Тёмный властелин

      Возможно, раньше Гарри не ценил свою жизнь у Дурслей. Да, она была полна недостатков, но столько же у нее было и достоинств! Жизнь на Тисовой улице возлагала на него много обязанностей, а Гарри находил много вариантов, как эти самые обязанности избегать. У него был — на минуточку! — свой личный будильник, который не давал ему просто так прозябать свою жизнь. Будильник, также известный как Дадли, порой невыносимо раздражал, но для баланса во вселенной всегда должен существовать угнетающий фактор на периферии. В том числе из-за этого фактора у Гарри было мало друзей, но зато ему не надо было тратить деньги на подарки! С ним никто не разговаривал, и он мог молчать сутками напролет, не растрачивая энергию на такие бесполезные занятия как разговоры. Да, он жил в маленьком чулане под лестницей, но с высокой системой безопасности, ведь кому бы пришло в голову грабить чулан! В конце концов, у него даже была своя щеколда на двери!       Оглядываясь назад, Гарри понимал, что только потеряв, начинаешь ценить, что имеешь. Ковыряя вилкой равиоли в сливочном соусе, Гарри скучал по тостам с маслом. Не потому что он был буржуем или имел необъяснимую ненависть к итальянской кухне, а лишь потому что тосты шли в комплекте с благословенной тишиной и компанией в лице самого себя. Гарри тяжело вздохнул, кивая Найджелу — его личному всаднику апокалипсиса — и перевел взгляд на окно.       С тех пор, как Гарри неведомым образом едва не схлопотал инсульт от ужаса, прошло уже три дня. За это время он успел убедиться, что замок некромантов, сошедший с постера фильмов ужасов, оказался на удивление благодушным местом. Было даже особое очарование в этих сморщенных карликах, которые грудью поперек бросались к нему каждый раз, когда Гарри предпринимал даже малейшую попытку сделать что-нибудь, отдаленно напоминающее «работу по дому».       — Нет, мастер Гарри, — кричали они, усаживая его на кровать. — Твоя ничего не делать!       В своем роде это было именно тем, о чем Гарри мечтал всю свою жизнь.       Но с большой силой приходят большие последствия. После того, как он провел в своей новой — огромной! — комнате целый день в гордом одиночестве, все решили, что он потерянный на дороге жизни мальчик, отчаянно нуждающийся в добром слове и теплом плече. С тех пор, едва он оставался наедине с самим собой больше пяти минут, у всех словно срабатывал сигнал тревоги. Однажды Гарри попытался объяснить Найджелу, что бывают разные люди, и некоторым нравится одиночество. Найджел тогда медленно похлопал его по плечу и задумчиво погладил подбородок.       — Знаешь, Гарри, — начал он. — Я ведь и сам когда-то таким был. Унылым мальчиком, загнанным в уголь.       Гарри на него посмотрел.       — Загнанным в угол, — он поправил.       — Но потом я вырос, — продолжил Найджел, не обращая внимания. — Так и происходит, понимаешь? Ты растешь и умнеешь.       — А что потом?       — Потом я умер.       Гарри улыбнулся ему самой вымученной улыбкой на свете. Больше эту тему он не поднимал. И само собой, все решили, что его это абсолютно устраивает. Найджел присоединялся к нему на каждом приеме пищи, гулял с ним по замку, раздвигал шторы в его комнате и просто-был-везде.       — Дай-ка я спою, — периодически говорил он, и это была единственная возможность безвременно его покинуть. У Найджела была интересная особенность: он чрезвычайно трепетно относился к своему пению, потому как почему-то считал, что только оно способно исцелить израненные души. В такие моменты Найджел максимально концентрировался, кряхтел и полностью отрешался от мира.       