***
Наверное, я должна была сделать это раньше. У меня даже появилось чувство, что если бы я пришла к Стюарту перед всем этим, ничего бы не было. Но теперь моё лицо, наравне с лицом Галавана и Джерома, красовалось на первых полосах газет и на федеральных каналах, а я стояла в паре метров от чёрной двери, раздумывая, стоит ли мне вообще стучаться. Я уже испоганила жизни нескольким людям, кто знает, может моё нахождение поблизости испоганит жизнь и Стюарту. Если уже это не сделало. — Привет. В общем, я хотела попрощаться и сказать, что мне жаль, — тренируясь, произнесла я самой себе, не отводя взгляда от двери. — Нет, так не пойдёт… Эм, Стюарт, я хотела извиниться ещё раз. Я должна была сделать это раньше, но… Вообще не то. Я отвернулась, глядя на парк через дорогу. Там бегал чей-то беспечный пёс. Мне вдруг резко захотелось уйти, но чувство незаконченности не давало. Отец и мама, конечно, поднимут свои связи, сделают всё возможное, чтобы утрясти дело с меньшими потерями. Мне хорошо влетит. Потом начнутся разбирательства, и если Галаван окажется сволочью, как я и ожидаю, то он точно не отвяжется просто так. А с его деньгами и влиянием, он запросто повесит на меня все смертные грехи. Так что, скорее всего, я больше никогда не увижу мистера Литла, что вдруг заставило меня опечалиться. В конце концов, он был единственным светлым пятном на плёнке моей жизни в Готэме. Крошечной, но тёплой частью этого грязного города. — Стюарт, мне правда жаль, что так вышло. Но сделанного не воротишь. Я не надеюсь, что ты поймёшь, зачем я всё это делала, но, смею надеяться, когда-нибудь, простишь меня, — снова произнесла я, репетируя. — Возможно, уже, — вдруг послышался голос из-за спины. Я быстро обернулась, глядя на спокойное и, может быть, слегка сочувствующее лицо Стюарта. Его ореховые глаза на солнце заиграли другими красками, словно янтарь, сквозь который проходят солнечные лучи. Я сглотнула, чувствуя, как потеют ладони. — Ты уезжаешь, — просто констатировал Стюарт спустя какое-то время. — Я вляпалась, как никогда. Дядя злится, а родители в ужасе. И мне, наверное, стоило бы подумать о том, как расхлебать всю эту кашу, вместо того, чтобы стоять тут и пытаться связать хотя бы два слова, но у меня ощущение, что я должна тебе этот разговор. Стюарт помолчал, складывая руки на груди и опираясь плечом о косяк. — Ты влюбилась в него? Я немного ошалела и даже вскинула брови. — Нет! То есть... я думала о том, что он сделал. И что может сделать. О убитых людях. О его безумии. И говорила себе «Ты должна бежать, как можно дальше!», но почему-то осталась рядом. И не просто рядом, а всё ближе и ближе. Наверное, со мной что-то не так, но я думаю, что и монстры при определённых обстоятельствах могут быть… героями. Я подавилась этим словом. Понимала, насколько оно нелепо звучит. Но я сказала это, потому что верила Стюарту. Ляпни я такое родителям, дяде или, упаси Боже, СМИ — и меня разорвут в клочья. Но здесь были только я и он. И вопреки всему, Джером не сделал по отношению ко мне ничего, за что я могла бы проклинать его. Он дважды спас мне жизнь, в конце-то концов. Как бы то ни было, он не обидел меня ни разу. Стюарт стоял в задумчивом молчании, но я знала, что он если не разделит мою точку зрения, то хотя бы примет её. Я первой разрушила тишину: — Ты правда не сердишься? — Нет, — парень покачал головой. — Да и вообще, я люблю Стар Трек больше, чем Звёздные Войны и навряд ли бы выдержал хотя бы день в броне Дарта Вейдера, — он криво усмехнулся, я не сдержала улыбки. Стюарт спустился на последнюю ступень, оказавшись на ней намного выше меня. Я подняла голову и, глядя в его лицо, вдруг отчётливо поняла, что мы никогда больше не увидимся. Парень выдохнул. — Когда-нибудь