ночью, но Вы будете не одни, - взявшись за дверную ручку, сообщила Клеменца. - Попросите охрану, они включат обогреватель… Неожиданно дверь с силой отворилась внутрь, и женщина буквально влетела в помещение, споткнувшись о порог. Деймон бросился было поднимать, но его опередили. - Извините, мадемуазель… Клеменца, - крупный мужчина как пушинку поставил Клеменцу на ноги, и охнул. От удара об дощатый пол девушка получила рассечение, и теперь кровь стекала по брови заливая глаза, и капая на блузку. Хозяин сторожки неловко засуетился, в поисках стула. – Садитесь. Сейчас промоем… - Всё в порядке, я пойду к себе… - Какое там в порядке. У вас есть аптечка? – помогая шатенке сесть, напомнил Сальваторе мужчине, быстро представившись: - Деймон. - Франсуа. Да, конечно, - нырнув в какую-то кладовку, мужчина вернулся с небольшим холщовым мешком в руках, в котором оказался стандартный набор средств первой необходимости. – Перекись? - Да, дайте мне, Франсуа. Я сама, - забрав ватный тампон и вытерев кровь, девушка прыснула на рану перекись водорода и сморщилась от боли. - Это присыпка? - Нет, снотворное, - мужчина забрал из рук Сальваторе флакончик с белым порошком. - Присыпки нет. Видимо, обработка ранок всё же доставляла сильную боль, и Деймон невольно перехватил взгляд полный ледяной ярости, который девушка бросила на сторожа. - Просто наклейте пластырь. Хотя бы он у вас есть?! - Конечно, конечно… Через минуту над бровью девушки красовался аккуратный белый кружочек, и она встала. - Благодарю за помощь, господа, - Деймон явственно услышал сарказм в её голосе. - Доброй ночи. - Доброй ночи. На улице пошёл дождь. Именно он и разбудил Сальваторе посреди ночи стуком о тонкие стены фанерного домика. Выделенная ему кровать вряд ли могла посчитаться королевским ложем, но функцию выполнила отлично – едва голова коснулась подушки, он уснул, но теперь сон ушёл, а вернуться не обещал вовсе. Лёжа с закрытыми глазами, Деймон вновь задумался о Бекке. Два года он всё ждал, когда она подрастёт, сумеет понять, что он давно не видит в ней ребёнка… И да, не знал, как подступиться и не оттолкнуть этим от себя. Полная дичь: но какой бы взрослый мужчина особенно с бесконечной чередой женщин, охотно делящих с ним постель, понимал, как действовать в ситуации, когда знаешь девушку ещё девочкой, видишь в ней ребёнка, который тебе безумно нравится, а потом начинаешь её вожделеть? При этом девушка явно не воспринимает тебя мужчиной, и относится как к кузену или дядюшке старше на двенадцать с половиной лет. В этом было что-то извращённое и смущающее даже его равнодушную ко многому натуру. Плюс Элайджа, даже не сам Элайджа, а то, что они братья Бекки. Находящийся в весьма прохладных отношениях со Стефаном из-за отца, Деймон видел насколько сильны связи в семье Ребекки, понимал, почему теперь никакая самая сильная любовь к мужчине не заменит ей семьи, и отлично зная, как отреагируют старшие Майклсоны на его матримониальные поползновения по части Бекки, не хотел, чтобы она испытала эти переживания, ещё не набрав опыта жизни. Да и что врать самому себе – если она его не полюбила до сих пор, вероятно, этого не случится и потом. Радовалась встречам, дорожила общением, но не слишком нуждалась в нём, и вряд ли думала так же часто, как он вспоминал в разных уголках Земного шара свою маленькую «золотую принцессу». Теперь все эти вопросы и преграды были сметены простым пониманием, что если бы она уже стала его женой, то не поехала отдыхать одна и не пропала вслед за Марией. Ребекка – красавица, редкого породистого типажа, как такие могут цениться на рынке, и что случается с пропадающими в таких обстоятельствах девушками, Деймон знал. Лучшее – проституция, худшее… О худшем он старался не думать. Он скосил глаза на католическое распятие, освещаемое молнией. Только бы она была жива. На лбу проступила испарина, и отогнав от себя эти мысли – материальны, - Деймон медленно выдохнул. Ему вдруг захотелось захныкать как в детстве. Если только удастся найти, - исправился, - когда удастся её найти, неважно когда и как, больше он ничего ждать не станет. Задумавшись, Сальваторе пропустил момент, когда сторож встал и прошёл на улицу, опомнился, только услышав, как невнятно из-за дождя скрипнула дверь. Внезапно ему тоже стало душно от всей обстановки, не дающих покоя эмоций, захотелось проветриться… Хотя скорее это можно было охарактеризовать как захотелось промокнуть, но Деймон был не новичок по части дурной погоды, жизнь приучила к условиям куда хуже, и вода с неба ему не слишком мешала. Осень стояла тёплая, а дождь всё-таки освежал. Пространства вокруг церкви были обширными, однако Сальваторе не решился отходить далеко – домик практически терялся за пеленой дождя. Дойдя до беседки, он хотел войти внутрь, но остановился, поняв, что помешал другим людям. Дождь заглушил его шаги и дыхание, но происходящее там было отлично слышно, благодаря акустике. - Ты просто идиот! - Но это же снотворное, и я его оставил на будущее. - Это сильное снотворное, я сказала его выбросить, а не трясти перед носом этого вынюхивающего англичанина, - Клеменца говорила невнятно, и Сальваторе приходилось вслушиваться. - Антонио пошёл умом явно не в отца. - Я сделаю это завтра. - Почему не сейчас? - Он лежит напротив двери в кладовую… Не став дослушивать, словно на автопилоте Деймон зашёл обратно в домик, в лихорадочной спешке нырнул в кладовку, достал склянку с порошком из знакомого мешочка и отсыпал немного в углубление крышки своей зажигалки. Куртка теперь была мокрая, его волосы тоже, ботинки заляпаны жидкой грязью, поэтому Сальваторе быстро натянул свежую футболку из рюкзака, кое-как обтерев старой рубашкой сначала волосы потом обувь, сунул ботинки под кровать, а куртку и грязную футболку