***
На следующее утро я стояла у зеркала в комнате Уанслера и с нескрываемым любопытством и каким-то страхом рассматривала пострадавшую шею, медленно водя пальцем от покраснения к покраснению. И самое ужасное было то, что я совсем не понимала, нравилось мне это или нет. — Что, нравится? — раздался знакомый голос за спиной. Я резко развернулась, одной рукой держась за шею, а другой пытаясь поправить лямки ночнушки, которую мне удалось раздобыть в короткое отсутствие Уанслера в своей комнате. — Не знаю, — усмехнулась я, стараясь не смотреть ему в глаза. Он стоял около двери, уже одетый в свой неизменный костюм, и скрестил руки на груди. — А, в целом, очень впечатляет, — сказал он и тут же вышел. Я с силой надавила на одно из красных пятен на шее и злобно прошипела что-то от боли, чтобы вернуть себя на землю из мира сладких фантазий. Я не знала, что делать. Не могла принять решение.***
Если Вы думаете, что дальше моя жизнь стала более яркой и интересной, что везде витали розовые блёстки, а просыпалась я с мыслью о тёплом кофе и гладила ручного радужного единорога, то нет. Ничего радужного и фееричного мой дальнейший короткий период жизни не предвещал. Даже наоборот. Судьба решила испытать мои нервы, подкинув ещё одну порцию проблем. Но обо всём по порядку. Уанслер тут же погрузился во все подробности судебного процесса. Агата, всё-таки получившая от кузена деньги на лечение, помогала ему, не раз разбирая с ним какие-то бумаги, правила и доказательства. Меня несколько раз вызывали свидетелем в городской суд, где у меня дрожал голос, но я старалась вести себя естественно. Однако в любом деле суда всегда есть какие-то загвоздки, которые очень трудно обойти, не споткнувшись об них. Из-за них Уанслер впал в депрессию, так как ни он, ни Агата не могли переступить через эти проблемы. Каждый вечер он проводил в своём кабинете, практически ночуя в обнимку с уголовным кодексом. И я не имела права противостоять этому. Не хотела. Прошёл целый месяц. Мне нужно было возвращаться домой, на учёбу. Наше расставание с магнатом было грустным, но переполненным обещаниями о дальнейшей встрече. И эти встречи имели место быть, за что я благодарна Уанслеру. Каким бы бездушным или равнодушным он не казался, магнат приезжал в мой город, чтобы навестить меня. И каждый раз наша встреча играла новыми красками более тёплых и нежных тонов, из-за чего влюблённость превращалась в любовь. Мои родители знали о нашем своеобразном романе, брат даже шутил, что человек, когда скучает, начинает чувствовать нечто большее, чем просто влюблённость. Но из-за всей этой любви у меня начались проблемы с учёбой. Я стала чаще отвлекаться, забывать важные вещи и даже прогуливать важные пары из-за необходимости побыть наедине с собой. Преподаватели видели это, но ничего не могли со мной поделать. Я сама удивлялась своему поведению. Бывало, зайду в комнату, чтобы взять плед, а в итоге уберусь там и пойду на кухню есть торт. Всё это не нравилось и моим родителям, из-за чего они сказали мне, что не потерпят моего исключения из университета, если уж на то пошло. Да-да, я понимала, что университет — это очень важно, но в моей голове всё ещё не укладывались некоторые вещи. Но потом внезапно обнаружилась причина моего странного поведения: я была беременна. И не надо кидаться на меня, как-то критиковать, многие студентки ещё на первом курсе залетают и всё такое! Но я не знала, кому и что нужно сказать. Родителям? Уанслеру? Брату? Может, посоветоваться с женой брата? Промолчать? Но ведь все признаки скоро будут на лицо. В общем, один хороший разговор с братом выбил из моей головы всю романтично-блестящую дурь и раскрыл глаза на тот факт, что я была беременной студенткой четвёртого курса. Я люблю брата за