«Горе и Скорбь - это раны, кровоточащие от любого прикосновения, кроме лёгкого касания руки Любви, но даже и в этом случае кровотечение продолжается, хотя уже и без боли» (О. Уайльд, «De Profundis»).
«Не все ли равно, хитростью или доблестью победил ты врага?» (Публий Вергилий Марон)
Томас разогнулся, собирая навоз в кучу и обречённо вздыхая, вытирая липкий пот со лба мокрым полотенцем, прикрывая глаза от палящего солнца. Жара нынешней весной просто била все рекорды: 30 градусов на солнце и 27 градусов — в тени. О каких вообще тренировках идёт речь?! Подумаешь, послезавтра скачки…. Не горбатиться же полдня на конюшне? Он недовольно обернулся на свою лошадь, которая аппетитно хрустела морковками. -Хорошо тебе, Сэнди! — буркнул устало Томас. — Тебе бы только пожевать да побегать. Верно я говорю? .. Сандэй — или (как звал своего жеребца Томас) Сэнди — был отличнейшим представителем своей породы. Томас не удержался и взглянул ещё раз на медную табличку, появившуюся здесь совсем недавно, на которой было выгравировано следующее:Имя: Сандэй Порода: английская чистокровная верховая Масть: гнедая с белой отметиной Дата рождения: 12.09.13 Родители: Счастливчик — Адель
Томас довольно улыбнулся: он гордился своим конём, который бил все рекорды, поставленные конкурентами из других конюшен. Послезавтра он снова побьёт очередной рекорд…. Этой весной в Луисвилль съезжались сливки общества со всего штата Кентукки, чтобы поглазеть на главное событие года, которое ждали всегда с нетерпением. Через несколько дней ипподром «Черчилл Даунс» будет наряжен в национальные цвета штата, с трибун будут улыбаться первые лица города, а Томас…. А Томас будет бороться за титул лучшего из лучших в скачках «Кентукки Дерби». Он надеялся на выигранные деньги обеспечить себе и своей лошади лёгкую жизнь, поскольку родители Томаса, хоть и были всю свою жизнь связаны с миром скачек, богатым состоянием не отличались, а потому денег всегда было в обрез. Ведь конный спорт считается одним из самых дорогих в мире. Чего только одно содержание лошади стоит! Да и не простой лошади — скаковой. На одних только походах к ветеринару можно было обанкротиться! Юноша тихо вздохнул, грезя о славе, но тут же вернулся к своим обязанностям — уборке денника. Сэнди всё время тыкался носом в спину Томаса, выпрашивая лакомство. Юноша иногда отмахивался и говорил не мешаться под ногами, но жеребец просто ластился. Ему было неважно, что будет через несколько дней. В отличие от людей, готовящих этот праздник, лошадям это было безразлично. Всё, что имело для них смысл — это бег. Томас не сомневался в своей лошади. Он вдруг вспомнил, как вместе со своим отцом посетил аукцион, где выставлялись на продажу лошади. Там юноша заприметил неуклюжего, но любопытного годовалого жеребёнка, шерсть которого отливала рубинами на солнце. Неуклюжий, ещё несформировавшийся Сэнди стоял на самом виду, в центре толпы, и мелко дрожал от страха, обводя манеж блестящими чёрными глазами. Что-то удивительное показалось Томасу в этом жеребёнке, и когда он сказал отцу, что хочет именно его, отец не стал возражать, напротив, почесав подбородок, довольно произнёс: -Если за этим жеребчиком правильно ухаживать, ты вырастишь себе Пегаса, Томас. Он будет летать, и ты будешь летать вместе с ним. Жеребёнка не звали Пегасом, крыльев у него не было, и даже имя его звучало как-то просто — Сандэй, вроде как из-за того, что он на самом деле родился в воскресенье, но при одном взгляде на этого неказистого малыша, Томас почувствовал, что именно эта лошадь приведёт его к победе. Врождённое знание о лошадях передавалось из поколения в поколение в роду юноши, и Томас наследовал его так же, как и много лет тому назад его отец, трижды выигравший в «Кентукки Дерби» и