***
— Но ведь дети… — Чего дети? Не будет там детей, успокойся. Вот так всегда. Благотворительный вечер для детской больницы Готэма, с фокусником и другими развлечениями, а сами дети об этом и не подозревают. Очередная пьянка для богачей, завуалированная под благородное дело. И слава Богу, думает Хейли. Особенно в этот вечер, когда никто не выйдет из того места живым. — Снова святошу из себя строишь? — Джером скептически приподнял одну бровь, глядя на четыре желтых шарика, которыми жонглировал. — Да, глупо, знаю, — тихо ответила девушка, не отрывая взгляда от предметов, порхающих между его руками и радуясь, что перед глазами не может всплыть образ мистера Сисеро, кричащего, когда в его глаз вошёл кухонный нож. Она просто не помнит, как делала это. Газ заставил выпасть из реальности в самые ответственные секунды. Если бы не этот нюанс, отец рыжего начал бы приходить к ней во снах каждую ночь. — Вот и правильно, — нараспев протянул Джером, ускоряя темп подбрасывания мячиков. Внезапно все четыре взмыли в воздух и приземлились в цилиндр, появившийся из ниоткуда. Хейли широко раскрыла глаза, смотря на всё это, и захлопала в ладоши со счастливейшей улыбкой, когда Валеска поклонился, довольный её восторгом. — И долго ты учился вытворять такое? — спросила она первое, что пришло в голову после мыслей о том, что и ей самой было бы неплохо так уметь. — Всю жизнь, — пафосно протянул тот, сделал грустное лицо, вытер несуществующую слезу и сделал вид, будто сморкается в руку. Хейли скривилась, когда он протянул ей ладонь, но снова заулыбалась, когда увидела в ней две монетки. Джером сжал пальцы в кулак, произнёс какое-то подобие заклинания и через пару секунд в руке была уже только одна монета. Ещё немного манипуляций, и все деньги испарились. — Так и целого состояния лишиться не жалко, — восхитилась девушка. — Особенно, если ты его и не лишаешься вовсе. Проверь карманы. Хейли уже надела костюм официантки, поэтому кинулась проверять небольшие карманы на чёрной жилетке, затем на белой рубашке, и, наконец, на небольшом фартучке. Хейли восхищенно ахнула, обнаружив там три монетки. — Ты просто волшебник! — воскликнула она, чувствуя, что уже бы просто потеряла дар речи, будь ей лет на двенадцать поменьше. Валеска лишь скромно отмахнулся, хотя не скрывал, насколько доволен таким признанием своего таланта.***
Барбара и Галаван тоже вовсю обсуждали предстоящее шоу. — Я говорил, что умею угадывать желания людей. Готэму нужен герой. И он его получит. — Со смертью Джерома? Жалко такого хорошего злодея. — Он слишком настырный и живучий. Я искренне восхищен им, он перспективный парень, но не настолько, чтобы хотеть иметь с ним дело. Я знал, что он протянет дольше всех, но не выживет. Еще я думал, в самом начале что-то случится с Хейли, но Джером хороший пример живучести для неё. Не прогляди момент и убей её так, чтобы не было неприятных последствий. — Конечно. Я уже в предвкушении. — Красивый плащ, — легко бросает Галаван и уводит мисс Кин под руку.***
Сдержать смех при виде этой жуткой лохматой рыжей бороды, которую нацепил на себя Джером, было сложно. Он объяснил, что её необходимо будет надеть, чтобы скрыть лицо, а Хейли и не возражала, но всё же… Они уже прибыли на место. Естественно, такая авантюра продумана до мелочей: и среди организаторов и среди уборщиков были многочисленные люди Галавана. Поэтому страхи Хейли по поводу её неубедительности в качестве официанта не оправдались. Всем было просто плевать. Она получила указания от повара, который был хоть и «своим», но настоящим профессионалом, когда, как и куда носить еду. А пока Джером, явно вошедший во вкус, уже привычно молча поволок её за собой. Девушка не сопротивлялась и лишь терпеливо ждала, когда же ей объяснят, что происходит. Они двигались к сцене и остановились за поворотом, чтобы их не заметил кто-то, копошащийся