прямолинейность. — Если провалишь экзамены — родители выгонят из дома, ты не думай, что они из жалости смилуются над тобой. Ты жила на их деньги всю жизнь, они многого от тебя ждут. Ты должна закончить университет. И ты это знаешь, я же вижу. А ребёнок… Ну, родится, и всё, тебе не нужно будет думать о нём. Я думаю, что родители помогут тебе. И, возможно, родственники твоего женишка что-то предпримут, — брат с упрёком взглянул на меня. — Он же об этом ещё ничего не знает, верно? Я кивнула, вытирая слёзы, просто так катившиеся из глаз. И я не знала, что сказать Уанслеру, ведь вся его равнодушная натура так и говорила сама за себя, что он думает только о своей жизни. — А что, если он не захочет? — спросила я, глотая слёзы. — Знаешь, если мужик делает с тобой, что должен делать каждый мужик со своей женщиной, и при том регулярно… — брат усмехнулся, пристыдив меня своими словами. — То у него должны быть только серьёзные намерения, иначе он не может называть себя мужиком. Мне ничего не оставалось, кроме кивания и представлений в голове, как буду кинутой мистером Уанслером в дождливый день. Он должен был приехать через пару дней. И приехал. Я помню, как он вошёл в мою комнату и, не поздоровавшись, просто обнял. Видимо, он хотел поцеловать меня, но я положила свой указательный палец на его губы и с укором уставилась на него. Магнат был в явном недоумении, но только гордо выпрямился, скрестив руки на груди. Уанслер не терпел моих капризов. — Что? — только сказал он, небрежно хмыкнув. — Я что-то сделал не так? Я на выдохе сообщила ему радостную новость и разревелась. Мне всегда почему-то нравилось быть эмоциональной, но из-за резкого изменения состояния здоровья я могла расплакаться абсолютно по любому поводу. Уанслер был шокирован. Я видела, как он раскрыл рот, чтобы что-то ответить, но удивление застыло на его лице. — Ты же шутишь, да? — усмехнулся он. Да, я так и знала. Из-за сказанной им фразы я медленно сползла по стенке, ударив кулаком в пол. — Э-э-эй, ты чего? — воскликнул Уанслер и подбежал ко мне, пытаясь как-то поднять, но я только била руками об пол и шипела сквозь слёзы. — Я же даже ничего не успел сказать! Чего ты плачешь? — нет, он определённо никогда не выглядел сильно растерянным. Магнат опустился на колени и попытался как-то схватить меня за запястье или за плечо, но я начала брыкаться и что-то истошно вопить о мировой несправедливости. И тут я поняла, что он зажал мне рот рукой и продолжал смотреть на меня своим удивлённым взглядом. — Делла Браун, я ещё ничего не сказал. Быстро успокоилась, — сказал он довольно грубо и чуть не вдавил мою голову в стену. — Я, конечно, слышал, что беременные ещё с тем приветом, но ты же не собираешься опускаться до этого? Я, сжав зубы, кивнула, перешагнув через что-то внутри себя. И этот шаг был сделан не зря. Все от меня чего-то хотели, и я потерялась в собственных желаниях. Я мечтала закончить университет, завести семью и жить счастливо, но моё же положение и проблемы с учёбой тяжёлым камнем тянули меня вниз, как можно дальше от этой мечты. Уанслер помогал финансово, но я запретила ему давать лишнее, так как это было неправильно. А вот жизнь Уанслера складывалась гораздо успешней моей в этот период. Он выиграл суд, при чём денег вернул с избытком, так как Фримен должен был выплатить компенсацию за моральный ущерб. Всю эту компенсацию Уанслер потратил на очищение окружающей среды, подготовил огромные территории для нового шага в собственном бизнесе. Как я узнала потом от него, он раздобыл-таки семена трюфельной пальмы, нанял нужных людей и принялся в быстром темпе восстанавливать ранее погибшие леса и поля. Вернув долги компаниям и восстановив все договора с благотворительными организациями, магнат принялся