однажды в «Тройной Короне». Это было очень почётно! Как тот говорил, это всё потому, что он отлично понимал лошадей, и знал их так же хорошо, как свои пять пальцев. Эти скачки были для Томаса первыми, а потому серьёзными. Но, несмотря на свою молодость, многие любители делали ставки именно на него и его лошадь, видя успешные результаты с тренировочных забегов. Победа Томаса в этих скачках была равносильна восхождению на Олимп простому смертному, так что он должен был победить несмотря ни на что. Закончив с уборкой денника, Томас пошёл в раздевалку, чтобы взять всё необходимое для чистки седла. В конце концов, Томас не был прославленным спортсменом, и не имел в своей команде помощников, которые бы сами драили за него полы в конюшне, чистили денник, натирали маслом седло, уздечку и сапоги, и прочее, и прочее…. Такие разве что за жокея сами на лошадь не садились. Томас фыркнул, решив, что, если когда-нибудь прославится, то будет сам всё выполнять, даже если для этого потребуется переселиться в конюшню. В конце концов, он с детства живёт в этом мире, и знает лошадей даже лучше, чем людей. В раздевалке было полутемно. Ряды со шкафчиками разных жокеев отсвечивали на солнце серебром замочков и табличками с именами и фамилиями. Впрочем, в углу Томас приметил сидящего вполуоборот юношу. Выйдя на свет, он понял, что это Алби — его приятель, который, так же, как и Томас, участвовал в скачках, и так же, как и Томас, имел все шансы на победу. Он сидел на сундуке и чистил без того сверкающие сапоги, что-то бормоча себе под нос. -Привет, Алби! — кивнул Томас, подходя к своему шкафчику. — Какими судьбами? Ты же вроде с утра уже тренировался? Алби поднял на него мутный взгляд, и Томасу показалось, что-то случилось. Алби угрюмо нахмурился, затем отмахнулся: -Не видать мне победы, как своих ушей! Томас удивлённо приподнял брови, застыв на месте. -Это почему же? — поинтересовался он, вновь возвращаясь к поискам седельного мыла. -Сержант Пеппер повредил ногу, кажется. Я не знаю, в чём там дело, но ветеринар сказал, если это воспаление сустава, то плакала моя карьера жокея. Томас открыл рот в немом удивлении. Сержант Пеппер был одним из лучших скакунов в конюшне. Он практически не уступал Сэнди в скорости! -Постой… Что?! — он подошёл к Алби и сел рядом. — Но когда? Вчера же ещё всё было нормально! Алби удручённо покачал головой. -Сегодня на дистанции 1400 метров он пришёл третьим среди остальных. Обычно он всегда приходит первым. Ты же знаешь, что он вылетает из бокса, как птица из клетки. А сегодня как-то…. Не знаю, замешкал, что ли…. А когда я погнал его снова, то заметил, что Пеппер хромает. После бега я повёл его на осмотр, и мистер Джонсон сказал то, что ты уже слышал. Воспаление скакательного сустава. Томас молчал, поражённо глядя на Алби. Тот осунулся и выглядел самым несчастным человеком в мире. Оно и понятно: накануне скачек каждый нервничает и оберегает себя и свою лошадь, как только может. А здесь — недоглядел? Не проследил? Вот ведь несчастье….. -Неужели настолько всё плохо? — пробормотал Томас, искренне расстраиваясь за друга. Кто же теперь составит ему конкуренцию на скачках, если не Алби! -Просто невероятно! — тот спрятал лицо в руках. — Прямо накануне скачек! Ну не скакать же на нём. -Так ты, получается, сходишь? — выдавил Томас, понимая запоздало глупость вопроса. — Но ведь… Алби… Ты ведь ждал этого весь год! -И что же мне делать? Выйти на своём хромоножке и попытаться выиграть скачки? Ты совсем с головой не дружишь, да? Единственное, на что я могу рассчитывать, это перелом шеи — в лучшем случае. В худшем…. — Алби удручённо покачал головой. — В худшем, Сержанта отправят на свалку. А он, между прочим, бешеных денег стоил. Да его мать, Пальмира, одна из