Приходите за счастьем вчера

Настоящее. Болгария. - Вы всерьёз предлагаете мне это? – Мирчев поднял брови: - Мы взрослые люди, Майклсон. - Именно поэтому и предлагаю. - Это незаконно. - На свете много незаконного, - согласился Элайджа. – Давайте не будем читать друг другу мораль. Вопрос в том, как лучше, а я предлагаю лучший способ. - Подлог ребёнка. - Кхм… - Майклсон слегка приподнял брови – сам он во время разговора по давней привычке избегал необтекаемых конструкций речи, но Никола явно нервничал, горячился и не владел собой. – Назовём благотворительностью. - Это не благотворительность, а преступление. - Вы хотите начистоту? Подумайте о количестве и что ещё точнее качестве жизней, которые вы сможете спасти с моими деньгами. И ещё о том, что ожидало бы Еву в данной ситуации, если она уже есть. Ребёнок шестимесячный, нужна будет куча операций, которые её мать залетевшая по малолетству не только не хочет, но и никогда не сможет оплатить. - Вы рискуете. - Не собой, не преувеличивайте. - Откуда я могу знать, что подходящего ребёнка не отобрали насильно? - Зачем? Поверьте в Болгарии и подобных вашей стране местах предостаточно женщин, жаждущих отказаться от своих детей, чтобы мне так подставляться, - чётко проговаривая слова, сказал Элайджа. Он вежливо помолчал, давая возможность Мирчеву высказаться, а когда реплики не последовало, продолжил с куда более сильным нажимом: - А если бы было так, то лучше я, чем кто-нибудь менее заинтересованный в выживании малышки, а гораздо более - в её органах. Не будем прикидываться романтиками, мы оба знаем куда идёт большая часть подобного материала, учитывая, что трансплантация органов новорождённых запрещена, но они нужны. Поступая по закону, вы не только не увеличиваете шансы Евы, а учитывая все сложности ухода за ней, обрубаете их на корню. Не говоря уже о спонсировании центра. Подумайте. Я предлагаю вам сделать хорошее дело, не врежу карьере, а прямо наоборот позволяю ей взлететь до небес, и на второй чаше весов закон, который к тому же не исполняется. Эти условия трудно назвать стандартной взяткой. Поставив подбородок на скрещённые руки, Мирчев долго молчал. И смотрел в холодные карие глаза, неожиданно ловя себя на мысли – по крайней мере Майклсон не пытался казаться лучше или хуже, чем есть. И не торопил. - Мне не нравится происходящее. Что с ней будет, если Ваш ребёнок выживет? – глухо спросил Мирчев. Самый болезненный вопрос. – Ведь Ева станет не нужна. - Я возьму полную ответственность за обеих. - Это предполагает… - Да. Я не останусь отцом, откажусь от неё, но обещаю найти усыновителей пока она будет ещё в несознательном возрасте и до тех пор полностью оплачивать расходы на её содержание. И реабилитацию. Рассматривайте, как страховой взнос. - Медицинский центр? - Вы получите его при всех четырёх раскладах. - Простите? – врач недоумевающе посмотрел на Элайджу. - Возможны четыре варианта, - пояснил тот. – Самый благополучный – обе девочки остаются жить, два – одна из них умирает, и третий – умирают обе. Я рискую четвёртой частью исходов, но если вы согласны, то благотворительность будет в любом случае. - Я согласен. - Тогда заполните бумаги на Еву Софию Майклсон с пропуском на месте числа, и после того, как мой брат проверит их, ребёнок «родится», – встав с места, произнёс Элайджа. - Никола, поверьте, я не настолько подонок, чтобы отбирать желанного ребёнка у женщины или в последующем издеваться над ним. Вы можете с ней встретиться и обсудить ситуацию, если хотите, но не под своим именем. Я не хочу никаких проблем в дальнейшем или истерик новоявленной мамаши лет так через семь. - Да. – Элайджа уже собирался покинуть помещение, когда Никола сказал: - А знаете, что именно мне не нравится - не Ваше предложение вовсе, а что Вы покупаете ребёнка как кулёк картошки на рынке. - Я покупаю покой для Катерины и, поверьте, ценю его куда выше картошки. И жизнь этой девочки я тоже ценю, иначе бы не поступило этого предложения – всё можно сделать, но куда более дёшево и сердито, не вкладывая такие суммы в ваш центр, а к примеру, приобретя интерактивный фонтан во двор своего дома. До скорого. - Ну и что? – Сидевшая рядом с сестрой Елена нахмурила брови. - Ничего, - безэмоционально ответил Элайджа. - Нужно твоё согласие на операцию. - Нет. - Как хочешь. Пока терпит. - Что значит «пока»? - Значит, что ты рискуешь ребёнком, Елена, - со старческой непосредственностью в их диалог встряла миссис Юнгельд. – И Вы тоже, Майклсон. - Пожалуйста, помолчите, - быстро посмотрев на Катерину, Элайджа бросил полный ледяной ярости взгляд на старушку: - Сколько можно повторять, что она всё слышит? Пойдём, Елена. Выйдя в коридор, они прошли в зал отдыха и расселись по разным углам. Елена взялась за книжку, Элайджа погрузился в просмотр отчётности, изображая полностью поглощённых своими занятиями людей, хотя оба вряд ли могли сказать, что было в предыдущей строчке. Никакого контакта у них наладить не получалось. Казалось, общее горе должно сплачивать, но у Элайджи и Елены всё случилось прямо наоборот – никто не желал уступить, боясь доверить Кетрин другому, и когда оба выходили из палаты, то испытывали нездоровое облегчение от того, что этот другой не может воздействовать на заснувшую женщину или видеть её. Единственным, кто сглаживал конфликт была Амалия – она несказанно раздражала обоих и направляла их совокупную злость в свою сторону. Вот и сейчас старуха осталась дежурить у постели Кетрин и практически заснула, когда увидела, как по щеке лежащей в спячке девушки скатилась слезинка. А через сутки случилось именно то, чего боялся Элайджа - Кетрин проснулась от схваток, вызванных нервным потрясением, и крошечная девочка появилась на свет. Разглядывая её в кувезе, Кет вдруг поняла, что полюбила ребёнка, стоило ему впервые пошевелиться, так же страстно, как злилась, пока он был в животе. И что если он не выживет, виновата в смерти будет только она одна. Пока оперировали спустя несколько дней – у девочки оказался порок сердца и, конечно, не раскрывались лёгкие - Элайджа всё понял по тому, как сильно стискивала бывшая жена его руку горячечными пальцами, и какими свирепыми были исходящие от неё, посещавшей церковь лишь по большим праздникам в Мистик-Фоллз и то, если Елена выпинывала из дома, едва слышные молитвы. Но на этот раз им повезло – малышка мало похожая на человека в глазах всех кроме Катерины и медперсонала очень медленно, но выкарабкивался из тяжёлого положения. Проводившая сутки напролёт рядом с дочерью Кетрин не интересовалась ни Элайджей, ни сестрой, ни вообще прилетевшими к ней родными, только иногда Майклсон видел её задумчивые взгляды направленные на себя, но в них не было нежности или тепла, скорее настороженность и опаска. А так как с тех пор, как ей позволили держать ребёнка на руках, Кетрин почти не выпускала дочери из них, то её нервозность передавалась малышке, и Элайджа старался уже не подходить к ним лишний раз вовсе, чтобы не тревожить. Говорить было и физически невозможно – беседовала Катерина только по необходимости с врачами, а всё остальное время посвящала разговорам с дочерью. Прошло почти два месяца, прежде, чем он с Катериной смог выяснить всё откровенно. Утром Элайджа пришёл к Мирчеву – через неделю была назначена выписка женщины, - но узнав, что Катерина свободна, прежде зашёл к ней и нашёл жену, медленно жующей кусок курицы на завтрак с книгой в руках. - Здравствуй. Ну и как всё здесь? Готовишься к Англии? - Да. Хотя мне особенно нечего собирать. - Что читаешь? - По теме. Массаж. На большее их обычно не хватало, но сегодня то ли Кетрин не выспалась, то ли наоборот чувствовала прилив сил, поэтому сама решилась на откровенность, когда он подошёл посмотреть. - Тебе не обязательно приходить каждый день, я не обижусь. Всё о’кей. - Она моя дочь. - Тебе она не нравится, Элайджа, - натянуто улыбнулась Кет. - С чего ты так решила? - Ну, я же вижу, как воспринимают таких маленьких все вокруг, и что ты стараешься меня избегать. В чём-то она была права – вид дочери его поначалу шокировал, даже вызвал лёгкую форму отвращения, и особого прилива родительских чувств он тоже не испытал за всё это время ни разу, держали здесь только жалость к измученной Катерине и страх, что с ней может опять что-то случиться, но избегать… Нет. Ему хотелось видеть бывшую жену активной и деятельной почти постоянно, и довесок в виде младенца тут роли не играл, хотя и казался теперь чем-то не самым необходимым: где-то в глубине сознания Элайдже не давала покоя мысль – не будь ребёнка вовсе, не было бы и этого всего ужаса, они бы жили в Йоркшире, а Катерина... - Я тебя не избегаю, это ты меня боишься. - Я не… - Боишься, Катерина. – Натянутые струны лопнули, и Майклсон невольно выплеснул досаду: – Чего именно не знаю. Я не съем нашу дочь вместе с тобой. - Ты серьёзно так видишь? - она растерянно приоткрыла рот, таращась на него карими глазами. – Но я… - Что ты? - Я вовсе тебя не боюсь. Просто я подумала, что тебе неприятно видеть нашу дочь. Многие мужчины не очень воспринимают. - Я не многие мужчины, - процедил Элайджа, подходя к кроватке. – Наша дочь вполне симпатичная и не хуже других детей. Что тут может быть неприятного? И вдруг Элайджа понял – и вправду, их малышка очень даже симпатичная. Почему-то для него время остановилось на том моменте, когда дочка была красным старчески-сморщенным существом с просвечивающимися сосудами, и всё это время он совершенно не замечал изменений в своём ребёнке. Теперь же девочка выглядела вполне по-человечески, была очень маленькая, но губки, нос, ротик, щёчки… И главное – она не была его кнутом над головой в руке Катерины, а была его ребёнком. Даже больше - она была их ребёнком. Он скосил взгляд на бывшую жену, - его и Катерины, и сам этот факт, что у них всё-таки получился ребёнок… - Она очень милая. – с неожиданным чувством трепета и нежности сказал Майклсон. - Ты правда так думаешь? – Кет слезла с кровати и подошла. Сначала заглянула в люльку, потом в лицо мужчине и сама себе ответила: - Правда. Элайджа увидел, как краска удовольствия заливает её щёки, улыбка озарила глаза и исчезла складочка между бровей. И, так же как изменения в дочери, он только сейчас заметил эту новую морщинку и понял, что из-за неё