Охота, покорившая зверя

– Слишком мало было охраны, - вытирая с лица кровь, отпихивая от себя ногой труп солдата, сказал Саблезубый. - Словно заранее знали, что мы придем, и свалили отсюда. Но Аддерли был здесь, я уверен... Хвост? - он повернул голову. - Твою ж мать, Хвост, какого хера ты творишь? Девушка, громко гортанно рыча, била мертвого мужчину головой об стену. Лицо солдата уже и на лицо не было похоже, превратившись в однообразное месиво из крови, брызгами замазав полы и стены. Да и сама хвостатая была в крови: она попала в рот и глаза, почти ослепила, но зверь не обращала на это совершенно никакого внимания, продолжая бездумно, намертво вцепившись пальцами в волосы солдата, вырывая целые клочки ногтями, бить его об стену, точно поломанную куклу. Вся ярость, которая накопилась у нее за этот месяц, обрушилась на сознание в одно мгновение, и остановиться она уже не могла, хоть и понимала, что солдат вряд ли сможет ответить на ее вопросы. Прошла почти неделя, как они уехали из поместья Виктора. И почти месяц, как она сбежала из дома. Зверь все чаще ловила себя на мысли, что эта охота на Аддерли просто предлог. Обычный предлог для того, чтобы как можно дольше растянуть время, которое отведено ей и Виктору. Она прекрасно понимала, что как только они найдут ученого, то ей придется выполнить свой пункт сделки - рассказать все о Росомахе, - после чего их сотрудничество прекратиться и, вероятней всего, больше они никогда не встретятся, Вове придется вернуться домой. Не описать словами, как она истосковалась по матери и отцу, по братьям и сестрам, даже по ранее упомянутому Логану, но сейчас было просто выше ее сил расстаться с Виктором, несмотря на их обещания, данные друг другу. И зверь даже сказать не могла, что мужчина чувствовал к ней, и чувствовал ли вообще, потому что никакие приятные слова он девушке не говорил, не считая тех мгновений, когда они оставались одни, проведя очередную ночь вместе. Тогда он был иным, а утром снова становился хмурым и молчаливым. Зверя это бесило. Она ненавидела Крида за это, готова была вцепиться клыками ему в глотку за то, что он обращается с ней, как с недалеким маленьким ребенком. Но в то же время в глубине души признавала, что с нетерпением ждет сумерек, когда, наконец, сможет увидеть не Саблезубого, а именно Виктора. Ее Виктора. Охота должна продолжаться во что бы это не встало. Шерсть на хвосте распушилась, черные глаза застилила пелена гнева. Она с такой силой ударила голову солдата о стену, что треснул череп. И Вова продолжала бы бить, если бы не когтистая рука, схватившая за шкирку и оттаскивая от трупа. Задрыгав ножками, хвостатая пронзительно закричала от гнева и бессилия, изворачиваясь, точно змея на веревке, пытаясь укусить Крида за руку. Тот же, крепко прижав одной рукой брыкающуюся девицу к себе, вторую положил ей на голову, полностью обездвиживая. – Успокойся, Хвост. – Этот сукин сын должен быть здесь! – в беспамятстве визжала она, пытаясь вырваться, но невозможно было даже пошевелить рукой, и все, что ей оставалось – дергаться, клацать клыками и рычать. Они стояли так довольно продолжительное время, у хвостатой затекли руки, и в конечном счете вырываться она перестала, безвольно обмякнув в руках мужчины. Тот лишь немного ослабил хватку, но отпускать девицу пока не спешил. Она фыркнула ему в грудь, вдыхая запах свежей чужой крови. – Мы найдем его. – Не найдем, - рыкнула девушка. - Мы уже неделю ищем. И даже не напали на след. Каждая база – пустышка, каждый день потрачен впустую. - Она подняла голову на Виктора. - Я не хочу всю жизнь жить мыслью, что эта гнида жива, но и не хочу потратить всю свою жизнь охоте на него. Я ненавижу его, ненавижу, хочу убить собственными руками... но... Не хочу больше никогда даже слышать о нем... я... просто я... – Мы найдем его, - уверенно повторил Крид, прижимая ее к себе. Зверь дрожала от гнева, от боли и внутренней борьбы. Аддерли не достоин того, чтобы жить, но девушка не могла точно сказать, что будет, когда он умрет. Станет ли ей спокойней? Неужели