Не кончается пытка

- Ну, и кто из нас, przepraszam, пидор? - Неожиданно спросил Шклярский, когда Вадим обиженно раскрыл глаза и уставился на него. Тот вздрогнул (уже который раз за последний час), и напрягся. - То есть, ругаться можно тебе, а как другие, так мы морщим свой польский нос? - Нагло, как подросток, который впервые спорит с матерью, спросил он. Эдмунд глубоко вздохнул и неприятно изменился в лице: - Не наглей - бросил он. - Я вернул тебе твоё оскорбление, не более того. И всё ещё не советую так разговаривать со мной. - Запугиваешь? - Предупреждаю. Повисла тяжелая тишина. Эдмунд разогнулся, сделал медленный круг по комнате, и сел в свое кресло. Вадим трясущимися руками нащупал на столе пачку сигарет, прикурил и, немного расслабившись, наблюдал за Шклярским. Со стороны казалось, что последнего получаса вообще не происходило: всё так же они сидели, каждый в своем кресле, Вадим курил, Эдмунд сверлил стену взглядом. Тьма окутала город, как Иерусалим, исчезло всё, кроме ровного шума за окном и этой комнаты, освещенной одними лишь свечами. Эдмунд неподвижно сидел, как прокуратор, в своем кресле, очень ровно положив руки на подлокотники, выпрямив спину и приподняв подбородок. "Наверное, так сидели его шляхтичи-предки, когда к ним приходили вассалы и холопы. В таких готических дубовых креслах с высокой спинкой. Высокомерно и неподвижно" - подумал Вадим, поглядывая на Эдмунда и стараясь не нервничать. - Да. - Неожиданно сказал Шклярский, не меняя ни позу, ни выражение лица. - Что "да"? - спросил Вадим, непонятно дернувшись. - Да, так они и сидели. - Чуть мягче ответил Эдмунд, и, понимая, что своей неподвижностью пугает друга, сел чуть более вальяжно и улыбнулся - без клыков, простой, человеческой улыбкой. Продолжил: - У Шклярских во времена Речи Посполитой было большое имение под Лодзем. Глупые и развратные отпрыски славного рода в Век Просвещения, одобряемые теми, кто делил Польшу на куски между Россией, Австрией и Пруссией, промотали и земли, и состояние, и родовую честь, и вернуть хотя бы последнее удалось только во время подавления польских восстаний Российской Империей. Тогда Шклярские стали героями сопротивления, горячая кровь и страстность сыграли свою роль во благо. Дворянами, конечно, уже не были. Стали интеллигенцией. Дед переехал в Питер, был известным ученым. Эдмунд снова умолк, но эта внезапная историческая справка успокоила Вадима окончательно. Он уверился, что убивать его никто не будет, и насиловать тоже, ведь Эдмунд мог это сделать уже давно. А вот, вместо этого сидит, рассказывает краткую историю своей семьи. Что ж... - Итак... Что дальше? - Спросил Вадик, понимая, что "дальше" должно быть так или иначе. - Дальше - ночь. - Махнул рукой в сторону окна Эдмунд.