в рюкзак, и накрылся едва ли не до носа. Ему казалось, что он пыхтит как паровоз, сердце стучит, перебивает дождь, и этим он обязательно себя выдаст. Но сторож не торопился возвращаться, и постепенно сердцебиение улеглось, а мысли приобрели стройность, и мужчина уже не понимал, чего испугался и зачем устроил эти шпионские игрища. Он ничего такого особенного не услышал… Но заснуть всё равно не смог до утра. Кровь алыми каплями стекала по лезвию бритвы из довольно глубокой ранки на пол, Деймон вздохнул. - Вот и побрился... - Что же вы так неосторожно? - Нервы, - кротко пояснил Сальваторе. - Не будет пластыря или чего-нибудь продезинфицировать? - Конечно. И снова, уже в третий раз за сутки он увидел холщовый мешочек. Перекись водорода, пластырь… Улучив момент, Деймон всё же бросил взгляд в содержимое «аптечки». Там уже не было склянки со снотворным. - Сначала была проведена реакция на обнаружение Витали-Морена, но так как она не является специфической, а правдива и для некоторых других азотсодержащих соединений и, главное, атропина, то реакция на выделение бромаурата скополамина так же… - Прошу прощения, но можно поскорее дать конечные результаты, - прервал бормотание лабораторного работника Деймон, чувствуя, как мурашки ползут по спине: откуда-то из школьного курса всплыло воспоминание, что последнее слово в названии – ключ к виду вещества. – Меня не интересует способы получения данных. По крайней мере пока. - Сложный эфир скопина и троповой кислоты. - А если ещё проще? Бывает какое-то рабочее название этого эфира? - Так вы не химик? Извините, мне вас рекомендовали иначе, – приподнял очки лаборант. - Скополамин. - Скополамин? – растерянно переспросил мужчина. - Да. На лбу Деймона проступила морщина. Ничего особенного, скополамин применялся при определённых видах болезней, если бы не одно "но" – человека этот препарат без вкуса и запаха мог заставить выполнить, что угодно по доброй воле, при этом напрочь лишив воспоминаний о своих действиях. Он ещё ни разу до сегодняшнего дня не встречал его в чистом виде в Европе, зато в Латинской Америке растение считалось настоящим бедствием на службе криминалитета. Ещё в его первый визит на этот континент пришедшийся на Эквадор, гид объяснил европейцам, почему не стоит даже сидеть под ветвями красивых цветущих деревьев и быть предельно осторожными с местными проститутками. И всё же – он вспомнил простое крестьянское лицо сторожа – вряд ли. Там скорее им лечат болезнь Паркинсона или что-то подобное, чем используют как наркотик. А скрывают – контрабандный препарат без рецепта вполне может быть причиной опасений. А если да, то что? Что делать? Сказать Майклсонам – это итак ясно, но дальше что? Вытрясти что-нибудь силой из сторожа и Клеменцы можно, но если Ребекка не с ними, то её просто уничтожат. Если сторож и Клеменца виноваты… Слишком много этих «если» и «но». - Всё в порядке? - Да. Скажите, этот препарат часто применяется в Европе не в медицинских целях? - Не сказал бы. Хотя одно время в двадцатом веке был популярен под видом «сыворотки правды», но после выяснилось, что он вызывает эффект, когда человек начинает и свои фантазии считать правдой, плюс куча побочек в виде неадекватных действий вроде чистки зубов карандашом, и применение свернули. А если вы о преступности, да действие отличное – память стирается практически полностью, но клофелин и наподобие его куда более популярны, скополамин требует наличия у преступника определённого времени. Откуда он у Вас, кстати? - Из Перу случайно привёз, - суховато улыбнулся Сальваторе. – Спасибо, до свидания. Испания. - И с чего начинать? – Клаус мерил быстрыми шагами гостиную. - За ними осторожно следят, - вздохнул Элайджа. – Пока без толку. - А можно мне? – Керолайн, которой за всё время пока разрабатывался план проверки не дали вставить слова, всё же подала голос. – Почему вы не думаете, что это может быть связано именно с экспозицией монастыря? - Мы это уже обсуждали, - чуть раздражённо поморщился Кол. - Он вовсе не богат. Старинный, но не более того. - Бекс говорила, что там есть работа Антона Мюллера**** – венецианского периода, несколько миниатюр Джулио Кловио***** и статуи убранные средневековыми драгоценностями. Чего же больше? - Там одни копии, я видел сам. - Деймон, прости, но в этом тебе доверия нет. Речь шла именно о подлинниках. - Бекс ошиблась. - Нет, - поддержка пришла с другой стороны. Клаус неожиданно холодно взглянул сначала на жену, потом на Сальваторе. – Я лично знаю насколько хороша в искусстве Бекс, более того я с ней занимался годами, и знаю, что она не могла ошибиться. Керолайн? - Она не могла ошибиться. – Подтвердила девушка. - Значит, либо соврала, либо… Сальваторе, что там у тебя по мировой культуре было в институте? - Прилично. - По какой шкале – личной или институтской? - По личной я давно перешёл на уровень Бога во всём, - но шутка вышла у него как-то совсем невесело. - Либо она соврала, либо Деймон ошибается, либо здесь и есть что-то не то, - подвела итог Керолайн, высказав мысль пришедшую в голову всем остальным. Но мужчины молчали, занятые своими мыслями и не реагировали на её нервозность, и хотя Керолайн уже поняла, что мешает им, но поделать с собой ничего не могла: – Кто верит, что Бекка соврала? - Никто, - ответил всегда наиболее снисходительный к женским истерикам Элайджа. – Не забывай о родителях Марии, я много говорил с ними о ней и слышал, что девушка расточала сходные с Беккиными восторги. Но не придал значения, потому что там были и личные причины, чтобы не хотеть возвращаться в Университет какое-то время, и восторги могли быть либо предлогами, либо недостаточным знанием предмета – девушка не слишком разбиралась. - Тогда нам нужно поехать и посмотреть на месте, но не вызывая