Сломанные сны

Двенадцать лет назад. Район Синдзюку. В одном из торгово-офисных зданий эхом отдавался стук каблуков. Уверенной походкой на точёных ножках молодая женщина направлялась в закрытое от чужих глаз помещение, что представляло собой вполне обычный конференц-зал. Прямой безжалостный взгляд горел янтарным огнём, а с вульгарно накрашенных алых губ не сходила ухмылка. Женщина беспардонно ворвалась в конференц-зал, прервав бурное обсуждение. Её появление сопроводили гнетущей тишиной, и лишь когда женщина заняла пустующее место, дородный седовласый мужчина за центральным местом поднял тяжёлый исполосованный морщинами взгляд. — Азуми, разве я приглашал тебя? — Нет, но я сама себя пригласила, — протянула Азуми, демонстративно зевнув. — Разве я как будущая глава не имею права знать, что происходит внутри семьи? — Как будущая глава? — гневно выкликнул мужчина по правую руку от Главы. — Ты потаскуха, что предала свою семью ради Авакусу! Эти чёртовы бывшие шестёрки притесняют… — Меня не волнует, что и кто вас притесняет, я по-прежнему остаюсь вашим «поваром», и между прочим, именно я наладила связь с Небулой, — праздным тоном заметила Азуми, но в глазах вспыхнул безумный огонёк. — Тебя это не оправдывает, — отчеканил отец. — Успокойтесь, Азуми пытается помочь, как может, если бы не она, мы бы вообще не знали, что происходит в Авакусу, — эти слова принадлежали молодому мужчине, как две капли воды похожему на Азуми. — Ах, об этом, — жеманно взмахнув рукой, Азуми подперла щеку рукой. — Кирито выгнали из Авакусу, так что подожмите яйца и найдите нового шпиона. Советник главы, больше не в силах терпеть это напыщенное безразличие, подорвался с места. Но Глава неодобрительно покачал головой. — Кстати, отец, я требую, чтобы ко мне обращались, как полагается. Думаю, молодая глава или госпожа неплохо звучат. Повисло неловкое молчание. — Видишь ли, Азуми, — начал отец, — нося фамилию Авакусу, ты не можешь называться моей преемницей. — Это что, шутка? — Нет, я… — И кому ты тогда собираешься отдать моё место? Моему брату-близнецу, что перевесил мне на шею свои яйца? Или этому малолетке Камеи, что пистолета в руках даже не держал!!! В тот день на глазах Азуми рушился её привычный мир. Её отвергли. Слова этих людей не резали её сердце, они лишь разжигали искры нём. Искры, что заставили свалить рядом стоящую стеклянную бутылку воды, разбить её о стол и кинуться к советнику главы, что не переставал поливать её грязью, пока она не пролила его кровь, проткнув осколками его шею. Она помнила лишь, что Адзума схватил её под дых и вытащил из конференц-зала, пока отец пытался остановить кровь. И холодные серые глаза человека, что отстранённо стоял в углу, безразлично наблюдая за, казалось бы, уже такой будничной картиной. Камеи всегда оставался безучастным к семейным прениям. Азуми оставалось лишь вернуться в свою привычную открытую клетку. Клетку, где ждали вечно маячившие под ногами дочки. — Мама! Энергичная неусидчивая Никки, что всегда с восхищённой улыбкой встречала её, а она лишь трепала её по макушке. Степенная любознательная Мики вечно сидела за книжками и тетрадками, погружённая в учебу. Они казались такими одинаковыми при всех, но наедине становились абсолютно разными. — Мама! А мы сегодня пойдем в волшебную комнату? — не унималась вертеться вокруг матери Никки, пытаясь обратить на себя внимание. По сравнению с Мики Никки выглядела взрослее, но скорее больше из-за совсем не профессионального макияжа, наложенного рукой подростка. «Волшебная комната» — царство теней, куда Азуми спускалась каждый день, чтобы предаться смыслу всей своей жизни — найти собственное счастье. Множество потрясающих воображение форм склянок, по венам-трубам которых струилась кислотно-синяя жидкость, — настоящая