за кулисами. — Это — приглашенный фокусник, — шепчет Джером, останавливаясь и разворачиваясь лицом к девушке, — Отвлеки его. А при возможности сцепи его руки этим. — он протянул ей обычные полицейские наручники. — Зачем? — недоумевает Хейли, складывая их в карман фартучка. — За кулисами, — почти мастерски избавляет себя от необходимости объясняться парень. Хейли заглянула за маленькую площадку, отгороженную шторкой от такой же небольшой сцены. — Он? — уточнила Хейли, рассматривая высокого темноволосого мужчину, готовящего реквизит. — Да, иди уже, — толкает её вперёд Джером. Девушка выходит из-за угла, набирает в лёгкие побольше воздуха, и, натянув на лицо кокетливую улыбку, направляется к мужчине. Надо же, настоящий фокусник, которого пригласили для выступления перед гостями праздника… — Мистер волшебник, — она окликнула его и лишь сейчас стала придумывать, что бы сказать, чтобы отвлечь. — Да? — тот поднял голову и как-то зловеще улыбнулся. «Переборщила с кокетливостью» — подумала Хейли и сделала выражение лица чуть менее похотливое. Да, вот этим и надо отвлекать. — Вы не заняты? Мне бы хотелось немного с вами поболтать, — произнесла она, останавливаясь возле мужчины и включая все своё природное обаяние и актерское мастерство. Да, она обожает фокусы, но не до такой степени. Этот человек довольно милый и статный, как положено артисту, но эта глупая улыбка и глаза, будто пьяные и сонные одновременно, отталкивают с невероятной силой. — Что угодно для такой очаровательной дамы, — с интонацией маньяка ответил тот, приближаясь к девушке. Сдерживаясь от того, чтобы показать своё отвращение, она лишь смущённо хихикнула. — А вы тут петь будете? Обычно такой красотой обладают певицы, — старается флиртовать мужчина. — Что насчёт нескольких фокусов специально для вас? Идиот. Конечно, я буду петь арию официантки из оперы «Убийство на благотворительном вечере»! Но от фокусов не откажусь… — Выбери одну и скажи мне, — просит он, протягивая девушке колоду из 52 карт. — Джокер. Любой из двух, — произносит Хейли, зная, что обычно такие банальные трюки легче проделывать с рядовыми картами. — Ладно, — едва заметно нахмурившись, кивает он и начинает тасовать колоду. Он делает это эффектно, по-сценически, так, что Хейли даже чуть смягчается в отношении к нему. Он расправляет карты веером и спрашивает: — видишь второго джокера? — Нет, — наигранно-недоумевающе говорит Хейли. Сейчас он точно достанет её из чьего-нибудь кармана. Только бы ни из её, по крайней мере не из того, где лежат наручники. — Потому, что она здесь, — с той же похотливой улыбкой произносит фокусник и девушка чувствует, что тот медленно приподнимает пальцами её юбку. Чёрт подери, я ясно дала понять, что не собираюсь с ним вести задушевную беседу, но не настолько же! — Ох, кончайте, а то меня сейчас стошнит, — слышится знакомый голос за спиной волшебника. Он оборачивается и видит улыбающегося рыжеволосого парня, который мгновенно завязывает ему рот, пока тот не успел опомниться. Хейли достаёт наручники и надевает на его запястья. Из левой руки фокусника падает загаданная карта. Несколько секунд слаженной работы под утешения Джерома вроде «С какой-то стороны, умереть от недостатка воздуха в ящике для фокусов — вполне себе благородная участь. Ладно, как ни посмотреть, это совершенно идиотская смерть» и мужчина уже резво вырывается, перед тем, как крышка ящика, в которую он рухнул чуть ранее, закрывается на замок, его глаза утрачивают выражение превосходства и приобретают страх под блеском слез. Хейли отходит проверить, не видел ли их кто и, не заметив ничего, предвещающего проблемы, возвращается, брезгливо поправляя юбку, к Джерому, уже увлеченно рассматривающего реквизит того несчастного. — Интересно, ты со всеми фокусниками так мастерски флиртуешь, что уже через минуту они лезут тебе под