знаменитых кобыл во всём Кентукки! У него такая родословная, что любая лошадь обзавидуется! Нет, не могу я участвовать в скачках. Томас почесал затылок. Дела-а-а…. Вдруг, его осенило. -Слушай, — осторожно начал он, обращаясь к Алби. — А ты не думал, что это…. Ну…. Своего рода — устранение соперников? Алби поднял на него шокированный взгляд, но долго молчал, додумывая мысль Томаса. Затем вскочил и поманил товарища за собой. -Идём! — только и услышал Томас. Они прошли в конец конюшни, где стоял светло-гнедой жеребец, потряхивая жёсткой короткой гривой. Алби осторожно открыл денник и зашёл внутрь, следом прошёл и Томас. Сержант Пеппер насторожил уши, но, почувствовав успокаивающее поглаживание по шее, расслабился и опустил голову в поисках чего-нибудь съедобного. Алби опустился на корточки и поманил за собой Томаса. Тот опустился следом и посмотрел на заднюю левую ногу жеребца. Белый чулок был единственным на четырёх ногах, и потому придавал Сержанту некую изюминку. Впрочем, казалось, что именно эта нога была опухшей и смотрелась чуть больше, чем остальные. -Смотри! — указал Алби, дотрагиваясь до слегка отёкшего скакательного сустава. — Ветеринар сказал, воспаление. Но воспаление просто так не может появиться на пустом месте! -Сержант Пеппер должен был получить его, ударившись обо что-то, — задумчиво пробормотал Томас. -Именно! — кивнул Алби. — Но дело в том, что я последние несколько дней не выпускал его ни на пастбище, ни в леваду. Он — не конкурная лошадь, чтобы списать подозрение на барьер. Он не дрался ни с кем из остальных лошадей, не буянил и вёл себя спокойно. Я уверен, Том, Сержант не мог так просто пораниться! Кто-то сделал это умышленно! -Но погоди, раз ты говоришь, что дневал и ночевал в конюшне, значит, ты должен был видеть, кто заходит и выходит отсюда. -В этом и проблема! — нахмурился Алби. — Я был…. Ну…. В общем, я был немного занят. Томас прищурился. Так-так. А это уже интересно. Он молча сложил руки на груди, как бы требуя продолжения от приятеля. Алби подпёр собой стену, хмыкнул и пробормотал: -Элла. Я был с ней весь день. Вроде как был в конюшне, но не следил, кто входил и выходил. -Элла? Что за Элла? -Девчонка из секции по выездке. У неё потря-я-ясные бёдра! — Алби мечтательно хмыкнул. Томас покачал головой. -Отлично, Алби, ты, может, и не получишь кубок кентуккийских скачек, зато получишь звание «Олух года». Ну вот кто накануне скачек флиртует с девицами?! Алби буркнул: -Все нормальные мужики, чувак. Томас фыркнул и вышел из денника. -Считай, ты сам вырыл себе могилу. Иди сейчас к охраннику, проси, чтобы тот показывал запись со вчерашнего дня. Может, увидишь, кто к Сержанту подходил. Алби тяжело вздохнул и вышел следом. -Да, знаю, Томас. Конечно, сам виноват, просто…. Ах, чёрт со мной! Сам виноват, этим всё сказано! Нужно было следить за лошадью, а я расслабился, дурак! — он отмахнулся и, сунув руки в карманы, вышел из конюшни. Томас покачал головой. Вот ведь из-за чего несчастья происходят. Все беды от баб — так ведь говорят в народе. Однако подозрение закралось в самую душу, и Томас поспешил поскорее вернуться к Сэнди, боясь оставлять его надолго одного. Как говаривал ещё его дед: где лошади, там и мафия. Времена мафиози прошли, но лошади по-прежнему оставались ходовым товаром. Нельзя было допустить, чтобы ещё одного фаворита, то есть, Сандэя, сняли так же просто, как и Сержанта Пеппера. * * * «Гладкие скачки» были любимым развлечением для молодых жокеев, готовящихся к «Кентукки Дерби». Томас такие скачки любил: всё равно что на ралли участвовать. Для Сандэя не было большой сложностью пробежать 1600 метров со скоростью 60 км/ч. К сожалению, дистанции на 2500 метров Сандэю давались труднее. К концу забега он снижал скорость до 50 