ярость и чувство мести, душащие ее все эти годы, отпустят? Сможет ли она забыть все, что он сделал с ней?.. Ответ был очевиден. Нет. Но зверь готова была рискнуть ради одного крошечного шанса, что ей станет легче. Сейчас, проведя так много и одновременно так мало времени с Виктором, она перестала думать об Аддерли и о том, ради чего вся эта охота была затеяна. Смешно, ведь цель, которая заставляла идти вперед, растаяла буквально на глазах, ничего после себя не оставляя. Нынешняя охота на ученого – просто предлог, чтобы остаться с Виктором, но подобрать слова, чтобы сказать ему об этом зверь не могла. Слишком было страшно. Нет, она боялась не гнева мужчины, даже не того, что он мог сделать с ней, Вова боялась, что после сказанных слов он уйдет, бросит ее, оставит одну... Чувствуя, как желудок предательски свело, вновь подняла голову, столкнувшись со спокойным и пронзительным взглядом янтарных глаз. Помедлив, сглотнула. – Пошли, - неожиданно сказал Саблезубый, большим пальцем стирая густую темную кровь со щеки девушки, еще хуже размазав ее под глазом. – К утру сюда прибудет зачистка и будет лучше, если к тому времени мы исчезнем. Зверь ничего не оставалось, как покорно кивнуть. Оказавшись в машине, она тут же перелезла на уже привычное заднее сидение и, свернувшись на нем калачиком, снизу вверх наблюдала за водителем. Зверя неумолимо клонило в сон, она не спала уже вторые сутки. Кровь на лице и руках стала подсыхать, образуя тонкую пленочку, в салоне отчетливо витал металлический запах от большого количества крови, от которого ползли противные мурашки по спине. Как машине выехала на трассу, Вова уже не чувствовала, провалилась в глубокий сон. Ей снились Гай и Рея. Она была дома, осень закончилась, сменяясь холодом, пушистыми хлопьями снега, теплыми шапками и горячим шоколадом. Это была уже третья зима, которую она провела в кругу семьи, не наблюдая за снегопадом через толстое стекло, а имея полную возможность выйти на улицу и, словив снежинку, ощутить покалывание на руках, когда та касается кожи и тает. Сегодня близнецы разбудили ее рано, солнце только-только лениво выплыло из-за горизонта, тусклыми лучами пробираясь сквозь шторку на окне в комнату. Рея, потягивая сестру за хвост, нетерпеливо порыкивала, требуя немедленно сползти с кровати. Вове ничего не оставалось, как покорно повиноваться и спустить босые ноги на пол. Потирая ладошками глаза, бочком двинулась к окну комнаты, так как младшая сестренка все еще тянула ее за хвост, и робко отодвинула край шторы. Шел сильный снег, застилая все стеной. – Вова, пошли на улицу! – радостно визгнула Рея, снова и снова дергая ту за несчастный хвост, совсем не сдерживая силу. Все еще дремля на ходу, не до конца осознавая происходящее, сероглазая пару раз непонимающе моргнула, ладонью потирая висок. – Рея, милая, но нужно ведь одеться... А потом... – Вот, я принес! – пыхтя, точно паровоз, в комнату прошмыгнул Гай, таща в руках целую гору верхней одежды, начиная от Вовиной и заканчивая своей и близняшки, по пути потеряв шарф и пару шапок. Хвостатая усмехнулась, наблюдая, как младшие брат и сестра принялись натягивать поверх пижам куртки, намереваясь идти на улицу сию же минуту. Девушке с трудом удалось убедить их, что сначала нужно как минимум позавтракать, а потом уже идти на улицу и играть. С горем пополам, но близнецы признали правоту сестры, тем более что из кухни доносились очень аппетитные запахи, которые на время притупили их острое желание поваляться в снегу. Когда они спускались вниз, то Вова неожиданно услышала громкий стук. Не оглушающий, но довольно пронзительный, будто бы он шел со всех сторон сразу. Она остановилась посреди лестницы, прислушалась. Стук повторился, на этот раз отчетливее. – Вова, идем, - протянула Рея, потянув сестру за руку. Девушка удивленно на нее посмотрела, непроизвольно вслушиваясь в инородный шум. Неужели она ничего не слышала?.. Прохладно, кожу неприятно покалывало. Вдруг она стала падать куда-то вниз с высоты, ощущение было именно такое. Хапнув ртом воздух, резко