юбку? — насмехаясь, спрашивает он. — Нет, это просто такой экземпляр попался, — нервно хихикнула Хейли. Стоп. Неужели в этом голосе только что проскользнула ревность? — А почему ты интересуешься? — спрашивает она, скрестив руки на груди. — Чтобы сделать определённые выводы, — отвечает Джером, со слишком большим рвением уходя. О, господи, неужели он смущается?! — Значит, мне показалось, что ты ревнуешь? — улыбка на лице Хейли становилась всё шире. — Совершенно верно, показалось. — всё более отстранённо бросил Джером. — Не верю! — с вызовом кричит девушка и понимает, что нужно было заткнуться, когда Валеска останавливается и медленно оборачивается. На его лице не ярость и угроза, но раздражение и неприязнь, как от жужжания назойливой мухи, которой и была девушка в восьмидесяти процентах случаев. Чёрт. Хейли испуганно вжимает голову в плечи. Валеска сокращает расстояние до минимума в пару дюймов. Миг — и его рука грубо обхватывает её за талию. Второй — и до боли сжимает рёбра. Третий — и Хейли понимает, что стремительно направляется вниз. Похоже, придётся снова терпеть побои, лёжа на холодном полу. Четвёртый — и её расслабленное, готовое ко всему тело оказывается удержанным в метре от пола руками, прикосновения которых она запоминает на всю жизнь. Пятый — и он с довольной улыбкой смотрит ей прямо в глаза. Так, что хочется то ли заливисто рассмеяться, то ли закричать от страха. Тело Хейли будто парализовало, поэтому она не могла ничего сделать в шестой миг, когда он внезапно свёл расстояние к нулю и впился (в данной ситуации другого слова не подобрать) своими губами в её. И вот он всего на пару секунд совершает то, что достаточно тяжело охарактеризовать как поцелуй, но Хейли мысленно зовёт это именно так. Поэтому по её телу пробегает мелкая дрожь в то время, как сердце в груди делает тройное сальто, разгоняя по жилам потоки крови, сейчас будто превращающейся в раскалённую магму. Парень закусывает её губы до боли, яростно, пропуская язык между зубами и так же резко отстраняется, приводит подругу в горизонтальное положение и уходит, не оглядываясь. Хейли едва не падает, у неё кружится голова. Осознание произошедшего приходит не сразу, но когда покрасневшие губы начинает слегка покалывать, она касается их пальцем и уходит в сторону кухни, покрывшись румянцем. Всё-таки ревнует. А пока до начала шоу остаётся полчаса.***
— Для следующей иллюзии я хочу пригласить на эту сцену заместителя мэра, Харрисона Кейна. Начинается, думает Хейли и, проклиная затрепыхавшееся с бешеной скоростью сердце, проверяет наличие пистолета в кармане фартучка. Джером, успешно исполняющий роль фокусника, скрывающий лицо за бородой и маской, берёт со столика с оружием нож и крутит его в руке. — Кстати, никто не уйдёт отсюда живым. И люди смеются, подальше отгоняя мысли о том, что это может быть правдой. Лезвие входит в живот по самую рукоятку, заместитель мэра хрипит и оседает на пол. Зрители до последнего ждут чуда, надеются, что он вот-вот встанет, рассмеется и скажет, что фокусник — садист, но поистине волшебник. Этого не происходит. По команде от официанта, которого все считали главным, четверо человек, включая мисс Маккарти, открывают огонь в воздух. Залп оглушителен, гости банкета кричат от ужаса, Валеска громко хохочет, а Хейли, успевшая привычно проклясть всех вокруг за тот самый первый день, когда её выкрали из Аркхема, понимает, что, окажись она на их месте, умерла бы первой после мэра. От инфаркта. Но вдруг что-то внутри с треском надламывается и страх, запреты резко оседают пеплом на дне души… Вот он — переход точки невозврата. Был совершён так давно, но лишь сейчас Хейли отпускает чёртовых внутренних ангелов, что так мешали, сговариваясь с совестью и уничтожая девушку изнутри. Она расслабляет лицо, страх сам собой сменяется улыбкой и руки будто становятся сильнее. Ну, или пушка