Airplanes

Все, как и всегда, начинается с одного единственного слова: «неудобно». Рейс, по всем законам подлости, задерживается, и если его страдания от ощущения тоски и усталости уже начались, то они продержатся еще немного дольше. Еда, какой бы традиционной для самолетов она ни была, заставляет его испытывать желание содрать с себя кожу, а чай такой крепкий, что ему кажется, что он попросил кофе вместо него. Потому что кофеин для него — это та еще дрянь, от которой у него мгновенно улетучивается желание умиротворенно поспать, а длина полета такова, что от одной мысли почитать книгу его начинает тошнить. Следовательно, единственным вариантом остается лечь и ждать. Он близок к совершению самоубийства уже через десять минут. — Дом, — стонет он. Дело в том, что Мэттью Джеймсу Беллами осталось всего несколько месяцев до того момента, когда он закончит школу. Это позволяет ему относиться легкомысленно к тем вещам, о которых он раньше больше всего беспокоился, но до смерти переживать о том, о чем он раньше вообще не парился. Из-за того, что в конечном итоге у него на руках оказалось больше денег, чем он рассчитывал, после траты целого месяца на эту дурацкую работу, и из-за того, что Стамбул казался ему городом, в который он может влюбиться, он сейчас сидит рядом с Домом и начинает свое путешествие, которое, он надеется, будет того стоить. Ради всего святого, а парня просто так не разбудишь. — Доминик, — он выводит парня из себя и больно тыкает его в плечо. Доминик стонет, бормочет себе под нос какие-то ругательства, и Мэттью начинает проклинать тот день, когда он подумал, что будет неплохо поехать куда-нибудь с этим придурком. Он не просыпается. Мэттью почти бьет его по лицу. Три с половиной мучительных часа спустя пилот объявляет, что они приземляются, и он еле сдерживается, чтобы не закричать от радости на весь салон. Доминик просыпается (наконец-то), когда слышит успокаивающий голос мужчины, и довольно долго приходит в себя. Мэттью смеется. Доминик показывает ему язык. — Недоразвитый тупица. — Членоносый мудак. — Членоносый? Серьезно? Членоносый? — Я не виноват, что тебе не хватает креативности, когда дело касается оскорблений. Все и так знают, что я тупица. Все скоро узнают, что твой нос похож на член. — Боже мой, Доминик. Больше никогда и никуда со мной не летай, — Мэттью недовольно ерзает на своем сиденье – это, конечно, было сказано в шутку, да и они все равно уже идут на посадку. — Что ж, мы с тобой оба знаем другие способы «улететь», — пожимает плечами Доминик. Мэттью фыркает. В тот момент, когда им разрешают избавиться от постоянно мешающихся ремней безопасности, Мэттью и Доминик подпрыгивают со своих кресел. Доминик, конечно же, ударяется головой, потому что он чуть выше Мэттью, а Мэттью более осторожен, но он все равно смеется над блондином. Их группа состоит из семи человек: три пары учеников и учитель, который будет сопровождать их на экскурсиях. Мэттью не сильно знаком с остальными, кроме Доминика, но, кажется, они ничего. Крис и Келли, которые, по его мнению, слишком влюблены друг в друга; Том и Морган, которые ржут над всем и всеми; Кейт и Лив, которые чертовски умны, а еще остры на язык настолько, что он чувствует себя как идиот лишь потому, что дышит с ними одним воздухом. Учителем, назначенным следить за ними в поездке, была мисс Эндрюс, и она прекрасная женщина, правда, но от нее начинает нести вином после пары часов пребывания в одиночестве. Мэттью комфортно с людьми, с которыми он проводит время, что бывает довольно редко. Хотя Доминик — единственный хорошо знакомый ему человек, так как они были друзьями еще с того момента, как Мэттью решил отправиться волонтером в городскую библиотеку год назад. Он хороший, правда, просто спит много. По правде говоря, Мэттью не привык путешествовать, поэтому тратит время на то, чтобы повозиться со своим рюкзаком и вытащить паспорт, но Доминик привык ждать его, поэтому все нормально. Им приходится постоять еще пару минут, потому что возникли какие-то проблемы с регулированием какой-то штуки, относящейся к другой штуке, но Мэттью чувствует себя слишком вымотанным даже для того, чтобы слушать. Аэропорт переполнен, дьюти-фри переполнен, даже долбанные дороги переполнены. Но это внезапная толкучка не стала той вещью, что ошеломила Мэттью: ей