лицо Катерины казалось ему каким-то странным. И тут громко чихнув, девочка открыла глаза и сняла очарование момента требовательным писком. Очарование бывшей жены она сняла, а гордость за такую крохотную себя породила. - Вот она, наверное, снова есть хочет, - отдёрнув руку, сообщила Кетрин. - Ты останешься или в гостиницу? - Мне нужно переговорить с Мирчевым, юрист ждёт, - растерянно сказал Элайджа. - Тогда удачи. - Катерина, твой со… твоё состояние. - Я знаю, о чём ты. Давай не будем говорить об этом сейчас, всё уже закончилось. Ты не виноват – просто всё сразу как-то навалилось. И для тебя ведь выбор не изменился, я это тоже вижу. - Не будем. - Ну вот, - говорила Стефану сидящая на диванчике Елена, аккуратно подпиливая задравшийся ноготь. – Скоро Кет выпишут, осталось три дня. Ты мог бы и не прилетать, если честно. - Ты моя будущая жена, - он походя чмокнул девушку в губы и поставил чашку с кофе на стол. - Да, - улыбнувшись, брюнетка вздохнула: - но ты столько всего сделал для меня, что даже для будущей жены это много. - А для любимой девушки? – Сальваторе заглянул ей в глаза. - А для любимой в самый раз! – отбросив пилочку, Елена подошла к стулу и залезла ему на колени, положила голову на грудь. – На самом деле я рада тебе, очень рада, Стефан. Я знаю, это странно, но сейчас мне сложнее, чем когда Кет… была такой. В общем, если вправду - мы поругались, и я сама не знаю, что делаю здесь эти две недели. Ни разу у неё не была. - Почему странно? Отлично понимаю. - Да? – Елена встрепенулась и улыбнулась. - Да. Тогда она спала и тебе не было дела до её поступка, а сейчас ты ведь злишься. - Но я не должна, – сцепила пальцы в замок Елена: - Но Кетрин, Кет… Она… - Она бросила тебя в Лондоне, ни разу не дала сообщить о себе и не утешила, когда это требовалось. - Но она и сейчас так себя ведёт! Я чувствую себя назойливой дурой, Кет видит только свою дочь и ничего больше, - в сердцах выпалила брюнетка. Вскочила, уперев руки в бока. – Как будто я пустое место! А знаешь, мне надоело, уезжаю из этого проклятого города, и ты не пропустишь всё… - Нет, никуда ты не поедешь. Сама же сказала про три дня. - Да какая разница?! - Ей – не знаю, я не знаю твою сестру. Но, Елена, это не ты. – Стефан, подойдя, обнял девушку со спины. - Ты самый добрый и благородный человек, которого я видел в своей жизни. Сейчас твоя сестра уязвима и по большому счёту одинока, Елена. Кетрин едва не потеряла ребёнка, конечно, она будет вся сосредоточена на дочке. Чего ты хотела? - Ты не можешь понять, я её близняшка. Она знает, что обижает меня, и всё равно… Могла бы и позвонить, попросить прощения… - жалобно начала Елена, но Сальваторе пресёк её нюни на корню: - Ты уверена, что твоя сестра адекватна? Елена, когда люди теряют, они озлобляются и хотят разрушить. Или боятся показать слабость. Только в добрых сказках все сплачиваются и вместе что-то преодолевают. - Знаешь, семейство моего зятя то ещё, но я всегда видела, что они держатся вместе. А если Кетрин я не нужна, то насильно мил не будешь, я ей не тряпка для полов. - Ты о Майклсонах? - усмехнулся Стефан. - Ты о них очень мало знаешь, чтобы судить. - А ты – да? - Поверь мне, да. Они не святые и всегда поступают особенным образом – в кризис находят врага и все вместе начинают его терзать до последнего. Это, конечно, здорово сплачивает, но не могу сказать, что самое лучшее, что есть на свете. - Ты имеешь ввиду их мать? - И её, и Деймона и ещё много чего было в этой жизни. - Она их бросила. В глазах Елены полыхнула безжалостность, нежные черты исказились животной злобой, которая бы немало удивила Стефана, если бы он мог сейчас увидеть лицо будущей жены. - Да, и это не снимает с неё ответственности, но поверь – они тоже, в том числе маленькая Ребекка не попытались даже утешить её. - Откуда ты-то это знаешь, от брата? - Я и сам археолог. Но я о другом: всё это не поменяет того, что Клаус и Керолайн - мои друзья, просто я не воспринимаю их как идеал. И я знаю, что было у нас дома – сейчас, когда Деймон в коме я бы полжизни отдал, чтобы всё исправить. Мы тоже с ним после смерти матери расплевались, как могли. Не нужно устраивать битву с Кетрин – если так хочется, отложи на потом, а если ты устроишь священную войну сейчас, она тебе этого не простит до конца жизни. И будет права. - Мне не нравится, что ты её так защищаешь, - раздражённо буркнула Елена, направляясь к выходу из дома. – Она этого совершенно не заслужила. - Мне просто её жаль. Куда ты? - Прогуляться. Погода хорошая. - Всё в силе? - Абсолютно, как я и говорил, - Элайджа быстро проставлял подписи на чеках и документах о выписке. – У меня не будет времени бывать здесь далее, и квалификация не позволяет, поэтому всем будет заниматься мистер Грин, с которым я вас познакомил. Я, разумеется, буду просматривать финансовую отчётность, на крайний случай мой телефон у Вас есть. - Я не о центре, а о Еве. - А что не так с Евой? - Когда вы её заберёте? - Через пару дней. Ребёнок будет расти в Англии, учитывая, что я отвечаю за него. Это логично. - Логично. Но как Вы объясните Вашей бывшей жене, что по документам у неё двое детей, рождённых в один день? - Я не собираюсь этого делать. Она просто подпишет бумаги… - Я уже давно не ребёнок и не подписываю не глядя, Элайджа. – Кетрин вошла в кабинет. – Извините, что побеспокоила. Ты забыл свой телефон. - Спасибо, - Майклсон ей кивнул, наблюдая, как тонкий гаджет прокатывается к нему по глади стола. – Что-то ещё? - Нет, не буду мешать вашему разговору. Просто хотела сказать, что надеюсь увидеть тебя сегодня у себя, Элайджа, - Кет бросила цепкий насмешливый взгляд сначала на прямо глядевшего на неё бывшего мужа, потом на Мирчева: - Вот так оно: рожать от мужчин родившихся с серебряной ложкой во рту, доктор. И вышла за дверь. - У Вас, кажется, проблемы, - сухо заметил Никола, с трудом удерживая улыбку. - Проблемы бывают только с дурочками, - медленно проговорил Майклсон. - Поверьте, моя бывшая супруга не такова. И вновь погрузился в бумаги. «Кто такая Ева? Почему она зарегистрирована как моя дочь? Почему её нужно везти в Англию?» - Что это? – он повертел в руках листок. - Мои вопросы, - ответила лежавшая среди подушек брюнетка. - Не уверена, что не смогу не наорать на тебя, а мне меньше всего требуется дополнительный стресс. Так что же? - Катерина, всё сложно. - Догадываюсь, что всё незаконно. Ты знаешь, что тебя твои арендодатели называют кровососом? - И? - Ты умеешь ценить деньги. Сложно – обычно значит, что нужно много денег. - Много знаешь, плохо спишь, - резюмировал Элайджа. – Хорошо, это касается и тебя. Ева - это дублёр нашей дочери, на случай если бы она не выжила. Купленный Колом у её несовершеннолетней матери. - Ты… - она сцепила застучавшие зубы и замолчала, подавляя вопль. – Ты всерьёз собирался отобрать у меня дочь? - Нет. Поменять в крайнем случае. – Элайджа вздрогнул от ярости исказившей лицо Катерины, но самообладания не потерял, оставаясь подчёркнуто спокоен. - Тебя же не допускали к ней в течение двух недель. - Выйди отсюда. Не прикоснувшись к ней, он кивнул и вышел за дверь. - Привет. – Стоявшая в дверях Елена улыбнулась. – Всё в порядке? - Я… да, а что? – Кет показала глазами на стул. - Просто Элайджа в коридоре обычно не рассиживается, - старшая близняшка вгляделась в лицо сестры – покрасневшие глаза, припухшие веки. - Ты плакала? Почему? - Просто от усталости, гормоны бесятся, - легко отмахнулась Кетрин. – Кормящие частенько порёвывают. Так Элайджа ещё здесь? - Да, а что у вас с ним? - Я просила его зайти за списком вещей, побудь пока с малышкой, если что - сразу зови. - Хорошо. Когда она вернулась, старшая сестра стояла посреди комнаты со знакомым листом бумаги в руке. - Кет, скажи, кто такая Ева? – Елена протянула записку, которую нашла на кровати. – Это ведь твой почерк. - Мой. - Давай мы сделаем вид, что ничего не было. По крайней мере я ничего не слышала, Элайджа. - Тебя это устроит, Катерина? - Мне больше ничего не остаётся. Только что упрятать тебя за решётку. - Или отобрать ребёнка. Она подняла на него глаза. - Я не хочу ни того, ни другого. Только скажи – почему? - Я не хотел, чтобы ты снова пережила смерть. В третий раз. Кивнув, Кет закрыла глаза и прислонилась лбом к его плечу. Постояла, чувствуя поглаживание по спине. - Меня ждёт Елена. - Доброй ночи, кошечка. - Тогда поцелуй меня. На удачу. - Дай руку... Но Катерина вдруг прищурилась, неожиданно сильно напомнив ему себя прежнюю до потери дочки, и притянула его голову к своей. - Гормональный взрыв? - в первую очередь для себя самого неожиданно привычно усмехнулся Элайджа, когда поцелуй прекратился. - А ты и вправду отвык от семейных нравов. - Она закусила губу. - Взрывы у нас помасштабнее. Небольшой всплеск. - Рябь на озере... И она ушла. - Елена… - Кетрин посмотрела на сестру с неожиданной какой-то смертной усталостью. Даже в шёпоте слышалось это бессилие. – А давай представим, что ты никогда не видела этого листика? По крайней мере на ближайший год. Пожалуйста. - Тебе этого так хочется? - Да. Мне этого очень хочется, Елена. - Тогда пусть так и будет. Смятый листок полетел в урну. - Держи. Аккуратно передав мужчине крошечный конверт с ребёнком, Катерина тихо спросила: - О чём ты думаешь, когда видишь её? - Она очень маленькая. – Он помолчал. – И что это всё странно. - Да. – Тишина в палате стояла мертвая, Кет поправила одеяльце. Наконец, она повторила, соглашаясь: – Это странно. Знаешь, говорят, женщина должна любить малыша, когда он растёт в ней, но я полюбила только увидев её, а так... – брюнетка замолчала, не договорив. - Ревность – тёмная штука, Катерина. Она вздрогнула, уставившись на Элайджу во все глаза. - Да. – Сердце ёкнуло, и всё же спросила: - Ты тоже? - Думал о том, что она заняла место Маргарит? – Он криво улыбнулся, увидев, что она напряглась. – Да, думал. - Злился? - Нет, но немного раздражало. Мозгами понимаешь – чем может быть виновата нерожденная малышка, а побороть в душе не можешь. Противно. Ещё от понимания того, что твой единственный ребёнок вызывает всё это, хотя должен любовь, ещё большая… - он сжал губы, пытаясь подобрать нужное слово, наконец, нашёл, едва не выплюнув: - Брезгливость. - А когда это прошло? Когда она родилась? - Нет. Когда родилась – только жалость. Возможно, интерес, потом разочарование. - Теперь всё изменилось? - Да. И нет. Всё получилось не так, как я думал. - По-прежнему, но не без смысла, - глуховато обронила женщина, склонила голову и не заметила скользнувшего восхищения во внимательном взгляде на неё. – А я злилась. Пока я её носила, мне всё казалось, что она заняла чужое место и что это должна быть… - всё-таки произнесла имя: - Маргарит. Но только пока не увидела её, или не потеряла. - Но ты её не потеряла. - Потеряла. Отпустить её от себя так тяжело, - нежно, одной подушечкой пальца Катерина коснулась кожи дочки, - всё равно что потерять. Я ведь жила с ней всё время, хотя не понимала. Порой я думаю, почему я оказалась настолько хуже других, а вот ты говоришь, что тоже ждал большего. Может, мы не такие плохие, Эл? - Держи, - увидев её желание и передав ей конверт, Элайджа аккуратно обнял женщину за плечи, прижав спиной к себе. – Не знаю, да и не важно. Главное, что сейчас мы её любим. Почему-то кажется, что была бы экзальтированность, которой я ждал, то это лишнее. - Почему? - Потому нельзя полюбить быстро по-настоящему. - У неё всё будет хорошо, - где-то на краю сознания, Кет чувствовала, что сейчас он уязвим, это признание не только к дочке, и если она надавит, то Элайджа сдастся – вернёт её к себе домой. – Мы будем растить, она нам станет улыбаться, потом говорить и ходить. Не станет на место Маргарит и хорошо, она у нас ведь такая прелесть, Эл. Правда, моё золотко? - Она… - "Моё чудо". Он не сказал, что думал, подавил мощный эмоциональный всплеск, прошивший тело желанием стиснуть держащую на руках малышку женщину в объятиях, но почувствовал приятную дрожь на кончиках пальцев, вдруг расслабившись от курлыкающего тона Катерины к дочери. - Ты придумала имя, когда узнала, что девочка? - Да. Я хочу назвать её Злателиной, ты ведь не против? - Как? – Всё ещё поддающийся волне нежности к образу перед ним, Элайджа не сразу понял. - Злателина, или сокращённо Златка. Это значит «золотая» по-болгарски, как Голдэ в Англии. Мне сказали, что у неё будут рыжие волосы. Вряд ли, конечно, - в кого это ей быть рыжиком? - но разве она не золото? - Кет счастливо улыбнулась ему, сморщив нос. - У меня бабку звали Златка, и она была очень везуча. - Прямо-таки очень? – с сомнением спросил Элайджа, пытаясь всё же отстоять спокойное будущее дочки. - Хм, – Кет обернулась, приподняв бровь. – Не похитряй мою бабушку. Не имея даже второго размера груди, она окрутила американского миллиардера, заодно вылезла из глубин болгарской провинции, всю жизнь была единственной ненаглядной, и в итоге они по её желанию жили в дыре мира, как ты именуешь Болгарию, вместо того, чтобы прохлаждаться на побережье Штатов в районе для силиконовых девочек. - Уровень удачливости неплох, но ты учти - тогда ещё не было столько силиконовых девочек, поэтому конкуренция и не столь шикарна. - Но нашей дочери не придётся вылезать из провинции и охмурять американских миллиардеров. - Не поспоришь. О’кей, я согласен. Да и внесу Злате… кхм… этот длинный вариант из свидетельства в тестирование устных способностей работников корпорации, а короткий оставлю себе. - По рукам. Губы мужчины скользнули по виску, прижались к бьющейся жилке, и Кет тихонько выдохнула, наслаждаясь этой покровительственной лаской, не обещающей ничего большего кроме помощи. Не было ничего уместнее и нужнее, чем этот поцелуй. И ещё - не могло быть ничего более мужского, что бы могло оставить свой след в романтичной и нежной Катерине, всё ещё жившей в дальнем уголке сердца. И одновременно эта же Катерина в очередной раз осознала, что она рядом с этим мужчиной сильнее всех остальных образов-масок, и поэтому больше никогда не попросит вернуть её в поместье, если Элайджа не захочет этого сам. - Кстати, насчёт в кого. У нас в семействе полно рыжих. - А у нас никого. Я думаю, Злателина потемнеет и пойдёт в нашу породу. - Почему это? - Потому что родилась маленькая. У вас все больше трёх килограмм, а мы с Еленой были совсем крохотные, как все Пирсы. - Вообще-то она родилась достаточно крупной, если учитывать сроки. Она будет настоящий Майклсон. - Ты не хочешь, чтобы она была похожа на меня? - После того, как ты обрезала свои локоны и больше похожа на обрастающего после тифа оборванца, цвет её волос… Приход врача в компании Елены, к счастью, избавил его от необходимости объяснений, вполне могущих закончиться если не ссорой, то ядовитой перепалкой, и позволил сохранить шутливый тон обоим. Елена недоумённо посмотрела на них – не понимала, почему сестра и Элайджа были в отличном расположении духа, если всё так сложно. Тем более какая-то Ева… Ещё более её изумило, что усаживая Катерину, чтобы ехать в аэропорт, Майклсон поцеловал ту в лоб, а сестра восприняла это без малейшей дрожи. Устроившись рядом с сестрой, Елена быстро захлопнула звукоизолирующую перегородку, отрезая их от водителя. - Кет, что происходит? Вы помирились? - Если бы мы помирились, вряд ли бы я ехала в этот «Фиалковый приют», а не домой, - заметила Кет. - Тогда как это понимать? - Не знаю, – Катерина улыбнулась, пожав плечами, Елена откинулась на кресло. - Тогда почему ты позволяешь прикасаться к себе? - Знаешь ли, нравится ощущение мокнущих трусов, - бодро отрапортовала младшая. Но когда уже Кетрин посчитала, что отвязалась от расспросов вмиг запунцовевшей сестры, Елена заикаясь спросила: - Почему, если ничего не поменялось? - Не знаю, - и она растворилась в разглядывании дочери. – Елена, я не знаю, но сейчас мне спокойно. Давай не слишком задумываться? Лучше скажи, ты договорилась по поводу конюшни? - Да, - Елена чуть смутилась, - у Стефана есть знакомый, а у него тоже знакомый, и он предоставит место. Великобритания. Йоркшир. Вот и гараж… В гараже не было её автомобилей и байка. Элайджа продал? Неужели настолько унизил её уход? Ведь она же написала, что на время. Видимо, и без ребенка ярость была сильной... За Аиду Кетрин не переживала – в отличие от кошек, лошадей Эл очень любил, более того именно он привил ей эту любовь, ему нравилась её кобылка, зачастую он и гулял вместе с ними вечерами, и, конечно, никто и пальцем не тронул благородное животное, когда Элайджа выставил из дома саму Кет. Оставляя свою лошадку, Кетрин была спокойна. Мощёные плитки, ведущие за дом весело проносились под ногами предвкушавшей эту маленькую радость на фоне всех проблем женщины. С разбегу шмякнувшись о столбик изгороди, к которой привязывала повод после прогулки, Кет влетела в конюшню. - Что случилось? – прибежавший на утробный крик охранник ворвался в постройку. - Где она? - Кто? - Моя лошадь. Аида. Куда вы её дели? - Её забрала новая хозяйка. - Какая новая хозяйка? – сипло спросила Кетрин, подбежав и попытавшись встряхнуть мужчину за плечи. – У неё только одна хозяйка… - Миссис Майклсон, я не работаю на конюшне, не знаю, - растерянно моргнул, глядя на подёргивающуюся мимику женщины и не зная, что ему с ней делать. - Тогда, - представив, как теперь хлыст гуляет по спине её Аиды, раньше не знавшей что это такое, Кетрин осела на сено, понимая, что вот-вот опозорится и зарыдает. Но пересилив себя только сжала губы, через минуту проскрипев ледяной приказ: – Уходите отсюда. - О’кей, до свидания, миссис Майклсон, - мужчина был и сам не против покинуть то ли бывшую, то ли нынешнюю хозяйку дома и поспешил на выход. Под горячую руку попадать не хотелось, а отношения Майклсона и его жены настораживали всех в доме – никто ничего не знал наверняка, кроме того, что приказы Катерины Майклсон обязательны для исполнения. Впрочем, он доложил об увиденном начальнику охраны, а Джон в свою очередь позвонил Майклсону в кабинет. Реакция была обескураживающе-раздражённой: - Мне это не интересно. И впредь не тревожьте меня по вопросам относительно настроения и времяпрепровождения моей супруги, Джон… Дальше в трубке раздался сначала треск, и она отключилась. Джон только пожал плечами. - Кому ты её продал и когда? - Кого? - Аиду. Как ты мог опуститься до такой низости, Элайджа? - Ты бросила её здесь, значит, она тебе не нужна. - Он холодно оглядел бурей ворвавшуюся в кабинет чумазую женщину. – Мне она тоже была лишней докукой. Когда ты уже вырастешь и научишься платить за свои поступки, а не пытаться сделать вид, что их не было вовсе? Кетрин молчала, сцепив застучавшие зубы. Хотелось гордо вскинуть голову и уйти, но от её поведения зависело другое существо. Пора и вправду взрослеть. - Хорошо, да, я виновата, ты имел право продать… - она сглотнула, почувствовав, что голос стал неверным, но выправила тембр, - продать мою лошадь. Но теперь скажи, кому ты её продал? - У тебя не хватит денег её купить. Это редкий экземпляр, не зря она жила в заповеднике. - Я найду деньги и выкуплю. Просто скажи - где? – На подгибающихся от унижения ногах брюнетка пересекла ковёр, заглянула в лицо: - Пожалуйста. Не ради меня, но ты же любишь лошадей, подумай, как ей будет плохо без меня. Я её вырастила ещё с жеребёнка, она привязана ко мне и совсем не приспособлена к стандартному катанию. Никогда не ходила под седлом. Умоляющие глаза теперь не действовали – он по-прежнему чувствовал себя растянутым на дыбе, когда Кетрин о чём-то просила, но одновременно чётко знал – даже если бывшая жена искренна и не манипулирует, если он сам даст слабину сейчас, то всё полетит к чёрту. Но и что-то скрывать Элайджа не собирался, он и вправду считал бывшую жену никудышной хозяйкой – она могла отдавать нежность и любовь, но адекватно отвечать за Аиду, нет: - Ты её не выкупишь. Я подарил кобылу Даниэлле, теперь она в поместье Сальваторе, где Дени живёт с матерью и не думай, что сумеешь схитрить и надавить на девочку. – Он откинулся в кресле. - Я этого тебе не позволю. Никто Аиду не обижает, не бьёт, её любят, но только она больше не твоя. - Думаю, мне стоит радоваться, что ты не велел пустить её на колбасу. А что с картинами? - Продал. - А драгоценности и платья? – Она усмехнулась. - Стой, знаю – раздал своим шлюхам. Он кивнул. - Рад, что ты их оценила по достоинству. - Знаешь ли, я экстра класса, могу даже рекомендации представить сколько за ночь, а твои девочки… - глаза Элайджи стали недобрыми, он встал из кресла, - я читала о них, по-моему, ты сильно продешевил, - Кет дрогнула, но