После плотного обеда Найджел действительно остановился, приосанился и приготовился петь. Секунды не прошло, как Гарри уже исчез из поля зрения, и это при том, что за всю свою жизнь понятие «спорт» он видел только на картинках. Поттер еще отдаленно слышал душераздирающий вой в другом коридоре, когда за следующей дверью внезапно узнал голоса.       — Не говори мне о слабости, Ниэльски. Ты сдох как трус, как шавка без рода, поджавшая хвост и закопавшаяся в помои по самые уши. Ты мог бороться. Ты мог стоять там, со мной. Но где был ты? Что ты сделал? Этот чертов статут, о которым ты так грезил, принес тебе хоть что-нибудь, кроме смерти?       — Если бы в тебе была хоть капля благоразумия, а не океан безрассудного гонора, ты бы понял, что статут был нашей надеждой. Наша битва давно вышла за рамки простой оппозиции. Это было насилие ради насилия, пусть ты и не хочешь признавать.       — Эта оппозиция спасала наш род от вымирания, ублюдок.       — Поэтому ты стоишь здесь, Лестрейндж? Одной ногой в могиле.       Гарри замер, прислушиваясь. Он не любил участвовать в конфликтах с тех пор, как Дадли заимел мерзкую привычку кидаться едой на любое его «но». Со временем Гарри понял: иногда лучшее, что можно сделать, — это промолчать. И где-нибудь спрятаться. Поэтому он потихоньку начал отступать назад, когда перед ним с оглушительным щелчком материализовался сморщенный карлик.       — Благородный мастер потеряться?       Гарри скривился. Супер. Если в мире и существовала роль классического неудачника, то она была создана исключительно для него. За дверью тотчас разлилась неуютная тишина. Тронь ее пальцем — шершавая. Через секунду дверь распахнулась.       У окна, уперев руки в подоконник, стоял странно знакомый Гарри главный герой сериалов тети Петуньи. Она вообще смотрела довольно сомнительное кино, но Гарри часто поневоле зависал с ней перед телевизором, когда ей срочно надо было выговориться, а он протирал пыль в гостиной. Вот так они все и выглядели: смоляные кудри, небрежно спадающие на лоб, хмуро сведенные брови и по жизни недовольный прищур. Словно весь мир им что-то должен, а они одни такие бедные и несчастные. Гарри пытался прикинуть, на сколько бы он оценил его по шкале от нуля до десяти, но потом этот главный мужской интерес глянул на него, и Гарри почувствовал, как душа со свистом улетела в пятки.       Ну да, он же не главная героиня.       Гарри отвел взгляд и постарался на подоконник впредь на смотреть. За большим дубовым столом сидел Адриан. Тот самый, ради которого он полез в адское логово, духовно поседел везде, где можно, и получил самый большой всплеск адреналина за всю свою непродолжительную жизнь. Сейчас Адриан потирал висок с таким видом, будто его замучил приступ сильной мигрени. Его волосы, обычно аккуратно собранные в хвост, волнами разметались по плечам. При виде Гарри он заправил золотую прядь за ухо, натянул вежливую улыбку и подозвал ближе.       — Как спалось?       Гарри неуютно повел плечами под прицелом красавчика с обложки, который в упор смотрел на него с подоконника. При виде него тетя Петунья бы развелась с дядей Верноном. Откровенно говоря, любой мужчина, мало-мальски похожий на человека, а не на моржа, уже был лучше дяди.       — Нормально, — бросил Гарри.       — Ничего тебя не беспокоило? Может, кошмары?       — Только Найджел, — выдавил Гарри, вынуждая себя отвлечься. Так и норовило рассмотреть, на сколько пуговиц расстегнута рубашка. Обычно на три. — Немного напрягает, когда просыпаешься от того, что он дышит тебе в лицо.       — Я попрошу его быть скромнее.       Гарри вскинул брови. Вот так просто?       — Можно как-нибудь поскорее? Боюсь, завтра он залезет ко мне в постель.       Кроме шуток, однажды Гарри уже проснулся от того, что поперек его живота лежала чья-то нога.       