за разработку собственного оборудования для сбора трюфельных крон. Он сидел над этим проектом долгое время, попивая чай в собственном кабинете и постоянно меняя листок для чертежа. В конце концов, после долгих мучений и непрекращающейся работы ума и воображения Уанслер закончил своё дело. Я была довольна им, ведь он наконец раскрыл глаза на главную проблему его бизнеса — незаинтересованность в количестве материала. Теперь же всё было по-другому. Близились экзамены, я не отходила от книжек. Нужно было закончить четвёртый курс и просто перейти на пятый. Ничего сложного, простая схема на века. Я не хочу вдаваться в подробности, поэтому скажу, что мне просто было тяжело. Больше Вам ничего знать не нужно. Но я перешла на пятый курс. Я сделала это. Мне нужно было только отучиться последний год, и всё. Никаких мучений.***
три года спустя — Джессика, милая, подойди, пожалуйста, сюда! — крикнула я, спрятав новый подарок за спину. В комнату вошла маленькая девчушка, с трудом перебирая маленькими ножками, обутыми в ярко-зелёные туфельки. Чёрные волосы были небрежно собраны в два хвостика, а маленькое розовое платье так мило смотрелось на этом резвом и шустром тельце. Её небесно-голубые глазки светились детским интересом, и никто бы не смог бы устоять под шармом этих блёсточек на лице, которые она зачем-то высыпала себе на щёки. — Что? — сказала она, словно копируя своего отца. — Я что-то сделала не так? Уанслер, сидевший в кресле, улыбнулся, но продолжал читать какой-то важный договор, стараясь не обращать на нас внимания. — Я купила тебе подарок, — сказала я загадочно. — Что же это, мама?! — девочка всплеснула руками, и было непонятно, спрашивает она или требует. Я деловито протянула ей ярко-зелёную сумочку, украшенную вышивкой маленьких трюфельных пальм. Немного блёсток, красивая пуговичка, в общем, всё было в стиле маленькой принцессы, как любило это маленькое создание. Джессика взвизгнула, закружилась вокруг себя и крепко-крепко обняла мою ногу, уткнувшись носом в карман брюк. Девчушка аккуратно взяла сумочку, надела на плечо и выбежала из комнаты, напевая под нос какую-то песенку из мультфильма. Меня переполняли умиление и радость, но нужно было садиться за работу, из-за чего настроение тут же испортилось. — Ты её балуешь, — проговорил Уанслер укоризненно. Из коридора послышался визг, а затем звонкий хохот. Видимо, доченька что-то нашла, но она не вернулась к нам, чтобы показать, а побежала обо всём рассказывать своим игрушкам в комнате. — Нет, это был просто подарок, — сказала я и, удостоверившись, что девочка была в своей комнате, быстро переоделась в домашнюю одежду. — Но зачем? — Уанслер опустил бумагу и с интересом уставился на то, как я стягивала с себя футболку. — Разве ты не дарила ей ничего на прошлой неделе? — На прошлой неделе был праздник, — я вызывающе провела рукой по собственной шее, но тут же опомнилась и нырнула в домашний махровый халат. — Это не считается. — Не делай так больше, она вырастет неправильной, — сказал Уанслер и попытался опять приняться за чтение, но периодически поднимал глаза, чтобы посмотреть, что я делаю. А я села на диван и взяла в руки свой верный ноутбук, который Уанслер почему-то не любил. — Лучше давай купим тебе новый ноутбук. — Зачем? — усмехнулась я, начав быстро бегать пальцами по клавишам. — У жены олигарха должна быть приличная техника, — ответил Уанслер невозмутимо. — Ой, мистер синяя пижамка, да что вы говорите, — расхохоталась я, ласково посмотрев на жёлтых зайчиков, прыгающих по синей пижаме магната, которую можно было увидеть из-под синего халата. — Ну да, ну да, — с сожалением ответил Уанслер и вернулся к чтению. — А к кому поедет Джесси на эти выходные? Мы с тобой вчера так и не решили… Я закрыла