обида за то, что вещи, подаренные ей после признаний в любви, признаний от которых у неё, искушённой в этих играх в любовь, казалось, плавились кости, пошли по чужим рукам была сильнее рассудка, – единственная только Элиза, говорят, у неё отменная задни… - Будь добра, промолчи. - Зачем? Я же хочу знать, что вещи шлюхи высшего разряда, которую ты взял в жёны… Отреагировать она не успела, только вжать голову в плечи. Челюсть не онемела и кожа не загорелась – удара у него не вышло, подушечки пальцев лишь ласково скользнули по щеке и опустились на плечо. - Никогда не говори со мной в таком тоне. Тебе понятно? - Да. - Ещё. Волосы рассыпавшиеся по плечам, и запутавшиеся в пальцах трещали, из уголков глаз от натяжения закапали слезинки. – Я всё поняла. Ты снова делаешь мне больно. Хватка тут же ослабла, но пока отпустить у него не получалось и Элайджа глядел в немного испуганные карие глаза, понимая, что эту слабину ему запомнят. Страх постепенно сменялся вызовом, слезинки были не от истерики, а просто от перетянутых волос на висках и быстро пересохли. Катерина всегда остаётся собой. И неожиданно это понимание начало успокаивать, позволило разжать сведённые судорогой пальцы. Кетрин невидяще смотрела Элайдже в лицо. Он прав – она оказалась плохой хозяйкой Аиде. Нужно было думать головой, а не задницей, когда уходила. Но ведь… Как же Эл может быть таким жестоким? По отношению к ней? Это не укладывалось в голове. Взгляд медленно заскользил по креслам, фикусу, деревянным панелям, остановился на пустой стене, где когда-то висели полотна. - На этом всё? – поторопил Элайджа, заставляя брюнетку очнуться от прострации. – Если вопрос уладили, то я хотел бы, чтобы ты вышла отсюда. - Хорошо. – Кивнула Кет, разворачиваясь на оклик. - Что-то ещё? - Да. На будущее – без моего разрешения не входи в кабинет, если я здесь. Предварительно сообщай звонком. - Понятно. Теперь всё время так будет? - Как «так»? – ему снова не нравился её тон. - Мы вообще не будем разговаривать, как есть? - А почему мы должны разговаривать, Кетрин? – Майклсон устало опустил словно налитые свинцом веки, поражаясь, инстинкту, заставившему каждый волосок встать дыбом от страха, что она сейчас развернётся и снова уедет из его дома. - Я не собираюсь тебя обижать, и тем более не желаю повторения безобразия, как сейчас, но ты постоянно забываешь, что мы всё насчёт нашей семейной жизни прояснили ещё в Болгарии. С чего нам вести задушевные беседы? - Ни с чего. Конечно, ты был в своём праве насчёт вещей и Аиды, – с кривоватой улыбкой согласилась Кетрин. – И знаешь это лучше всех, - обвела взглядом кабинет, который лишившись картин серыми тонами окончательно стал походить на склеп. Дорогой и меблированный, правда, - ну, ты же всегда знаешь, как лучше обустроиться, Элайджа. Он отсчитал стремительные лёгкие шаги - шестнадцать, дверь за ней закрылась. Опершись на руки и выдохнув несколько раз через нос, Элайджа постепенно наладил сердцебиение. Каждый шаг по выстраиванию будущего без Кет и одновременно с ней давался ему с надсадным трудом, но если выдержать сейчас, не будет проблем в будущем. Он должен уважать себя и в первую очередь это означало, что его жена должна уважать его решения. Если нет, то нет. Несколько раз повторив про себя мантру, сопровождавшую всю жизнь, Элайджа сдался. Быстрым шагом подошел к окну. Идеально прозрачные стекла бесстрастными свидетелями отражали фигуру человека с поникшими плечами и опущенной головой, вглядывавшегося во двор. Спустя пару мгновений появившаяся в поле зрения Катерина шла спокойно, уверенно, ему даже показалось, что он слышал ровный перестук её каблуков о камни, хотя, конечно, только казалось - окна не пропускали шума. Откуда силы это выдержать? Он пытался убедить себя, что бывшая жена не цепляет своими бедами с той силой, какая была раньше: её слёзы были неприятны, но ту же реакцию вызывали и слёзы остальных женщин, он не чувствовал себя мерзавцем за то, что лишил её любимого животного. Но сегодня она получила этот гашеный удар из-за того, что приравняла себя к остальным шлюхам. Пусть он не отрицал, даже косвенно подтвердил, но Катерина не имела права так поступать. Или имела? И как относиться к тому, что желание ударить появилось из-за невозможности обнять и этим прекратить поток гадостей. Гадостей каких-то полудетских, ревнивых, которые вообще не могут… не должны задевать взрослого мужчину, но отчего-то задевали его. И что потом снова хотелось просить прощения, расцеловать и зарыться пальцами в каштановые кудри, развеселить: Катерина не была лёгкой по характеру, но смешливой... Какая ему выгода, смысл к чему-то её принуждать, если в итоге самому тошно? Рассеянный взгляд упал на отражавшиеся бумаги на столе. Элайджа выпрямился, заставил себя прекратить смотреть во двор и сел за стол. Он предупреждал не подходить, Кетрин сама виновата, устал от всего, в равной степени и от собственных и от её переживаний, и решил наплевать на них обоих. Великобритания. Йоркшир. Усадьба "Фиалковый приют". - Привет, осваиваешься? – спросила вошедшая в комнату Елена. - Ну как тебе здесь? - Очень нравится… - Кетрин огляделась. Ещё только войдя в передний холл она поняла, что сестра очень старалась, чтобы воссоздать по возможности их дом в Мистик Фоллз. Потратить столько времени на это перед собственной свадьбой… На такую деликатность способна только её Елена. Кет с нежностью посмотрела в лицо близняшки и кивком предложила сесть рядом. – Нам со Златкой будет здесь очень уютно жить, медвежоночек. Здесь почти как дома. Спасибо тебе. - Я рада, - скрестив руки на коленях, Елена аккуратно устроилась на одеяле. – Кет… Я хотела поговорить. Это же я выдала тебя Элайдже, рассказала ему о ребёнке, хотя ты просила не говорить. - И хорошо сделала, - обняв девушку за плечи, ответила Кетрин. – Он бы обязательно нашёл меня, но ребёнок стал бы диким шоком. Ты умница, милая. - Да? – с сомнением подняла взгляд девушка. - Ты точно не злишься? - Конечно, нет. А ты простишь меня? - За что? - За то, что я уехала надолго. Я не знаю, что со мной случилось и не могу тебе этого объяснить. Точнее могу, мне хотелось, чтобы Элайджа не знал о ребёнке на случай, если опять не получится, но я бросила тебя здесь с чужими людьми. Елена снова потупилась. - Я не… - Нет, не отрицай. Ты не могла не обидеться, – покачала головой Кет, и взяла в руки ладони Елены. - Но клянусь, больше такого не повториться, я всегда буду с тобой, если это в моих силах. Что-то в мире не меняется - уткнувшись носом в грудь Кетрин, Елена принялась плакать, позволяя младшей вытирать себе слёзы и говорить успокаивающую ерунду. Когда она немножко успокоилась, то нахмурилась и встала вытирая мокрые ладони о джинсовые шорты. - Вот кстати, насчёт Элайджи, точнее переезда… Когда ты уехала от него, он через Керолайн попросил забрать твои личные вещи, вещи Мартина, платья, драгоценности… - Драгоценности? Новые? - И новые, и старые, - Елена недоуменно посмотрела на вскинувшую голову сестру. – Я как раз хотела сказать, что привезла их вчера и распаковала в гардеробной, но не знала, какую спальню ты выберешь… - А там есть индийская шкатулка с разными камнями? - Не перебивай. - Прости. - Есть. Хотя, если честно, мне было страшновато её везти просто так, и здесь тоже хранить - это не дом твоего мужа, где куча охраны, - поэтому я заперла её в банковском сейфе… А что, что-то не так? - Всё правильно ты сделала, – Кетрин улыбнулась и поцеловав Елену в мокрый нос, подхватила дочь на руки. - Ладно, пока Златка спит, пойдём вниз. Расскажешь мне, как вы тут живёте со Стефаном. Три месяца спустя. США. Сан-Франциско. - Кол, Ко-ол, - мягкий женский голос пропел над ухом: - Просыпайся, соня. Держи. - Что это? – подтянувшись на локтях, Майклсон раскрыл глаза. Очаровательная мулатка поставила поднос на тумбочку и сейчас водила ноготками по шее мужчины, чуть щекоча. - Твой завтрак. Ты вчера просил испечь блинчики. - И ты сделала? – в тоне мужчины скользнуло ленивое довольство жизнью. Не зря он остановил выбор на Фэй в качестве подружки на время пребывания в Штатах – отличная любовница, да ещё и готовить умеет. - Конечно, - девушка подсунула ему тарелку и тут же заметила, как разочарованно вытянулось лицо Кола при взгляде на содержимое. – Что такое? - Немножко не то. Я просил тонкие блинчики. – Он со вздохом отставил тарелку обратно на поднос. – С рыбой. - Эти разве толстые? – В чёрных глазах мелькнуло обиженное недоумение – она специально встала ни свет ни заря, что, учитывая аппетиты Кола и манеру обращаться с женщиной, выжимая все соки в постели, было не так уж и легко, старалась строго соответствовать рецепту и не получила даже банальное «спасибо» в ответ. – Отличные блинчики и кленовый сироп. - Я просил французские, а не американские. Это тоненькие, почти прозрачные, крепе, и в них заворачивают начинку. Я люблю не сладкую, а с рыбой. - Блины с рыбой? – скривилась мулатка. – Кто так ест? Это же отрава. - Я так всегда ем, и пока жив, - всегда было только однажды, но Колу это «однажды» понравилось невероятно. Его взгляд скользнул по тёмным ножкам девушки, на ум пришли другие, более сильные и изысканные. Интересно е*ёт её Стефан на сон грядущий в своём сраном Лондоне, или где они там сейчас? Конечно, да, с такой женой точно не пейзажи рассматривать будешь… А у него вместо Елены, эта варёная, которая и ногами-то обхватить толком не умеет. Раздражение вспыхнуло с невероятной силой, правильные и от того суховатые черты мужчины утратили благодушие, став безразличными. В глазах Фей блеснули слёзы обиды, но всё же она тихо спросила: - Ты не хочешь даже попробовать эти? - Нет. Если ты не заметила, я вообще не люблю тесто, тем более сладкое. Ты куда? - Отпусти, - девушка вывернула локоток и, нахмурив изящные брови, чтобы не расплакаться, начала быстро одеваться. - Обиделась? Не стоит, - Майклсон похлопал рядом с собой по постели. – Иди сюда, мне хватит сил и без завтрака, а там что-нибудь сообразим. В конце концов, научишься. - Вот и иди к этой извращенке, что жрёт рыбу с блинами… - Сквозь всё же закапавшие слёзы зло прошипела мулатка: - Затрахал уже... - Ну, как хочешь. Оставь ключи на тумбочке. Пожав плечами и бросив разочарованный взгляд на сочащуюся приторно-сладким