подпольная лаборатория, что затерялась в терниях дома. — Конечно, Никки-чан, но для начала вы с сестрой должны принять свои витамины. Мики, оторвавшись от домашнего задания, подозрительного оглядела протянутую синюю таблетку, в то время как Никки уже залпом проглотила её. У матери была добрая красная улыбка и ласковые руки, но безумные пугающие глаза, как у отчаявшегося человека, что в любой момент был готов воткнуть нож в сердце, вот только в чьё именно? Но ведь мама не может быть плохой, поэтому девочки спускались в запрещённый мир чудес, где хранились склянки, аппаратура, цветная светящаяся жидкость и множество книжек, в которые уходила Азуми в момент перерыва варки Хром. «Хром: кукольное лицо ребенка, гладкое, словно отлитое из стали, и глаза, которым место разве что на дне глубоководной Атлантической впадины, — серые холодные глаза, посаженные будто под страшным давлением. Поговаривали, что всякому, кто перебегал ей дорогу, она в лучших средневековых традициях готовила смертельный отвар — отведавший его умирал не сразу, а лишь годы и годы спустя. Вообще о Хром много чего болтали, и во всех этих рассказах приятного было мало». Вдохновившись строками очередной книги, так она решила назвать сказочное вещество, взлелеянное за последние годы. Хром, что заполнит опустевшее сердце до краев, позволит найти свое счастье. Быть может, у её счастья именно такое лицо? Азуми была близка к своей цели, как никогда. Её истинное дитя, заставляющее погружаться в худшие кошмары, либо наоборот утопать в сладких грёзах. Вот только в момент её триумфа между Акатацу и Авакусу разразилась война, что вспыхнула искрой, превратившись в неугомонный пожар. И тогда под шум Азуми и решилась вернуться со своей зеницей ока обратно в семью. Подстроив собственное похищение, дочь Дракона забрала с собой девочек, сказав тем, что им нужно уехать в гости к дедушке, а отец заберёт их через недельку. Так воодушевлённая Азуми с сумкой, набитой Хром, приехала во временное убежище Акатацу с близняшками — склад, где хранились химикаты, необходимые для их продукции. В тот судьбоносный день и произошло событие, исполосовавшее судьбы детям Красного Дракона. — Хром? — с дрожью в голосе произнёс Адзума. Брат и сестра, до неприличия похожие, визави сидели на коробках в помещении, покрытое тенью. В янтарных глазах мужчины отражался весь ужас и развращённая гниль человеческой души, что лилась из уст его родной сестры, перевозбуждённой и безумной, не способной совладать с собственным голосом, не прекращающей повествовать о созданном ею наркотике из их соминса. Вещество, провоцирующее мозг воспроизводить счастливые моменты жизни, погружая в сладкую негу. Но то, как создавался наркотик, заставлял Адзуму приходить в неприкрытый страх перед родной кровью. Множество загадочных смертей в их семье подняли завесу — все они стали подопытными кроликами Азуми, погибшими от наркотика, что дарил мимолётное счастье. — Ты… убийца. — Ха-а? — елейно протянула сестра. — Это всего лишь издержки производства, дражайший братец. Нельзя что-то построить, перед этим не разрушив! — Они… они были одной с нами крови! — взволнованно, он впервые в жизни повысил голос на свою сестру, чьё лицо перекосило. — Неудивительно, что я стану следующей главой, у тебя кишка тонка на такую роль. Но ты не волнуйся! Сестра сделает младшего братика своим советником. — Азуми шутливо потрепала брата за щеку. — Отец никогда не позволит после всего!!! — Позволит, когда увидит эффект Хром. Смотри! Тогда Азуми привела Адзуму в помещение, освещённое небольшой неоновой лампой. И то, что он увидел, заставило его сердце уйти в пятки, стук которого перекрыл все пряничные слова сестры. На сыром полу, разбросанные, словно игральные карты, его племянницы Никки