стала жара. Как человек, проживший в Соединенном Королевстве всю свою жизнь, Мэттью привык к свитерам. Плотным узким джинсам. Непромокающим ботинкам. Сейчас на нем надет свитер с длинными рукавами, под которым была футболка, а его кроссовки идеальны для вечерней прогулки дома. Но здесь так жарко, просто чертовски жарко, настолько, что кажется, что температура уже никогда не понизится. Доминик, однако, оказался более подготовленным, чем остальная группа. — Как жаль, что кто-то слушает географа раз в год. Мэттью хочется ударить его по лицу, чтобы стереть с него самодовольную ухмылку. Поездка на такси от аэропорта до отеля длится так долго, что Мэтт удивляется, когда Дом говорит ему, что прошло не больше сорока пяти минут: они пересекли мост, наблюдая за переливающимися огнями Босфора, пока город мирно спал, увидели, по меньшей мере, тысячу людей снаружи; город жил, он дышал, он бился в едином ритме, он кровоточил. (Если бы Мэттью не был так измотан, он бы влюбился в него) Отель находится на площади Таксим, на которой так громко и многолюдно, что можно было подумать, что сейчас день. Повсюду горят огни, воздух пахнет мясом, и трое людей предлагают ему… он даже не понимает, что именно они ему предлагают. Их язык иной, более напевный, более эмоциональный, более математически выверенный. Мэтт знает совсем немного: как сказать «доброе утро» и как пожелать «спокойной ночи». Помимо этого, он был иностранцем с ног до головы. У них, к счастью, не оказывается никаких проблем с бронированием номеров, и они первыми, после Криса и Келли, получают карточки от своего номера. Доминик говорит, что ему не терпится попробовать местной еды, а Мэттью говорит, что хочет пойти гулять завтра. Доминик не спорит; Мэттью не напоминает ему об отсутствии спора. — Да ебать меня через колено. Номер оказывается хорошим, как и предполагалось. Он выглядит как дворец, правда — коричневые стены до смешного великолепно сочетаются с полом. От вида у Мэттью захватывает дух. Черт возьми, в этой ванне можно было бы спать. Правда, есть кое-что. Одна вещица. Здесь только одна кровать. Мэттью хочет громко возмутиться и исполнить гневную тираду в адрес мисс Эндрюс, но его ярость так же поспешно исчезает, как и появляется. Доминик пожимает плечами, кладет свою сумку у стены и покидает Мэттью, уходя в душ. Один из них мог бы спать на диване. Блять, кровать так и манит своим уютом. Доминик (едва) одет, когда он показывается из душа спустя пятнадцать минут, и Мэттью кидает в него полотенцем. — Одевайся, Ховард, мы идем вниз, чтобы — уже довольно поздно поужинать примерно через час. Я быстро сгоняю в душ и постараюсь не тратить воду впустую, как некоторые, и если я услышу хоть одну ноту Chacaron Macaron, я — поверь мне — я отрежу твои яйца к херам собачьим. Перестань уже ржать, ради всего святого. Мэттью все же слышит эту невыносимую музыку, другого он и не ожидал, но это делает его процедуры в ванной не такими короткими, и к тому времени, как он оделся, обсох и оказался готов спуститься в холл, чтобы поесть хоть что-нибудь, отвлекающее от мысли убить детей, на часах уже было 11:33. Крис и Келли отказались покинуть номер, Кейт ответила на стук в дверь раздраженным выражением лица («У нас марафон Игры Престолов, поэтому, прости, но я лучше потрачу свои деньги на обслуживание комнаты, чем лягу спать в бог знает который час»), а Лив посмеялась над ним, когда он предложил пойти потусить; Том и Морган не ответили вовсе. Мэтт не против поужинать с Домиником, правда — он никогда этого не признает, но из парня получается отличная компания. Он умный, уравновешенный, никогда не повышает голос во время споров. Он привносит чувство спокойствия одним своим видом, и Мэттью ценит это, особенно сейчас, когда в его окружении есть люди, которые постоянно на него кричат. Вместо того, чтобы купить еду из ресторана в отеле, которая есть везде, и потратить деньги зря, они решают прогуляться. Будет трудно, да — это всегда трудно, находиться за пределами собственной страны, но Мэттью думает, что они будут в порядке — душ превратил его обратно в мечтательного дебила, коим он и являлся, а огни города не делали ничего кроме как завораживали и гипнотизировали. В итоге они едят какое-то мясо после приятного разговора с молодой женщиной и мужчиной, которые посоветовали им