подозрений. Кому-то, кто более ли менее прилично разбирается в искусстве и не был там. Так как Клаус уже засветился, остаюсь я. Деймон переглянулся с Клаусом, и последний коротко обронил: - Керолайн, ты не можешь поехать. - Почему? На самом деле всё, что мы имеем – лекарство. - Потому что у нас уже недосчитывается двух девушек. И именно потому что мы больше не имеем ничего, кроме догадок и подозрений, ты не будешь в безопасности, - пояснил Деймон. – Если это не Клеменца, то хрен пойми от кого тебя нужно охранять. Забудь. У меня есть человек, которому я доверю это, пусть профи и в другой плоскости, но подлинник или же неподлинник, но эксклюзивного качества, от банальной копии отличающий. - Кто? - Мой младший брат, он как раз в отпуске. - Нет. Вы с ним были в крупных неладах, так что ему задницу поднимать и рвать ради незнакомой девчонки? – с сомнением вздохнул Клаус. – Я… мы, мы не можем рисковать с ним. Но Керолайн не поедет. - Наши нелады и нынешняя ситуация - штуки разные. Стефан приедет и будет рвать задницу ради Бекки, если я его попрошу. - Так звони уже, далась тебе твоя сумка? - У меня нет в телефоне его номера, нужна моя записная. Она в сумке. Франция. - Здравствуй. Я не видел тебя в гостинице. - Здравствуй. Нет, в палатке, как турист. Город мелкий, и новые лица будут всегда на виду, а так проще. - Хорошо. Тебя ввели в курс дела? - Да, её брат, Клаус. Пропавшая Майклсон - красивая девушка. Породистая. Деймон быстро взглянул на младшего, сообразив, что Стефан по тощим жареным курицам с перекаченными губами был совсем не мастак в отличие от него самого, время от времени всё же довольствовавшегося и данным подвидом «женщины обыкновенной», а, значит, Бекс не могла не произвести впечатления, и подтвердил: - Очень, но дело не только в этом. - Как хочешь. Ладно, куда сейчас? - Я собирался навестить соседние церкви в частном порядке. Ты умеешь общаться с церковнослужителями и неплохо узнать, что некоторые из них думают о богатстве экспозиции в монастыре. - Тогда пойдём. Ближайшая церквушка была в нескольких милях. Когда молодые люди вошли в неё, месса уже окончилась, и прихожане, которых было в будний день совсем немного, медленно тянулись к выходу. Присев на скамейку во втором ряду, Стефан, что-то забубнил себе под нос. Прислушавшись, Деймон понял, что брат чередует “Pater” и “Ave”******. - Уже пять «Раtеr» и три «Аvе», ты серьёзно? - А что тебя так беспокоит? – Стефан хмыкнул, - не мог же я зайти просто так. Не мешай. Вздохнув, старший выслушал ещё один круг и после направился к священнику, тщательно очищавшему подсвечники на амвоне, окружавшие алтарную статуэтку. - Здравствуйте, mоn реrе. У меня к Вам будет несколько вопросов по поводу экспозиции… - Как вы находите церковь, сын мой? Более дурацкого вопроса Деймон давно не слышал. Церковь и церковь, как все церкви, но из вежливости он сообщил: - Крайне симпатичной. Очевидно, это определение всё же оказалось не самым приятным для священнослужителя, потому что на его лице промелькнуло странноватое выражение, но подоспевший Стефан спас положение, переведя внимание на себя. - Прошу прощения, отец Бонифаций, что прерываю вашу беседу, но прав ли я, что у вас здесь хранится осколок чаши из рук самого святого Ремигия? - Епископа Реймского, - автоматически дополнил священник, с явным удовольствием сообщив: – Да, сын мой, вы хотели бы посмотреть? - Был бы счастлив. И они отошли вглубь церкви, оставив Деймона в гордом одиночестве с тряпкой в руке. Вздохнув, он сунул тряпку в подсвечники и направился туда, откуда доносились, как ему казалось, гнусавые голоса его брата и отца Бонифация, упоённо толкующих о каких-то чашах, подвигах при Суссоне и последующего за ними культа посуды. Но он решил не мешаться. - Святому Ремигию и посвящена эта церковь, я правильно понимаю? - Ему и святому Сидонию. - Сен-Сансскому… - Апполинарию. Вы не слышали? - К сожалению, нет. Вторая статуя его? - Да, - демонстрируя не по возрасту резвость, а так же явную гордость за своё детище, в глазах Деймона не слишком сообразующуюся с христианским смирением и прочими добродетелями, о которых они рассуждали, старик прошёл к большой мраморной статуе. - Великолепно, особенно замечательно получились одежды. - Это копия и неплохая ещё прижизненной статуи. - Кто бы мог подумать, что это было возможно во времена древних франков… - Её делали не франки, Сидоний Апполинарий считался известным поэтом и политическим деятелем в Риме, прежде чем стал епископом Клермонтским. Окружённый высокими стенами, негромкими голосами, ароматами ладана и погасших свечей, Деймон почувствовал, что впадает в прострацию. - Не он ли состоял в переписке со святым Ремигием и оставил панегрики? - Именно он. Оба жили в одно время, поэтому храм посвящён обоим святым. – Отец Бонифаций поправил букетик у подножия статуи и поднял голову и обратился к Деймону: - Вы, молодой человек, хотели спросить по поводу экспозиции? - Да. - Деймон выразительно поднял брови. - Хотя мой брат объяснит вам лучше, так как вопрос касается его лично. - Так это вы интересуетесь экспозицией, сын мой? – Увы, нет. Как и все, мы обращаемся к Богу чаще не в радостные моменты. - А в какой печали? - Заболела моя невеста. Поэтому я и посетил город – основное место назначения монастырь, ведь именно там располагается знаменитое собрание статуэток всех святых, но сначала хотел бы узнать разрешено ли его посещение вне тех сроков, когда он открыт. Он женский, и не будет ли это воспринято как… inducas in tentationem********, в некотором роде. - Об этом совершенно не стоит тревожиться. – Знание юношей латыни произвело на старикана неизгладимое впечатление, и лицо его залучилось благодушием ещё больше. - Но о каком собрании речь? - Дева Мария в окружении