км/ч, и это было на руку соперникам, лошади которых, отставая вначале, наращивали темп. Томас что только ни пытался сделать с Сэнди, чтобы тот поберёг свои силы, но того словно черти за хвост кусали, и жеребец выстреливал из бокса, как пробка из бутылки шампанского. Конечно, если бы с ними состязались Алби и Сержант Пеппер, шансов на победу у Сэнди было бы не так много. Но теперь, когда главный соперник сошёл с дистанции, Томас остался единственным фаворитом. К сожалению, оставшись единственным претендентом на победу, Томас стал и мишенью жёлтой прессы, которая принялась сочинять байки о том, что устранение Алби — дело его рук. Как бы не был рассержен Томас, люди вокруг считали, что он приложил все усилия, чтобы сместить ещё одного фаворита, и, тем самым, облегчить себе победу. Выигрывать уже не хотелось. Если раньше и был запал, то сейчас казалось, что победа будет какой-то незаслуженной. Томас был сконфужен и не знал, как быть: впору самому отказываться от участия. Но потерять такой шанс было просто невозможно! И поэтому, несмотря на отговорки некоторых тренеров, которые, якобы, беспокоились за репутацию юного жокея, Томас подтвердил своё участие в скачках. Впрочем, об этом тут же прознали журналисты, и юноша сто раз пожалел о сказанном. За день до скачек Томас весь извёлся, чуть не впал в истерику, потому что кровожадные репортёры были повсюду, стараясь выпытать у него «правду», которую они хотели услышать, и которой не существовало в принципе. Что поделать — дерби было одним из захватывающих событий в Кентукки! На памяти Томаса ещё не было такого фестиваля, на котором бы не произошло что-то из ряда вон выходящее. Как говорится, публика жаждала хлеба и зрелищ, а репортёры-стервятники готовы были достать любую информацию, чтобы только подстегнуть напряжение толпы. Отец Томаса очень хорошо понимал всю эту ситуацию и с сочувствием похлопывал сына по плечу, говоря, что и на его веку случались такие казусы. -Всегда нужно быть достойным, Томас. Оставаться человеком в любой ситуации, — говорил он отчаявшемуся юноше. Томас понимал, что отец прав, и что он слишком много переживает из-за первых скачек, из-за того, что его не примут, и что толпа будет недовольна в случае его победы. Но и проиграть было просто нельзя! От этого зависело многое: аренда денника Сандэя в престижной конюшне, статус Томаса и его семьи, дальнейшие соревнования, отношение публики и других жокеев и именитых тренеров…. Он мог бы пойти зарабатывать деньги в другое место, но вряд ли тогда бы он смог содержать скаковую лошадь. Пришлось бы распрощаться с Сэнди, а этого Томас допустить не мог. В общем, куда ни глянь, вариантов кроме как «прийти и победить», не оставалось. Когда они пришли с утра на конюшню, чтобы пораньше заседлать Сандэя, тренер, мистер Тайлер, уже был там, распоряжаясь помощниками, слушая последние новости о ставках, успевая крутиться возле Сэнди, проверяя ноги жеребца, который с удивлением смотрел на пожилого мужчину, склонившегося у него под носом. Томас улыбнулся, видя своего тренера. Хоть и поговаривали, что мистер Тайлер был чудаковат, жокей видел, как он старается ради него и Сэнди. Отдача тренера не была напрасной: и Томас, и Сандэй давно считали Тайлера своим, и старались не разочаровать старика. Завидев своего хозяина, Сандэй приветственно заржал и потянулся мордой к Томасу, надеясь получить что-нибудь лакомое. Томас был слишком взвинчен, чтобы реагировать на своего коня, но всё же рассеянно погладил его по носу и поздоровался с тренером. Тот, завидев ученика, аж присвистнул, так его поразил бледный вид юноши. -Волнуешься, парень? Ещё бы! Я в твои годы тоже боялся выходить на арену скачек. Ничего, если наш Сэнди сегодня победит, слава тебе и почёт. -Что-то я