Конец кошмара.
Тихий писк. Он не раздражает, просто гудит где-то над ухом. Аппарат? Давление явно не в норме, о чем предупреждает даже головная боль. Будто кто-то с наглостью хватает твои мозги пальцами, сжимая их. Я вижу потолок. Бледный. Знакомый. Запах медикаментов врезается в нос, проникает в легкие, когда делаю глубокий вдох через нос, словно пробуждаясь ото сна. Пытаюсь посмотреть в сторону, но при движении глаза начинают сильнее болеть, так что остаюсь неподвижной какое-то время. Чувствую, с каким трудом могу согнуть пальцы правой руки, пошевелить одной ногой, хотя не понимаю, какой именно. Хмурю брови, постепенно мое сознание выходит из тумана, дымка рассеивается, а ясное небо за окном вынуждает морщиться, щуря больные веки. Моргаю, слушая тиканье часов. Оно успокаивает. Глотаю воду во рту, смачивая горло. По нему явно водили иголками. Боль отменная. Появляется возможность скользить взглядом по стенам. Палата больницы. Сколько раз мне уже довелось просыпаться здесь? Стоп. Меня пробирает холод, мурашками осыпается бледная кожа. Резко, игнорируя боль во всех мышцах, я поднимаюсь на руках, замерев, когда взгляд натыкается на макушку парня, который сидит на полу, руки держит на кровати, а голова уложена на них. Его плечи накрыты пледом. Кто-то с явной заботой относится к нему. Мисс Пози, верно? Сажусь на кровати, смотря на Дилана. Он тихо дышит, веки прикрыты. Спит? Моргаю, чувствуя, как в носу начинает колоть, глаза горят болью, так что тру их пальцами, избавляясь от песка. Слабо, скованно улыбаюсь краем искусанных губ, тяжелую руку тяну к парню, пальцами касаюсь его волос. Даже не успеваю особо потрогать его, как Дилан приходит в сознание. Он резко отрывает голову от рук, на его виске остались отпечатки от складок на рукавах кофты. Сколько он просидел в таком положении? ОʼБрайен приоткрывает бледные губы, смотрит на меня таким потерянным видом, отчего комок встревает в горле. Продолжаю аккуратно гладить его по волосам, отвечая на зрительный контакт, правда, не выношу молчания: — Привет, — шепчу слабо, тихо. Буквально вырываю из себя это короткое слово. Дилан моргает быстро, и я вижу, как в уголках его глаз сверкает соленая жидкость, но он не плачет. Парень поднимается, позволяя пледу упасть на пол, и садится на край моей кровати, холодными руками касается моих плеч, начиная их растирать, словно пытаясь согреть меня. С ужасной тоской в груди смотрю на него, дрожащие губы сжимаются, так что опускаю голову, громко шмыгнув носом, но вновь заставляю себя поднять лицо с нервной улыбкой. Сколько я пролежала без сознания? — Три дня, — он будто читает мои мысли. Стискивает зубы, борясь с сорвавшимся дыханием. — Три дня, — повторяет, больно сжав пальцами мои предплечья. — Что произошло? — хмурю брови, не в силах вспомнить, но парень качает головой: — Я не знаю. Их просто не стало, — наклоняет голову, вижу, как он постоянно поворачивается ко мне левым ухом, поэтому щурю веки, пальцами касаясь его правого виска. Отметины от пластырей. — Что с тобой? Ты что-то повредил? — напряженно смотрю ему в глаза, которые парень отводит в сторону, пытаясь говорить как можно спокойнее: — Я оглох на одно ухо, ничего серьезного, — явно не желает говорить об этом, поэтому переводит тему. — Как ты себя чувствуешь? — опускает взгляд на уровень моей шеи, и я касаюсь груди пальцами, чувствуя, что поверхность слегка неровная. — У тебя сильный ожог, — парень так же трогает мою кожу, потирая её большим пальцем. — Но краснота должна пройти, — говорит тихо, после чего поднимает на меня карие глаза. Я немного нервничаю, задавая этот вопрос, так что прикусываю кончик языка, сморщившись: — Мы… Мы