Тёмный властелин

      Тетя Петунья постоянно повторяла Гарри, что во всем надо искать что-то хорошее. Обычно Гарри в это не верил и вообще от нее отмахивался, но сейчас понял. Посреди всего этого бардака действительно была приятная новость: рубашка не хотела его смерти. Конечно, никто не отменяет того, что он застрял в промозглом мрачном лесу с единственным — и давно мертвым — взрослым, но радоваться надо и мелочам.       Поэтому он только похлопал себя по груди, словно бы ободряя рубашку. Подумаешь, днем он увидел, как из ничего появляется стакан, а сейчас — высокая стена. Если все время удивляться, то сломаешь себе все мозги.       — Слушай, — бросил Гарри, не оборачиваясь, — а у вас часто такое происходит?       Ответом ему послужил задушенный вскрик. Наземь бахнулось что-то грузное, и Гарри в спешке повернулся. Его ошарашенный взгляд встретил оскал самой тьмы, окутавшей Адриана.       Единственного, внимание, взрослого.       Чернильно-темный сгусток, словно сотканный из тени, обрубками рук подхватил его, и тот начал стремительно бледнеть. Гарри словно и должен был что-то сделать, но не мог отвести взгляда, замечая, как тень скалится ему, хотя рот у нее был зашит толстыми нитями. Когда она двинулась на него, он отстраненно подумал, что жизнь у него была не самая выдающаяся. Гарри никогда не был отличником или спортсменом, учился только чтобы позлить Дадли, подворовывал печенья тети Петуньи и читал дурацкие комиксы, которые кузен оставлял в гостиной. Он не мечтал стать ни врачом, ни президентом, как одноклассники, не помнил таблицу умножения и халтурил, когда убирался в доме. Тетя всегда говорила, чтобы он уделял больше времени ее гвоздикам и лучше подметал. А еще неплохо было бы читать классику. Впервые Гарри пожалел, что не послушал ее. Правильно говорят, что перед смертью приходят умные мысли.       Шаги надвигающейся на него тени были невесомыми. Она оставляла после себя след из мертвой, словно выжженной, земли, но все, на что мог смотреть Гарри, — это провалы на ее лице, заменяющие глаза. В них словно была сама бездна, темная и пугающая. Сиплое хрипение отвлекло его, и он увидел, что Адриан был уже мертвенно-бел, но глаза его приоткрылись.       — Защити себя.       Затем Адриан исчез из виду, словно растворился в тени, пока сама она подходила вплотную к Гарри и осматривала его. Ощущение было такое, будто его погрузили в ледяную воду и не собирались выпускать. Стоит ли говорить, что у него затряслись поджилки. Тень выдохнула сквозь прорези в пасти могильным холодом.       — Докажи, — услышал он прямо в ушах, — что достоин рода.       А потом она растворилась.       Спустя минуту Гарри нервно хихикнул и осел на холодную землю, потому что ноги не слушались. Все тело била мелкая дрожь, когда он судорожно подтягивал к себе колени. Трава была мокрая, но он не вскочил и даже не поежился: пускай. После такого никакая земля ему не страшна. Ощущение липкого ужаса не покидало. Холод, который выдохнула тень, словно обволакивал его, и никакая мантия не спасала. И черт бы побрал всех этих волшебников, которые затянули его в этот балаган. Черт бы побрал его самого, полезшего ночью на кладбище. Черт бы побрал Дурслей, которые оставили его в Лондоне.       Черт бы… ай, всех.       Дадли бы обрадовался, если бы попал в такую ситуацию, он всегда любил загадки и даже рассказывал родителям, что общее есть во всех ужастиках и как избегать клише. Конечно, он был непроходимо тупым, но отчего-то избирательно умным.       Гарри застучал зубами. Даже старая куртка кузена была теплее. Он выдохнул облачко пара в ладони и быстро растер. Не помогало. В конце концов, что-то надо делать. Если он останется так сидеть и жаловаться на весь мир, то рано или поздно окоченеет и умрет. И наверное, однажды о нем будут ходить легенды: мальчик, который умер от страха.       Который испугался.       