святых. В драгоценном уборе из бриллиантов. - Простите? Где именно? - В алтаре основного храма. Мне рассказывали, что помимо собрания там же прекрасные миниатюры Джулио Кловио рядом с алтарём, и другие известные работы. - Вас ввели в заблуждение, либо вы спутали. Единственная статуя находится в столовой, а из картин лишь небольшое изображение Пресвятой Девы у алтаря. - То есть хотите сказать, что монастырь беден и остальное россказни? - Монастырь может быть беден только слабостью веры, - вздохнул священник. – Но да, материально он не роскошен. - Вы уверены в этом? - Совершенно, я был там с визитом не так давно. Тем более там сейчас реконструкция, все памятники культуры вывезли ещё до её начала. Однако это место старое и там возносилось много молитв, поэтому даже если не найдёте, что собирались увидеть, то посетите его. - Вы правы. Благословите, mоn реrе? - Pax Domini sit sempre tecum, filius meus********. - Больная невеста? – с иронией вскинул бровь Деймон, когда они вышли из церкви. - Ввиду её отсутствия. А ты предпочитал сообщить о больном брате? - Если на голову, то я бы даже не покривил душой. - Но продолжения реплики не поступило, и Стефан с лёгким удивлением скосил взгляд на Деймона. - Ничего нет, как я и говорил. - Либо не показывают в дни визитов. - Почему? - Это уже вопрос сложнее… Что-то не так? - Наоборот. – Деймон закрыл глаза, снова открыл и ещё раз перечитал сообщение, поступившее, пока они были в церкви: - Ребекка нашлась в Барселоне. И Мария тоже. Испания. - Ну наконец-то. Так, это просто суперподушки, - пропыхтела Керолайн и со стопкой вышеназванных предметов, такой пышной, что приходилось придерживать подбородком, не давая рассыпаться, спиной вошла в палату, где лежали обе девушки. – Вы будете с ними как суслики в спячку, сто процентов. - Привет, - встав с постели Бекс забрала две подушки. – Ты как по расписанию приходишь. - Это не я прихожу, а твои родственнички прыгают за дверью. - Почему ты сразу не впустила? - А вдруг ты или Мария не одеты? - Кер! - Ладно, они сказали, что курица не солёная и вообще отказались ужинать. - Потому что ехали к тебе. – Клаус быстрым шагом вошёл в палату. – Привет, родная. - Привет. Эл? - Как ты? - Всё в порядке. Братья эти пару дней не отходили от неё дольше, чем на несколько часов – Клаус едва ли не кормил с ложечки, Элайджа такую бурную деятельность не развивал, но мог пялиться на неё в течение очень долгого времени, и только Кол с Керолайн приносили с собой веселье. Такое поведение родственников было не совсем удобно, но ни Бекка, ни Мария, чьи отец и мать не уступали Майклсонам, не думали возражать. Они не помнили. Будущий фармацевт, Бекка могла объяснить с научной точки зрения всё случившееся с памятью, но это оказалось совершенно неважно, когда коснулось её - от самого факта у обеих девушек заходилось сердце. Поэтому они с Марией и остались в одной палате на двоих – по ночам, когда посетителей не пускали, а страшные мысли одолевали с новой силой, компания гасила беспокойство, в одиночестве переходящее в ужас. - Меня совершенно не желают замечать? Здравствуйте, дамы. Бекс, очнувшись от мыслей, увидела вошедшего в палату Деймона. - Ну, должны же и тебя где-то прокатывать, – распахнув объятия, она крепко обняла подошедшего мужчину. – Нам уже рассказали, как ты нас искал. - Неужели превратили в героя без страха и упрека? – Потрепав девушку по щеке обернулся к Марии Сальваторе. - Да нет, - фыркнула брюнетка. – Скорее уж в чистильщика отходов. - Кто? - Орланд в деталях рассказал о Вашей страсти к чистоте, Деймон. - А он не рассказал о своей страсти к длительным полётам с лестницы? Они препирались ещё долго, сев на любимого конька, а Ребекке было просто хорошо – после пережитого все неурядицы и сомнения насчёт сохранения их с Сальваторе дружбы казались такими глупыми и ничтожными, что в кругу своей семьи, к которой уже давно относился и Деймон, девушка о них вовсе не думала. - Ей нужно забывать обо всём. – Элайджа сделал сильную затяжку. – Мы с Ником хотим разобраться с этой историей до конца, но Бекка… - Будет мешаться под ногами, - резковато закончил Сальваторе. - Да. Мы хотим, чтобы пока она не касалась этого, желательно, вообще не знала. У тебя скоро съёмки в Швеции, и хочу тебя попросить… - Я возьму её с собой в Швецию. На восхождение. - Спасибо, - с чувством сказал Элайджа, потушив сигарету. – Ты столько сделал, и снова оказываешь огромную услугу нашей семье. «Я оказываю услугу себе…» - Не стоит, Бекс и мне не чужая. Будь Элайджа менее поглощён планами, его бы наверняка насторожила двусмысленность фразы Сальваторе, но он уже погрузился в размышления и довольно кивнув поспешил сообщить новости Николаусу. Полтора месяца спустя. Великобритания. Лондон. - Привет. - Привет, - они стояли на выходе из терминала и явно мешали остальным, но Сальваторе не обратил внимания – оно было сосредоточено на зарёванном лице и красных глазах Ребекки. – Всё так плохо? - Меня посадили под домашний арест. Пришлось бежать. - Через окно? – накинув на плечи девушки куртку, он улыбнулся. – Как? Мимо ваших церберов комар не пролетит. - Не пролетит, - нервно хихикнула блондинка. – Немного снотворного, и вуаля. - Ты напоила братьев?! - Очень надо! Охрану. - А Эл или Ник знают, где ты? – И ответил сам. – Нет. Звонок в особняк Майклсонов отвлёк его на пару минут, и они пошли на выход к стеклянным дверям. - И что сказали? Это же Элайджа, да? – боязливо поинтересовалась Бекка. Сальваторе вовсе не понравилась эта неуверенность нашкодившей девчонки, но он предпочёл отшутиться. - Как бы поточнее, он активно претендует на мою задницу. Точнее не он сам, а некие его подчинённые. Поехали домой, милая, там всё расскажешь поподробнее, как было. - Я просто рассказала им, что мы вместе, и