проиграли? — Кажется, нет, но… — Дилан откашливается, оглядывая пустую палату, и я понимаю, о чем он. Рядом с нами больше нет нашей семьи. И в этом плане мы проиграли. Начинаю грубее гладить парня по волосам, притягивая его голову к себе. Обнимаю за шею, чувствуя, как ледяные руки обхватывают мои плечи. Носом зарываюсь в его волосы, судорожно выдохнув. Молчим. Остаемся сидеть в полной тишине, больше не нарушая её пустыми словами. Они нам не нужны. Они лишние. Мы и без того понимаем друг друга. Но, что нам делать теперь? Неизвестность пугает. — Мы уезжаем, — твердо произносит ОʼБрайен, дыша мне в шею. Молчу, опуская взгляд вниз. — Мы, к чертовой матери, уезжаем отсюда. Навсегда. Он решил все за нас. За меня. Дилан ОʼБрайен вновь берет все в свои руки. Именно это нас с Джейн восхищало в нем. Мы уезжаем из этого города.***
Создавалось под: Jean-Pierre Taieb — Running After My Fate (Alternate Version)
Мне с трудом удается сдерживать эмоции, когда мы возвращаемся в дом Дилана. Пока бродим по комнатам, собирая вещи, пока ветер разносит знакомые ароматы. Парень делает всё быстро, не дает себе стоять на месте, иначе будет охвачен эмоциями, а для нас с ним это самое опасное. Я прохожу мимо комнаты Карин, дверь которой закрыта на замок. Навсегда. ОʼБрайен не станет туда заглядывать. Он стоит напротив шкафа, собирая необходимые вещи в спортивную сумку. Иду к его прозрачной доске, на которой висят какие-то фотографии. Белым маркером нарисовано число «семь». Долго разглядываю её, пальцем касаясь гладкой поверхности, и стираю ладонью цифру, встретившись взглядом со своим отражением. На улице ярко светит морозное солнце, так что в комнате достаточно светло. Остальные снимки не трогаю, повернувшись лицом к Дилану. Он поглядывает на меня так же устало, но не демонстрирует этого в полной мере, сжато растянув губы, после чего кусает их, захлопнув дверцы шкафа. Оборачивается, перекинув ремень сумки через плечо: — Идем, — говорит. Не спрашивает. Я киваю, шаркая ногами по паркету, отчего пыль поднимается вверх. Переступаю порог, и только тогда Дилан выходит за мной, закрывая дверь на ключ. Не оглядываемся, покидая знакомые стены дома. Парень закрывает входную дверь, пока я медленно спускаюсь по ступенькам крыльца. Поднимаю глаза на его спину, замечая, как он мнется. Долго стоит напротив двери, громко дыша, после оборачивается, вновь сжато улыбнувшись мне. Я отвечаю тем же, борясь с разъедающим мое горло комком. На улице приятный мороз. Зима. Солнца отражается от сугробов, и, кажется, его лучи вполне способны согреть кожу моего лица. Дилан ведет автомобиль медленно. Не смотрит по сторонам, чем в этот момент занимаюсь я. Изучаю взглядом знакомые городские улицы. Наблюдаю за людьми, которые не скрывают своего восторга от такого теплого дня. Дети носятся по площадкам, играя в снежки. Их радостный визг слышен приглушенно, ведь стекла окон подняты. В салоне достаточно тепло. Мисс Пози сказала, что мое состояние значительно улучшилось, отругала нас за халатное отношение к моему здоровью, после чего дала наставления, и главное из них — не сидеть на сквозняке. Так что, как бы мне не хотелось насладиться приятным, чистым воздухом, парень не разрешит мне опускать стекло. Минуем знакомые повороты. Вот уже ряд домов, при виде которых меня начинает подташнивать. Это неприятное ощущение в груди… Оно скребется, причиняя куда больше боли, и мне тяжело сохранять спокойствие. Автомобиль паркуется у дома Джейн. Я прижимаю ладонь к лицу, скрывая мокрые глаза от Дилана, который несколько секунд мнется, стуча пальцами по рулю, после чего всё-таки вылезает. Трясу головой, отгоняя эмоции, и выбираюсь за ним. Задыхаясь от морозного ветра, что