Гарри прикрыл глаза, на мгновение пытаясь представить, что он не в этом страшном лесу, а в своем подвале с фонариком. Перед ним — стопка старых комиксов Дадли, которые он потерял, а сам Гарри укутан в одеяло и скоро ляжет спать. Ощущение теплой безопасности словно дразнило его, покалывая в кончиках пальцев. Открыл глаза он там же, безнадежно пытаясь найти решение.       Единственный взрослый, который мог взвалить на себя ответственность, исправить ситуацию или хотя бы подсказать, что делать, безвременно его покинул. Все-таки, что бы Дадли не говорил о новых тенденциях, клише с наставником вечно. Другое дело, что обычно в этот момент ученик уже готов продолжать свой путь самостоятельно. Гарри же… был на редкость бесполезным.       Хотя, если позволите, он весьма недурно кидал каштаны.       Поттер невесело прыснул. Пожалуй, он мог уйти. Пройтись по этому лесу, в котором словно каждый куст жаждет его смерти, чтобы в итоге его загрызли волки. А вот если бы те коротышки из банка не подсунули им крысиный череп, то они бы тут и не оказались. Гарри бы от всех отмахнулся и сел на ближайший автобус до Литтл Уингинга. Все-таки он всегда был прав: никому нельзя доверять.       И все же причина, причина… череп! Надо просто найти череп, и Гарри попадет обратно так же, как попал сюда. Он принялся с усердием шарить по усыпанной пожухлыми листьями земле. Почти окоченевшие руки плохо слушались, но он честно ощупал каждый — наверное — дюйм земли и не нашел ничего. Сердце, зажатое в грудной клетке, бешено колотилось, он отчаянно паниковал, а потому сделал самое логичное, что только мог себе позволить человек его возраста.       Он заплакал. И от души ударил кулаком по треклятой земле — это было ошибкой. Удар пришелся точнехонько по острой грани крупного камня. Гарри взвыл от боли и с шипением втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Какой же он дурак. Нарочито беспомощный, бесполезный, возомнивший себе что-то. Поверил, что действительно может что-то сделать. А сделал только хуже себе.       Гарри отстраненно смотрел на кровь, вытекающую из ребра его ладони, и думал, что лучше бы тень утащила его с собой, и он сделал хоть что-то перед тем, как умереть. Он вяло поправил отсидевшую ногу и внезапно что-то почувствовал прямо под бедром. Поттер с сомнением вытащил объект, доставляющий неудобства, и с рождающимся в груди трепетом узнал в нем тот самый череп, перенесший его в эту глушь.       Он сжал его покрепче, закрыл глаза и подумал о чулане под лестницей в доме на Тисовой улице, четыре. О не политых гвоздиках тети Петуньи, о не готовом домашнем задании, о теплой постели и тихо всхлипнул. Ничего не произошло, когда он открыл глаза. Он сидел в том же холодном лесу на том же месте и лелеял раненую руку.       И тут в его голову пришла гениальная, без сомнений, мысль. Все, что происходило в этот день, было связано с его кровью. Он вымазал череп в собственной крови, которая медленно вытекала из неглубокой ранки. Однако и этот его опыт с треском провалился. Он не переместился и не оказался чудесным образом в спасительном месте, на помощь ему тоже никто не пришел и никому до него не было дела.       Напрашивался один-единственный выход: он должен спасти Адриана. Или придется спасать его самого. На дрожащих ногах Гарри поднялся с холодной земли, отряхнул здоровой рукой полы мантии и маленькими шажками побрел вперед, опасаясь оказаться в пропасти.       — Пусти, — сплюнул он под ноги, скорее для бравады. — Или я за себя не ручаюсь.       В этот момент подъемный мост с другой стороны начал опускаться. Он закрыл собой пропасть, и Гарри несмело попробовал его на прочность одной ногой. Что ж, это было проще, чем он ожидал. Уже скоро он стоял напротив черных как смоль ворот. И только вблизи он увидел, что на воротах есть рисунок. Выложенный белым камнем, он изображал скелетоподобное существо, отчаянно пытающееся выбраться за пределы ворот, его костлявые пальцы с крючковатыми когтями пытались ухватиться за стены. Вот оно зашевелилось, и движения его стали отчаяннее.       — Беги, — проскрежетал рисунок.       Со скрипом ворота начали открываться. Кожа мгновенно покрылась мурашками, но Гарри словно что-то подтолкнуло на территорию замка. За спиной ворота с оглушительным грохотом захлопнулись. Тело пробила крупная дрожь. Гарри повернулся обратно.       — Пусти, — Ноль реакции. — Откройся. Наружу. Пока. Я ухожу. Прощаюсь.       Но ворота были столь же неподвижны, как и ранее. Ловушка захлопнулась, мышь попалась в мышеловку. Выхода не было.       Хмуро Гарри огляделся и с удивлением обнаружил, что тут целое поселение. Домики разных размеров мостились по левую от него сторону. По правую — небольшой перелесок, за которым виднелись могильные плиты. В поселении была мертвая тишина.       Гарри неуютно поежился.       — Есть тут кто? — крикнул он в пустоту и сразу же поймал себя на мысли, что поступил так же, как герои типичных ужастиков. Что же, теперь он их хотя бы понимал.       Он побрел вперед, стараясь идти по центру, не приближаться близко ни к опустевшим домам, ни к кладбищу. Кто-то взвыл с правой стороны, но Гарри не сдвинулся с места. Он никуда не пойдет, не будет ничего проверять. Он видел далеко впереди высившийся над всеми замок и упрямо шел к нему. Вряд ли тень затащила Адриана в домик.       По крайней мере, Гарри на это надеялся.       Когда он вертел головой, краем глаза заметил, что в стороне домиков кто-то пробежал. Вряд ли это был Адриан… и все-таки. Он присел на корточки и поднял с земли упавшую ветку для самообороны. Никогда не ходил в кружок карате и всего такого, но стукнуть-то разок он вполне мог. Дальше Гарри пошел, оглядываясь и держа наготове новоявленное оружие. Никто и ничто не сможет застать его врасплох, он несокрушим, у него глаз орла и слух лисицы.       — ААААА! — закричал Гарри.       — УУУУУ! — вторил ему человекоподобный зверь с тремя парами глаз. Он замычал и умчался в сторону кладбища, по пути несколько раз врезавшись в деревья. Но Гарри больше не обращал на него внимания, он мчался, не смотря под ноги, к высившимся впереди воротам и остервенело забарабанил.       — Пусти меня, — завыл, оглядываясь назад. Ворота шумно начали открываться, и Гарри шустро проскочил внутрь. Когда они захлопнулись за спиной, он не обратил внимания.       Во внутренней территории стелился густой туман. Сквозь него Гарри видел очертания темного замка, возвышавшегося, наверное, до самих облаков. К нему вела дорожка, на которой он сейчас стоял. Гарри хотел ловчее перехватить палку, когда понял, что руки пусты. Выронил, когда убегал. Черт. Он снова присел корточки и пытался нащупать что-то на земле.       А потом его руку словно зажали в тиски. Гарри лихорадочно опустил глаза и увидел, что дорожка была выстлана костями, одна из которых высунулась и сейчас не отпускала его. Под его ошарашенным взглядом сформировался череп скелета. Его челюсти приоткрылись, и он испустил истошный крик.       Гарри потянул на себя руку сильнее и вырвался. Мысли сбились в липкий ком. Он неистово принялся топтать скелет, чувствуя, как внутри живота что-то сжимается. Когда крик прекратился, Гарри побежал вперед, то и дело натыкаясь ногами на торчащие из земли руки. Туман стал настолько густым, что он даже своих рук не видел, не то что дороги, по которой несся.       — Беги, — вслед ему доносился рокот.       Прыжками он еле как добрался до крыльца под оглушительную пульсацию сердца в ушах. Стремительно перепрыгнул через две ступеньки — осторожность не повредит! — и чуть не шлепнулся обратно, поскользнувшись на чем-то мокром. Даром, что успел за что-то ухватиться и не упал. Тверже встал на ноги, пригляделся к крыльцу и обнаружил, что поскользнулся на луже крови. Чувствуя, что нервы натянуты как струны, готовые в любой момент порваться, он медленно перешагнул через лужу, поднимая глаза.       