Kaihou

— Понимаешь, — говорит он, — жизнь не течет по прямой. Она — как расходящиеся по воде круги. На каждом круге повторяются старые истории, чуть изменившись, но никто этого не замечает. Никто не узнает их. Принято думать, что время, в котором ты, — новенькое, с иголочки, только что вытканное. А в природе всегда повторяется один и тот же узор. Их на самом деле совсем не много, этих узоров. (c) "Дом, в котором..."

Под каменным потолком стремительно несутся три лёгкие весёлые тени, перекрывая собой зелёные искры светящихся друз. Рыжая, отчаянно лохматая девчонка вопит дурным голосом какую-то песню — фальшиво, зато очень радостно. И заливисто смеётся, когда её спутники в один голос взвывают: «Умолкни!!!» - Да она просто голодная, наверное, - примирительно говорит один. - Ты же знаешь, она всегда так делает. - Бурчание в животе заглушает? - ехидно предполагает второй. - Ночь, между прочим, внизу люди спят. - Ну да, уж ты-то у нас всегда о людях беспокоишься. Особенно спящих. - Да. - Вон, даже анкером кому-то окно только что высадил. Чтобы комната хорошо проветривалась, да? - Придумай что-нибудь ещё. Ты можешь лучше, я знаю. - Но я слышал звон стекла. Зуб даю. - Тебе показалось. - Хорошо. Тогда почему там внизу бежит толстая тётка и орёт, что проклятые бандюги опять стекло расхре... разбили? - Это не я. Трое нас, трое было, трое будет. Я за тебя последнюю жизнь отдам, последнее время, последний взмах крыльев и право на сладкий, смертельно опасный яд — воздух этого мира. И вовсе не потому, что знаю — ты для меня сделаешь то же самое. Было бы даже легче, если бы я считал тебя неспособной на все эти глупости. Было бы проще, если бы ты такой и была. А так — за тобой только глаз да глаз. За вами обоими. Я ни о чём не прошу — только летите. И, может быть, через какую-то жалкую тысячу лет мы снова увидимся. Только летите. Что для нас время? У нас его вечно нет. Только лишь то, что отдали и получили, взамен или просто так. Мы его, это время, совали друг другу, как бедняки — куски хлеба. У нас вечно нет времени. И ещё целую вечность не будет. Только летите. - Упражнения делала? - Угу... - Делала-делала. Пришла, накрутила по тридцать килограмм с каждой стороны, рожа красная, пот градом, орёт, но тянет. Прикинь? - Ты сам-то так можешь? - Не-а. Да она прикидывается маленькой и слабой, на самом-то деле — то ещё чудище! - Придурки. На кого я трачу свою жизнь. Детский сад. - Ага. Имени тебя. Мне говорили, что видели здесь тебя, вчера и никак не позднее. Мне говорили — ты тут, до тебя рукою подать, и даже моя дотянется, особенно если ты протянешь свою. Не чтобы схватиться — а просто чуть-чуть приподнять над плечом, помахать в знак приветствия, в знак присутствия. Я в мире — есть, и ты в мире — есть, в том же самом, но ином, чем неделю назад. И вот я сижу у дверей, глядя, как облака отбрасывают тени на небо, а небо вот-вот упадёт, и подпирает его только мой взгляд — отчаянный, как этот мир, как крик несправедливо убитой птицы. И вот почему мне нельзя, и никак нельзя, уже никогда нельзя опустить головы и нельзя закрывать глаза. И если ты не придёшь, я буду вечно смотреть в это небо. А всё почему — потому что боюсь, со всей моей глупостью, со всей моей дрожью в руках и тихо чернеющим сердцем. Мне говорили, что ты тут есть, но что, если лгали, но что, если спутали, что, если нет, что, если не было никогда? Но хлопает дверь, и ты говоришь «привет», и я вспоминаю — конечно, тебя нет, конечно, тебя никогда и не было. И как же ты можешь быть, если их не бывает — таких, как ты, и как я, и как он — третий? Конечно, нас нет, и откуда бы мы взялись. Меня — нет, тебя — нет, его нет в том мире, что был иным неделю назад, и в том же самом, но главное — в одном и том же. Ты говоришь - «мне без вас было скучно». Я отвечаю - «мне тоже». Просто - «мне тоже». Хотя мне без вас не было. Просто «не было». Разве могу я скукой, да хоть даже тоской назвать то, что меня колотило — огненным воем, зябким ознобом, затылком о стену, жутким бесслёзным плачем? И я понимаю — нет, так было всегда. Мы были и будем. Без чьего-либо разрешения. Без какого-либо разрешения. Ведь мы — совершенный, вечный аккорд, из самых устойчивых ступеней. Звучащий в любой тональности. Ведь не придуман ещё такой мир, где мы не смогли бы встретиться. Потому что было бы слишком жестоко, слишком бессмысленно поступать с нами так. А мир, каким бы он ни был, имеет смысл, которого хватит на всех его обитателей. Таким образом, мы вечно вместе. Таким непостижимым образом. Не здесь, не сейчас, но — всегда, и потому — везде. Ты говоришь — у меня с собой два ножа. Я говорю — у меня тоже. Всего на двоих четыре, как шпаг, как мушкетов, как рук, что когда-то держали одно и то же оружие. Всего лишь по два, мы — приличные люди, мы просто пошли гулять. А вообще, нас тут трое, и вот интересно — сколько ножей было бы у него? И я говорю — смотри, какая луна! Я знаю, что вечер не вечен, что лунные ночи сменятся облачными, что в этом году станет ещё холоднее. И ты это тоже знаешь, но тебе — и третьему тоже, и мне — в общем, нам плевать. Рука в руке, плечо к плечу, круг тесен, никто не замёрзнет. Я помню, как мы находили друг друга. Я помню, что это случалось и не в такую дождливую осень, и не в такую холодную зиму, и не в такую тёмную ночь. Я верю, что мы не можем быть порознь. Возможно, только затем и рождаемся, для этого только учимся ходить — чтобы однажды втроём учить друг друга летать. И кто-то из нас снова спросит: «Ну, чем мы сегодня займёмся?» И может быть, в этот раз мы будем бросать, отбивать и ловить мячик, а может быть, фехтовать, а может, устраивать революцию, а может — играть в разведчиков. Или просто сидеть на крыше, где ты скажешь — смотри, какая луна! Или я. Или он. Но кто-нибудь точно скажет. А главное — в этот раз наконец-то все трое останутся живы. И никто никуда не исчезнет не пропадёт не уйдёт не умрёт