ароматом сиропа тарелку, Кол сунул нос в подушку – если нет ни вкусных блинчиков, ни секса, то единственный вариант - досыпать. Вполне полезный перед заседанием Совета Директоров по поводу корректировок бюджета на квартал. Эти бухгалтерские и аналитические вопросы по экономике он искренне ненавидел. Но не тут-то было: - Что делаешь? - Сплю. - Спать нужно ночью, - рявкнул голос Элайджи в трубке. - А сейчас работать. - Ты с похмелья что ли? - К твоему сведенью, я прилетел в три ночи и уже с пяти утра в офисе. Это кто-то дрыхнет и днём и бухает ночью. – Пауза. - А клей ты у меня жрать будешь вместе с туфлями. - Так ты из-за своих туфель развопился? – наконец, сообразил Кол. - Тридцатка, мозгов нет! - взъярился старший Майклсон. - Какую тебе фирму доверить, если ты ещё из… - Да ладно… - Кол интеллектуально заржал, представляя физиономию братца, пытающегося отодрать подошвы своих ног от любимых мокасин. Идея пришедшая по пьяни неожиданно расцвела приятными красками. – Ты слишком резко всё воспринимаешь. Бабу тебе нужно, чтобы не зверел. - По бабам у нас ты специалист - сифилис мозга как он есть. - А ты уже всё, как Кук или просто импотенция? Это лечится - знаю отличное место, куда и следует идти после командировки. - Я по помойкам не шляюсь. - Девицы высшего разряда. - Ну, по помойкам с разделением по сортам дерьма, - хмыкнул Элайджа. – Ладно. Жду через полчаса. Отключившаяся трубка запищала. - Пояс верности на эту стерву до конца жизни, замочек ручной работы… А ещё лучше просто петарду ей в задницу и с концами... - Всё-таки выбравшись из кровати, и мысленно изобретая кучу кар для Кетрин, из-за которой – а он не имел сомнений, кто виноват, у Элайджи были причины злобиться: финансовая отчётность по его части в «InterStructure» провисала, но не фатально, и обычно братец оставался более чем лоялен к таким косякам, - приходится вставать, Кол зажевал на самом-то деле вполне приличную оладью. Великобритания. Йоркшир. - Входите. Помогите мне. – Молодая женщина поправила выбившиеся из-под стефана передние прядки волос, и раздражённо уставилась на верх бюстгальтера, из которого выпирала располневшая грудь. – Это мне тоже не нравится, мисс Клодес. Отошлите обратно. - Это не Клодес. – Резко обернувшись, Кетрин поборола желание прикрыться руками под мгновенным холодным взглядом бывшего мужа, равнодушно просканировавшим её прелести. - Я никого не встретил по дороге наверх, поэтому думал, что достаточно постучать. Не знал, что ты ждёшь экономку. Здравствуй, Кетрин. - Здравствуй. – Неудобство прошло: оправившись от удивления, Элайджа вспомнил о воспитании и теперь смотрел куда-то поверх её головы. Наскоро накинув кимоно, Кет изобразила улыбку. – Сегодня ты слишком поздно, Златка уже спит на ночь. Если хочешь, посмотри потихоньку. - Пробки. Проводишь? - Нет, мне нужно… - сцедить молоко, но Кетрин воздержалась делиться личными подробностями. – Заняться своими делами. Эта дверь, – она кивком указала на смежную в детскую, – не заблудишься. - Помыть руки? - Уверена - они у тебя чистые. – Ослепительная улыбка. - Ты ведь их так боишься замарать, дорогой. - И как она? – Рассматривая выглядывающее из пелёнок личико, спросил Майклсон. - У меня такое чувство, что постоянно спит. - Нет. У неё просто сейчас налаживается сон, - еле слышно пояснила Кетрин, неосознанным жестом поправляя одеяльце. - Спит бОльшими промежутками. Раньше каждые два часа просыпалась, вот ты и видел её бодрствующей, а теперь почти ночь. Пятый месяц… - Всё в порядке? Дома ничего не нужно? - Да. Ну, вот и конец диалога – больше им разговаривать было не о чем, мужчина встал из кресла. Предложить кофе или чай – Кет и в голову бы не пришла такая глупость, а если бы и пришла – всё равно отказался бы. Проводить – тоже. Элайджа скользнул взглядом по упакованной в плотный шёлк фигуре, сухо бросив: - До воскресенья. - Конечно, до воскресенья, - смерив его привычным насмешливым взглядом, Кет быстро прошла мимо, с силой стискивая халат у горла. Через секунду Элайджа услышал, как повернулся замок её ванной комнаты. Лошади и недопощёчины она ему не простила, и с тех пор любой намёк на доброжелательность испарился. Постепенно её неприязнь стала настолько сильной, что Катерина старалась даже избегать прикасаться – он, как ни силился, не мог вспомнить за последние месяцы ни одного контакта их кожи, - осталась одна ледяная вежливость. Сначала Элайдже было всё равно, но проходило время, и начинало накатывать раздражение, доходившее до того, что ему начинало хотеться её помучить. Не физически, конечно, эмоционально – ограничить в чём-то или заставить плакать, просить… Всё чаще приходило в голову, что учитывая его социальный и финансовый статус, Катерина должна ходить по струнке и стремиться ему угодить, а добиться этого силой совсем не сложно. Мерзко? Наверное, но было. Было. И всё же сегодня Катерина злилась особенно явно даже для этих отношений. - Что у неё не так? – Минутой позже вопрос был задан той самой Клодес, спешившей по коридору с ворохом пелёнок. - Я не думаю, что личные заботы... - А я думаю, что я здесь плачу за всё, включая Вас, миссис Клодес. Я узнаю, всё что мне необходимо в любом случае, но при этом перенервничает Ваша хозяйка и отыграет своё дурное настроение, догадайтесь на ком, - предположил Майклсон. Как и в остальных их домах из прислуги Кетрин здесь никто не любил за холодность и неприветливость, её причуды терпели, работали на неё, но и не более, поэтому продавить сопротивление особого труда не составило. - Она переживает из-за живота. – Мужчина терпеливо ждал продолжения. – Думаю, её не устраивает внешность после родов. - Что там с внешностью? – Обескураженный, Элайджа вспомнил случайно увиденное этим вечером, и ладони закололо от желания потрогать тело, равное которому по пластичности и плавности линий и среди самых дорогих шлюх попадалось не часто – худая корова, даже если впихнуть резинку в нужные места газелью не станет. - Мы не разговаривали на эту тему, но думаю, мисс Пирс кажется, что она не слишком привлекательна для мужско… - Клодес! Гневный оклик оборвал фразу, и спешащая по коридору Кет прищурила глаза, испытывая острое желание взять да отхлестать нахалку по щекам. Элайджа это тоже понял, поэтому тихо скомандовал: - Уходите, миссис Клодес. - Я правильно поняла, ты приставил её следить за мной? – Лицо брюнетки скривилось от отвращения, и скрестив руки на груди, она кивнула вслед скрывшейся за поворотом женщине. – А я-то думала, с чего такие щедроты – дом и слуги. Ну, надеюсь, многое узнал, потому что дальше придётся полагаться на свои извращённые фантазии, - насмешка в тоне сменилась равнодушием. – Мы со Златкой переедем в течение недели, нянь найду сама приходящих, видеться с дочерью будешь по-прежнему. - За тобой никто не следит, - не дав женщине пройти, Элайджа удержал её за предплечье и почувствовал, как она вздрогнула. – Мне не понравилось твоё настроение, и я спросил. - Тебя интересует моё настроение? - протянула Кет, останавливаясь и тщетно выкручивая руку из хватки. Майклсон кивнул, разглядывая из-под ресниц её чуть порозовевшие от гнева щёки. - Я вижу, насколько ты и Златка привязаны друг к другу, поэтому ничего удивительного. – Его пальцы подчёркнуто медленно скользнули вниз по шёлку рукава к оголённому запястью девушки, прошлись по обнажённой коже снова вверх – Кет скривилась, - и только потом аккуратно разжались. - Плюс ты кормишь её грудью, а Керолайн говорила, что на молоко влияет. - У меня всё хорошо. – С расстановкой сказала Кетрин, заставляя себя стоять ровно и чувствуя, как по-заячьи быстро колотится сердце. - С дочерью. И с молоком. - Не ожидал, что тебя и сейчас волнует, как ты выглядишь. - Вот такая я плохая мамочка, волнует. Это всё? Тогда доброй ночи. - Думаю, та почти пощёчина стоит разговора. - Нет, не стоит, - глаза Кет стали чёрными. – Ты оказался ничем не лучше остальных. - Знаю, поэтому мы и расстались. Я не попросил прощения… - Элайджа скривился – именно это он и делал, снова пытался извиняться, хотя в таких вещах бесполезно, если они уже были сделаны. – Ладно, проехали. Ты очень красивая женщина, Катерина. Самая красивая, которую я видел в своей жизни. Если тебе ещё интересно моё мнение. - Мне на него наплевать. До этой фразы Элайджа ничего не хотел, как убраться отсюда. Но презрительный тон, слишком резкий выдох, размеренная холодность слов - самолюбие взбунтовалось. - А мне нет. – Рывком разведя полы её халата, он подцепил пальцем золотую цепочку на талии, замеченную ещё в спальне. - Да и тебе тоже. Дрожь нетерпения затмила болезненные ощущения, когда Элайджа чересчур крепко для её нынешнего положения прижал к себе грудью. - Ты так и осталась моей. И нас обоих это не устраивает. Заробев, Кет не моргая смотрела в лицо Элайджи, вопреки его ровному тону, подергивающееся в гневе. Смятенное и угрюмое. В голове промелькнула мысль, что издевка - самая обычная, даже относительно невинная сейчас раздавит Элайджу. Хотя нет: простого равнодушия и косности с её стороны будет достаточно. Послушно погружаясь в жаркую темноту жёстких поцелуев, Кетрин откинула голову ему на грудь, позволяя подхватить себя на руки. Пальцы этих рук дрожали, вопреки железной хватке, по-прежнему болью отзывавшейся на ребрах, дыхание Элайджи тяжелое, неровное, оно горело на её щеках, и тут же воздух от быстрых шагов по коридору холодил, ноздри наполнились знакомым запахом мыла и одеколона... Она даже не открывая глаз знала, что увидит – ту же одержимость завладеть ею, что и в Сан-Франциско в ночь, когда у них получилось зачать Златку, только сегодня Кет это уже не пугало и, очутившись на постели, она молча протянула обе руки к склонившемуся над ней мужчине. Элайджа на мгновение закрыл глаза и выдохнул, запоминая и впитывая всем своим существом эту капитуляцию. Вправду, его. - Что? – едва шевеля опухшими губами, девушка попыталась вынырнуть из омута сна, а в итоге лишь крепче обняла подушку. – Я уже ничего не могу и не чувствую. Мне нужно немножко поспать. Она хотела заснуть, но Элайджа снова тронул за плечо: - Тебе нужно покормить дочку. Няня сказала, что сцеженное молоко закончилось, а смесь ты запретила давать. Дальше будешь спать. Или дать смесь? - Что? - Златка. Нужно как-то покормить. Тише, - поймав