Прямо напротив его лица замерла тьма, та самая, что утащила Адриана. Она будто по-звериному склонила голову набок, безжизненно вглядываясь в его лицо. Гарри готов был поклясться, что в этот момент его душа чуть не улетела навсегда и безвозвратно. Что удерживало ее на месте, он не знал.       — Слабый ребенок, — проскрежетала она ему в лицо. — Не справишься.       А потом она исчезла, ее очертания размылись в дуновении ветра, унося стылый страх. Большая дверь открылась, и Гарри отмер. Не справится он, ничего себе. Он сто раз мог уйти… в теории. Но не ушел. И он прошел такой долгий путь не для того, чтобы кто-то позволил себе сомневаться в нем.       Внезапный гнев вытеснил липкий страх. Гарри прошел сквозь дверной проем и сам закрыл за собой дверь. Она бы в любом случае попыталась его напугать, прибавив седых волос, как и все в этом мертвом месте. Но предупрежден — значит вооружен. Нельзя напугать человека пять раз подряд одним и тем же приемом. Вот почему фильмы ужасов совершенствовались.       Его ожидаемо встретила кромешная темнота. Он выдохнул сквозь стиснутые зубы и не выпускал из пальцев дверную ручку. У него всегда есть путь отхода, правильно? Запасной план, экстренный выход. Он не пропадет.       В метре от него зажглась свеча. Она горела неровным пламенем, но была каким-никаким источником света. Первым за сегодня. Гарри не был уверен, что это хороший знак, но он разжал ледяные пальцы, отпуская ручку. Подошел на ватных ногах к свече и с силой дернул на себя.       В этот момент он почувствовал чье-то обжигающе холодное дыхание на затылке. Когда он повернулся, никого не было. Свеча в его руках потухла. Вдали начал нарастать стук, который стремительно приближался. Гарри дернулся к двери и отчаянно задергал ручку. Дверь легко поддалась, он выскочил, не глядя, и закрыл за собой дверь.       Оказался он не на улице.       — Зажгись, — пробормотал Гарри свече, стиснутой в ладони. — Зажгись, зажгись, зажгись!       В последний раз он сорвался на крик, огонь вспыхнул и неуверенно задрожал. Тусклый свет освещал очертания темного коридора, посреди которого он оказался.       Гарри нащупал свободной рукой примерную проекцию сердца — девочки в школе всегда говорили, что оно где-то посередине, но чуть левее — и помолился. Тетя Петунья всегда молилась, чтобы Дадли вырос здоровым мальчиком. Гарри молился, чтобы вообще успеть вырасти.       А действительно ли ему вообще все это нужно?       Гарри отмахнулся от мысли, толку снова рассуждать, надо действовать. Все равно он не выберется. Сделал шаг вперед, уже держась за сердце. Рука болела еще с тех самых пор, как он приложился ею о камень. Бывают же на свете дураки. Гарри — один из лучших их представителей.       Чем дальше он шел, тем свирепее становился холод. Раньше он отходил на второй план, когда кровь кипела от гнева, но сейчас ощущался отчетливее. Гарри похвалил себя за находчивость, грея руки в слабом пламени свечи. На темных стенах коридора проступали рисунки, но Гарри догадывался, что там могло быть. Он упрямо смотрел вперед, в звенящую темноту. Очень скоро впереди зажглась новая свеча. Свет ее был ровным и ярким. Поттер хотел взять и ее, но она не поддалась, слишком прочно сидела на каменном выступе. В двух метрах от нее зажглась следующая, и постепенно показалась целая вереница.       Гарри едва уловимо выдохнул. Он и представить раньше не мог, что простой человеческий свет так его обрадует. Он поднес руки к огню и довольно поежился. Тепло.       Неожиданный треск на потолке привлек его внимание. Свечи, оказывается, прекрасно освещали весь коридор, в том числе и верхнюю его часть: с потолка свисали трупы. Некоторые уже почти полностью разложились, а какие-то были почти не тронуты рукой времени. Как только Гарри это понял, то почувствовал ужасающую вонь. Оказывается, он почти и не дышал раньше, делая короткие вдохи ртом.       