врывается мне в ноздри. Глотаю его, подходя к парню, который ждет меня у калитки, открывает дверцу, и прохожу на участок первая, чувствуя, как Дилан обнимает меня за талию. Вместе поднимаемся на крыльцо. Вместе какое-то время стоим молча напротив двери. ОʼБрайен выдыхает, протягивая руку к звонку, но я резко делаю шаг вперед, нажав на него первой. Опускает на меня глаза, но я смотрю только на дверь, не в силах справиться с рваным дыханием. Слышу шаги и вовсе сжимаюсь вся внутри. Дверь открывается. На пороге стоит женщина, которой за несколько месяцев удалось сильно постареть внешне. Её опухшие красные глаза впиваются в меня, но в них нет злости. Одно сожаление, горе, мучение. Женщина громко вдыхает, протягивая ко мне свои тонкие трясущиеся от стресса руки, и я делаю к ней шаг, позволив матери Джейн обнять меня. Чувствую, как быстро колотится её сердце. Женщина одной рукой ворошит волосы Дилана, поцеловав меня в висок, и делает шаг назад, больно потирая плечи: — Можете забрать свои вещи, — шепчет, отворачиваясь, ладонью прикрывает губы, уходя на кухню. Я неуверенно переступаю порог. И в ту же секунду меня начинают терроризировать воспоминания. От давления ноги подкашиваются, но на то Дилан стоит позади. Он поддерживает меня за руку, закрывая за собой дверь. Идем мимо гостиной, в которой я с Джейн часто сидела допоздна, смотря сериалы и глупые комедии, над которыми мы громко смеялись. Как безумные хохотали, но нам необходимо было восстановиться, прийти в себя. Мать Джейн капает себе в чай успокоительное. Дилан останавливается, шепча: — Иди, я хочу поговорить с ней, — объясняет, и киваю в ответ, медленно поднимаясь на второй этаж. Смотрю в коридор перед собой, сглатывая, и шагаю вперед, прогоняя мысли, что нагло лезут в голову. В один момент мне мерещится смех Рид, так что громко вдыхаю, моргая, чтобы избавиться от воды в глазах. С напряжением подхожу к комнате, в которой мы с Рид проводили большую часть времени, разговаривая, делая домашнее задание, танцуя под громкую музыку, из-за которой соседям приходилось вызывать полицию. Помню, как осуждающе тогда цокала Карин, возмущаясь: «Устроили танцульки… А меня не позвали! Стыд да срам!» Торможу на пороге. Замираю, пропустив сильный удар, от которого сердце замерзает. Рози ходит с рисунками в руках, развешивает их по стенам. Они… Они буквально повсюду. С полным опустошением слежу за ребенком, который оглядывается, деловито спрашивая: — Как думаешь, этот рисунок повесить здесь, или над столом? — оглядывает комнату, и я невольно улыбаюсь. Рози выполнила свое обещание. Она вернулась с кучей рисунков для своей сестры. — Над столом неплохо будет смотреться, — шепчу, вытирая слезы, и шмыгаю носом, улыбаясь девочке. — Хочешь, помогу? — прохожу к ней, и Рози благодарит, начиная с восторгом рассказывать, что запечатлено на каждом рисунке: — Это мы пошли купаться в море, и злой дядька говорил всем: «Нельзя за буйки! Нельзя есть мороженное на лежаках! Нельзя выгуливать собак! Нельзя нырять!» — она возмущенно хмурит бровки. — Что на пляже тогда вообще можно? — показывает мне листок с нарисованным на нем мужичком, который размахивает палкой, как у патрульных на дорогах. Смеюсь, вытирая нос, и беру рисунок, игриво соглашаясь: — Да, как так можно? — вешаю рисунок на скотч над столом. — И как же вы развлекались там с мамой? Рози с довольной улыбкой показывает мне следующий рисунок, на котором изображен лес: — Мы ходили за шишками. Там так красиво! И хорошо пахнет, — протягивает мне. Таким образом мы украшаем все стены комнаты, пока рисунки не заканчиваются. Я опускаюсь на кровать рядом с Рози, взглянув на последний рисунок, который она держит в руках: — А это куда повесим? — спрашиваю, убирая локоны волос за уши, и рассматриваю рисунок, чувствуя, как веко правого глаза начинает нервно дергаться. Разноцветными карандашами нарисованы кривые человечки. Они сидят за столом, кажется… Пьют что-то из кружек. — А… Что ты здесь изобразила? — спрашиваю, пересчитывая количество людей. Рози начинает указывать пальчиком на кривых человечков: — Это мама, это папа. Они в тот день со мной ездили к моей бабушке, поэтому попросили сестру посидеть со мной, а она позвала вас в гости. Это ты. Это Дилан, это Джейн, а это Тайлер, — улыбается, вгоняя меня в растерянность. Она помнит его? Как? Моргаю, смотря на ребенка, который протягивает мне рисунок: — Это тебе, — смотрит своими горящими карими глазами на меня. Она так похожа на Джейн, что дрожь охватывает тело, так что пальцы предательски трясутся, когда принимаю подарок, а улыбка выглядит жалкой: — Спасибо, — благодарю, пальцами потирая края листа. Через силу улыбаюсь Рози, которая забавно кивает головой, ножками бьет по кровати. На пороге останавливается Дилан. Он улыбается краем губ, когда девчонка с визгом вскакивает с кровати, кинувшись в его сторону. Я со слезами и улыбкой наблюдаю за тем, как ОʼБрайен подхватывает Рози, дернув её за щечку: — Хэй, как дела? — хрипло спрашивает, и ребенок начинает быстро тараторить, рассказывая ему всё то, о чем успела поведать мне. Парень внимательно слушает, а на моменте с «плохим дядькой с пляжа» наигранно хмурит брови, проворчав: — А что тогда вообще на пляже делать? Я тихо смеюсь, прикрыв рот ладонью, и вижу, что Дилан смотрит на меня, после чего целует Рози в макушку, заставляя её краснеть: — Тебя мама на кухне ждет. Хочет поговорить с тобой, — опускает девочку на пол, и она смущенно отводит взгляд, уносясь вниз. Парень сует ладони в карманы кофты, опирается на дверную раму, с интересом осматривая комнату: — Ты смотри… Она выдает рисунки, как конвейер, — шепчет, заставив меня шире улыбнуться. Смахиваю слезы, встав с кровати, и подхожу к шкафу, взяв с пола свой рюкзак. Моих вещей здесь практически нет. Думаю, придется какое-то время жить с родителями в Лондоне, пока мы учимся и заканчиваем школу. Я связалась с матерью, которая с восторгом приняла новость о моем переезде, а когда речь зашла о Дилане, она с какой-то похотью хихикнула. Что ж, рада, что у неё всё хорошо. Минута — и все мои вещи: пара маек, кофт и джинсов с кедами, — в рюкзаке. Надеваю ремни на плечи, повернувшись лицом к парню, и опускаю руки вдоль тела, сжав губы: — О чем ты говорил с мамой Рози? — Настоятельно просил их уехать отсюда, — отвечает, наблюдая за тем, как я вновь оглядываю комнату. — Она сказала, что они собираются в Канаду. Там живет их родня, — чуть тише добавляет. — Они будут в порядке. Тяжело вздыхаю, кивая головой, и моргаю, опять пересекаясь с Диланом взглядом: — Тогда… Мы… — Уходим, — заканчивает уверенным тоном вместо меня, выходя из комнаты, и я дергаю ремни рюкзака, последовав за ним. Берусь за ручку двери, переступив порог. Останавливаюсь, мнусь, повторно обернувшись. Взглядом в последний раз изучаю светлую комнату, позволяя слезам скопиться в глазах. Моргаю, слабо улыбаясь, и прикрываю за собой дверь, поспешив за парнем, которого беру за руку. Спускаемся вниз. Мать Джейн выходит с кухни, а за ней с неподдельным восторгом выскакивает Рози: — Мы едем жить к бабушке Мегг! — радуется, улыбаясь во всю ширь. — Тогда, беги собирать вещи, — я еле улыбаюсь ей в ответ, и девочка мчится наверх, в свою комнату. Мы с Диланом подходим к двери, повернувшись к женщине лицом. Она вытирает влажные от нервов ладони о фартук, с грустью в голосе шепча: — Хорошо вам добраться, — облизывает