неловко свалившуюся с постели в спешке женщину, Майклсон поставил её на ноги, и накинул свою рубашку. – Ложись, я её подам. Им не стоит тебя видеть. - Я… ой, да. – она было плюхнулась на постель, но тут же встала, принимая на руки малышку. Через некоторое время раздалось сопение и причмокивание, а затем наступила тишина, прерываемая лишь гортанными звуками, свойственными младенцам. И только чуть позже, когда Златка начала потихоньку засыпать под песню про белку, по оценивающему взгляду Кетрин сообразила, какой неряшливой её видит сейчас бывший муж. Короткий взгляд в большое зеркало слева – вправду небо и земля: он подтянутый, свежий и не слишком-то усталый, а если не считать разодранной спины – истинный джентльмен, и она лохматая, с опухшими, растрескавшимися губами, заспанные глаза, усеянная розовыми отметинами засосов и синяками кожа почти от шеи до бёдер. Неловкая поза. Ещё подтекающее молоко до кучи… Совсем не пара. Если убрать дочку – обычная хорошо выдранная во все дырки шалава. Хотя так оно по сути и было. Да и в постели продержаться на высоте долго не получилось – распалённая до одури Кет улетела в первое забытье слишком быстро, а после это были отрывочные вспышки сознания длительные, пока Элайджа оставлял в покое её тело, чтобы восстановиться. Последнее воспоминание - он целовал её в душе и, кажется, в окне было не так темно как сейчас. Или нет? Но учитывая, что Элайджа за эту ночь перепробовал с ней все виды секса, какие только могут прийти в голову, вряд ли могло быть иначе. И настроение неумолимо ползло к отметке – редкой паршивости. - Ты не можешь отвернуться, пока я кормлю? - Зачем? «Действительно – зачем?» На самом деле взгляд Элайджи оценивал вовсе не степень ухоженности женщины перед ним, а лишь тот факт, что Майклсон впервые в жизни увидел процесс кормления Златки и испытывал одновременно смятение, неловкость и желание потрогать обеих. Конечно, многие женщины кормили грудью - всё это естественно и логично, - но у него был круг общения, в котором подобных штук обычно не демонстрировали. Или он не замечал. А может дело было в выражении лица Катерины – ему всегда были странными нежность и серьёзность, проявившиеся в чертах, когда она занималась со Златкой, - сейчас же они были особенно сильными, даже тембр голоса Катерины менялся, и это Элайдже нравилось. И сейчас он очень не хотел, чтобы его просто выставили из комнаты. - Почему ты стоишь? Сядь. Удобнее будет на постели. - Наверное, потому что не могу безболезненно сидеть на пятой точке чьими-то стараниями, - сварливо заметила Кет. Он вскинул брови, вспомнив «эпизод» ночи с её попой – конечно, получилось жестковато, но… - Почему ты ничего не сказала в тот момент? - Может, потому что я пребывала в шоке от продемонстрированного лексикона? - Думаю вопрос был не в моём лексиконе, – Элайджа улыбнулся, оглядывая её фигурку. – Тем более в ту минуту, твои просьбы были тоже далеки от романтических. Ну, не будем вдаваться в детали, ты знаешь, что идеальна. Иди сюда. Не подошла, фыркнула, передразнивая: - Ну, надо же - хозяин доволен Смеагорлом. Смеагорл счастлив. - Хозяин? Заинтригован, но мне больше нравилось «милорд». - Милорд - это для романтиков. - Я раньше тоже не претендовал. - Тогда для эстетов, - отрезала Кет. – А они не заставляют стоять носом в диван. Я же говорила, что мне тяжело! - Но ты клялась убить, если я остановлюсь. Сильно смягчённые краски – на деле, с рыданиями умоляла продолжать, хотя ведь никто и не останавливался. Чёрные глаза Элайджи весело блеснули при виде на мгновение исказившего черты женщины смятения. - Утверждала, что тебе очень хорошо. Более, чем просто «хорошо», но Кетрин уже поняла, что для неё лучшая защита – нападение, пусть даже такое глупое. - Страшно подумать, каким способом… - Заткнись. Это тебе весело, а вот у меня всё болит и даже сидеть мне, наверное, будет больно. Но злости в её голосе не было, скорее насмешка над ним, собой и ими обоими вместе. - Я же сказал, иди сюда, - Майклсон подошёл и, подняв брюнетку на руки вместе с ребёнком, объяснил: - Если не хочешь садиться, предлагаю выход: ложись в постель. – Тебя не смущает, что я засну? На улице жарко, а расслабленные мышцы много весят. Фыркнул и подул ей на лоб, сдувая упавшую на него прядь. Мгновение они смотрели друг на друга. Кетрин всегда умела бороться с вызовом, но нежность её деморализовывала, тем более после стольких часов секса без перерыва сил спорить не было вовсе. Да и к чему? Аккуратно устроившись, как он велел, в ожидании, когда ребёнок заснёт окончательно, Кетрин замерла, сначала молча и чувствуя, что и Элайджа ведёт себя как-то подозрительно легковесно, но потом постепенно расслабилась и забыла о собственной неприглядности, и через какое-то время вовсе уснула. - Какого хрена, Ник?! – Рявкнул Майклсон в трубку. - У тебя право подписи. - Какого хрена тебя нет на месте? – ехидно спросил младший брат. – Где ты вообще есть? - Я… кхм… - Элайджа поправил конверт малышки, - отдыхаю. - Твою мать… - голос Николауса приобрёл зловещие нотки, - ты помнишь о совещании по «PacificLine»? - Это завтра. Разумеется, буду. - Ладно, всё выяснили, жду к вечеру. Выключив трубку, Элайджа присел в кресло и аккуратно, чтобы не задеть нежную кожу щетиной, поцеловал нос Златки, она пискнула в ответ и завозилась ручками по рубашке. - Энжи? - Да, я вас слушаю, - раздался в трубке голос няни. - Принесите смесь, хочет есть. - Десять минут. Будете сами? - Да. С тех пор как он очутился в этом доме прошло всего двое суток, но они многое поменяли и в первую очередь в отношении дочери. Только сейчас Элайджа понял, что всё это время жизнь Златки проходила мимо него. Она жила сама по себе и, оказалось, даже не запоминала его лица, поначалу боялась и пищала, но всего сутки вместе и малышка привыкла к его запаху и рукам, а он привык к ней. Полюбил всем сердцем ещё в Болгарии, и все же раньше, когда он приходил Златка казалась чем-то отвлечённым, подарком судьбы, символом лучших дней с Катериной, но никак не маленьким человечком со своими предпочтениями и нуждами, тянущему к нему ручонки. И он для неё был чем-то таким же отвлечённым и быстро забывающимся. Нельзя было сказать, чтобы Элайджу засасывала возня с малышкой, хоть сколько-то прельщало прыгать вокруг с погремушкой, или тем паче её крики, но ему нравилось смотреть на неё и ощущать её требовательное доверие к себе, которое может дать только привычка. Он чувствовал себя спокойнее и легче в эти моменты, уходило даже раздражение и усталость после проведённой ночи с Катериной, и однажды почувствовав разницу, Майклсон не хотел возвращаться к прежним краткосрочным визитам. Теперь он хотел, чтобы дочка так же спокойно реагировала на него, улыбалась, трогала часы и поев, ворковала, возясь с погремушками на Катеринином халатике, как сейчас. Улыбнувшись дочке и внимательно наблюдая за ней, Майклсон положил голову на руки. Была ещё одна мысль, тяжёлая – понял, почему Катерина стала пугливой, раздражённой и неуверенной в себе и своей красоте. У неё не было своего спокойного угла, здесь её откровенно не любили, по вчерашнему диалогу Элайджа прочувствовал это особенно резко. Знал он это и раньше, но вот видеть… Ему не понравилось, что он увидел. Майклсон отлично осознавал, что дело в хозяйке – в Бразилии картина-то была та же, - и что если он сменит персонал ничего не изменится, но всё равно его придавливало к земле понимание, что её сейчас, когда она явно уязвима дома касаются чужие взгляды и руки, и рядом нет совершенно никого, кто бы любил и оберегал. Сам далёкий от того, чтобы завоёвывать чьи-то симпатии, Элайджа был с детства предан исключительно родным и дому, поэтому в поместье постоянно жила только Роза, которая смотрела за сохранностью здания и если что-то требовало вмешательства, уборки или ремонта, и не представлял, как можно существовать с полным домом прислуги, которая тебя боится, а раз боится, то и испытывает тихую злобу. Но персонал в любом случае придётся менять полностью, иначе после нынешней ночи, когда всем всё ясно, Катерина будет вечно в униженном состоянии женщины, с которой изредка развлекается бывший муж. Златка поела, заснула и устроив её в колыбельке под присмотром няньки, он медленно направился в противоположную спальню. Катерина по-прежнему крепко спала, сопя носом, и, видимо, так и не проснувшись с тех пор, как он принёс её сюда из гостевой. Присев рядом, Элайджа обвёл пальцем подбородок Катерины – природа любит пошутить, наделила такую как коза упрямую женщину подчёркнуто нежным личиком сердечком. "Интересно, какое светило ненормальности нас поймёт на этот раз, кошечка моя?" Кошечка моя. Он называл так Катерину, когда испытывал необходимость в смешении своего сознания с её. Вчера и сейчас это у них получилось, но не стоит так называть Катерину в будущем. - Наверняка, не стоит. Мы уже выросли из маленьких игр... - Элайджа распробовал звуки собственного голоса в тишине спальни. Усмехнулся, вспомнив её поддразнивания, - Хотя, наверное, нет, кошечка моя. Закинув руки за голову он лёг рядом и откинулся на спину, сонно глядя в потолок. Когда Кет проснулась снова, к своему стыду поняла, что снова «проспала» дочь, лежит на животе в одиночестве, укрытая простынёй и наступил вечер. На тумбочке стояла бутылка с лосьоном для интимной гигиены, а её пострадавшие ягодицы и растёртая после многочасового траха промежность были обработаны и не болели. И не такой уж пострадавший филей – по сравнению с полосами, которые оставлял Бернер, несколько шлепков даже и сильных в порыве страсти… Кет больше злилась, а боль была просто неудобством отвыкшего от таких «кроличьим заездам» организма. Но… Боже, как же ей было хорошо! Что бы ни было дальше, эта ночь была волшебной, такой как тогда, когда они были счастливы. А может даже и лучше – зная, что скоро всё исчезнет, Катерина любила как в последний раз, без отдыха и никак не могла налюбиться. Переполненную молоком грудь сильно тянуло, и брюнетка, не став долго раздумывать, побежала в детскую. - Ты здесь? – Автоматически прикрывшись руками, она нахмурила брови. - Как видишь. Она уже ела. - Эту отраву? Нужно было меня разбудить, - Элайджа испытал прилив раздражения от того, как быстро изменилось её лицо – тёмные глаза из