ты повзрослеешь достаточно, чтобы понять кто ты и где должна быть. А пока, просто постарайся больше не косячить. Я кивнула. А Стюарт молча наклонился вперёд, взял моё лицо в свои руки и его губы коснулись моего лба. — До встречи, Ким, — произнёс он, выпрямляясь и отпуская меня. — До встречи, мистер Литл, — с грустной улыбкой отозвалась я. Я развернулась и зашагала к надземному метро. Дядя ждал меня в аэропорту к двум, и у меня оставалось очень мало времени, а злить его ещё больше своим опозданием мне не хотелось, и, всё же, у самого поворота я обернулась и поглядела назад. Стюарт всё ещё стоял на крыльце, щурясь от солнца и провожая меня взглядом. Я помахала рукой, а после стремительно зашагала прочь, сжимая зубы и не давая себе плакать.***
Дядя стоял напротив. Он выглядел гораздо спокойнее, чем прежде и, может быть, даже грустным в какой-то степени. Мне было стыдно перед ним за всё, что я натворила, так что я просто смотрела на носки туфель. — Я сказал твоей матери, что ты будешь дома через пару часов. Они должны встретить тебя, — давал инструкции дядя, а я жалела, что Лесли не пришла. Мы так и не успели поговорить по душам. — Позвони мне, когда самолёт сядет. Ким. Я подняла глаза, кивая, чтобы не казалось, что я безучастна. Дядя молча смотрел на меня какое-то время, но в его молчании было что-то недосказанное. Наконец, он коснулся моего плеча. — Ты поступила… — Я знаю, — прервала я. — Как ребёнок. Не задумывалась о последствиях и наплевав на окружающих. — Я хотел сказать правильно, — спокойно закончил дядя. Я ошарашенно уставилась на него. — Не во всём, конечно, но и я в твоём возрасте был не особенно осмотрителен. Это приходит с опытом. Ты смело поступила, и я знаю, что делала это только из лучших побуждений. — Журналистам это скажи, — буркнула я. — Просто есть время сражаться, а есть время ждать. Я не выдержала и обвила руками его шею, снова чувствуя его одеколон и понимая, какой след в моей жизни оставил Готэм. — Я горжусь тобой, Кимберли, — произнёс дядя очень тихо, но я услышала каждое слово и вдруг ощутила, что сердце у меня бьётся очень быстро. Девушка у трапа обратилась ко мне, поторапливая. Я отпустила дядю, а вместе с ним в этот момент целый период моей жизни, после чего зашагала к трапу. Откровенно говоря, я не помню точно, что произошло тогда. Но до трапа оставалось меньше пары метров, когда я услышала секундный свист и острая боль в районе лёгких разорвала мир на «до» и «после». У меня свело мышцы, мир стал крутиться. Я слышала чьи-то голоса и крики. Момент, и я столкнулась лицом с асфальтом посадочной полосы, ощущая тёплую и липкую кровь под кофтой. Поглядела на грудь, там расползалось багровое пятно. Потом всё смешалось и расплылось, как разведённые в воде краски. Я только слышала голос дяди, как из-под толщи воды, произносящий моё имя. Все совершают ошибки, которые делают нас людьми. Но за некоторые приходится заплатить дорогую цену. Я не знаю, где сейчас Джером и чем он занимается. Но в одном я убеждена точно: мир не делится на плохих и хороших. Это так же бессмысленно, как делить всё на чёрное и белое, игнорируя оттенки серого. Люди становятся хорошими или плохими в зависимости от поступков, которые совершают, и от того, как на эти поступки смотрят окружающие. Но если среди толпы людей, кричащих, что белое — это чёрное, найдётся хоть один, кто не согласится, не значит, что он был не прав. Мы все делаем ошибки. Моей ошибкой был Джером, в отношениях с которым одного голоса, убеждающего, что в каждом есть чёрное и белое, оказалось мало. И я заплатила за эту ошибку. Надеюсь, Стюарт был прав и когда-нибудь я пойму, кто я и где должна быть. Ведь даже маленькие кролики меняются, после встречи с настоящими лисами.