ты сделал мне предложение. – Она снова стала спокойной и уверенной. Или надела маску таковой: - Надеюсь, ты не злишься? - Нет, я же сказал, что отношения с братьями - твоё личное дело. Вот и такси. Спустя час, Ребекка уже разливала по чашкам чай у него в квартире, пересказывая реакцию братьев на свои откровения и заодно выплёскивая обиду. И ещё заставляя внешне невозмутимого Сальваторе кипеть то ли от ярости, то ли от ревности, а скорее от всего сразу. Наконец, она присела на диванчик и сделала глоток напитка, большими серыми глазами глядя на мужчину. - Знаешь, это всё не страшно, покричали и ладно, но я боюсь, что они меня не простят и через много времени. У нас в семье никто не прощал: ни мама нас, ни Ник Джорджа. - Они тебя любят, ты их сестра, - привлекая девушку к себе за плечи, ответил Сальваторе. – Поэтому, я надеюсь, вскоре всё уляжется. - Да? - Сейчас уже поздно и тебе нужно спать, а завтра с утра первое что сделаю – встречусь с Элайджей. - Всё у нас получится хорошо, - Бекка одним махом осушила чашку и ласково провела ладонью по его ещё влажным после душа волосам. – Я в ванную? - Беги. – Сальваторе крепко поцеловал девушку в губы и прижал к себе. – Не к месту, но спасибо за чай и за всё здесь. - Всё? - Тут чисто и хорошо. Хотя, - он улыбнулся, обхватив запястья девушки двумя пальцами, - подозреваю, что это счастье от нервов и ненадолго. - Ну… Если ты захочешь, я буду включать пылесос и заваривать чай не только в нервных обстоятельствах. За отдельную плату, конечно. - И снова ты Майклсон до мозга и костей. А как же чувства? - Тогда уже Говард, все Майклсоны - люди больших страстей. Но чувства непрактичны. Ты можешь составить мне компанию в ванной. Немножко позже. - Тебе нужен мой якорь? Пошлость сказанная вовремя бывает невероятно полезна - позабыв о собственном напряжении, Бекка звонко расхохоталась. - Определённо, да! Мне нужно держаться за самый высококачественный якорь. Она ушла плескаться, а Деймон отставил чашку с недопитым чаем. Добродушное выражение лица исчезло, стоило захлопнуться двери в ванную комнату. Как-то совсем не так он представлял начало совместной жизни с Бекс, куда более радостным, но дело было даже не в этом. Деймона злило, что Ребекка не понимала основного – она имела право решать сама с кем и как ей жить, и прощать её совсем не за что. То, что творят Майклсоны – несусветная глупость, а Бекс же явно испытывала чувство вины… Получается вины за то, что выбрала его, Деймона Сальваторе, в мужья. Ополоснув чашки и поставив их на мойку, он улыбнулся раздававшемуся негромкому девичьему пению из ванной, с удовольствием оглядел небрежно сброшенную Беккой на стул одежду – ещё одна странность, обычно присутствие женщины в квартире, точнее такое хозяйское присутствие женщины, его почему-то злило, - и собирался уже открыть туда дверь, когда раздался звонок в дверь. Вздохнул – Деймон уже догадывался, кого принесла нелёгкая на ночь глядя, - и открыл дверь. - Дать бы тебе по роже, но меня больше интересует, где Бекка? - И тебе добрый вечер. – Через порог хмыкнул Сальваторе. - Она здесь, вполне в безопасности. - Я забираю свою сестру домой, Сальваторе, - нетерпеливо бросил Николаус. - Позови её. - Она тебе не вещь, чтобы её забирать, да и теперь это сделать проблематично. Бекка купается. Оставь её в покое до завтрашнего утра, а завтра всё обсудим. - Я сам разберусь, а ты… - с уст Клауса сорвалось непечатное выражение. - Не думаю. – Голубые глаза Сальваторе приобрели льдистую холодность. - Убежала она от вас и вашего хамства, а что убежала ко мне – дело второе. Между прочим, - Деймон оскалился в улыбке, - ты вот-вот переступишь порог частной собственности, и у меня появится эксклюзивное право тебя пристрелить. Или, на худой конец, врезать как следует. - Деймон, - раздался из ванной мелодичный голос, заставивший Майклсона подобраться. - Кто не успел, тот опоздал, теперь никакого совместного душа минимум до утра… Клаус мгновение смотрел на появившуюся в коридоре довольно улыбающуюся сестру, закутанную в слишком большой для неё мужской халат, босую и рассыпавшимися по плечам мокрыми волосами. Потом на Сальваторе. Потом снова на замершую в оцепенении Ребекку. И вдруг до Майклсона дошло с очевидностью, что этот ублюдок её трахал. Имел как хотел и, вероятно, уже не раз. И сделает это, когда он уйдёт, потому что Ребекка предпочла ослушаться, и интересы семьи… Быстрым шагом подойдя к ней и схватив блондинку в охапку, он попытался выставить её из квартиры и тут же получил мощнейший удар в челюсть. С трудом удержавшись на ногах и в ужасе закрыв лицо ладонями, Бекс опустилась на пуфик: рядом кипела животная ярость – упавший Клаус сумел схватить Деймона за ноги и рвануть на себя, теперь они катались по полу прихожей. Оба были в одной весовой категории, ловкие и тренированные - вопрос, кто одержит верх оставался открытым. Она медленно развела пальцы и взглянула через просветы. - Не нужно. Ник, пожалуйста! Так ведь нельзя… Деймон! Дей!! Глупый лепет - Бекс никогда не видела до этого настоящих драк, их мерзости, далёкой от киношных схваток в фильмах с Джеки Чаном, которые любила с детства, не слышала какое бывает оглушительное, хриплое дыхание и грязная речь. Жившая в тщательно оберегаемом мирке, она в оцепенении смотрела на то, как искажаются животной яростью замазанные кровью из чьей-то разбитой скулы или носа лица обоих мужчин. Пусть Бекка и не могла понять всей силы скрытых ударов по почкам и печени, захватов за шею, но сквозь слёзы ясно видела обезображенные ненавистью, совершенно чужие лица любимых ею людей и этого было достаточно. - Прекратите, иначе я вызову полицию! Прекратите! – Конечно, никто не слушал плачущую девушку. – Пожалуйста, прекратите… Завизжав, желая только одного – стереть