нежных стали злыми, а затрепетавшие ноздри совсем не нивелировались кривившей губы ехидной улыбкой. – Подай мне одеяло и выйди. Пожалуйста. - Держи, - кинув ей тряпку, он наблюдал, как она укутала им свою фигуру. - Я не разбудил тебя, потому что ты очень устала, а эту «отраву» едят многие дети и ничего. - Да уж, здоровье ребёнка у тебя явно в приоритетах. - Именно так, - он кивнув, направился к двери, - и Катерина, пусть ты изумительно красивая женщина, но, когда мы будем говорить, возьми тон полегче. Для своего же блага. Равнодушно пожав плечами и ничем не дав понять, что приняла к сведению, она опустилась на диванчик рядом с детской кроваткой. Но когда он уже стоял у дверей, всё же обронила: - Если тебе нужен разговор, подожди пару-тройку часов. - Прости, нет. - Как тебе угодно, приходи завтра, - из-под массы упавших ей на лицо волос, раздался откровенно строптивый голос. - Я улетаю на две недели в Африку. - Тогда через две недели. - Хватит, - ему захотелось хорошенько встряхнуть её за плечи, но вспышка эмоций прошла. - Катерина, я жду тебя через полтора часа, и если тебя не будет, вытащу даже из ванны и притащу вниз. Прошу вас, моя леди, побудьте паинькой это время, а дальше можете спокойно возвращаться к привычному состоянию мегеры. Кетрин вскинула голову и, поджав губы, сверлила взглядом бывшего мужа - безупречно издевательски-вежливый тон, словно погоду обсуждает. Но когда Майклсон становился таким, он умел быть и вправду бесчеловечным. Наконец, выплюнула: - Через час. - Спасибо. Дверь за ним закрылась. Собранные в прическу кудри, ярко-бирюзовое платье, такая же лента в волосах - всё это он уже видел, но за этот год совсем позабыл как довольно могут блестеть её полные неги и страстей глаза, звенеть на высоких нотках низкий голос, а щёки розоветь от подлинного, не натужного взрыва энергии, словно в Катерине соединились две женщины – нежная и тоскующая милая девочка, и манипулятивная сексуальная мегера. И оставленная прошлой ночью его зубами розовая метка на шее не портила этой картины, наоборот заставляла желать сильнее. С той же страстью, что у детей вызывает игрушка на витрине и бесполезно их увещевать, что она синтетическая, аляповатая и не стильная, дешёвая или наоборот не по карману дорогая, что где-то за углом есть и лучше, и красивей, в его голове с пулемётной скоростью забилась одна единственная примитивная донельзя мысль: «Хочу эту». Опомнившись, что опять подпадает под неконтролируемое очарование и им в очередной раз овладевает образ Катерины, но на сей раз реальный и опасный, мужчина спокойно выдохнул, прогоняя морок. Но эта собственная неустойчивость ещё раз уверила в правильности своих действий – если не в силах предотвратить лавину, оседлай. - Почему ты меня так разглядываешь? Что-то смешное? - Когда-то думал, что оксюморон только в литературных описаниях героев. - Это комплимент, что не тривиальна? – Непонимающе оглядев мужчину – костюм и рубашка были свежими, - спросила Кетрин. - Констатация, что ты не освоила программы общественно-достойного поведения. - Зато ты великолепно освоил, Элайджа. – Она подошла, разглядывая хрустальные вены мороза на вазе со льдом для лимонада. – Эта констатация относится к тому, что мы снова переспали? Или боишься, что передам это «недостоинство» дочери? - У тебя чересчур буйное воображение, - холодно ответил Элайджа. - Ауч, какая плохая я - снова совратила и обессилила такого достойного представителя общественности. Определённо нужно требовать отдельные щипцы и шкафчик для подпаливания пяток, когда попаду в ад. – Она замолчала, разглядывая его фигуру, и усмешка постепенно угасла. - Так о чём мы будем говорить, мой лорд? - О будущем, Катерина. Садись? - Ничего не изменится, – надменно оттопырив верхнюю губу, Кетрин присела на низенькую софу и с явным облегчением подложила под спину диванную подушку. - Я же сказала, что тебе не придётся платить за нашу совместно проведённую ночь. Никаким образом. - Я не об этом. Хотел предложить тебе вернуться в особняк. У тебя тут не очень хорошая атмосфера. Последние слова заставили насторожиться и замереть. Через мгновение взгляд полный бешенства впился в мужчину. - И что с того? – грубо спросила Кет. – Уж не хочешь ли предложить мне ежедневный секс без обязательств? - Нет, - процедил он, поражаясь как ей вообще такое могло прийти в голову. Нет, он хотел, даже, вероятно, мог представить себя и Катерину в подобном положении, но предложить вот так – некоторого Элайджа не мог в себе пересилить. И Кет, увидевшая этот ответный гнев успокоилась так же мгновенно, как и вспылила, неожиданно весело скривив губы: - То есть только дом? - Да. Ты переедешь в мой дом, и представлять я тебя буду по-прежнему как жену. Там полно места. - Но при этом жениться на мне ты не собираешься? И «друзьями с привилегиями» мы не станем, – как всегда верно сообразила Кет суть вопроса. Губы Майклсона чуть дёрнулись в подобии улыбки – понимали бы его так партнёры, топ менеджеры и Совет Директоров корпорации... А то там постоянно с пониманием проблемы. Правда, здесь с выполнением и послушанием засада, твою мать... - Да. Возможно, только официальные приёмы, где обязательно присутствие супруги. Если ты будешь не против. - Посильный вклад в наследство Златки… - Главное – ты будешь жить спокойно с Розой, по крайней мере, пока захочешь. - Без общей постели с тобой? - Да. - Это только ради дочери? - А какие мои плюсы? Я хочу тебя ничуть не меньше чем раньше, а ты, - тёмные глаза оглядели женщину от макушки до щиколоток, потом взгляд поднялся вверх по прекрасно очерченным икрам и остановился на ямочках коленей, - ты и сама знаешь, что мне нужно, но не претендую. Только ради дочери. Ещё ради тщательного присмотра за её личной жизнью, плюс потому что, если расстояние не приносило покоя, и видя её обычно со своим ребёнком, то есть в моменты, когда любому мужчине трудно испытывать равнодушие, он потихоньку влюблялся снова, то, близость и мелочность быта станет хорошей прививкой, но об этом Элайджа благодаря хоть как-то развитому инстинкту самосохранения умолчал. - Не знаю, - уклончиво сообщила Кет и плавно отдёрнула ладонь с подлокотника. – Я, пожалуй, откажусь от твоего щедрого предложения. - Почему? - Потому что я не хочу видеть, как ты возвращаешься от других женщин, - неприятным голосом возвестила Катерина. – Или тем более их в доме, где живу. Я это уже проходила год назад. - Какая трепетность проявляется с возрастом. Ты всё же должна думать о дочери, а не только о себе. Роза будет следить за домом, открою «секрет» – благодаря твоему «славному» характеру, здесь тебя как и в Бразилии персонал, не слишком любит, мне не мотаться – больше смогу проводить времени с дочерью. И тебе же легче. Ты хочешь ей нормального отца? - Хочу. Я хочу ей нормального отца, а не неразборчивого в сексуальных связах. - Катерина… - Майклсон с отпавшей челюстью разглядывал поднявшуюся ему навстречу женщину. – Ты это мне говоришь?! - Да. – Она ханжески поджала губки. – Повторяю для глухих – я не хочу видеть проституток в своём доме, а ты имеешь привычку с ними связываться. - То есть тебе мало этого времени, ты предлагаешь мне окончательно стать монахом? – разозлившись на свои же мысли, ляпнул Элайджа. - Я просто объяснила обстоятельства, создающие непреодолимы… - глаза нездорово заблестели и осекшись она сделала кружок вокруг мужчины и остановилась чуть в отдалении, разглядывая с полудетским любопытством и мгновенно забыв об извечной маске рафинированной красавицы. Майклсон ощутил неловкость, это начинало дополнительно злить, но Кет игнорировала: – Значит, ты не нашёл никого лучше меня? - Кетрин, моя личная жизнь точно не твоего ума дело. - А искал? - Это не моя тема для разговора. - Искал? Развернувшись, он пошёл к двери, Катерина аж подпрыгнула от сошедшего озарения и метнулась наперерез, выставив вперёд ладошки. - Ты ведь не искал... Поэтому ты меня почти что насиловал часами. Я кормлю, а ты... - Её глаза вдруг приобрели, какую-то особую нежность, делавшую неважной бесцеремонную откровенность её слов: - Ты никому нас не доверишь и не обидишь. Ты бы просто не лёг в постель со мной, не уверенным абсолютно, что не принесёшь «подарок» неизвестно от кого. У тебя никого кроме меня не было, последние месяцы точно… - Она перевела дух, с трудом стоя на ногах от захватившего восторга и наивно вывали все свои переживания: - Я так бесилась, так ревновала, а у тебя нет любовницы. Нет, всё раньше ясно. Ты захотел тогда ударить меня именно поэтому. Её и не было. - Зажмурилась от счастья: - Ведь её всё это время не было... Элайджа дёрнулся - нападение было не столько неожиданным, сколь и беспардонным. И радостным. Хреново воевать, но воевать с противником с лучащимися счастьем глазами хреново вдвойне. - Если и да, но дело не в тебе, - не подозревая, что только что исцелил сердце Катерины от горькой раны, нанесённой им же давней командировочной изменой со случайной девчонкой, которую и о которой и не помнил, он холодно оглядел запрокинутое хитрое личико брюнетки. Живое и неотступное. – И не твоё. Любопытство сгубило кошку. - Но ведь для тебя я не кошка, - ответила Кет. – И имею право знать, почему едва не получила пощёчину. - Ты её не получила, какого хрена тебе надо сейчас? Роль экзальтированной дамочки не твоя. Я не хочу тебя ни видеть, ни знать вообще и если бы не общая дочь, то… - Что? Мастер по вранью у нас я, Элайджа. А ты… - она подняла голову, маленькой ладошкой крепко обхватила подбородок мужчины, и Майклсон снова поразился тому, каким ласкающим был её взгляд. А ещё больше собственной готовности принять эту ласку. - Я вернусь в поместье, но предлагаю тебе себя в качестве любовницы. Обещаю – только секс и совместное проживание, – она попыталась выровнять дыхание, но сердце колотилось и только набирало обороты. - Не можешь же ты действительно до конца жизни уныло онани… кхм… жить монахом, а думать о дочери тоже надо. Ты хочешь ей нормального отца? - Я не хочу тебя «в качестве любовницы». - Хочешь, - Катерина ни с того ни с сего состроила умильную рожицу, и, глядя в её абсолютно бешеные, вмиг потускневшие глаза, Элайджа почувствовал абсурд происходящего и неожиданно для себя попятился. К такому он готов не был, но не отпихивать же её