есть люди, присутствие в жизни которых совершенно необязательно. но их присутствие в мыслях, душе, сердце непоколебимо и незыблемо.
у Питера Пэна обкусанные обветренные губы. Питер Пэн хронически продрог и замерз. кромка острова Черепа покрыта мелкими острыми камнями и холодным песком, остающемся на одежде и между пальцев. гладь воды вокруг него спокойная и тусклая, не прячущая по ту сторону ни чудовищ, ни богатств. не цепляющая взгляд. пустая и бездонная, как и сам Питер. точнее, Малкольм. он ведь Малкольм?.. его жизнь до того, как он навсегда остался на этом острове, похожа на самые первые детские воспоминания старика. переполненные образами, но те, в которые никогда не веришь до конца. когда не можешь знать наверняка, был ли это красочный детский сон, или же что-то настоящее. когда не у кого спросить. Питер Пэн выдыхает морозный воздух в темноту безлунной ночи и ежится от циркулирующих по кровотоку абсурдных мыслей и предположений. он его совершенно не помнит. где-то там, на расстоянии нескольких миров, его вечное проклятие и по совместительству его сын Румпельштильцхен, наверное, сидит в своей лавке, готовя зелье, или разговаривает с Белль. а может, помогает придумывать новый план по спасению мира Эмме - одной из самых нелепых и наивных людей, которых Питер когда-либо встречал. или же читает книгу про древнюю магию и заклятья. он его очень плохо знает. когда-то давно, на улицах безымянных городов, Малкольм (тогда ещё не Питер), играл на улицах в карты и дурачил местных пройдох, а Румпель просил его покончить со всем этим и начать жить, как честные люди. а Малкольм говорил, что надо веселиться и получать от жизни удовольствие, валяясь в канаве с бутылкой виски и смеясь. Питер Пэн никогда не любил виски. и в карты почти не умел играть. это все, что он помнит о прошлом с Румпельштильцхеном. морозный порыв ветра ерошит волосы и ещё больше спутывает в неровные клубки мысли. когда пытаешься вспомнить, когда возвращаешься назад, кажется, будто смотришь сквозь покрывшееся коркой льда стекло. видишь морозные узоры и блики света, а больше - ничего. Питер Пэн будто сам закован в лёд изнутри вот уже больше 300 лет.***
Нэверленд штормит под порывами тысячи ветров и миллионов дождевых капель. он бредит внезапными всполохами молнии и неровными глухими отзвуками грозы. у Питера Пэна трясутся руки и мелко подрагивают кончики пальцев. он не может контролировать погоду на острове, а если и мог бы, то это требовало бы слишком много сил и времени. проще переждать бурю, тем более что здесь они сильные, но кратковременные. ведь проще? почему-то каждый раз, когда вспышка молнии отражается в его глазах, Питеру невыносимо холодно и страшно. это не поддается никакому объяснению, но ему почему-то кажется, что когда-то за подобной вспышкой последовало что-то очень-очень плохое. такое, что нельзя было исправить. но на острове ему нечего бояться. а за всю свою жизнь на Земле он не помнит ни одной грозы. значит ли это, что ее никогда не было? прежде чем все начинается, Питер говорит мальчишкам идти в палатки. просит Феликса убрать еду и погасить костры. мальчишки увлечены зрелищем сверкающего неба и безумием природы на острове. они немножко испуганы, встрепаны и взбудоражены. они все еще дети, и за это Питер благодарен Богам. никто не смеет об этом говорить, но почти все замечают, как он вздрагивает всем телом и поспешно закрывает рот рукой, чтобы не вскрикнуть во время особенно яркой вспышки, отразившейся в водах океана. а после бежит сквозь джунгли, не пытаясь кому-то что-то объяснять. признавая свою слабость. Питер не может объяснить даже Феликсу, что внезапно увидел, когда все озарилось белым светом. что увидел свое разбухшее мертвое обескровленное тело, мерно покачивающееся на волнах. и нож, торчащий из груди.***
Питер Пэн никогда не проигрывает. ничего не боится, знает каждый шаг противника наперед, искусно играет в любую игру. он проиграл игру со своей памятью. то, что он увидел в темных водах океана - причуда больного воображения и ничего больше. Питер осознает это более чем отчетливо, но от этого не становится легче. от этого не исчезает шрам на левой стороне груди, чуть ниже сердца. Питер Пэн холоден, величествен и одинок. он лжет самому себе, отрицает то, что никогда не сможет принять. каждое новое марево, сотканное из его мертвых глаз, кровоточащей груди и голубовато-белой кожи он видит в первый раз. каждый новый шторм и новые всполохи молний не приносят за собой то, что угрожает его уверенности в самом себе. каждый новый образ, новое воспоминание, не имеющее отношение ни к Румпелю, ни к острову - сон, игра воображения. Питер Пэн не верит самому себе.***
- Лив... - нет, Питер...нет, не стоит. это никак меня не касается. ты имел на это право и я не могу тебя осуждать. это твой выбор и я искренне надеюсь...надеюсь, что все будет так, как ты хочешь. что у тебя все будет хорошо. у него безбожно щемит в груди. так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. - мы обязательно встретимся. я обещаю, в этом году или в следующем, это не важно, мы обязательно встретимся. ничего не изменится, все будет еще лучше, чем было, слышишь? он верит в свои слова. потому что иначе он не сдвинется с этой мостовой никогда. умрет на этом перепутье. - мы обязательно встретимся. иначе никак. все будет по-другому, Питер, совсем-совсем, - она никогда не позволяла себе плакать, она ведь выше этого, откуда эти слезы, она ведь никогда, почему ее голос дрожит... - просто пообещай мне, что ты останешься прежним. что хотя бы что-то останется прежним. если это - правильное решение, тогда почему его так до невозможности сложно принимать? почему его колотит от боли и запредельной тоски? - обещаю. я никогда тебя не обманывал, никогда не обману. с нами всеми все будет так, как мы и хотели. в другом, лучшем из миров. шепотом. горько. рвано. - спасибо, Питер. за то, что был и есть. за все, что мы сделали. прощай. ее силуэт растворяется во мраке мостовой.***
он проиграл игру со своей памятью.