Поттер зажал нос пальцами и припустил вперед, не дожидаясь, пока трупы оживут и решат, что он им не товарищ. Сверху послышалось клацанье зубов. Гарри успел пробежать весь ряд свечей, и они медленно начали затухать. Шум тоже прекратился. Привычная слуху тишина обрушилась на него и защекотала нервы.       — Адриан, — тихо позвал Гарри, напряженно оглядываясь. — Адриан!       Ответом ему служило эхо. Следующие метров десять Гарри провел в давящем напряжении, потому что благодаря своему не очень богатому опыту ужастиков прекрасно знал: как только он начнет расслабляться, что-нибудь да произойдет. К сожалению, скоро от нахмуренных бровей у него заболели глаза. Он остановился, внимательно осмотрелся, чтоб не случилось никаких эксцессов, после чего прижал свечу ближе и позволил себе ненадолго закрыть глаза, расслабляя мышцы лица.       В этот момент он ощутил, как его спина прижалась к чему-то холодному и твердому. Нечто острое ткнулось ему в район лопатки, и в этой стылой тишине он словно услышал, как вокруг его шеи что-то начинает смыкаться. Липкий пот скатился по виску. Сейчас он впервые ощутил тот самый животный ужас, когда все, о чем думаешь — как спастись.       Словно наблюдая со стороны, он видел, как отпрыгивает, кидает почти потухшую свечу в замерший позади силуэт и пускается в бегство. Если бы он так бегал в школе, ему бы сразу дали золотую медаль и отправили в сборную страны.       Ужасающий вопль донесся сзади, отблески огня заиграли на стенах, Гарри повернулся. Силуэт сгорал в огне, разгоревшимся от одной единственной свечи. Он бы удивился, как это произошло, но ужас, сжимавший сердце, не отпускал. В ушах набатом билось сердце, и Поттер, кажется, уже ничего не замечал.       Вот почему он даже не закричал, когда проваливался вниз.       Приземлился он с хрустом.       — Только не кости, — зашипел Гарри, морщась, — только не кости, только-не-кости.       Перелом — рассказывала тетя Петунья — страшная штука. Может даже не болеть в первые минуты, но кость иногда вылезает из-под кожи. Лечить его долго, первую помощь оказывать тяжело. Когда Дадли в пять лет сломал руку, врезавшись в столб на велосипеде, он очень горько плакал. Даже Гарри было его жаль.       Итак, хоть бы не кости. Он присмотрелся к себе и с пугающим облегчением понял, что действительно сломал кости. Только не свои. Весь пол был ими усыпан, и он не хотел знать, животные они или человеческие. Адреналин медленно уходил, ноги подкашивались, и он остался сидеть в темном ужасном подвале, где-то в чертовом мире.       В ушах прозвучал смех, скрипучий и тихий, а на смену ему пришел голос Адриана. Гарри ведь и не знал его раньше, он вообще мертвец, который свое отжил, которого и не должно быть жаль. Но мягкий голос зовет его по имени, как Гарри учил, и говорит, чтобы он уходил, потому что опасно. Но Гарри семь лет жил с тетей Петуньей, он знает, как читать между строк. В словах Адриана, решительных и отважных, он слышит затаенную печаль. Угасшую надежду. Невысказанную мольбу.       И Гарри, которому четыре месяца назад стукнуло восемь, всхлипывает громко, размазывает скопившуюся в уголках глаз влагу и поднимается. Фильмы учили его не попадать в такие ситуации, учили не ходить на кладбище по вечерам, не забредать в мертвые замки и не якшаться с зомби и гоблинами. Телевизор вообще многому его научил — зря тетя Петуния столько плохого про него говорит.       Вот только Гарри не в фильме. Адриан не в фильме. И помочь ему может только Гарри. Не потому что он какой-то особенный или храбрый. Не потому что он гений или супергерой. Ему просто страшно. И он знает, что Адриану — тоже.       Сначала Гарри идет медленно, измеряя шаги и оглядываясь по сторонам, но когда левее его неожиданно падает балка, вздымая в воздух облако пыли, он бежит вперед, не разбирая дороги. Шлепается наземь, обдирает колени до крови, размазывает слезы по лицу и кричит. Отчаянно. Его крик отражают стены, возвращают обратно, и он целую минуту стоит, мелко дрожа, чувствуя, как от соленых слез щиплет мелкие ранки на лице.       