с дороги? – Ты меня так отделал ночью… - она повела плечами, картинно хлопнула своими кукольно-длинными ресницами, и круглые глаза вновь жизнерадостно заблестели. – Не важно. Ты ничего не теряешь, и нам всё правда удобно. – Скинув локоны на спину, Кет уже деловито начала распрямлять пальчики. - Я переезжаю и наслаждаюсь наличием миссис Фостер в доме, её организаторскими талантами по дому, ты спокойно отдыхаешь по вечерам, кстати, деньги экономятся – три, учитывая состояние отданное за мой ларчик с камнями, я итак влетела тебе в огромные суммы. И ещё ни тебе, ни мне не нужно искать развлечения на стороне. Мне тоже, потому что в отличие от некоторых я-то на святость не претендую точно, хочу секса в целом и конкретно тебя в своей постели. - Я… - он растерялся от подобных откровений, прежде чем сумел продумать защиту. - Нужно подумать. - А что тут думать? – Изумилась Кет. - Контракт или… - Как мы его сформулируем? – с уст Катерины сорвался смешок: - Вдруг забуду, что я подрядчик, и влезу сверху. Да нет, я просто люблю быть на тебе. Конечно, оседлать президента корпорации это само по себе заводит, но ты тоже. Нехорошо получится, а как потом Фениту объяснять сущность претензий? Это уже было не удивление, а просто оторопь. Аргументы в голову не приходили. Она фыркнула и Элайджа тут же понял, что любой контракт и вправду на редкость идиотская мысль. Но к несчастью для Катерины, её старания привели к прямо противоположному эффекту – Майклсон очнулся от ступора. Отстранился. - Нет. Если я сказал, нет, Катерина, это значит именно это слово. Ты же вольна выбирать жить в поместье или не жить в нём, но спать вместе мы не будем. С ответом я тебя не тороплю, но дом тебя ждёт. - Ты не выдержишь меня рядом даже неделю. - Вполне. – Повисло молчание, они сверлили друг друга взглядами. - Так да? - Нет, Элайджа. – Любое веселье исчезло с её лица, в нём появилась тоска. - Если всё так, как ты говоришь, я не вернусь в этот дом. - Тогда позволишь пройти? - Так спешишь? - Зарабатывать тебе на алименты мне тоже очень нужно. Лёгкий поцелуй её лба, и она осталась в одиночестве. Катерина обошла софу по периметру. Приложила пальцы к тому месту, где её лба коснулись губы Элайджи. Сжала в кулак. Как можно быть таким наглым? А что она замирает от одного звука его шагов, дрожит, даже просто завязывая ему галстук, что он единственный, о ком болит её, кажется, привыкшее к любой гадости сердце, видимо, у него в разделе - ерунда, не стоящая внимания? Элайджа отправил её в отставку, как чересчур навязчивую шлюху, хотя это как раз справедливо - предложила она себя в сходной форме. С силой пущенная диванная подушка шлёпнулась о дверной косяк. – Индюк! – Вслед за первой подушкой полетела вторая, после артиллерия стала тяжелей: чайная пара и вазочка со льдом. – Робот! Но поняв, что ещё немного и ей грозит унижение перед слугами, Катерина замолчала, поставила скамеечку для ног обратно на пол и заложила руки за спину, упрямо возводя глаза к потолку, чтобы не разреветься. Нет, ей не хотелось объявлять войну Элайдже. После рождения Златки Кет, пожалуй, впервые за все годы захотелось покоя, размеренной жизни и не спешить. Просыпаться как сегодня, смотреть, как растёт дочка, касаться жизни Элайджи. Ей захотелось не только действовать, куда-то двигаться, но и созерцать. И от того, что ничего не было доступно из этих «хочу», с каждым днём всё неумолимей накатывала какая-то смертная тоска. Кетрин давно поняла, что во всём виновата только сама. Зачем было убегать, тем более в Болгарию? Сейчас Кет не видела логики в своих поступках, помнила только постоянный страх и желание спрятаться, забившись в какую-нибудь нору вместе с ребёнком в животе, чтобы если ничего не получится снова, Элайджа ничего не узнал. Как можно было быть такой идиоткой? Подушки заняли своё законное место на софе. Нагнувшись и снова почувствовав прежнее неудобство между бёдер и как ноют растянутые связки ног, женщина охнула и начала собирать осколки вазочки. Пусть они не будут делить постель, но и Эл был явно не из тех мужчин, кого можно женить на себе посредством секса или ребёнка. В его консервативной голове, жена – это даже и не любовь, а абсолютное доверие, преданность, уважение и как там у Керолайн с Ником - «всегда и навеки»? Она, Кет, теперь не соответствовала в его глазах ни одному из критериев. Предложенное ей сожительство ненадолго. Он женится раньше или позже, Эл сам не понимает насколько семейный мужчина, как важно для него стремление покровительствовать. Выпрямившись и положив осколки на поднос, Катерина провела ладонями по груди к животу и улыбнулась. Теперь она вспомнила истершееся из-за полусна безумство зари нынешнего утра, нежность, в которой Элайджа купал её уставшее тело, как он шептал, что нет ничего лучше её запаха, а после мыл в душе, как снова отнёс в её спальню и целовал каждый дюйм кожи. Совсем не так, как вечером. Но и вчерашнее или точнее сегодняшнее остервенение теперь стало понятно - у него за эти десять месяцев никого не было, кроме неё. Вообще никого! Так не бывает, если человек совсем ничего не ждёт от прошлого… Никогда не думавшая, что может быть настолько унизительно-зависима от простого сообщения о чьей-то верности, она, всегда рассчитывавшая только на верность крови, да и то судя по её матери сильно относительную, Катерина вдруг рассмеялась от нахлынувшей нежности и, схватив последнюю валявшуюся на полу диванную подушку, крепко прижала к груди. Десять месяцев… Конечно, так не бывает, если человек совсем ничего не ждёт от прошлого… Или бывает. Если у него сердце измучено настолько, что уже ничего не хочется. Пораженная осознанием, Катерина застыла и счастливая улыбка превратилась в гримасу - Элайджа её любил, а она и вправду бросила мужа, перекрыла кислород так же, как он в свое время. Только у него получилось невольно, пропадая в Амазонке, Элайджа просто не мог оказаться рядом, а она причиняла боль намеренно, месяцами и по своей воле. В его мнении, она снова его бросила ради ребенка. Унизила. Кет всё же не удержалась и тихонько заскулила, зарываясь носом и зубами в обивку. - Прости. За алименты и остальное – показуха, - Элайджа осекся, увидев стоящую посреди комнаты женщину с подушкой в руках. Быстрый взгляд отметил осколки на подносе и передвинутую скамейку. – Катерина? - Всё в порядке. – Кет подняла глаза. Они не были мокрыми, наоборот болезненно-сухо блестели. – Хорошо, что ты вернулся. - Я не могу говорить в таком тоне с тобой. - Не надо реверансов, - она инстинктивно отступила на пару шагов к двери, увидев, что Элайджа собрался подойти. – От тона суть твоих слов не поменяется, и ты прав. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь мне то, что случилось. - Катерина, я не об этом. - Но и я не об этом, пожалуйста, дай мне сказать. Я очень благодарна тебе - мне было очень хорошо с тобой сегодня, Элайджа. Точнее намного лучше, больше, чем хорошо. Я хочу предложить. Вчера ты сказал, что в определённом плане я для тебя неповторима, несмотря на всё случившееся. Я не перееду в поместье, но если ты хочешь спать со мной, просто так без каких-то условий, то я согласна. И не только спать - поужинать или... Обещаю, что не буду стремиться вернуть тебя через постель, ребёнка или какие-то претензии... сцен ревности, когда мы расстанемся окончательно, тоже не будет. Всё, что тебе требуется, чтобы чувствовать себя довольным. Если нет, тоже не обижусь. Автоматически поймав подушку, он потерял те несколько секунд, которые потребовались женщине, чтобы выскочить за дверь и повернуть рычажок замка. На подкашивающихся ногах Кет шмыгнула через чёрный ход и вышла на вечерний свежий воздух, который принялась вдыхать большими глотками, прислонившись к боковой стене. Кетрин не хотелось плакать и в ней не было стыда от того, что унизилась. Как и за то, что не могла поступить иначе. Всё же она нашла плинтус в отношениях с мужчиной, в которого влюбилась – навязавшаяся на шею любовница, пока не найдётся замена помоложе. Рассмеявшись, - Кетрин почему-то представилось физиономию её несостоявшегося мужа, узнай Стемптон об этом всём, - она забралась на небольшой выступ террасы. Впрочем, никто её предложения не собирался принимать – со своего незаметного «насеста» Кет видела, как Элайджа вышел на улицу, какое-то время постоял на крыльце в свете ночного фонаря, положил в рот жвачку – с тех пор как бросил курить, он всегда жевал её на автомате, если нервничал, - вернулся в дом, а когда в следующий раз показался в дверях, то быстрым шагом направился к автомобилю. Значит, нет. Скоро фары скрылись за поворотом. Такие предложения сойдут Рейнолдсу, ему всё равно предательницу, писавшую его на пленку, он трахает, точнее таких опасность подставы и шантаж в определённых пределах даже заводит, но Элайджа… Она не могла не попытаться, но в глубине души знала, что нет. При уверенности в победе на сто пятьдесят процентов, просчитывать все выгоды, которые можно извлечь из поражения. И предатели всегда кончают плохо. Два закона, в которые он верил абсолютно, и они не имели исключений и обратной силы. С трудом координируя своё измученное тело Кет осторожно села на ступеньку, улыбаясь сквозь дымку слёз. - Мисс Пирс? Мисс Пирс, – настырный голос вырвал из замечательных воспоминаний и мира её мечты, где она говорила то, о чём хотела. - Вы в порядке, мисс Пирс? Вы проспали больше суток и Ваша дочь... «Я Катерина Майклсон! Катерина Майклсон, когда ты это запомнишь?!» - Почему сутки? Сегодня… - Воскресенье. Так вот почему сильно болела грудь, на Элайдже была его же рубашка, а она чувствовала себя бодрой. Бедная Злателина, заброшенная нерадивой мамашкой… - Всё в порядке. - Мисс Пирс, мистер Майклсон передал, что вас нужно найти, и что он хотел передать… «Вы уволены, миссис Клодес» - медленно проговаривая, с той холодной ненавистью, которая овладевала ей при звуке своего некогда любимого имени, вечно повторяемого этой глупой женщиной, хотела произнести Кетрин. Она так давно мечтала это сделать… - … что после командировки… Но не сказала, потому что ей стало всё равно - неожиданно и ненависть, и обида ушли. Ни с того ни с сего почувствовав себя спокойно и уверенно, Катерина встала, весело улыбнулась опешившей от изумления женщине и пошла в дом.