легче. Вопли, рыдания, паника. Она полной грудью вдыхает этот воздух, пропитанный слезами, кровью и потом. Жалеет, что так долго изображала хорошую девочку, так много времени потеряно, и стоило раньше обратить внимание на то, что мосты сожжены, а от блестящего, хоть и далёкого от того, что когда-то видела в мечтах тринадцатилетняя Хейли, будущего её отделяет шаг. Надо лишь протянуть руку одному рыжеволосому бесу, хозяину тёмной стороны, всё это время неосознанно шептавшего ей на ухо оды своему миру безумия. Охранники, что, естественно, были заодно с бандитами, не дают гостям вечера покинуть помещение, а особо отважные богачи получают кулаками по лицу, животу и другим чувствительным местам. Хейли стреляет в воздух и пули, разрезающие воздух, создают настоящую музыку. Кажется, она прекрасней произведений Моцарта или Бетховена. Люди в панике мечутся, те, кто поумнее — прячутся. Остерегаются людей с оружием все кроме одного высокого тощего мужчины лет сорока пяти, прячущего панику за маской бесстрашия и знания цены собственной шкуры. Когда девушка прекращает палить и складывает свой пистолет в карман фартука, он трясущейся рукой разворачивает её за плечо лицом к себе и с напускным презрением произносит: — Я требую, чтобы меня выпустили отсюда. Вы пожалеете о своей причастности к этому безобразию, когда узнаете, кто я. Хейли приподнимает бровь, усмехается и интересуется, сложив руки на груди: — И чем же ты мне угрожаешь? Паника прорывается сквозь маску храбрости и мужчина, не зная, что делать, сжимает пальцы на шее девушки. Такого она не ожидала. Одной рукой хватаясь за его запястье, второй она ищет на ближайшем столе тупой столовый нож и, нащупав его, с яростным криком всаживает нахалу в живот с такой силой, что тот входит в плоть по самые пальцы, держащие рукоять. Тот человек хватается за рану, судорожно вдыхает воздух и оседает на пол, ложась у ног Хейли. Она с отвращением смотрит в стеклянные глаза и переводит взгляд на собственную руку, скользкую и мокрую на ощупь. Кровь. На её руке. Она проклинает себя за то, что лишилась возможности почувствовать кайф убийства ещё утром, с мистером Сисеро. Кажется, она освободилась от той идиотской морали, от страхов и предубеждений. Ничего, время насладиться отросшими крыльями ещё будет. Наверняка. А пока нужно срочно выйти. Тот ублюдок всё-таки что-то пережал и в глазах стремительно темнело. Видя, что из зала выходит девушка, опираясь о стену и пачкая её кровью со своей руки, люди с оружием понимают, что она из своих. Приглушённые крики и более свежий воздух в холле поначалу немного раздражают. К атмосфере хаоса привыкаешь за считанные секунды. У входа в зал со сценой стоят длинные столы с подносами, приготовленными для официантов, и вином, а так же тарелками с закуской. Хейли не смотрит на самые дальние бутылки с водой и осушает один за другим четыре бокала. Поначалу вино кажется чуть более терпким чем надо соком. Она ждёт чувства облегчения и садится на пол. Для чего это все? То, что произошло минуту назад. Хейли спрашивает себя, стоит ли Джером того, чтобы убивать себя и взращивать бесчувственную психопатку? Она ведь даже перестаёт чувствовать то благоговение, нежное всепоглощающее нечто, как в начале. Это становится помешательством, одержимостью, попыткой ухватиться за выступ наверху скалы, когда рухнул вниз тот, на котором приходилось стоять. Жалкое самовнушение, что она становится счастливее, что она становится кому-то другом, а не обузой. И ей плевать. Она точно знает, что готова покинуть его лишь по велению смерти. Она обвенчана с ним Дьяволом, они породнились кровью, кровь его отца на её руках. Она убьет не только себя до самого конца, но и кого угодно. Хоть Галавана, давно такая идея была. Этот парень как наркотик. Она не сможет жить без него, даже если не знает, почему. Готова стать его тенью, его