обветренные губы, выдавливая из себя улыбку. — Вам тоже, — откашливаюсь, думая, что пора уходить, но мать Джейн вдруг просит: — Стойте, — она ладонями проникает в один из кармашков своего фартука, вынимая белый конверт. Смотрит на меня с грустной улыбкой, подходя ближе, и протягивает его: — Думаю, оно вам нужно. Я моргаю, с непониманием принимаю конверт, не спрашивая, что в нем, ведь вижу, что женщине и без того тяжело говорить. Дилан открывает дверь: — До свидания. — Берегите себя, — говорю, сдерживая слезы, когда женщина прижимает пальцы к дрожащим губам, кивая: — Прощайте, — всё. Это конец. Вряд ли я когда-нибудь ещё увижу мать Джейн. Её маленькую, озорную, полную жизни сестренку Рози. Этот дом, дверь которой ОʼБрайен закрывает, взяв меня за локоть, ведь без его вмешательства я не смогу идти. Через силу отворачиваю голову, вновь и вновь вытираю глаза, когда мы садимся в машину, оставив вещи на заднем сидении. Шмыгаю носом, громко выдыхая в потолок салона. Дилан заводит мотор: — Пристегнись. На моем лице мелькает улыбка. Выполняю просьбу, сжав в руках конверт. Машина трогается с места. И опять за окном знакомые места, улицы, парки, дома, забегаловки, в которых мы часто обедали с Джейн и Диланом, когда тот решал всё-таки присоединиться к нам. Я прижимаюсь лбом к стеклу, продолжая раз за разом пускать тяжелый вздох с губ. Как только мы выезжаем на дорогу, идущую через лес, мое напряжение дает о себе знать. Высокие хвойные деревья, покрытые снегом. Сугробы по колено. Солнце проникает, сочится лучами сквозь ветви, уничтожая любой сгусток тени среди стволов. Медленно моргаю, невольно оторвав голову от окна, и с опаской оглядываюсь назад. — Кто, блин, сказал, что это верное решение? — Джейн протягивает Тайлеру его хот-дог, возмущаясь. — Мы потратили на это свои деньги, а теперь не будем есть? Твоя идея была! Это день, когда мы покидали Лондон, мчась в клуб, чтобы забрать Хлою. Тогда Пози заверил всех, что хот-доги на парковке вполне себе съедобны, но оказалось всё наоборот, так что Джейн всеми силами пыталась заставить парня кушать. Она смеялась в тот день. Я помню. Она смотрела на меня, мельком бросая взгляд на Дилана. Я помню. Я помню, тогда она заметила, что между нами что-то изменилось. Между нами всеми. Отдергиваю себя. На заднем сидении ничего, кроме вещей. Поворачиваюсь лицом к дороге, опустив взгляд на конверт. Он стал немного влажным, мятым, ведь я без конца теребила его пальцами. Вытираю нос, решая вскрыть его, и случайно рву, слыша смешок со стороны Дилана: — Почему я не удивлен? Закатываю глаза, слабо усмехнувшись, и пальцами пролезаю в конверт, нащупав что-то очень тонкое. Хмурюсь. Вынимаю. И давлюсь. Эмоции волной накрывают меня, когда мой потерянный взгляд носится по фотографии, которую мы сделали, когда жили в особняке Марии. Джейн обнимает за плечи Тайлера и меня. Я правда пытаюсь улыбаться, как и Дилан, которому в тот момент было слишком холодно. Рид легонько поддается в сторону Пози, лбом касаясь его подбородка. Тайлер выглядит таким же счастливым, как и она, а вот мы с Диланом явно пытаемся улыбаться. Тепло разливается по груди. Жалкая слеза капает на снимок, который, по всей видимости, распечатала мать Джейн. Вытираю глаза, вскинув голову, и заставляю себя улыбнуться. Дилан косо смотрит на фотографию, стараясь не отвлекаться от дороги. Пытается сохранить непоколебимость, но всё равно стискивает зубы, опустив одну ладонь в поисках моей руки. Переплетаю наши пальцы, уложив руки на колени, и смотрю перед собой, взглядом зацепив огромный постер, поставленный возле обочины. И его надпись гласит: «Суррей Хилс. Вы уверены, что хотите покинуть наш прекрасный город?»