сомневаюсь насчёт этого, — вздохнул удручённо Томас. — Как так получилось, что в отстранении от скачек Сержанта виноват я, а не Алби, который не следил за своей лошадью? Ведь из-за этого чёртового случая все обвиняют исключительно меня, прогнозируют мне лёгкую победу и выдумывают мне новых конкурентов, на которых, конечно же, ставят бешеные деньги! Они ставят на Саммер Рэйн, представляешь?! На эту дряхлую кобылу! Это же аутсайдер! — Томас был в негодовании. Мистер Тайлер тяжело вздохнул и сказал: -Мир скачек — жестокий мир, парень. Тут уж нужно сразу решить: или ты до конца в седле, или слезай, пока не поздно. Дальше ещё хуже будет, поверь мне на слово. -Подбодрили, нечего сказать! — хмыкнул Томас, заходя к Сэнди в денник. Он погладил коня по холёным бокам, провёл ладонью по гладкой спине, задержался на крупе, затем спустился к ногам, осмотрел и их. Подошёл к морде, заглянул в послушные и игривые глаза, затем приподнял бархатную верхнюю губу и осмотрел зубы и язык. Томас должен был удостовериться, что с его лошадью всё в порядке. Сандэй действительно сиял. Казалось, он готов прямо сейчас бежать к стартовым боксам. -Погоди, милый, — прошептал Томас, поглаживая мягкие уши. Глаза Сэнди сверкали чёрным агатом. Некоторое время ушло на то, чтобы заседлать жеребца, потому что Сандэй, чувствуя нервозность и возбуждение присутствующих, сам занервничал и заупрямился. Томас твёрдо знал, что хозяин не имеет права показывать эмоции своей лошади, иначе это сыграет с ним злую шутку. Но сам сейчас пытался успокоиться, потому что, ясное дело, это первые его серьёзные скачки, и неважно, как к нему относятся люди, он всё равно должен победить. Вбив себе это в голову, Томас пошёл переодеваться, оставив Сандэя на привязи вместе с отцом и тренером. Когда он переоделся в свою безупречную сине-белую форму и вышел на улицу, оказалось, уже почти весь ипподром забит толпой зевак. За воротами то и дело слышался скрежет перемещающихся машин, а по аллее, ведущей к стадиону, уже шли новоприбывшие. Женщины были прекрасно одеты, и каждая обязательно хвасталась своей шляпкой, купленной на распродаже у Стивена Джонса или Евгении Ким. Конечно, мало кто из них понимал истинное значение скачек. Им не столько было важно вычислить фаворита, прочувствовать адреналин от разворачивающейся скачки, сколько посплетничать и зарекомендовать себя в богатом окружении. Мужчины были более спокойны: собираясь в небольшие группы, они обсуждали лошадей и пытались определить победителя, основываясь на ставках букмекеров. Кто-то, считая себя современным Нострадамусом или уж царём Соломоном, рисковал, ставил «тройной экспресс» (т.е., надеялся угадать трёх призёров скачки). И всё-таки атмосфера живого ипподрома, шумного, яркого, красочного — завораживала Томаса. Конечно, он привык к тишине и покою, из раза в раз приходя на конюшню. В какое бы время дня ты ни пришёл сюда, если это только не праздничный день или не фестиваль (как в данном случае), «Черчилл Даунс» встречал тебя огромной, необъятной тишиной. Изредка где-то услышишь ржание одной-двух лошадей, и то — на другом конце ипподрома. Сейчас же здесь творилось что-то невообразимое. Томас не раз уже видел переполненные стадионы, ипподромы, но ничего общего с сегодняшним днём он просто не мог подобрать в своей памяти. Зрительские площадки были украшены флагами штата и разноцветными лентами, из будки судей виднелись первые лица Луисвилля, в будке репортёров уже настраивали мегафон, и голос комментатора уже взлетал над ипподромом, перекрикивая шум и гам. Из динамиков звучала музыка — лёгкий джаз, что-то наподобие Глена Миллера. Всё это должно было расслабить как публику, так и жокеев, которые сосредоточенно тыкались у отведённых им боксов, нацепляя на себя номера, пока