щитом, его личным пушечным мясом, балластом, злобным арлекином, кем угодно, лишь бы вдыхать запах пороха и геля, исходящий от рыжих волос. Хейли усмехается. А сам Джером об этом знает? Возможно. Но скорее всего нет. Алкоголь ударяет в голову со звуком тридцати барабанов. Хейли шипит, это было слишком резко, хоть и ожидаемо. Срочно на улицу. Благо, можно пройти через чёрный ход, тут недалеко. Перед праздником им быстро рассказали все, что может спасти им жизнь, или наоборот лишить её. Этот ход был одним и для холла, и для того зала, где заперты люди. Есть риск встретить кого-то из гостей торжества. К чертям. Потеря рассудка и слепая смелость зашагали перед Хейли, держась за руки. Она следует за ними по коридору, заворачивая за угол, простреливая замок хлипкой двери за шторой и оказываясь в помещении, выполняющем роль склада со стульями, столами и некоторой выпивкой на особый случай. Голоса… Детские. Серьёзно? Девушка делает недоумевающее лицо и смело направляется в сторону, откуда они доносятся. Девчонка лет 14 в сером платье с как-то по-кошачьи далеко посаженными глазами. Ах, это она бегала и опустошала карманы дорогих пиджаков, думая, что её ловкость — причина того, что она осталась незамеченной, а не пренебрежительное отношение богачей к жалким суммам в кошельках. Ну и то, что самые внимательные люди так же сильно ненавидели этих толстосумов. Рядом с ней Брюс Уэйн. Наследник знаменитой корпорации «Уэйн Интерпрайзес», которого Джером едва не распилил. Маленькая воровка и такой же маленький миллионер. Идеальный дуэт. — Хей, ребятки, что вы тут забыли? — проговаривает Хейли, подходя к ним и удивляясь тому, как тяжело стало шевелить языком. Девчонка смело делает шаг вперёд. У мисс Маккарти сейчас вид далеко не устрашающий, а скорее жалкий. Да и старше она их двоих всего лишь года на четыре, чего её бояться? — Предлагаешь вернуться туда? В поле зрения того психопата? — юная воровка вступает в диалог, не видя опасности в откровенно пьяной девушке перед собой. — Не называй этого идиота психопатом, — грозит пальцем Хейли и пытается понять только что сказанное. — А как ещё звать маньяка? Почему ты вообще на него работаешь? — девчонка заводится вместо того, чтобы бежать. Кажется, будто эта ситуация подействовала на нервы каждого и немного лишила здравого смысла. — Ты не понимаешь, — собравшись, драматично говорит Хейли, — ты бы не спрашивала, если бы знала, что я сама каждую ночь задаюсь этим вопросом и не нахожу ответа. Что проклинаю себя за то, что по непонятным причинам привязалась к нему, будто сотней наручников. — она потрясла в воздухе рукой, слыша в голове звон металлических цепей, — Что каждый раз едва половину души не отхаркиваю, когда он мной доволен! Сколько боли и отчаяния в этой речи, рассказанной наихудшим слушателям. Восемнадцатилетняя девушка теперь похожа на взрослую женщину, проигравшую свою судьбу в карты. Хотя нет, отдать свою жизнь в лапы убийственной одержимости другим человеком — что-то более благородное. — Значит, ты тоже помешанная? — с опаской спрашивает девочка. — Выходит, да, — губы Хейли неловко разъезжаются в широченной улыбке. Сумасшедшей её ещё никто не называл. Юный Брюс Уэйн за этой сценой наблюдал с крайним недоумением и желанием больше не видеть подобного. В его глазах блестела искренняя жалость к девушке, пребывающей в промежуточном состоянии между женской версии Джерома Валеска и обычным человеком, добрым и способным к сочувствию. Они потеряли немного времени, но Хейли становится всё хуже и хуже. До того, как девочка дергает за руку своего спутника, предлагая тем самым продолжить путь, Маккарти делает шаги вперёд: — Вы как хотите, а я на волю. Она бы прорвалась сквозь дымку совсем незаметно, если бы не наличие лестниц, и теперь оказывается на прохладном свежем воздухе. Дети за ней не пошли, ну да и чёрт с ними. Сейчас