глаза, вспоминая, что вчера мы чуть не поссорились из-за этого, и спряталась за монитором. Почувствовав на себе взгляд магната, я старалась не делать лишних движений. — Я тебе ещё вчера честно сказала, что недолюбливаю твоих родственников. После них Джесси всегда грустная какая-то приезжает. Или больная. Или всё вместе! Предлагаю пересилить себя и отвезти её к моему брату. — Но это значит ехать в такую даль! — принялся за своё Уанслер. — Я же не предлагаю ехать к моим родителям… — вздохнула я тяжело, представляя, как далеко они теперь от меня живут. — Ну, пожалуйста, мама мне уже все уши прожужжала. Она так хочет увидеть внучку, — признался Уанслер, словно противясь последнему слову. — Может, тогда лучше к твоей кузине? Я давно с ней не разговаривала… — продолжила я, пытаясь вспомнить хоть одно чаепитие с Агатой. — Она не сможет. Делла, почему я должен тебя уговаривать? — Уанслер немного повысил голос, но вовремя остановился, взглянув на дверь в коридор, и продолжил полушёпотом. — Это выглядит и звучит ужасно. — Пожалуйста, только давай не будем ссориться. Может, лучше спросим у самой Джесси, к кому она больше хочет? Уанслер согласился со мной, ведь мнение ребёнка всегда нужно учитывать. Джесси как раз проходила мимо комнаты, держа в руках стакан с соком. Она, услышав своё имя, тут же тихо подкралась и, толкнув дверь ногой, вошла. — Джесси, скажи, а к кому ты хочешь поехать на выходные? — спросила я быстрее Уанслера, так как он даже рта открыть не успел. — Мама? А можно к дяде Джиму? Мы так давно к нему не ездили! Мы с Уанслером одновременно переглянулись, укорив друг друга за забывчивость. Старый и добрый Джим, хороший друг нашей семьи, жил совсем недалеко и был готов в любой момент принять незваных гостей, даже таких, как мы. Он находил с Джесси общий язык и понимал абсолютно всё, что она говорит. Мне казалось это забавным, но из Джима вышла бы отличная нянька. — К Джиму? Что ж, это, — Уанслер поджал губы, но всё-таки пересилил себя, — хорошая идея. Джесси ещё раз взвизгнула и, чуть не опрокинув стакан с соком, вылетела из комнаты. «Я играть!» — только услышали мы с лестницы. Хлопнула дверь её комнаты. Джесси отправилась в мир волшебства со своими плюшевыми друзьями. — Действительно, почему бы и нет? — проговорила я вслух и продолжила печатать. Но Уанслер, видимо, не хотел заканчивать начатый разговор, поэтому словно бы невзначай спросил: — Как на работе дела? — Я ненавижу нашего редактора! — сказала я наконец то, что весь день кипело во мне. — Она просто не пропустила мою статью. И знаешь почему? ТАМ СЛИШКОМ ВСЁ ПРАВДИВО НАПИСАНО! — Такое бывает? — Уанслер с усилием взглянул на важные бумаги, но ему уже было плевать на них. — Да, как выяснилось, бывает! И ещё она дала мне какой-то левый материал, чтобы я его хорошо представила, более правдоподобно, — я старалась голосом передразнить главного редактора, которого не было в комнате. — Я не понимаю, мы что, жёлтая пресса какая-то? — Звучит очень странно, но… — Уанслер поставил локоть на подлокотник и положил подбородок на ладонь. — С другой стороны, это же такая работа у неё — подбирать материал, который всем понравится. — Я не буду писать про то, чего не было! — погорячилась я и нагло соврала, ведь на экране уже была написана четверть статьи. — Глупо, хотя щекочет нервы. — Ладно-ладно, я всё понял, — Уанслер смог-таки поднести важные бумаги к лицу и продолжить чтение. — Желаю успеха. Я кивнула и погрузилась в работу, где нужно было играть словами, кидаться в читателя внезапными метафорами и хорошо складывать словосочетания в предложения. У меня, как я считала, неплохо получалось.***
