Music , under that pain dances

«Молитва ценнее всего; она делает возможным невозможное, легким трудное. Невозможно, чтобы человек, который молится, был способен грешить.»

— Пила когда-нибудь полу сладкое, мм? Или предпочитаешь сухое? -Хотя о чем я, ты ведь не спец в этом деле, — усмехнулся. Хочешь попробовать? Или хорошая девочка? — вскинул бровь. — Или что покрепче? — озорно поиграл бровями. — Пардон, мадам. Шучу, ну так чего изволите, леди? -закатил глаза. — Или в конце концов просто сок? — меня бесило, что она мне на зло молчала и смотрела непонятливым взглядом. — Я не собираюсь с тобой ничего пить и можешь куда подальше бросаться острыми словечками, мне домой можно уйти? — спрашивает она, смотря в одну точку, сбито дыша. — Нет. Вас никто не отпускал, — сел перед ней на корточки, приподнимая платье и медленно двигался по ее коленкам и выше, выдыхая в лицо потоки дыма с все той же ухмылкой, смотря в глаза как будто вводя ее в гипноз. — Вам страшно, мисс Стоун? — прошептал, улыбаясь, словно псих, двигаясь руками еще выше, чувствуя мурашки на ногах девчонки. — Руки свои, будьте добры, уберите с меня, слишком много себе позволяете, — девушка смотрела в мои глаза и я понимал, что страх овладел ею так, что бедняжка белела на моих глазах, а сверкающие глазки, блекли. — Поцелуй меня сейчас же, -прожигая взглядом, опустил руки, присев рядом с ней, проводя большим пальцем по ее нижней губе. Завел руки за спину. — Я безоружен без рук, поцелуй меня так, чтобы я захотел еще. — Иначе ты не выйдешь из этого дома, — строго произнес по слогам, чтобы она уяснила. Повествование от лица Изабеллы. Я безукоризненно смотрела на него, понимая, что сейчас время безвыходности и полной паники. Сумасшедший, просто шизофреник какой-то с наклонностями. В висках уже застукал пульс. Я в жизни так не пугалась, как сейчас. Не чувствую конечностей, делать нечего, придется целовать, а то еще заставит что-нибудь непристойное сделать. Я приближаюсь к его губам и едва ли касаюсь их. Трепетно, безнадежно. Одно неловкое движение по его губам и я целую, проникая глубже, немного вздрагиваю, но увлеченно целую с некой торопливостью. Жуть как страшно, но не сказать, что меня мутит от него. Холодной рукой я касаюсь его щеки, а вот зачем? Да уж. Повествование от лица Гарри. Медленно, отводя руку от спины, коснулся ее талии, обняв девушку за нее. Прикрыл глаза, медленно отвечая ей, тягуче и сладко, создавая противоположность в ритме. Нависая над девушкой слегка, опираясь о руки над ее головой, чувствуя как тяжелый серебренный крест падает ей на мягкую, слегка вздымающуюся грудь, покрытую тканью ситцевого легкого платья и легкими намеками на мурашки. Но резко стал властвовать над ней и поглощать, как будто засасывая губы в себя, ускорялся в темпе поцелуя, коснувшись кончиком языка ее. В мозги со скоростью света стала поступать кровь, виски долбило, вены на руках появились на всей красе, особенно на шее, которая импульсивно дергалась, сжимая крепче на талию, скорее всего останутся синяки, я не мог оторваться от нее, не контролируя себя. Надавливая на девушку своим весом, чтобы она не смогла сбежать от меня. И отстранив ее руку от своей щеки, шлепнул по руке, как будто бы запрещал и держа ее над ее головой, продолжал целовать гуманно и беспощадно, безгранично. Резко отстранился от девушки с хрипом, не хватало воздуха, что было со мной определенно впервые. Я достал сигарету из пачки и закурил при ней, запивая дорогим виски, пытаясь прийти в себя от столь первобытного и неизведанного мной уже давно, ощущения. Допив из бокала виски, кинул его в крутящуюся пластинку, от чего та в дребезги раскололась на две части и музыка прервалась. Было слышно лишь мое не ровное дыхание с хрипотой. Подойдя к окну, пуская в оконную раму дым, хрипло и мрачно произнес: — Ты не уйдешь отсюда. Я не отпускаю тебя, — после щелчка пальцами, все двери закрылись, как будто по сигналу. На улице шел дождь, покрывая каплями уже сырой, серый асфальт, поливая цветы в клубах и давая воду кронам красиво — посаженным деревьями в усадьбе возле дома. — Дождь. Я не люблю дождь. Это ангелы плачут, потому что им больно от того, что сегодня умер Иисус. Подойдя к углу комнаты, встал на колени и поцеловав крест, зажег свечу, молясь на икону Христа спасителя, бубня молитву о прощении и о грехах. Просил прощение за грешный поцелуй. Молился, держа ладони прижатыми к друг другу, где можно было заметить много колец из золота и серебра. Молился, прося прощение у бога о своих грехах. Молил прощение за умершие души. Молился и просил господа о прощении, доказывая, что он имел веру в богу, не отрицая веру и в Аида, но об этом позже. Не взглянув на девушку, продолжал, пока свеча не потухла. Повернувшись, хмуро сказал: — Твоя комната налево, за поворотом, если будет что-то нужно, скажешь горничной, ее комната на правой стороне, в конце коридора. Не появляйся пока у меня на глазах, тебе же лучше. После этих слов, ушел, открыв дверь ключом, но так же послышался звук в доме — закрыл все двери, снова. Слышно по щелку. Все заперто, лишь пустой коридор, с легкими оттенка света и Иисус на иконе, в полный рост, на распятии в крови, прилюдно, как бы умирая… А следом картина демона, смеющегося демона над Иисусом и гробовая тишина.