бы закурить… Разум проясняется, трезвеет и подтверждает, что сейчас был бы идеальный повод для того, чтобы начать вырабатывать эту пагубную привычку. Где-то в стороне дороги слышны голоса, крики, и Хейли едва не падает, отшатнувшись обратно к стене, когда видит множество полицейских машин. Уже. Она кидается обратно на лестницу, по коридору, по складу, будто и не было тех четырёх бокалов вина. Точнее, разум ясен, как никогда, но вот ноги плохо слушаются. По дороге встречает знакомый силуэт в сером платье, без сопровождения, но плюёт на это, спеша к Джерому. Взгляд снова падает на стол с бокалами вина. Хейли берет один из лежащих рядом небольших подносов и ставит на него алкоголь для шести человек. С каким-то извращённым удовольствием она возвращается в зал и, как ни в чём не бывало, разносит напитки, желая хорошего вечера напуганным людям, тихо кричащим и начинавшим дрожать при виде девушки с миловидным личиком и все ещё окровавленной рукой. Ещё не до конца выветрившийся усыпляющий газ и вино теперь начали действовать как успокоительное. Даже свершилось чудо, и Хейли никого не облила алкоголем. Джером на пару минут перестаёт выкаблучиваться перед публикой, а она спокойно поднимается на сцену по маленькой боковой лестнице и протягивает ему бокал с красным сухим. Тот кратко по-актерски кланяется и делает несколько глотков, после чего кривится и со звоном бросает сосуд на пол, тихо, но возмущённо восклицая «Почему оно на вкус как краска, смешанная с кошачьей мочой?». Да ну, нормальное. Хейли проверила. Не единожды. — Копы вот-вот будут здесь, — произносит она, будто не докладывает об опасности, а просто нагло флиртует. Почему-то по-другому просто не выходит. Джером смотрит на неё внимательно и не понимает, почему его так не вовремя заводит один её взгляд. Что-то в нем появилось. Или исчезло. Будто зелень вокруг зрачка стала на несколько тонов темнее и зеркала души окончательно перестали отражать свет. Бесы, пламя, чёрный дым, как от совершения магического ритуала, завладели этим взглядом без остатка. И он даже успевает хмыкнуть в ответ, игнорируя поступившую информацию, думая, что однажды сделал правильный выбор, дав ей шанс. А может, она просто так красиво превращается в алкоголика… Девушка разглядывает сцену. Барбара со злющей улыбкой, огромное деревянное колесо, которое вращалось с целью позабавить зрителей трюком с кинжалами, что в идеале должны не убить человека, играющего роль мишени. Кинжалов нет, но мишенью, шипящей от неприятных ощущений, появляющихся от очередного переворота вниз головой, сейчас была Лесли. Лесли! Весь дурман в голове будто пылесосом вытягивает. Чёрт, Ли, милая моя Ли! К дьяволу Барбару, довольно смеющуюся от вида твоей беспомощности. Хейли, забывая обо всём происходящем вокруг, делает решительные шаги в её сторону, но замирает, вздрагивая от звука выстрела и мучительной боли, чуть позже идущей из центра живота, заставляющей страдальчески вскрикнуть. Она опускает глаза и видит, как её рубашка под черным жилетом начала стремительно багроветь. Пытается найти того, кто её только что подстрелил, и, сфокусировав взгляд, видит Барбару, с улыбкой задувающую дуло пистолета. А потом Лесли, побледневшую от ужаса. Она снова ощущает эту жгучую боль и уже не может кричать, как бы ни хотелось. Парализовало практически всё тело, будто её расстреляли, оставляя в сознании, а не выпустили одну пулю в живот. Мозг лишился мыслей и заполнился лишь осознанием этого ощущения, от которого хочется скрючиться в позу, немыслимую даже для йога. А в следующие мгновения, когда она, собирая стремительно уходящие силы, поворачивалась спиной к блондинке и лицом к Джерому, чей образ отчего-то настойчиво мелькал на границах с подсознанием, пришло печальное понимание: эта рана смертельна. Как странно. Она умирает из-за безграничной любви к Лесли Томпкинс, вырастившей