зрители смотрели выступление младших учеников конюшни, показывающих несложные элементы выездки на своих пони. Томасу попался номер пять. Он тут же сдержанно улыбнулся и скосил глаза на других жокеев: придётся вырываться вперёд. Хорошо, что не десятый номер попался — у тех обычно вообще нет шансов на победу, поскольку лошадь оказывается далеко от малого круга, и ей приходится набирать невероятную скорость, чтобы догнать других лошадей. Обычно их участь решается уже на первой шпильке — на первом полукруге. Быть первым номером тоже не всегда удобно. То есть, если всадник опытный и умеет отбиваться, он прорвётся вперёд, если нет — есть вероятность быть зажатым со всех сторон в «коробочку». Что ж, у всего были свои плюсы и минусы. Хотя бы здесь Томас точно знал, что, благодаря необъяснимому порыву Сэнди, они вырвутся вперёд. Подойдя к тренеру, Томас поинтересовался, что слышно насчёт конкурентов. Тайлер озабоченно произнёс: -Конечно, букмекеры пророчат тебе победу. Впрочем, не все. Процентов пятьдесят в твою пользу. -Да что ты! А другие – кто? -Как ты и сказал, после тебя ставку делают на Саммер Рэйн, букмекеры дают двадцать процентов, что она победит. Ещё тридцать процентов отходят Феритэйл, но об этой лошади вообще ничего не известно. Ни мне, ни кому-то из моих знакомых. Так что, соперники у тебя «тёмные лошадки», не расслабляйся, обычно такие и выигрывают скачки, обходя именитых фаворитов. -Нет уж, сегодня я вырву победу у них из-под копыт! — мрачно процедил Томас, застёгивая перчатки. После взвешивания он отстранённо слушал гимн штата, разглядывая разношёрстную толпу, которая чинно и пафосно замерла, вслушиваясь в громкую мелодию живого оркестра. Сэнди нетерпеливо жевал удила, и вообще выглядел таким нервным, что Томас чуть не свалился с него, когда влезал в седло: жеребца точно лихорадило. Всё его тело казалось одним большим стальным механизмом, работающим по команде неведомого сигнала. Лошадей завели в боксы. Этот момент всегда нервировал и самого юношу. Не то что бы это был приступ клаустрофобии, просто воздух в груди нещадно сдавливало, и всё темнело в глазах от адреналина, только удары сердца — бешеные, точно молотом по наковальне — казалось, были слышны всему ипподрому. Но после этого тревожного момента, Томас почувствовал, что его тело наливается привычной лёгкостью, будто он перетекал в тело лошади и становился частью животного. Сэнди внезапно замер, прислушиваясь к ржанию и фырканью других лошадей. Справа, под номером шесть, стоял светло-рыжий мерин, слева — неизвестная тёмно-гнедая кобыла Феритэйл. Томас вмиг оценил её рост, силу её ног, ширину её груди и высоту крупа. Всё это могло сыграть свою роль в определённый момент. Последние слова мэра, секундное ожидание, длившееся чуть ли не вечность, а затем противный и хриплый сигнал-звонок. Боксы раскрылись, и точно земля ушла у Томаса из-под ног: лошади рванули навстречу ветру. Томас навалился передним корпусом на шею Сэнди, который нёсся вперёд, развивая максимальную свою скорость. Вот он догоняет какого-то серого жеребца, оставляя тут же его позади. Секунда, и он уже равняется с первым номером, который сумел вырваться вперёд из захвата. На шпильке Сэнди рванул вправо, и в какой-то момент Томас потерял ситуацию из-под контроля, но вовремя встрепенулся и оценил обстановку: Сэнди бежал вровень с Феритэйл. Позади Томаса, почти что у его спины тяжело дышала какая-то лошадь. Оглянувшись, Томас догадался, что это Саммер Рэйн. Но кобыла явно выдыхалась: её прерывистое тяжёлое и горячее дыхание ясно говорило о том, что она не дотянет до финиша. Кажется, это понимал и жокей, сидящий на ней, потому что принялся хлестать кобылу по бокам, но от этого она ещё больше не то упрямилась, не то действительно