эту злобу, она рванулась вперёд и влезла между мужчинами. И снова тонко, но уже не слышно для себя самой, закричала – сильный удар распалённого, не ожидавшего этого её броска вперёд брата, увидевшего пространство для замаха, пришёлся ей в скулу. Перед глазами поплыло. Боли не было, только оглушило, и Ребекка, потеряв ориентацию в пространстве, сделала пару шагов и рухнула как подкошенная. Оба мужчины бросились поднимать, но Сальваторе успел первым подхватить прежде, чем она ударилась головой о паркет. - Бекка? Бекка? Возьми её, лёд в холодильнике… Тело было невесомым, голоса раздавались откуда-то со стороны, а перед глазами кружил звездопад, но прикосновение чего-то холодного заставило вздрогнуть и капавшие слёзы из глаз усилились. Заскулив от внезапно охватившей всю правую сторону лица сильной боли, девушка открыла глаза. Перед ней было склонённое лицо Деймона, со следами крови на губах, и она снова зажмурилась. - Прости, - скорее почувствовав, что не так, чем поняв это, он быстро вытерся рукавом. – Открой глаза. Попробуй пошевелить челюстью и открой, потом закрой рот. Бекс послушалась – всё удалось. - Со мной всё в порядке, дорогой, не сломано, - она села и, почувствовав короткое пожатие руки Деймоном, взглянула на стоявшего в нескольких шагах брата. - Ты всем доволен, Ник? - Мне жаль, что я случайно ударил тебя, - взгляд его серых глаз смягчился, но лишь на мгновение, а в следующую минуту подбородок упрямо выпятился, - но не о том, что хотел сделать. Ты должна вернуться домой. Она долго молчала, наконец, отложила салфетку со льдом. Странно, и в первую очередь, это было странно для самой Бекки, но её голос не дрожал: - Нет. Я не оспариваю долга перед семьёй, но решать, где мне жить и с кем, в этом, я вам ничего не должна, брат. Ни-че-го. Ты не спрашивал никого, когда привёл Керолайн. И да, на всякий случай, - Ребекка холодно улыбнулась, с неожиданной ясностью и ужасом понимая, что нет никакого равноправия в их желаниях, и Ник всегда будет сильнее в его «хочу», и если она хочет, чтобы было по прежнему, она может только уступать, что сейчас рушит отношения с ним, но какой-то бес подталкивал выговориться, - я не желаю видеть тебя на своей свадьбе, братец. Мне восемнадцать, а наследство после двадцати одного нахрен не нужно. Пусть будет платой за мои долги за семейные ценности. Николаус подошёл погрузил заляпанные кровью пальцы в светлые пряди сестры и поцеловал в макушку. Голос его изменился от чистой, словно медицинский спирт ярости: – Сейчас считай, как хочешь, но поверь, ещё придёт день, когда ты пожалеешь об этом и приползёшь к нам, как побитая шавка. Просто поверь мне, однажды он наступит. - Убирайся из этого дома, сукин сын, - как ни не хотел Деймон не вмешиваться в семейный разговор, но всё равно не выдержал, вскинувшись. Клаус сделал шаг назад, скривил губы в ледяной улыбке и вышел из комнаты, а потом и вовсе из квартиры, даже не закрыв двери в прихожую. Ребекка лежала ни жива, ни мертва, забыв о ноющей болью скуле и только, когда Сальваторе сел рядом, а после посадив или точнее положив её себе на колени, обнял, прижалась к его плечу и надсадно зарыдала. Настоящее. Болгария. - Где она? - Господин, кто Вы и о ком речь? – Врач из-под очков взглянул на вошедшего в палату мужчину, не сподобившегося не то, что представиться - надеть бахилы или халат, как того требовали правила учреждения. И говорившего по-английски. – Что вас интересует и если можно говорите внятнее? - Прошу прощения, здравствуйте. – Опомнившись, Элайджа замер на мгновение, но вернул себе привычную сдержанность. – Я мистер Майклсон, и меня интересует состояние Катерины Майклсон, моей бывшей жены, её должны были доставить несколько часов назад. Она беременна и, - он запнулся, - в коме. - Никола Мирчев, курирующий врач. Присаживайтесь. Она не в коме, она спит. Истерическая летаргия. - Если не против, я постою. Есть разница? - Конечно. Кома предполагает нарушения, травмы, изменения в мозгу. Летаргия – это в определённой мере сон, когда организм работает стандартно, но замедленно. Не проявляется пролежней, энцефалограмма и кардиограмма фиксируют активность мозга и сердца, просто они слабее, к примеру, пульс два или три удара в минуту. Пища вводится через назогастральную трубку. Медицински это только выглядит, как сон, человек осознаёт всё, однако развития в том числе информационного не получает, во время летаргии есть периоды сна… - Отчего это, и насколько? И что тогда с ребёнком? - Сильный стресс, общее ослабление организма. Обычно женщины более склонны. – Мирчев устало потёр лоб. - Сколько – Вам никто не скажет, люди засыпают и на пару часов, и на десятилетие. Самый известный случай и зарегистрированный долгий сон продолжался двадцать лет у женщины после конфликта с мужем. - То есть вы хотите сказать это исключительно нервное, а не болезнь? - у Элайджи начала дёргаться щека. – Мы поспорили, но она не плакала и не выглядела плохо. - Вы поспорили? О чём? - Она подписала бумаги о разводе. – Упрямо повторил: - Катерина вовсе не склонна к закатыванию истерик. - Если миссис Майклсон не могла примириться с этим, всё возможно, – вздохнул мужчина. – Бурная истерика тут не обязательна, чаще всего прямо наоборот – человек кажется совершенно спокойным. Но там были проблемы и до развода, больная не просто уснула. Как мы поняли, она непривычно сытно поела перед сном, заедая стресс… - Врач скосил взгляд на мужчину всё же севшего на стул, не зная, как понять отчаяние на мгновение исказившее его черты. Из-за девушки или ребёнка? – Видимо, организму этого было недостаточно. Сейчас официальная наука считает, что летаргия вызывается тяжёлой психологической травмой. Больной испытывает сильный психический шок и организм включает самозащиту. Либо