Адриан фыркнул так, словно это была шутка. Гарри начал сожалеть, что спас его.       — Нет мальчика — нет проблемы, — послышалось с подоконника. — Почему ты всегда ходишь окольными путями, Ниэльски?       Гарри заледенел. Знакомые слова задели задворки сознания. Бабка-соседка, тетка Мардж, напыщенная директриса… были люди, которые считали так же. Зачем Дурсли взяли на себя такую обузу? Нет мальчика — нет…       — Еще одно слово, — прервал его мысли холодный голос Адриана. Он, вообще-то, тоже был красавчиком. Эдакий Супермен с чистыми помыслами и ярко-голубыми глазами. — И ты пожалеешь, что уже не мертв.       — Попробуй, — развеселился тип с подоконника. — Пока я не превратил тебя в лепешку. И не сожрал.       — Не подавись, — не отводя глаз от Гарри, кинул Адриан. — Мы решили-       — Ты решил, сволочь. Не приплетай меня к своему маразму.       — Что тебе стоит узнать больше об истории твоего рода, ибо тогда ты поймёшь, что произошло несколько дней назад.       Прошло сколько? Дней пять? Спасибо, конечно, за интригу.       — Это типа как разоблачение скримеров?       Адриан натянуто улыбнулся:       — Полагаю, что так.       — Да ты же нихера не понял.       — Закрой. Свой. Рот.       Если бы напряжение в комнате можно было измерить или попробовать на вкус, то Гарри бы насчитал где-то твердую девятку из десяти.       — Твой Род, Гарри, с момента своего основания связан с прародительницей — Смертью, — Адриан многозначительно на него посмотрел, словно это должно было что-то ему сказать. — Ты когда-нибудь слышал сказку о трех братьях?       Гарри важно покивал. Кем-кем, а дураком он не был.       — Это где один кузнец, другой парикмахер, а третий…       С подоконника послышался резкий смех. Адриан покачал головой.       — Другая сказка, Гарри. Позволь мне ввести тебя в курс дела.       Мечта тети Петуньи резкими шагами перекочевала в кресло у камина и демонстративно вдохнула.       — Разбудите, когда закончите эту муть.       — Жили-были трое братьев, — начал Адриан, движением руки приглушая свет и зажигая свечи, — и вот однажды отправились они путешествовать. Шли они в сумерках дальней дорогой, и пришли к реке. Была она глубокая — вброд не перейти, и такая быстрая, что вплавь не перебраться. Но братья были сведущи в магических искусствах. Взмахнули они волшебными палочками — и вырос над рекою мост. Братья были уже на середине моста, как вдруг смотрят — стоит у них на пути кто-то, закутанный в плащ.       И Смерть заговорила с ними. Она очень рассердилась, что три жертвы ускользнули от неё, ведь обычно путники тонули в реке. Но Смерть была хитра. Она притворилась, будто восхищена мастерством троих братьев, и предложила каждому выбрать себе награду за то, что они её перехитрили.       — Да она их развела как трех девственниц, — фыркнули с кресла. Адриан даже не сбился с мысли.       — И вот старший брат Антиох, самый воинственный, попросил волшебную палочку, самую могущественную на свете, чтобы её хозяин всегда побеждал в поединке.       Такая волшебная палочка достойна человека, одолевшего саму Смерть! Тогда Смерть отломила ветку с куста бузины, что рос неподалеку, сделала из неё волшебную палочку и дала её Антиоху.       Второй брат Кадм был гордец. Он захотел ещё больше унизить Смерть и потребовал у неё силу вызывать умерших. Смерть подняла камушек, что лежал на берегу, и дала Кадму.       — Чего сразу не потребовал, чтоб Смерть вообще свои полномочия сложила? Вы уже не в моде, дорогая, — язвительно прокомментировали с кресла.       — Этот камень, — сказала она, — владеет силой возвращать мёртвых.       