и Мики в полузабытьи со стеклянным глазами, упав навзничь, в бреду шептали каждая свое. Тошнота подошла к горлу, мужчине казалось, что ещё немного, и он упадет на колени. Затхлый воздух химикатов, открывшаяся сумка, наполненная счастьем, и безумная улыбка-оскал сестры. Раскатистый смех. Она была под кайфом, он понял это, увидев очередной след шприца на вене. Он знал обо всём, никогда не в силах остановить… никогда. Но помещение наполнила тишина, такая, словно звук производили не они, а телевизор. Адзума обернулся и увидел в дверях Камеи, младшего брата, чью кровь они в шутку называли застывшим огнем. Безэмоциональный, отстранённый и всегда расчётливый, только недавно окончивший университет, он смотрел на своих племянниц, после чего перевёл взгляд на Адзуму и просто ушёл. — Что происходит? Азуми кинулась следом за ним, а Адзума на трясущимся ногах, держась за стенку, шёл за ними. — Камеи! — рычала Азуми. — Куда это ты направился? — К отцу, — ответил он словно само собой разумеющееся. Азуми тут же перехватила его руку, не позволяя набрать номера.  — И что же ты собираешься делать? — Расскажу всё, что увидел и услышал. После чего мы все отправимся в аэропорт, чтоб уехать в Чикаго, как и планировалось. А тебя, думаю, отец оставит здесь. Азуми вылупилась на него взглядом бешеной собаки, после чего залилась истеричным хохотом и, выхватив телефон, раздробила его о пол. — Если отец бросит меня, я подожгу этот склад к чертям, никто не выберется отсюда живым!!!!! — Здесь и твои дочери, или ты забыла? Адзуму всего затрясло. Он не понимал, как Камеи может теперь говорить эти гадкие слова. Помещение наполнялась людьми Акатацу. Вот мелькнул водитель Азуми — Кэтсу, что спустил с руки цепь — специальную удавку, которой он душил своих жертв. Верзила-охранник Тэнсу размял костяшки пальцев, смертельной тенью направляясь на дочь босса. Они подтягивались со всех сторон, все люди, чьё терпение тугой струной лопнуло в одну минуту. Мужчина не понял, как достал нож, и кинулся вперёд на собственную сестру, что повернулась боком, увидев занесённое лезвие ножа под отчаянный крик брата, увернулась в сторону. Нож вошёл в предплечье, заставив женщину издать нечеловеческий визг и упасть на бок. Кровь струёй хлынула из-под ножа. — Гха-ха-ха, думаешь, дракона можно убить какой-то сталью? Наивный дурак! Я могла тебя сделать своим советником! Как только я стану боссом, я тебя уничтожу! Поджарю тебя на огне, заставлю гореть в аду! — Пожалуйста! Сестра! Остановись! — взмолился Адзума. Но Азуми уже поднялась на ноги, кинувшись на брата. Он просто схватил её за плечи, нечаянно вырвав нож из раны и отшатнулся назад, услышав детский невинный голос за спиной: — Мама?! Нет! Мама! Не трогай маму! В болезненном исступлении, не понимая, что происходит, он слишком резко развернулся, и понял, что произошло, только когда из тонкой шеи хлынула кровь. Не совладав с собственным телом, он нечаянно задел собственную племянницу, полоснув по горлу. Алые брызги отрезвили мужчину и, упав на колени, он зажал рану, бросив взгляд на открытую дверь, где стояла вторая сотрясающаяся близняшка в немом ужасе, ловящая воздух ртом. Она ринулась вперёд, прокричав: — Сестра! Адзума, давясь собственными слезами и бессилием, упал назад, закрыв лицо окровавленными руками. И тогда шум бойни, наконец, вернул его на землю. Пытающаяся оказать сопротивление, Азуми старалась нанести удар по мужчинам, что тщились скрутить её. Даже рана не притупила её прыткий огонь. Разъярённые вопли и грязные оскорбления лились из её уст, пока мерные шаги приближались к ней. Камеи, достав пистолет из чужой кобуры, механическими движениями приближался к обезумевшей сестре и, вскинув руку, произвёл один точный выстрел, раздробивший горло Азуми, изо рта которой