Не кончается пытка

Проходили часы. Вадим уже научился молчать и не нарушать полумрак и тишину. Он уже сам начал чувствовать тем самым вассалом пана Шклярского, который должен молчать, пока пан не соизволит обратиться к нему. Тем более, все вопросы, которые Вадик мог задать, прозвучали бы глупо. Ещё бы, прожить в максимально материальном мире до сорока с лишним лет, а потом тебя толкают головой вперед в какие-то дикие, мистические, непонятные и частично к тому же гомосексуальные события - хотя последнее, по трезвому размышлению, показалось наименьшей проблемой. В общем, неудивительно, что Вадим чувствовал себя идиотом, и не решался облечь в мысль и слово ни один из хаотично роящихся у него в голове вопросов. Он курил, периодически вставал и бродил по комнате, один раз зашел в туалет с очевидной целью, и один раз в ванную - умыться холодной водой. Последние десять минут бездумно листал взятую с собой в дорогу книгу сказок Гофмана - Глеб сунул, сказал: "Для правильного настроя". Эдмунд, казалось, чего-то ждал, потому что молчал не от неловкости, как его визави, а осознанно и задумчиво: это читалось на его лице. Вадим был ему благодарен уже за то, что неподвижная маска сменилась привычным человеческим выражением лица, и это делало тишину спокойной и безопасной. - Итак, ночь. - Слова Эдмунда прорезали тишину, и прозвучали так, будто продолжали сказанную последней фразу без паузы. - В этом мифология права: временем максимальной активности вампиров является именно ночь. Солнце, конечно, никого не сжигает. И мы даже не начинаем сиять в солнечных лучах, как в той, прости Господи, киноподелке. Вадим засмеялся. Сияние кожи, как в "Сумерках" - это был один из вопросов, которые он хотел задать, но решил, что он возглавит список тупых вопросов не только за сегодняшние вечер и ночь, но и за всю его жизнь. - А почему же тогда ночь? - Поинтересовался он, продолжая улыбаться. - Потому что солнце, хотя и не вредит, но мешает. Это невозможно объяснить. Можно только почувствовать. - Ответил Эдмунд, впервые за всё прошедшее время закуривая. - Это не потому, что я не хочу рассказать это тебе. Просто некоторые вещи нельзя описать словами. Вадим отложил книгу, прикурил себе сигарету тоже, и задал единственный вопрос, который смог сформулировать ясно и не чувствуя себя идиотом: - Почему не Сергей и не Святослав? Ведь они бы тогда не... - Не успел. - Коротко прервал Шклярский, затягиваясь, и очень явно помрачнел. Через пару минут продолжил: - Ты не можешь просто взять и сделать кого-то подобным себе. Человек должен настроиться, должны быть нужные мысли, нужное самоощущение. Кровь меняется не только от внешних факторов, но и от внутренних тоже. Меняется состав крови, и если так можно сказать, магический потенциал крови. Сережа и Свят... Я просто не успел. Но это не значит, что я не пытался. Я провел в больнице у Свята много дней, пытаясь поймать нужный момент, ведя с ним неуместные, но необходимые разговоры, но это не помогло. А Сережа умер слишком быстро. У меня даже мысли не было, что в случае с ним у меня просто нет времени. Вадим подошел к Эдмунду и положил руку ему на плечо: - Прости, что спросил. Эдмунд благодарно накрыл руку Вадима своей и поднял голову, посмотрел в глаза. Сейчас этот взгляд ничем не отличался от взгляда обычного человека, человека, вспомнившего о своем старом горе. - Спасибо, Вадик. Но, конечно, ты должен был задать этот вопрос. После уже привычной короткой паузы Вадим подошел к окну, и, глядя в расстилавшийся перед ним город, задал следующий вопрос: - А почему я? - А почему нет? - Парировал Эдмунд, улыбаясь. - Я увидел в тебе потенциал, скажем так. И понял, что ты сможешь быть таким, как я, и это принесет тебе пользу. - Пить кровь и прятать глаза под темными очками? - Не оборачиваясь, уточнил Вадим. - Жить вечно и не чувствовать творческого выгорания. Ах да, не пить кровь - удобный и действенный способ самоубийства. - Эдмунд явно продолжал улыбаться, и явно считал всё происходящее крайне забавным.