Перед ним следующая дверь.       — Пусти меня, — рычит он, упрямо вглядываясь в застывшую в темноте дверь.       Дверь заперта.       — Откройся. Отвори врата. Исчезни. Пожалуйста, — дрожащим шепотом. — Я не могу отсюда выбраться.       Он прислоняется лбом к каменной двери и глотает слезы.       — Я просто хочу домой. Я хочу спать, я устал, я голодный, — всхлипывает, — я бы даже пошел с Дадли к математичке. Просто открой, пожалуйста.       И он даже не понимает, чего хочет. У него в голове туман, беспорядок, он просто безумно, до ужаса устал.       А потом в спину ему дует чистый воздух и совсем рядом раздается голос тети Петуньи.       — Дадли, зайчик, ты точно не помнишь, куда ушел Гарри?       — Ма, — тянет кузен, — да он испугался, чесслово. Трусишка же, хотя я его нормально даже не пугал.       Гарри поворачивается назад и видит Дадли, который одной рукой волочит за собой надувного паука, а второй цепляется за мамину юбку. У тети Петуньи лицо обеспокоенное, и она останавливается у дивана в их доме на Тисовой улице, четыре.       — Вернон, из полиции не звонили? Может, его нашли?       Дядя переключает каналы, не глядя.       — Нет, дорогая, но я взял отгул на работе, завтра съездим сами и поищем. Может, он на скамейке уснул? Весь в своего папашу…       — Милый!       И Гарри смотрит, смотрит и не может насмотреться. Всего один шаг, и он вернется к Дурслям, которые действительно его искали. Один шаг, и он окажется дома, там, где о нем все-таки волнуются. Один шаг, и он забудет обо всем, на что насмотрелся за эти два кошмарных дня. Слезы застилают глаза, и он достает из кармана холодный крысиный череп, на который была вся надежда. Бездумно теребит его и выпускает из рук. С глухим стуком тот падает на камни, но Гарри внезапно становится легко. Ему все равно. Сейчас он перешагнет черту, вернется обратно, будет спать в чулане, терпеть выходки Дадли и помогать тете Петунье. И даже помоет посуду.       Он почти делает шаг, когда в голове тихим отголоском проскакивает голос Адриана, называвший его по имени. Который ему, в сущности, никто. Который и так, блин, мертв.       Но фильмы научили Гарри не только прятаться в кустах и избегать зомби-апокалипсисов. Фильмы научили его, что герои — настоящие герои — никогда не оставляют тех, кто на них надеется. И в этом Богом забытом месте Гарри станет героем, а не просто пушечным мясом, которое испугали до дрожи в коленках.       Он достает платок, вложенный в кармашек мантии, грязным пальцем пишет на нем два слова, комкает и запускает в голову Дадли. Портал схлопывается, и Гарри поднимает с земли крысиный череп. И кидает его прямо в дверь.       — Пусти меня, — кричит сорванным голосом.       И дверь бесшумно открывается.       В комнате лежит мертвенно-бледный Адриан, а вокруг него — клубящаяся тьма, вглядывающаяся в Поттера безжизненной бездной.       Только Гарри уже не страшно, он слишком зол и растерян. Он бросается к Адриану, с вызовом глядя в ответ тьме. Ее довольное изумление он словно чувствует кожей. Она отползает, оставляя пленника, а затем растворяется. Гарри переводит глаза на бездыханного Адриана и хлопает его по щекам. Безрезультатно.       Тот, ради которого Гарри проделал самый долгий и опасный путь в своей жизни, его уже не слышит. Ему, наверное, не впервой, но Гарри отчего-то так удушающе горько. Всхлип задушено вырывается из горла, когда он трясет мертвеца.       — Мне тоже страшно, — тихо. — Проснись.       Но Адриану все равно. Ему все равно, что Гарри сидит рядом с его трупом и молит его о чуде. Все равно, что Гарри отверг, возможно, единственную возможность попасть домой. Все равно, что он сейчас плачет навзрыд.       — Проснись, — кричит. Но Адриану все равно.       