хлынул кровяной поток. Мужчины отступили от содрогающегося в конвульсиях тела. Азуми умирала, захлёбываясь в собственной крови, пытаясь зажать рану. Адзума, не в силах на это смотреть, вновь вспомнил про племянниц. Безвольное тело одной близняшки лежало в луже крови, вторая же бежала галопом в сторону выхода. Адзума подполз к первой девочке, зажав её рану и нащупав пульс, прижал ребёнка к себе, взяв на руки. — Врач! Ей нужен врач! Нужно позвонить в скорую… — Нет, — отчеканил Камеи так, что все застыли. — Сжечь склад. Немедленно. Всё должно выглядеть как несчастный случай. В тот момент Адзума понял, что самый молодой, ещё не оперившийся дракон взял всё в свои руки, и не в силах оказать сопротивление, кинулся на выход. Он должен был спасти ребенка. Запах бензина наполнил смрадный склад и без того химическим запахом. Чиркнувшая спичка медленно летела навстречу телу дочери красного дракона, чей прах забрали алые языки пламени в вечные грёзы. Камеи ступал с сумкой, наполненной смыслом всей жизни обезумевшей сестры, наблюдая, как языки пламени лижут небо. Искрящийся взрыв вихрем поднялся синеющим фейерверком в глазах цвета металла. — Камеи… сан, — так быстро он получил приставку «сан», впервые убив человека. Человека, что был одной крови с ним. И что странное, он не чувствовал ни раскаяния, ни сожаления. Словно сделал то, что кто-то другой должен был сделать уже давным-давно, а он лишь привел затянувшийся смертный приговор в исполнение. — Другая близняшка. Мы не нашли её. Кажется, она сбежала в лес. Сюда приближаются машины. — Понял. Уезжаем. Никто и никогда не должен узнать правду о том, что здесь произошло. Официально — склад кто-то поджёг. Вину можно сбросить на Авакусу. Ясно? Прах к праху. Огонь к огню. Девочку, низвергнутую из ада, забрали родные языки пламени. «Что это за чувство?» — первое, о чём спросила себя Никки, как только впервые, казалось бы, за всю жизнь улыбающийся Камеи, закончивший рассказ, смаковал собственное первое убийство — убийство собственной сестры. «Что это за странное чувство?» Авакусу поняла, что за порыв сдерживает грозовой ветер в её груди — рука Акабаяши сжимала её, переплетая их пальцы, и теперь она понимала, что благодаря лишь этому простому, но нежно-сокровенному жесту она до сих пор не сорвалась, чтобы воткнуть столовый нож в глотку их визави. «Так вот что такое настоящая ненависть?» «Ненависть», которую она испытывала до сих пор, была лишь навязанная Изаей злость не на семью, а на саму себя. В это же мгновение её, до этого времени застывшее в режиме ожидания, сердце наконец-то пронзили стрелы неистовства. «Я убью этого человека. Я должна его убить. Уничтожить. Изрезать его тело». — Просить прощения я не собираюсь, так как считаю, что поступил рационально. Твоя мать была безумна, она бы всё равно рано или поздно нашла бы свою смерть, — сардонически хмыкнул Камеи, смотря в опустевшую хрусталь стакана. «Что я должен сделать?» — спрашивал себя Акабаяши, крепче сжимая ледяную вспотевшую ладонь. Со стороны могло показаться, что Никки абсолютно спокойна и благоразумна, она даже не проронила ни слова за весь красочный и душещипательный монолог. Он чувствовал каждой клеточкой тела боль и ненависть, что переливалась по крови, сигналом в мозг отдавая безумные, но вполне оправданные приказы. И самое страшное, что в этой комнате не было ни правых, ни виноватых. Мать Никки была безумна, и кто знает, что стало бы с самой Никки — не умерла бы она от опытов, что над ней ставил собственный родитель? Но Никки лишилась семьи, всего, что у неё было, да ещё по сути и близкого человека, что теперь цинично кичится убийством сестры. Нужно её увести от греха подальше. И Мизуки не успел — Авакусу подскочила на ноги, и он уже готов был тут же сбить её с