долгая череда событий, требующих нервного напряжения. Амнезия, летаргия – одного поля яго… Вам плохо? - Нет, - Элайджа вытащил зажигалку и сжал, направив острым концом в ладонь. Боль ожога отрезвила, разгоняя мутную мазню перед глазами. Он до последнего надеялся, что Катерина заснула хотя бы не из-за него, а теперь. В горле образовался комок, который нужно было прожечь сигаретами. - Продолжайте. Что с ребёнком? - Ребёнок… Я так понимаю, что вы отец? Он получает питание, но системы организма замедленны. Тут сложно… Вы знаете о патологиях своей бывшей жены? - Да. - Тут сложно, - как-то растерянно повторил Мирчев, он явно не готовился к визиту. - Вариантов не много – либо ребёнок поможет ей очнуться, либо будет питаться через зонд, есть вариант, что погибнет. Но мы делаем всё возможное, и центр хороший. - А что вероятнее? - Вероятность смерти маленькая. У неё двадцать шесть полных недель. Было бы хоть чуть, на пару недель вообще никаких вопросов бы не было и кесарево. Его и сейчас можно, но это стресс для ребёнка, а на двадцать седьмой неделе... «Его заело на этих неделях?!» Но сжимавшей горло ярости Майклсон не выказал, коротко попросил: - Говорите прямо. - Я не могу дать гарантии на благополучный исход, даже если начнутся преждевременные роды. Из хорошего – у вас девочка, а статистически они почти всегда легче выкарабкиваются. Почему точно пока никто не знает, а развивать перед Вами теории глупо. Но тут всё индивидуально. Мирчев какое-то время смотрел на мужчину, без спроса закурившего и уставившегося в пространство, но требовать убрать сигареты не стал. Опомнился Майклсон только, когда они подошли к концу. - Понятно лишь, что Вы ничего не гарантируете. - Мы сделаем всё возможное, в таком возрасте малышей выхаживают, но велики шансы патологий. В том числе не совместимых с жизнью. Всё в руках Господа. «Господу я тоже не могу доверять…». Повисла долгая тишина, Никола наблюдал как тускнеют, становясь стеклянными, глаза мужчины напротив. - Значит, поступим так, - отложив пачку, Элайджа стряхнул пепел, попавший на рукав, и Мирчева неприятно покоробил деловой тон: Теперь он понял – на заснувшую девушку мистеру Майклсону наплевать. - Ждём неделю, я выписываю новых врачей. Остальное решим после. - Решают родственники. А вы, как я понял, в разводе. - У неё есть сестра-близнец, она прилетит через полчаса. У кого мне узнать, как пройти в её палату? - Вас проводят. - Она же не умрёт от этого? - Нет. Но нельзя сказать, когда проснётся. - Главное, что она жива. – Елена приникла губами ко лбу близняшки. - Я обязательно тебя дождусь, моя хорошая. Я ведь так тебя люблю, Кит… - Но пока Катерину нужно транспортировать в Англию, - он тронул девушку за плечо. – Ты ближайшая родственница, и только ты можешь подписать бумаги. - В палате повисла мёртвая тишина. - Елена? - Почему я должна что-то подписывать? – Наконец, Елена вскинула голову, и Элайджа увидел, как изменилось от горя её лицо. – Я рассказала тебе о ребёнке, а ты в итоге довёл её до этого, потом бросил здесь. Я больше не верю тебе. Она хотела оказаться в Болгарии, значит, она останется здесь, пока не очнётся. - Елена, - этого противодействия своим планам он не ожидал. – Ты не понимаешь, о чём говоришь. Вам нужно домой, там лучшие специалисты. - У меня и Кет нет дома после того, как умер папа, - Елена поднялась со стульчика. - В Англии твой дом, а не наш, Элайджа. Кет уехала из твоей страны, значит, не хотела больше там жить, а если ты беспокоишься о хороших специалистах, так привези их сюда. - Оборудование… - Я не вижу, чтобы пока требовалось особое оборудования. - Прекратите спорить, вероятно, она всё слышит. - А я и не спорю. Господин Мирчев, скажите этот центр достаточно оснащён, чтобы поддерживать мою сестру в её боле… её состоянии? - Да, - проигнорировав взгляд Майклсона, врач вскинул брови. Слишком циник в бизнесе, привыкший иметь дело с такими же людьми по работе Элайджа вряд ли догадывался, что невольно сумел настроить против себя ещё и врача, что для такого специалиста как Мирчев заявления о «лучших» оскорбительны, поэтому смотрел, ожидая поддержки: – Здесь есть всё необходимое, чтобы помочь вашей сестре и ребёнку, мисс Пирс. - Значит, Кет останется здесь. Круто развернувшись на каблуках, девушка вышла из палаты. - Ты в себе? – примчавшийся в Болгарию младший брат понизил голос. - Вполне. Всё реально, Кол. Это Болгария, она только по недоразумению считается Европой. - Но и не Африка. - В Африке мне бы не потребовалась твоя помощь, - холодно скривился Элайджа. – Я не могу позволить ей пережить это снова. Точно нет. - Кетрин - сильный человек. Многие женщины имеют не один выкидыш. - Мне наплевать на этих «многих женщин». Я не знаю, что у них там становится с мозгами, никто не поручится, что после с Катериной, и её головой будет всё в порядке. – После секундного молчания он подвёл итог: - Катерина принадлежит мне и, значит, не должна так страдать. Кол щёлкнул пальцами по подоконнику. Он уже сдался, но не мог соотнести с братом его просьбу. Не мог и всё. До какого края можно дойти? - Если получится так, тебе придётся поднимать чужого ребёнка. Элайджа пожал плечами. - Может, и не получится, это просто страховка. - Ты с ней развёлся, - растерянно напомнил Кол. Как-то ему не нравилось, как брат относится к ребёнку в животе Катерины. Слишком равнодушно. И это не было показным равнодушием. - И что с того? - А в чём логика, так трястись над ней? - Всегда можно расстаться. Думаю, для тебя это не новость. - Ты увезёшь её в Британию? - Постараюсь, Елена сейчас не в себе, и творит, чёрт знает что. Надавить на неё не получится – Стефан пасёт её с ретивостью дуэньи при викторианской леди. Поэтому поторопись – у тебя две недели. В Королевстве это практически невозможно, а