уставала, и, как ни старалась, начинала отставать. Томас позволил себе отпустить поводья и немножко расслабиться, потому что один из конкурентов остался позади, и теперь Сэнди требовалось чуть больше времени, чтобы оценить ситуацию и вырваться вперёд. Трибуны слились в разноцветные пятна, толпа взорвалась криками и визгом. Оставалась тысяча метров. И как назло, Сэнди выдохся. Он не то что бы начал отставать, всё так же ровно бежал, как и раньше, не отставая, но и не вырываясь вперёд. Со стороны могло показаться, что жокей сдерживает лошадь. Но Томасу было известно другое. Он понимал состояние Сэнди, будто это он сам бежал, а не его конь. Но проигрывать было нельзя. Тогда Томас подстегнул его, и Сэнди, встрепенувшись, снова рванул. Он вырвался сначала на голову вперёд, затем — на полкорпуса, обставляя Феритэйл и уже не давая кобыле приблизиться к себе. Кажется, у Сандэя открылось второе дыхание, так как Томасу даже не пришлось подгонять его ещё раз. Завидев впереди финишную прямую, лошадь стремительно понеслась, несмотря на сбившееся дыхание. Томас привстал в стременах, чтобы Сэнди было легче бежать, и тот, чувствуя, что вес всадника переместился, скакнул вперёд, пересекая финишную черту. Феритэйл пришла второй, отстав от Сандэя на четыре корпуса. А вот Саммер Рэйн, как и думал Томас, даже третьего места не заняла. Пришла пятой. Третье место занял светло-рыжий мерин, но, видно, его хозяину и этого было достаточно. Сандэй плавно перешёл сначала на рысь, потом на шаг, и лишь затем остановился и, тяжело дыша, опустил голову. Томас скатился с него кубарем прямо в объятия отца и тренера, которые тут же подскочили к нему и принялись поздравлять. -Чёрт возьми! Это победа! — взревел Тайлер от радости. Томас ошалело пялился вокруг, не веря в это. Казалось, это всё сон, и никакой скачки вовсе не было. И ни заляпанный комьями земли и травы костюм, и ни жеребец, стоявший в мыле и тяжело дышащий — ничто не могло убедить Томаса в том, что он выиграл. Это было…. С одной стороны просто, с другой — невероятно! Когда оцепенение отпустило, Томас засмеялся от счастья, что, вот оно — решение его проблемы! Вот она — победа! То, ради чего в последние дни пришлось прожить в безумном напряжении. Ради этого момента, понял Томас, многим можно пожертвовать. Однако когда первый минутный восторг спал, Томас ошарашенно понял, что судьи не торопятся объявлять победу. Зрители на трибунах тоже как-то разочарованно переглядывались между собой и швыряли билетики, которым не суждено было принести своим хозяевам большие деньги. -Что происходит? — очень спокойно спросил Томас, леденея и замирая на месте. -Кажется, кто-то против твоей победы, парень, — пробормотал мистер Тайлер, щурясь. Глаза Томаса сузились и он, прикрыв лоб козырьком ладони, устремил взгляд вверх, на будку судей, где, среди мужских силуэтов разглядел один женский. Это была женщина, и она смотрела прямо на Томаса из-под полов своей элегантной шляпки с синей вуалью. И ему это не привиделось. Наконец, женщина развернулась к нему спиной и дала какой-то знак рукой. Мужчины сначала замерли, потом неуклюже плюхнулись обратно в свои сиденья и что-то проговорили. Стоявший возле них комментатор тут же огласил громким голосом, и мегафон, хрипевший до этого, очень чётко передал следующее на замолчавший внезапно ипподром: -Итак, победителем ежегодного «Кентукки Дерби» становится жокей номер пять на лошади по кличке Сандэй! Поздравляем тех, кто сделал правильный выбор и поставил на нужную лошадь! А сейчас — тридцать минут перерыва, после чего приглашаем на торжественную церемонию награждения победителя! Томас облегчённо выдохнул. И зря. Знал бы, что эта победа не сулит ему ничего хорошего, он бы не стремился так выиграть эти деньги.