ног. Однако её действия поразили не только его, но даже и самого Камеи, застывшего с открытым ртом. — Вот оно как! — буднично потешалась Никки, глупо всплеснув руками. — Тогда…тогда… спасибо, дядя Камеи за то, что спасли меня! Конечно, если бы вы ещё и вытащили мою сестру, цены бы вам не было, но я слишком многого желаю, да? Это уже была бы сказка. Под ошарашенную реакцию якудза, что даже слова не могли вставить в этот одновременно эмоциональный и спокойный в плане отсутствия резни монолог, Никки вышла из-за стола, продолжая благодарно вздыхать: — Серьёзно, я очень благодарна за этот разговор, но меня уже наверняка ищут. Так что я пойду, не буду мешать мужским делам. И, отвесив шутливый поклон и кокетливо подмигнув, Никки скрылась за дверью. Непозволительно надолго повисшую тишину нарушил комментарий облегчённо вздохнувшего Камеи: — Я думал, она меня прирежет этим ножом. Но всё-таки, кажется, в Азуми она пошла только внешностью, что к счастью. Акабаяши вряд ли мог с этим согласиться, в самых страшных представлениях уже прикидывая, не пошла ли Авакусу на самом деле за пистолетом. Холодный поток ветра ударил отрезвляющей пощечиной, когда Никки выбежала на веранду прочь от напыщенно-фальшивого фасада, скрывающего тень подпольного мира, что сейчас сияла и искрилась в свете банкетного зала. Лишь наедине, где свидетелем ей была луна, Авакусу истошно закричала, согнувшись пополам, извергнув из себя всю агонию, что скопилась в сердце за проведенный наедине с Камеи час. Продолжительный крик унесло эхо ветра, а в ответ ей был лишь любезно-весёлый шум из зала, какофония из учтивого смеха и гомона голосов. Если бы у неё была сила как у безголового байкера, она бы одними тенями сплела их в паутины и раздавила одним нажатием. Если бы у неё была сила, как у Хейваджимы Шизуо, она, сорвав целую балюстраду, смела их всех со своего пути одним ударом. Если бы… если бы она только была аномалией под стать Икебукуро. Если бы она была… А ведь она и так городская легенда. Фальшивая, самопровозглашённая. Кукла Вуду. Кукла Вуду бы хромировала весь зал, но что потом? Заставила бы увидеть их худшие кошмары, а что дальше? Убила бы? Хватило бы у неё сил собственноручно взять ружьё и всех их перестрелять? Утерев выступившие слезы, Никки кинулась внутрь к одной из хозяйских комнат, где хранилась коллекция оружия. На любой вкус — от старинных мечей самураев эпохи Токугава до современных снайперских винтовок. Прекрасный музей, по которому Никки кружилась от стены к стенду, представляя, как прекрасно бы тем или иным оружием пустить рубиновую краску, что наконец-то окрасит тени в этом зале. Она уже потянулась к приглянувшемуся старинному мушкету, когда её резко одёрнули назад. И не успела оказать сопротивления, как лямку с предплечья беспардонно сорвали, едва не порвав платья, обнажая плечо. — Какого! — прошипела Авакусу и тут же попыталась нанести удар локтем, но её перехватили и прижали к стене, спустив платье ещё ниже. Сейчас она проклинала себя за то, что не взяла с собой антихром, но голос, который она услышала, заставил колени подкоситься, а яду вновь наполнить сердце. — И всё-таки ты не Долли. — Камеи оторвал племянницу от стены и толкнул от себя, примирительно подняв руки. — Пардон, пардон. Мне нужно было до конца удостовериться, что ты не она. Но татуировки нет, последние подозрения сняты. Никки готова был растерзать его одним взглядом, сколько ненависти в ней было, она натянула лямку на законное место и словно хищник, огибающий жертву, прошла кругом от ненавистного ей человека. Точно, у Мики ведь была татуировка дракона, какую делают все Акатацу, на правом плече. Так значит, целью Акабаяши было изначально убедить Камеи, что Никки не Кукла, а не сдать её? Она едва не прикрыла глаза в