Спросила Смерть младшего брата Игнотуса, чего он желает. Игнотус был самый скромный и мудрый из троих братьев и не доверял Смерти, а потому попросил дать ему такую вещь, чтобы он смог уйти оттуда, и Смерть не догнала бы его. Недовольна была Смерть, но ничего не поделаешь — отдала ему свою мантию-невидимку.       Тогда отступила Смерть и пропустила троих братьев через мост. Пошли они дальше своею дорогой, и всё толковали промеж собой об этом приключении да восхищались чудесными вещицами, что подарила им Смерть. Долго ли, коротко ли, разошлись братья каждый в свою сторону.       Антиох странствовал неделю, а может, больше, и пришёл в одну далёкую деревню. Отыскал он там волшебника, с которым был в ссоре. Вышел у них поединок, и, ясное дело победил Антиох — да и как могло быть иначе, когда у него в руках Бузинная палочка? Противник остался лежать мёртвым на земле, а Антиох пошёл на постоялый двор и давай там хвастаться, какую чудо-палочку он добыл у Смерти, — с нею никто не победит его в бою.       В ту же ночь один волшебник пробрался к Антиоху, когда он лежал и храпел, пьяный вдрызг, на своей постели. Вор унёс волшебную палочку, а заодно перерезал Антиоху горло.       Так Смерть забрала первого брата.       — К слову, где сейчас бузинная палочка? Крайне полезная вещь.       — Тем временем Кадм вернулся к себе в деревню, а жил он один-одинёшенек. Взял он Камень, что мог вызывать мёртвых, и три раза повернул в руке. Что за чудо — стоит перед ним девушка, на которой он мечтал жениться, да умерла она раннею смертью.       Но была она печальна и холодна, словно какая-то занавесь отделяла её от Кадма. Хоть она и вернулась в подлунный мир, не было ей здесь места, и горько страдала она. В конце концов Кадм сошёл с ума от безнадёжной тоски и убил себя, чтобы только быть с любимой.       Так Смерть забрала второго брата.       А Игнотуса искала Смерть много лет, да так и не нашла. А когда Игнотус состарился, то сам снял Мантию-невидимку и отдал её своему сыну. Встретил он Смерть как давнего друга и своей охотою с нею пошёл, и как равные ушли они из этого мира.       — Чушь, — бросили с кресла.       — Сказка, — поправил Адриан, впрочем, не отрицая. — Написана Бардом пятнадцатого века, человеком настолько далеким от рода Певерелл, насколько только возможно. Но доля правды в ней есть, и весьма ощутимая. Дети третьего брата — Игнотуса — стали главной ветвью рода Певерелл. К коей ты и относишься.       — Конечно, остальные-то все уже передохли.       — И ты в том числе, — прохладно заметил Адриан, не отвлекаясь от Гарри. — Смерть действительно преподнесла братьям три дара, и в совокупности, согласно древним преданиям, они дают тебе реальную возможность призвать человека из-за Грани. Или даже нечто большее.       — А воскрешающий камень? — не понял Гарри.       — Лишь подобие. Ты призываешь душу из подлунного света, но не разрываешь ее связи с Гранью, поэтому она остается меж миров. Ни живая, ни мертвая. Дары смерти же возвращают человека полностью.       — Вы тоже между миров? — ужаснулся Гарри.       — Вот отсюда все и начинается. Потому что мы живые. Полноценно живые, — он приложил руку к груди, и только сейчас Гарри заметил, что на белом воротнике его рубашки алели пятна. И нижняя губа была багрово-красная. — Я ощущаю, как бьется мое сердце.       — У тебя его нет.       — Ты путаешь меня с собой, — отозвался Адриан. — Обычные призванные из-за Грани не обладают ни чувствами, ни живым телом. Ни разу на моей памяти не было подобного инцидента.       — Ты умер во сколько? В пятнадцать?       — Двадцать пять, — оскорбленно ответил Адриан. — Что я хочу сказать, Гарри. Чтобы призвать человека из-за Грани, хотя бы одного — полноценно призвать — тебе нужны все дары. Ты же призвал гораздо больше, не имея на руках ни одного. Говорят, стихийные выбросы детей сильны, выбросы в Самайн — сильны тем более. Но не настолько. И либо у тебя был усилитель, который могли оставили тебе родители, либо, Гарри, ты был благословлен самой Смертью. Но в этом случае вытекает вопрос. Если ты уже был благословлен, то почему тебе было уготовано Испытание?       — Что за испытание?       — Дети рода Певерелл — дети Смерти. И либо они достойны ее, либо нет. Потому каждый из них обязан пройти через три Испытания. Первое — при вступлении в род. Второе — при вступлении в Наследие. Третье — при становлении Главой рода. Но если ты, Гарри, изначально был благословлен, то почему тебе пришлось проходить первое Испытание? Ты достоин своего рода.       Гарри нахмурился. По сюжету напоминало какой-то низкосортный роман из библиотеки тети Петуньи.       — То есть если бы я в процессе умер, это было бы так? Стечение обстоятельств?       — Естественный отбор, — кинул парень с кресла. — Во всей своей красе.       И тут Гарри поежился.       — И если я доживу, то меня ждет еще два таких же?       — Если бы, — фыркнула мечта тети Петуньи, которая стремительно падала в его глазах. При случае он бы сказал тете, что думает обо всех ее сериалах и героях в них в частности. — Сила испытаний должна быть соразмерна возрасту.       — Мне восемь, — демонстративно вскинулся к нему Гарри, — по-вашему, это все было соразмерно моему возрасту?       — Знаешь, что я сделал, когда мне было восемь? — парень резко поднялся с кресла. — В свои восемь я голыми руками разорвал акромантула, который вылез из своего гнезда.       Адриан закашлялся в кулак. Герой сериала широкими шагами пересек разделявшее их расстояние и меньше чем за секунду сел на корточки перед Гарри.       Гарри отвлеченно насчитал расстегнутыми три пуговицы. Классика!       — Мы впитывали силу с молоком матери, — процедил он, глядя Гарри прямо в глаза. — С шести лет мы уже учились драться на кулаках, с семи — на мечах. То, что с поколениями вас избаловали так, что вы воду не можете сами себе сотворить в восемь лет, только ваша проб...       — Закройся, Лестрейндж, — поднялся Адриан из-за стола. — Прекрати все мерить по себе. То, что ты уже в пеленках был гребаным маньяком, не значит, что все обязаны быть…       Дверь резко распахнулась, и в проеме показалась золотистая макушка Найджела. Никогда еще Гарри не был так ему рад.       — Какие-то черные драконы прилетели! Не помните, где лежали мои штаны? О, Гарри, вот ты где!       Таким образом этот пренеприятный разговор был отложен на неопределенный срок. Гарри только порадовался, когда… Лестрейндж? Отодвинулся от него, поднялся и вылетел из кабинета, как пробка из бутылки.       — Эй, а поаккуратнее можно? — крикнул ему вслед Найджел.       Адриан проводил его напряженным взглядом и протянул Гарри руку.       — Не таи на него зла, — устало улыбнулся Ниэльски, — у него была тяжелая жизнь.       Когда они вышли из замка, Лестрейндж уже стоял в окружении огромных крылатых черных лошадей, больше похожих на драконов.       — Фестралы! — удовлетворенно заключил Адриан. — Малые духи Смерти, призванные оберегать ее детей. Вернулись на родину.       Гарри пожевал губу.       — Отлично. Всегда мечтал о… — он замялся, — фестралах. А собаки нет?       Целое стадо черных драконолошадей повернулось в его сторону и застыло. Гарри очень неуютно переступил с ноги на ногу.       — Здорова, ребята, — он махнул рукой, — как жизнь?       Адриан тихо рассмеялся.       — Они очень тонко чувствуют атмосферу, но не понимают человеческую речь.       Гарри-сморщеный-комок-нервов сглотнул.       — Очень жаль.       С фестралами он, в итоге, поладил. Адриан подсказал, что их можно умаслить яблоками и обычной лаской.       — А еще твои прикосновения напоминают им Родину, — подсказал Ниэльски, когда Гарри оказался зажат в центре стада.       Драконолошади громко фыркали над его головой, а их маленькие драконожеребята утыкались в плечи и слизывали с него холодный пот, который не переставал выделяться.       Ночью после пережитого стресса Гарри спал так крепко, что никакие смелые поползновения Найджела по побудке не дали своих плодов. Подсознание Гарри справедливо решило, что маленький мертвый мальчик не может быть страшнее огромного стада плотоядных лошадей.       А через день, когда Гарри за обедом разговорился о семье тети, с которой он жил всю жизнь, Адриан предложил их навестить. Поттер тогда посмеялся, потому что как вообще можно было представить себе встречу мага из прошлого и его родственников, крепкой хваткой держащихся за свою обыкновенность.       К вечеру они стояли у дома на Тисовой улице. Гарри занес руку над дверным молоточком и с сомнением оглянулся на Адриана. Тот ободряюще похлопал его по плечу, и Гарри постучался. За дверью произошло какое-то копошение, крикнул дядя Вернон, и дверь открылась. Поттер даже не успел поздороваться, когда тетя Петунья схватила его за рубашку, ту самую, которую она ему подарила, и прижала к себе.       Гарри так и застыл на месте, неловко обнимая тетю в ответ. Дядя Вернон тогда тоже вышел, застал Гарри и отчего-то коротко улыбнулся сквозь усы. Адриан представился, объяснил как нашел Гарри недалеко от участка полиции и по счастливому стечению обстоятельств оказался его родственником со стороны отца. С той самой стороны.       Их пригласили за стол и выслушали. Тетя Петунья призналась, что нашла его скомканную записку, рассказала, как они подавали заявление о пропаже в полицию. А Гарри внезапно стало так по-домашнему спокойно, что его искали и беспокоились. Что несмотря на всю показную строгость его любили.       Адриан объяснил, что Гарри нужно развиваться в магическом мире, но заверил, что он обязательно будет их навещать. Дядя Вернон возмутился, что не доверяет магии, но тетя Петунья взяла за руку, и Гарри впервые в жизни увидел, как дядя смягчился.       Прощались они в смешанных чувствах. Поттер собрал свои нехитрые пожитки с чулана. Тетя обняла его крепко-крепко и завернула с собой свой фирменный пирог, а Гарри не нашел ничего лучше, чем расплакаться.       С тех пор время потекло как-то быстрее. Каждые пару месяцев он навещал Дурслей: они, кстати, после того вечера забрали свое заявление из полиции. Дадли с легкой руки одолжил ему свою пачку прочитанных комиксов, но потребовал, чтоб Гарри их непременно вернул. Он тогда покивал и прикинул, когда ему одолжат видеомагнитофон.       А когда он его-таки умыкнул, оказалось, что электроника не работает рядом с магией. В тот день Найджел спросил его, почему он плачет, и Гарри кинул в него подушку. Найджел вообще не переставал быть собой, но со временем Гарри научился от него прятаться.       И пора было что-то делать с людьми, которых он случайнейшим образом воскресил в ту злосчастную ночь в Хэллоуин. Адриан снова вернулся к тому разговору, что полноценно и с гарантией вернуть человека из-за Грани можно только имея при себе три Дара смерти. Сейчас… никто не мог предположить, сколько будет длиться эффект его стихийного выброса.       — Надеюсь, ты сдохнешь первым, — кинул угрюмый знакомо-незнакомец, сидящий в углу во время разговора.       