здесь можно попробовать. - А что главный врач больницы? Оформление документов и… - С каких пор ты думаешь, что деньги уже не решают всё? - Я спросил, потому что Мирчев мне показался несколько, эм… фанатичным человеком. Я узнавал - центр хорош, а создать такое в дыре мира, где торговля людьми… Не стал продолжать, передёрнул плечами. - Именно, он первоклассный специалист и неплохой человек, значит, наступит на горло собственной песне, щедрое пожертвование на оборудования для реабилитации детей снизит градус фанатичности. Или взвинтит до небес. Так что? - Я сделаю всё, что смогу, - угрюмо кивнул Кол. - Тогда я останусь у тебя в долгу на всю жизнь, - сухо ответил Элайджа. Кивнув на прощание, старший Майклсон прошёл в палату. Лунный свет серебрил окошки, но не падал на постель, и Кет лежала тихая и овеянная темнотой, грудь не вздымалась от слабого дыхания, её лицо приобрело печать таинственного величия, которого он не помнил раньше. Элайджа часто подтрунивал над тем что и во сне Катерина крутится как юла, её действительно нельзя было назвать одухотворённой при всём желании, и теперь в этих покое и самодостаточности ему почудился не привычный сон, а смерть. И это сделал он? Охваченный внезапным одиночеством, Элайджа сдернул простыню. Катерина не пошевелилась, и ничего не изменилось – только явственнее проступила выпуклость живота. Жизнь, всегда буйствовавшая в ней, теперь скрылась от взгляда, как могут исчезать написанные химическими составами буквы на бумаге когда просыхают. Взяв в пальцы прохладную, но вовсе не окостеневшую ладонь Майклсон положил голову рядом с её подушкой, борясь с желанием прижаться всем телом и нарушить порядок трубочек-зондов. - Катерина, с тобой всё будет хорошо. - Врач сказал, что она всё слышит и понимает, но Майклсон этого не чувствовал и говорить было трудно. Он закрыл глаза. Представил, что сейчас утро, он, «жаворонок», проснулся раньше и говорит просто спящей Кет. - И с нашей девочкой. Ты же знаешь, что уже двадцать шесть недель, это больше требуемого, УЗИ не показывает никаких проблем. Ты сейчас в очень хорошем центре, Мирчев отличный врач, и он даёт гарантии, что наша дочка выживет. Ты будешь отличной мамой, хотя, подозреваю, что нам придётся пристроить десяток гардеробных… Элайджа вдруг замолчал, испугавшись звуков своего голоса. Слова были придуманными, но ему хотелось верить, что они настоящие, и это и будет с ними, но она спала так спокойно - совсем не облегчала ему путь. И ещё Катерина была безумно красива, иначе чем он привык, без сексапильности, без слишком ярких природных красок - ей шла мертвенная бледность, но она только сильнее подчёркивала - эта женщина убежала от него на этот раз слишком далеко. Элайджа почувствовал, как из горла рвётся крик, на деле превратившийся в тихое утробное рычание, слишком слабое, чтобы распространиться за пределы палаты. - Почему ты снова играешь без правил? Не в силах больше смотреть в её лицо, Элайджа стиснул тонкую ладошку в руке и уставился в окно на пьяно кривящийся диск месяца. Приоткрыв жалюзи Кол смотрел, как Эл гладит пальцы спящей брюнетки и что-то говорит ей. Элайджа её любит. Не то чтобы Кол не верил в любовь, верил, но не верил, что можно всерьёз, навсегда полюбить Кетрин. Этот типаж ему казался слишком эгоистичным, а любовь в одну сторону не может жить годами, истачивается. Эта девчонка злила одним фактом своего существования – постоянная угроза перемолоть души брата и дорогой ему женщины с силой жернова перед зёрнышками, и потому за неё же молился впервые в жизни. Елена. Они не виделись в больнице, и он не стремился. Кол прикрыл глаза, наконец, теперь на своём опыте поняв, как-то подсознательно наконец догадавшись, что видел брат в Кетрин помимо мозгов и красивого тела. Непонятно как и когда случился этот сдвиг в сознании, и тем более почему, но стервозина не просто сводила Элайджу с ума, но и была в его глазах ранимой, нежной и возбуждала постоянное желание заботиться. Дёргала за те же струнки, что задевала в нём самом Елена. А что было бы, если бы Елена носила его ребёнка? Вот и брат… Что брат. Сначала заботился, потом добавилось остальное и полюбил. Или наоборот – сначала изучил её натуру, а потом в какой-то момент включился инстинкт покровителя, завертелось и полюбил всё сразу. Последнее ближе к истине? Насколько в Элайдже силён инстинкт к защите своих, и одновременно беззащитность перед этими своими, Кол великолепно знал и да, все они пользовались этими слабостями друг друга, научились играть на них. Неважно вместе они с Кетрин или нет, но в ответе Эл будет всегда и пойдёт ради её душевного покоя на что угодно. Делать было и вправду нечего, через три часа его люди уже искали любую возможность выйти на торговцев нужным «товаром». ________________________________________________________________________________ Цистерцианки* - женская ветвь ордена цистерцианцев, католического монашеского ордена, ответвившегося в XI веке от бенедиктинского ордена. В некоторых странах принято называть цистерцианцев бернардинцами. **здесь имеется ввиду «Игра Престолов», сериал снятый по мотивам саги Джорджа Мартина «Песнь льда и Пламени» ma mère***- обращение «мать моя», можно было и перевести, но как-то странно звучит для русского уха, как и «отец мой» - mоn реrе, а Деймона, говорящего - батюшка или матушка, - моё воображение категорически отказывается представить)) Антон Мюллер****- художник из Данцига, конца шестнадцатого, начала семнадцатого века. Джулио Кловио***** — хорватский и итальянский живописец-миниатюрист шестнадцатого века “Pater” и “Ave”****** - «Отче наш» и «Богородице» inducas in tentationem******** - ввести в искушение Pax Domini sit sempre tecum, filius meus******** – Мир Господень пребудет с тобой, сын мой