распахнула глаза, вздрогнув всем телом, словно от удара. Яркие точки-звезды переливались на темном небе, освещая салон машины через стекло. Сердце сжалось от боли, к горлу подступили слезы. Сон... Всего лишь сон. Нижняя губа задрожала, из уголков глаз покатились крупные соленые капли, стекая под тяжестью вниз по щеке. Ее маленькие брат и сестра... Вова только сейчас в полной мере ощутила, как сильно истосковалась по ним. По этим двум любимым волчатам-непоседам, в которых она души не чаяла. Часто дыша, дрожа, Вова перевела взгляд, обнаружив, что кто-то укрыл ее легкой кожаной курткой. Холодея от нехорошего предчувствия, она привстала на локоть, потирая рукой ноющий висок, пытаясь осознать, где находится. Мысли путались, голова разрывалась на немецкий крест. – Проснулась? Визгнув, девушка вжалась в сидение, отпрянув. На переднем сидении, слегка откинув кресло назад, сидел Виктор и, судя по его туманному взгляду, он тоже успел задремать. Сердце хвостатой забилось с такой скоростью и силой, что стало больно дышать, в глазах на секунду потемнело, она просто неимоверным чудом не лишилась чувств. – Пожалуйста... – пятясь, вжимаясь в угол между сидением и дверцей, пищала Вова, глотая слезы, предательски выступившие на глазах и медленно, крупными солеными каплями стекая по щекам, смешивались с кровью, оставляя за собой бледно-алые потеки. – Не трогай меня... Я... я сделаю все, что ты хочешь, только прошу... не... – Не собираюсь я тебя трогать, Хвост, чего это ты вздумала... – он замолчал, а девушка, всхлипывая, закрыла лицо ладошками, будто боясь смотреть на Виктора. Последнее ее воспоминание было о том, как он изнасиловал ее, разодрав спину. Страх с новой силой сдавил душу, точно как в ту злополучную ночь. Она даже не могла полноценно вдохнуть без хрипоты и писка. – Не реви, я не собираюсь делать тебе больно. Прекращай давай, ну. Но остановиться Вова не могла, изо всех сил старалась унять хотя бы дрожь в теле, но и это ей не удавалось. В приступе истерики она даже не заметила, как мужчина вылез из машины и пересел назад, только когда он взял девушку за плечи, она зарыдала еще громче, начиная вырываться. Схватив с ее плеч собственную куртку, Крид закутал в нее рыдающую девицу, точно перепуганного зверька в тряпку, чтобы тот не поранил других и себя в первую очередь. – С той ночи прошло почти три недели, - сказал он, когда девушка смогла уже более-менее нормально дышать, все еще дрожа и всхлипывая. - Многое изменилось за это время, Хвост. Тебе незачем меня бояться. – Но ты... ты... – Сделал ошибку. Я знаю, ты ничего не помнишь, поэтому просто поверь мне на слово – тебе не стоит бояться. Я больше никогда тебя не обижу. – Я ненавижу тебя... – Имеешь на это право, - без заминки ответил мужчина, плотнее кутая девушку в куртку, а та, словно тряпичная поломанная кукла, и не думала сопротивляться, только вздрагивала время от времени, молча плача. - Хватить реветь, дурная моя Хвостик. Всхлипнув, Вова втянула голову в плечи, очень крепко зажмурилась и прижалась к Виктору, ткнувшись ему носиком в ключицу. Ей было страшно, действительно страшно находиться с ним после того, что она помнила, но ненависти девушка не испытывала. Как бы там ни было, ее внутренний зверь за проведенное время ни единого раза не испытывал гнева и ярости в отношении Крида, а этого Вове было более, чем достаточно, чтобы, если не поверить его словам, то хотя бы проявить терпение. Спина не болела, словно вовсе ничего не было, из чего следует вывод, что времени действительно прошло много. Да и сам Крид изменился, не рычал, не фыркал на нее, как на недалекого ребенка, в его жестах и действиях появилось что-то иное, то, чего раньше не было. Это успокаивало. Она не знала, что так переменилось за это время, да и не особо хотела знать. Сейчас ей просто необходимо было как следует выплакаться, а Виктор, молча прижимающий к себе, был идеальной кандидатурой. И она была благодарна, что он не говорил никаких сантиментов и сопливых слов утешения. Ей было достаточно того, что он просто был рядом.