блаженстве — тягостные мысли отпустили её. Но открыв янтарные очи, она в упор посмотрела на Камеи, что сложил руки треугольником. — Я знаю, что ты меня ненавидишь. Можешь разыгрывать из себя Мать Терезу сколько угодно. Но правда в том, Никки, что я плевать хотел на тебя и что ты там думаешь обо мне. Как только я получу то, за чем приехал, тут же исчезну. Не волнуйся. Я не буду мозолить тебе глаза. И прижав руку к сердцу, раболепно поклонился, направившись к двери. — Желаю тебе подавиться твоим счастьем, как когда-то подавился Адзума, — беспристрастно с улыбкой пожелала Никки. Камеи застыл в дверях с циничным смешком, не выражающим веселья, и хлопнул дверью. Как просто устроить вендетту — взять ружьё и устроить кровавый бал. В пальцах, обрамлённых дорогими камнями, огнестрельное оружие смотрелось смехотворно, но в то же время придавало злодейского изящества. В элегантном платье благородного оттенка вина Авакусу стояла, прижавшись к стене и перебирая пальцами курок, прислушиваясь к живой музыке и мёртвым голосам. Она бы перестреляла их всех, даже без парика и очков с наигранно-французским акцентом, она бы совершила поступок под стать своему выдуманному альтер-эго, какой она всегда мечтала быть в своих наивных детских мечтах. «Обещай, что ничего не предпримешь». Бусинки слёз скатились по щекам, ведь голос человека, из-за которого её сердце наполнялось не только ядовитой ненавистью, но и пьянящим головокружением страсти, заставил её развернуться и покинуть здание через чёрный вход навстречу темной опушке леса. Скинув треклятые туфли, от которых затекли ноги, босыми стопами, с растёкшейся тушью, Авакусу скрылась в чаще леса и принялась стрелять из ружья целясь по веткам. И музыка стали и грохот залпа позволял не слышать собственных стенаний. Она ненавидела свою слабость. И поэтому ненавидя это чувство, пыталась застрелить его, ища в кромешной тьме. Карканье вороны заставило развернуться дулом в его сторону и шальная пуля пролетела мимо. Авакусу собиралась осуществить очередной бесцельный выстрел, но на её руки легли ладони, которые она не спутает ни с кем. Даже привычное удивление или реакция сразу же дать отпор не сработала рефлексом, она по-прежнему смотрела в пустоту цели, позволяя увлечь себя в объятья, что стали её желанным пленом. — Держи крепче, чтобы отдача залпа не отдавала назад, — завораживающий голос с хрипотцой заставил по телу вызвать рой мурашек, она чувствовала его губы в нескольких сантиметрах от своего уха, и готова была обмякнуть сейчас же, но Акабаяши, пробираясь по её рукам к ружью, заставил поменять стойку. И будто очнувшись от странного наваждения, Никки лишь сильнее опёрлась о почву и прижалась к мужчине, позволяя ему навести ружье на сидящую на ветке ворону. В некой опасной и извращённой ласке, она лишь откинулась на плечо, прильнув к рукам, что бережно прошлись по её талии. — Не жалко несчастную птицу? — с жуткой усмешкой снова прошептал он ей на ухо, уткнувшись в макушку. Но вместо ответа Никки перезарядила ружьё, видя вместо цели совсем не ворону. Мизуки, продолжая обнимать свою ученицу со спины, одной рукой обеспечил ей опору, обхватив под локоть, другой накрыл её ладонь, помогая нажать на курок. И в пол-оборота любуясь сосредоточенным блестящим лицом, продолжил наставление: — Однажды нажав на курок, остановиться уже не сможешь. Власть над жизнью опьяняет. Выстрел рассёк кромешный лес и под предсмертный птичий вскрик ворона рухнула с ветки на землю. Тогда-то Никки и не выдержала — опустила ружьё, выронив, и горько заплакала. Она тут же обернулась и заколотила мужчину по груди, срываясь на крик: — Зачем? Зачем вы притащили меня к нему? Я думала… думала, что вы отдадите меня ему. Акабаяши позволил этот шуточный натиск, но все же перехватил Никки