Гарри трет лицо рукавом грязной мантии и позволяет себе оглядеться. Комната мрачная, как и все в этом мертвом месте. Они сидят на полу, в кругу из двенадцати свечей, таких же ярких, как и те, что он видел раньше. А в центре лежит камень, словно светящийся изнутри тусклым светом. Он прозрачный, как стекло, и Гарри прикасается к нему из усталого любопытства. Прямо на глазах тот начинает засасывать в себя окружающую его темноту, наливаясь черным цветом. Рана на руке Гарри, полученная словно миллион лет назад, снова кровит.       Камень пульсирует.       Адриан делает резкий вдох, когда Гарри теряет сознание.       Он просыпается там же, Адриан, совсем недавно холодный и безжизненный, держит его за руку и нашептывает какие-то странные слова с закрытыми глазами. Лежащий рядом камень уже чернильно-черный, тьма вокруг него медленно рассеивается и превращается в очертания высокого существа. Вместо глаз у него уже знакомая тьма.       — Добро пожаловать, последний сын смерти.       Когда они поднимаются наверх, Гарри замечает, что замок, до того пугающий и темный, стал просторным и светлым. Воздух в нем чистый, дышится легко. Его нельзя даже сравнить с тем, что было раньше: удушающе густой, с отчетливой трупной вонью. Каменные плиты, до того обступавшие его как в канализации, сейчас белые, факелы мерно горят на стенах. Потолки высокие, и на них рисунки с причудливыми летающими лошадьми. Ни одного трупа поблизости.       Окна, выходящие в сад, большие, они свободно пропускают ослепительно яркий солнечный свет. Гарри отпускает руку Адриана, в которую вцепился при подъеме, и становится прямо у окна. Он жмурится довольно, чувствуя, как стылый холод смывается в лучах солнца. Как становится легче дышать. В этом замке не страшно, нет. Комфортно.       Но Гарри никогда не забудет тот животный ужас, который испытал при первом знакомстве. Он проник ему под кожу, забрался в мысли и засел так глубоко, что его уже ничем не вытравить. Гарри даже не уверен, что мог бы. Этот ужас стал его частью. Скорее всего, эта была травма для его детской психики, почти сломавшая его напополам. Почти.       И все-таки что-то Гарри знал наверняка: он уже никогда не будет прежним.       Когда он поворачивается к Адриану, то замечает, что воздух перед ним рябит, и в секундной вспышке появляется Итан. На лице его сдержанная улыбка.       — Наконец-то, — все, что он говорит, когда одним небрежным движением палочки приводит Гарри в нормальный вид. Поттер осматривает себя и без удивления замечает, что брюки больше не липнут к потным ногам, волосы не лезут в глаза, а мантия становится безупречно чистой. Кажется, даже рука начинает заживать.       Итан затем отворачивается к Адриану и что-то ему говорит. Секундой позже в коридоре материализуется целая свора маленьких сморщенных ушастых. Их кожа настолько тонкая, что даже кости сквозь нее просвечиваются. Сами они босые, оглядываются удивленно по сторонам. На щуплых тельцах — черные как ночь платья со странным вышитым треугольником: внутри него был круг, и прорезала его палка.       — С возвращением, — кланяются они все как один, как только находят его глазами. — Чем можем служить мастеру?       Гарри не имеет ни малейшего понятия, что это за чудики и откуда они взялись, но его лимит подозрений и страха на сегодня исчерпан. Он улыбается.       — Хочу спать. И есть.       И когда он оказывается в просторной чистой спальне посреди огромной — и самой мягкой в мире — кровати, на нем вкусно пахнущая пижама, а перед ним — целый стол, заваленный всевозможными яствами, Гарри довольно смеется.       Хорошо, что он не паниковал.       Когда на следующий день Петуния Дурсль убирается в своем доме, невольно замечает скомканный платок. Она разворачивает его и узнает корявый почерк племянника. Ласковая улыбка появляется на ее губах, и она складывает платок в кармашек передника.       «Скоро буду».