из неё доктора и просто до недавнего времени неплохого человека. Так ведь, именно из-за этого?.. Описывая лишь одни мысли человека, живущего последние секунды, можно было бы написать целый роман, так как Хейли смотрела в рыжий затылок, вспоминая своё детство, вступление в юность, учёбу, работу в Аркхеме, первую встречу с человеком, научившем любить вопреки тому, что это безумие. В глазах заблестели слёзы от понимания того, сколько ещё она не успела, сколько своих давних заветных желаний не исполнила, сколько не сказала дорогим людям, сколько вещей не сделала в первый раз. Как странно то, что старое желание сделать мир лучше всё ещё не погибло под напором беспричинной ярости и жаждой хаоса, которой её банально заразили. Хейли все сильнее прижимала руку к животу, из последних сил пыталась задержать кровь, сочащуюся между дрожащими пальцами, напрягла все мышцы в теле, чтобы не упасть и не умереть, пока её не увидел Он. Она чувствует, что скоро начнёт захлебываться кровью, с трудом держится на ногах, всю оставшуюся энергию тратя на то, чтобы в глазах как можно дольше не темнело. Она шипит от боли, которая с каждой секундой становится все сильнее, но, выпрямляя спину, перестаёт её чувствовать. Джером повернул голову. Он посмотрел на неё. Уголки губ Хейли неестественно дёрнулись. Сначала его лицо было как у человека, которого отвлекли от веселого разговора с приятелями, но увидев искаженное лицо девушки, он посмотрел чуть ниже, на алое пятно, расплывающееся по белой рубашке, стекающее вниз, по ногам, и уже увеличивающееся на полу. Хейли никогда не видела так чётко и ясно, как в последние мгновения перед смертью. Она видела Его улыбку, злорадную, как и всегда, такие привычные белоснежные зубы, но одно в этом лице заставляло сердце бешено ускориться перед тем, как остановиться: глаза. Впервые в этих зелёных сверкающих глазах она увидела страх и беспокойство. Девушка отчётливо разглядела, что, как бы широко рыжий не улыбался, сейчас он в ужасе от того, что она умирает. Ей даже показалось, что он машинально дернулся в её сторону, но остановил себя, так как понял, что сейчас не время. Шоу должно продолжаться, как говорится. И Хейли желает уничтожителю своей души под громкие овации уйти с этой сцены, чтобы вскоре взойти на новую. Она всегда хотела быть актрисой и роль всей её жизни, роль человека, на которого кому-то не наплевать, успешно сыграна. Она расслабляется, улыбается, как живой человек, закрывает глаза. Её ноги подкашиваются, и она с негромким шумом падает под ноги Барбары. Как жаль, что и Джерому было суждено так скоро навсегда сойти со сцены.***
Их тела лежали в морге даже не рядом, а в разных комнатах в разных концах коридора. Но кто бы мог подумать, что хотя бы сказочная деталь «они умерли в один день» нашла место в реальной жизни. Если быть реалистом, то можно сказать, что не было ничего кроме этого. Если быть оптимистом, то ещё и то, что для обоих не могло быть романтики лучше преступной, с ароматом пороха вместо свечей и крови на земле вместо вина в бокалах. Да и нужно было это лишь той, что насыщалась одним взглядом на объект своего обожания, так что в минусе не остался никто. Но, черт возьми, они не провели вместе и недели, а Хейли, если есть что-то после смерти, будет выносить мозг всем обитателям загробного мира пламенными речами о том, что она не жалеет о греховной почти в высшей мере жизни. Самое обидное то, что им было всего по восемнадцать. Если не семью, то неплохую карьеру точно можно было бы успеть построить. Было столько амбиций, планов, безумных желаний, которые никогда не воплотятся в жизнь. Можно было оставить после себя след, или стать если не примером для подражания, то уроком в назидание будущим поколениям. Хотя, наследие всё-таки осталось. Его наследием стали сумасшествие и смерть. Её наследием стала безумная любовь.