ресторан в конце улицы; в отличие от еды в самолете, это блюдо кажется им на редкость вкусным. Сейчас на улице, определенно, холоднее, всего лишь на пару градусов, но Мэттью, как и Доминик, накидывает на плечи кофту. — Раньше бывал здесь? — спрашивает Мэттью, приподнимая бровь. — Не в Стамбуле, но мы с отцом ездили – эм, как же там было — в Анкару, кажется? Когда я был маленьким. Там было довольно неплохо, только ужасные пробки и дурацкая погода, — Доминик продолжает есть, Мэттью делает глоток вина. — Город кажется мне, не знаю — «экзотический» подходящее слово, как считаешь? Посмотри на этих людей. Видел ту девчонку, которая чуть не разрыдалась, когда мы вышли из аэропорта? — Мэттью кивает, когда Доминик вопрошающе смотрит на него. — Никогда не думал, что город, о котором я едва думал, будет настолько подвержен страстям, настолько горяч, настолько эмоционален — по правде говоря, напоминает мне тебя, когда ты рисуешь. Вероятно, стоит отметить, что Доминик был начинающим художником, с собственным подходом к выбору цвета и уникальным отношением к своим картинам. Мэттью просил Доминика нарисовать его, по меньшей мере раза два, и эскизы до сих пор терпеливо ждут нужного момента, чтобы быть повешенными на стену. Все же, внимание Мэттью, особенно в данный момент, было сосредоточено на еде. — Ты уверен, что мы завтра посетим места, составляющие для нас интеллектуальную привлекательность? Сомневаюсь, что мисс Эндрюс хочет пойти куда-то, кроме хорошего винного погреба, и, кстати, ты видел книжный магазин, в самом конце улицы, богом клянусь, это одно из самых великолепных мест, в которых я бывал, и – о, и еще нам нужно обязательно сходить в анатолийскую часть города, там продают неимоверно крепкий, но очень вкусный чай —, а ты видел — — Мэттью. Успокойся. — Доминик качает головой, и Мэттью понимает, что его поток бессвязной речи не прерывается с середины их разговора — возможно, действие алкоголя проявляется раньше, чем он предполагал: крепкий чай, терпкое вино, сильные люди. — Прости, прости. Я просто, понимаешь. Ну, ты понимаешь, — он вздыхает. — Ты же понимаешь, да? То есть — — Угомонись. Я понимаю. Ты закончил? Может, нам стоит вернуться в отель, просто уже почти полночь — — Да, да. И даже не пытайся всучить мне свои деньги — в этот раз плачу я. Козел, как тебе удалось обхитрить меня и заплатить за все это, я зол, — Мэттью показывает ему язык, и Доминик смеется. После очередного приятного разговора с официантом, который изъясняется на ломаном английском столь изящно, что Мэттью удивляется, было ли его родное произношение неверным все это время, они направляются к своему отелю. Он пытается не проявлять свою бисексуальность, но, черт побери, некоторые здешние мужчины были даже почти привлекательными. Мэттью снимает обувь, когда они заходят в кабинку лифта, и Доминик корчит гримасу, глядя на него. Мэтт лишь пожимает плечами и избавляется от своих носков, как только они перешагивают порог номера. Тот факт, что он буквально валится с ног от усталости, не становится таким уж и сюрпризом, и Мэттью переодевается в пижаму за рекордное количество времени, пока Доминик торчит в ванной. Он залезает под одеяло, потому что стало прохладнее, а он любит тепло («тепло, я сказал тепло, а не пекло, мать вашу»), а потом слышит звук закрывающейся двери в ванную, шаги у дивана, шорох одежды. Когда Мэттью не ощущает неизбежное присутствие определенного тела рядом, то проводит рукой по лицу и стонет. — Какого хрена- — выпаливает он. — Господи боже, Ховард, дуй уже в кровать, я не собираюсь случайно начать тебе надрачивать, ради всего святого, — его голос недостаточно громкий для того, чтобы быть слышным в соседнем номере, но достаточно громкий для того, чтобы напугать Доминика. Тот что-то бормочет в ответ, споря — Мэттью заставляет его лечь в кровать. — Идиот. — Членоносый, — отвечает Доминик — это больше похоже на смешок. Когда Мэттью проверяет уровень заряда на своем мобильном, на экране высвечивается время — час ночи, — и он думает, что никогда не выспится. Доминик поворачивается к нему спиной, и Мэттью закрывает глаза — сон берет над ним верх. (Когда Мэттью, по одной из своих странных привычек, просыпается среди ночи, и видит, что его небольшое тельце обнимает пара знакомых рук, то засыпает вновь без особых проблем)