Адриан на реплику не отреагировал, просто потер морщинку между бровей и продолжил. Он предложил дать людям выбор: упокоиться с миром, пойти своей дорогой или остаться на территории Родового гнезда Певереллов. Герой сериала тогда мрачно заявил, что воскрешенных нельзя отпускать: разум еще подвешен, поэтому их может и переклинить. Улетит башка — и что? Ничем не лучше инферналов.       Так и поступили. Большая часть предпочла упокоиться, причем на том же самом кладбище, где и была похоронена, а остальные с энтузиазмом начали обустраиваться в пустых домиках на территории замка.       Проблема была в том, как этих самых людей упокоить: Гарри не мог это контролировать. На помощь снова пришел Адриан, как дальний родственник Певереллов. Он научил Гарри входить в медитативный транс — что было довольно тяжело с его усидчивостью — и какими-то странными махинациями с его разумом обрезал нить, соединяющую его с воскрешенными. Крайне кропотливая работа.       Той же ночью их вернули в могилы.       Постепенно замок становился все оживленнее. На главной улице появилось какое-то подобие рынка, куда Гарри зачастил бегать по утрам вместо того, чтобы завтракать с Найджелом. И там даже не брали с него денег! Справедливости ради, за такие булочки Гарри был бы готов отдавать все свои карманные. Однажды он набрал охапку булочек с собой к Дурслям, и Дадли пожал ему руку.       А еще у фестралов появились свои конюшни. Поттер, правда, не особо любил их посещать, и его можно было понять.       Гарри выяснил, что тот мускулистый и весь из себя драматичный главный герой сериалов — он специально посмотрел с тетей Петуньей серию для объективности — и тот чахлый парень с мигренью с кладбища, который наколдовал Найджелу воду, — один человек. Адриан объяснил это тем, что род Лестрейнджей, из которого он происходит, чрезвычайно чувствителен к магии. И так продолжалось до тех пор, пока нестабильный Гарри не прошел первое испытание Смерти.       Звали его Итан. Он таскался за Адрианом с видом раненой собаки, вечно угрюмый и колкий. Если бы за тетей Петуньей ходил такой драматичный британец с глубоким баритоном, острыми скулами и шрамом, рассекающим глаз, она бы… да любая женщина бы не сдержалась. А вот Адриану было все равно, только улыбался он ему как-то по-особенному мягко, когда думал, что никто не видит.       Что их с Адрианом связывало, Гарри так и не понял. Ему было не до того: над ним издевались. Ему устроили что-то вроде дошкольного образования маленького волшебника, и Гарри страдал. От него требовали, чтобы он разбирался в геральдике, знал несколько языков, базово имел представление о школьных предметах и даже учился драться.       Последнее взял на себя Итан Лестрейндж, неожиданно занятой в Министерстве Магии. Они с Адрианом основательно пособачились, но зарегистрировались в Реестре и хотели официально войти в Рода, чтобы получить кресла в Визенгамоте — какой-то пафосной структуре волшебников. Насколько Гарри знал, сейчас над Главной ветвью Рода Лестрейндж повисла угроза вымирания, поскольку последние ее представители влачили свое существование в Азкабане — тюрьме для волшебников.       Была какая-то куча проверок, в которые Гарри не вникал. Главное, что Итан неоднократно отменял занятия! Зато спустя какое-то время, когда Гарри закопался в комиксах, утащенных у Дадли, Адриан и Итан вернулись с перстнями на пальцах, оба взъерошенные. А потом злые как черти разошлись по разным углам.       С тех пор уроки Итан не отменял.       А потом Гарри неожиданно осознал, что его любимая пижама со звездочками ему уже мала. И что через месяц ему уже будет одиннадцать. Адриан предложил ему на лето обосноваться у Дурслей, что Гарри с превеликой радостью и сделал. Любая причина, чтобы прогулять уроки!       И ровно тридцать первого июля в почтовый ящик упало письмо.