Radioactive

Гнев застилал глаза. Сквозь него Форд и смотрел на оставшийся день, словно в быстрой перемотке. Остров Задавалы, стремительно сросшийся с линией горизонта. Толпа горожан, веселящихся на празднике. Дорога домой в гнетущем молчании… Кухня и закипающий чайник. Вода несмело булькала, всё громче и усерднее, и звук нарастал так раздражающе, что в сознании Форда вышел не то что на первый план — на единственный. Учёный шумно втянул носом воздух, и стоило чайнику пронзительно звенькнуть при выключении, Пайнс несдержанно треснул кулаком по столу, вскакивая из-за стола к ненавистному устройству. Не завари он ромашковый чай, в доме бы точно стало на порядок меньше кухонной утвари — и кто знает, был бы чайник единственной жертвой гнева Форда. Чаинки шептали и шелестели, пока между ними просачивался кипяток. Аромат чая успокаивал. Дышать становилось легче, и мышцы постепенно расслаблялись, словно оттаивая. Форд аккуратно втянул глоток чая и направился в лабораторию. — Мне точно нужно отвлечься, — пробубнил он, спускаясь в подвал. Он толкнул дверь… И время замерло. Форд, кажется, впервые был благодарен себе за любовь к большим столам. С детства привыкший к беспорядку и пронёсший свою неряшливость через всю жизнь, чего не удалось исправить даже суровому отцу, учёный не поскупился на самый большой стол из всех, что увидел в мебельном, когда обставлял новый дом на отшибе Гравити Фоллз. Пока по всей площади стола громоздились стопки чертежей вперемешку с записками и заметками, Форд бережно отодвигал всё мешающееся сантиметров на двадцать перед собой и освобождал на столе небольшой островок чистоты для работы. С появлением Третьего и Четвертого в их со Стэнли доме стало на порядок чище — ребята унаследовали педантичность и методичность во всем от Диппера. Они даже провели инвентаризацию в подвале, где Форд складировал свои изобретения, чтобы всегда знать, что применить в случае очередного апокалипсиса. Очевидно, им что-то потребовалось в подвале, где сегодня побывала Мэйбл — возможно, они хотели удостовериться, что все осталось на месте и ничего не пропало. Именно здесь их и застал Форд. Кружка полетела на пол, но Форд даже не слышал звука, как та разбилась. Ромашковый чай смешался с лужей, простирающейся по всему полу подвала. Ни Третий, ни Четвертый не шелохнулись, недвижно лежа на столе, будто не нужные после игр куклы. На негнущихся ногах Форд приблизился к мальчикам. Дрожащими руками он дотронулся до обоих, проверяя пульс. В жилах обоих пульсировали чернила, заменявшие клонам кровь. — Слава богу! — выдохнул Форд. Ему не только повезло, что Третий и Четвертый были живы, но и не свалились со стола в эту лужу. Кстати, откуда она тут взялась? Форд растормошил клонов, и они будто нехотя пришли в сознание: — Мальчики, что тут произошло? — Кажется, на нас напали, — Третий потер затылок и поморщился. — И оглушили сзади, — Четвертый повторил его жест. — Кто? Кто напал? — не унимался Форд. — Не знаю, — Третий осмотрелся. — У меня есть предположение. — Форд не торопил, следя за тем, как Третий пристально осматривает подвал взглядом. — Клон, — заключил он. — Кто-то его создал, чтобы он прикрыл отступление создателя, а потом самоуничтожился. — И судя по тому, что приказ он выполнил — создатель у него весьма целеустремленный, — дополнил слова брата Четвертый. — И клон был готов отдать жизнь, чтобы защитить создателя, — поддержал эту мысль Третий. Форд тяжело вздохнул. Мало его семье проблем внутри — так еще снаружи кто-то ей угрожает. — Если этот клон был таким устремленным, почему он не, — Форд запнулся, — не убрал вас с пути более радикально? Клоны переглянулись. — Мне кажется, что, если бы нас убили, — начал Четвертый. — У всех было бы больше мотивации отыскать вора, — кивнул ему Третий. — Наш враг просто не хочет, чтобы его искали. Как будто… — Не мы — его цель, — догадался Форд. — Так, инспекторы, хватит с вас гаджетов. Сейчас я помогу вам отсюда выбраться — и чтобы носа сюда больше не совали. Никому пока ни слова. — Даже Стэну? — Четвертый прищурился. — Да. Клоны переглянулись и вновь посмотрели на Форда. В уверенных глазах ученого так и читался главный лозунг всей его жизни: никому не доверяй.