Но вот наступил пятничный вечер. Я и Уанслер вошли в дом. Тишина и покой. Джесси была оставлена под покровительством самого ответственного в городе человека, который только рад был развеять своё одиночество. Перед нашим приездом Джим тут же вывалил на пол различные настольные/напольные игры, развлекающих ребёнка чем-то звенящим, шуршащим или же щёлкающим. Ведь он психолог, он всё знает об этом. Но теперь Джесси была с ним, и я была спокойна. — Надеюсь, Джесси понравится эта игра про единорогов, — сказала я, скидывая с плеч пальтишко. — Как можно в такое играть? — удивлялся Уанслер, сняв цилиндр и очки. — Это хорошая игра, развивающая, — я подняла указательный палец вверх, показывая самую настоящую серьёзность моих слов. — Да-да, конечно, — усмехнулся магнат и прошёл в гостиную, где тут же повалился на диван. — Я, честно, говорю серьёзно, — сказала я наигранно-обиженно и остановилась у порога. Уанслер развязал свой галстук и поднял воротник рубашки. Его немного усталый вид вызывал во мне искреннее чувство жалости. Я медленно подошла и опустилась на диван рядом с ним, нырнув под руку. Он ничего не сказал, а только вздохнул. Я всегда ценила такие моменты тишины между нами, ведь они случались так редко. — Может, хочешь выпить? — сказал он вдруг. — У нас есть отличное белое вино. — А, я тебя поняла, — я сжала его запястье, как всегда сжимала во время, когда мне было приятно. — Я думаю, мы и без вина прекрасно справимся. — А как же смешные пьяные выходки? — он положил свою руку мне на плечо и легонько ущипнул. — Ну, если ты так хочешь, я могу надеть вазу на голову и обернуться в фольгу… — сказала я, хитро улыбаясь. — Эй, — рука Уанслера скользнула мне под спину и, ухватив за бок, резко дёрнула, из-за чего я мгновенно очутилась на его коленях. — Ты же прекрасно знаешь, к чему я клоню. — Совсем ничего не понимаю, — проговорила я и посмотрела в потолок, будто пытаясь что-то вспомнить. — Хотя… Кто знает, может, я вру тебе? — и я демонстративно наклонила голову, оголив недавно зажившую шею. — А врать нехорошо, между прочим, — и он зажал меня в своих руках, в очередной раз покрыв поцелуями и лёгкими укусами шею и плечи. Когда я хотела что-то сказать, он с нежеланием отрывался от своего дела и властно целовал в губы, не давая мне и шанса на сопротивление. И в эти мгновения годы, проведённые с ним, точно исчезали, и будто мы опять оказывались в кабинете, объятые пламенем непристойных желаний. И только тогда я понимала, как сильно люблю его, и удивлялась, почему не могу любить ещё больше. Не знаю, о чём думал Уанслер в такие моменты, но я никогда не жалела о принятом решении. — Я люблю тебя, Уанслер, — шептала я, жадно глотая воздух. — И я люблю тебя, Делла, — отвечал он быстро и, не выпуская из объятий, гладил по макушке. Я никогда не смогу описать Вам те чувства, которые испытываю к этому человеку, потому что они бескрайние и вечные. Будто сама Судьба решила за меня, что только так мы можем сойтись с ним. Что ж, на то она и Судьба. Но все знают, что в конце должна быть какая-то мораль, которую каждый может, если захочет, усвоить. Например, о том, что нужно быть сильным и смелым, не боясь смотреть страху в глаза. Или, как Вы полагаете, о правильности принятых решений. Но я хочу попросить Вас лишь об одном: слушайте своё сердце. Не нужно думать о том, что получится, если Вы не сделаете то, или пропустите это, или провернёте всё не так, как нужно было… всё это становится такой глупостью, если Вы начнёте понимать, что несчастны из-за этого. У каждого человека есть сердце. Холодное и чёрствое или же доброе и благородное, неважно. Только оно знает, как лучше именно Вам. Не пытайтесь игнорировать его в сложной ситуации, не нужно переступать через свои чувства, если это невыносимо, не надо. Нужно просто расслабиться, закрыть глаза и прислушаться. Да. Слушайте своё сердце.