за запястья, насильно прижав к себе и, обняв, уткнулся щекой в горячий лоб, в шутливой манере спросив: — Неужели дядюшка до сих пор не заслужил доверие? Никки лишь всхлипнула сильнее, смех непроизвольно вырвался из груди. Она вспомнила этот же вопрос, когда она пришла на своё первое «свидание», закончившееся в следственном изоляторе. Уже тогда она была мотыльком, летящим на его огонь, лишь не признавала это, как сейчас. Почувствовав, что бывшая Кукла Вуду перестала вырываться, Акабаяши чуть отстранился, пальцами стирая следы слёз. — А вы? Вы до сих пор не смогли просить меня? — охрипшим от слез голосом прошептала Авакусу, остановив его руки, нежно проведя пальцами. — О чём ты? — Вы сказали однажды, что никогда не простите меня за то, что я использовала на вас Хром. Ведь тогда… тогда, когда я хромировала вас, я сделала вам очень больно? Вы увидели её? — последнее вырвалось совсем шёпотом. Авакусу попыталась юркнуть из ловких рук, но вопреки её ожиданиям Акабаяши не разозлился. Опасный оскал очертил его губы, а открытый глаз блеснул за цветными оправами, он жутко рассмеялся, запрокинув голову и продолжая удерживать свою загнанную в угол жертву, чья грудь тяжело вздымалась. Прекратив смеяться, он резко подался вперёд, скользнув рукой по затылку и прижимая Никки к себе, и прильнув лбом к её лбу, непринуждённо прошептал: — Разве можно злиться так долго на столь прекрасную юную леди? — У вас странные понятия о прекрасном: босая наркоманка с наверняка растёкшейся тушью, что только что пристрелила птицу, чей труп лежит где-то рядом, — передразнила Никки, но совсем уставшим тоном, даже не пытаясь сбежать. Наоборот, она прижалась ещё ближе, пытаясь впитать в себя чужое тепло, что поддерживающей энергией продлевало её существование. Она нежилась в его руках, наслаждаясь близостью, боясь, что завтра может отнять его у неё. Ведь история закончится. Издалека доносилась лёгкая музыка, а лунный свет, пробивающийся из крон деревьев, освещал их дорожку, словно личный райский уголок. Или в их случае скорее укромный уголок в аду, где скитались две одинокие души, считающие, что не способны больше полюбить. И только сейчас Никки вновь ощутила это вдохновляющее чувство, что зародилось волной всплеска и желало сорваться с её губ, но памятуя старую попытку, Авакусу сжала зубы, глотая никогда не произнесённые слова. Но обняв мужчину, вцепившись ногтями в пиджак, она почти в мольбе зароптала: — Акабаяши, не отдавай меня им. Я хочу остаться с тобой. Алый Демон, вырвавшись из сладкой неги, что растворила его в объятьях с бывшей противницей, немало удивился порыву души. И пропустив каштановые локоны сквозь пальцы, шутливо заметил: — Мадемуазель в курсе, что впервые наконец-то обратилась ко мне на «ты»? Со стороны Никки повисла неловкая пауза, заставившая якудза отстраниться, вопросительно взглянув на непривычно засмущавшуюся племянницу главы. — Что? Меня просто мама всегда учила быть вежливой, — обиженно шмыгнула носом Никки, игриво нахмурив брови. — Хоть чему-то хорошему она тебя всё-таки научила. Акабаяши на мгновение выпустил Никки из объятий, чтобы покрутить её вокруг оси в безмолвном танце, чья музыка была слышна лишь им обоим. И Никки, вернувшись в его объятья, позволила увлечь себя в медленный ритм танца. Счастливая улыбка всплыла на её губах, и она вновь облокотилась о плечо, что теперь служило ей опорой. Двое представителей подпольного мира, что вырвались из теней, в которых давно окунулись в омут с головой, позволили вырваться себе на мгновение и подарить друг другу тепло в объятиях танца, хаотично ласкающих движениях рук, что стаскивали пиджак и лямки платья, а губы горячими поцелуями дарили огонь нарастающей страсти, вырывая тяжёлое дыхание. Мерцающий свет луны освещал две фигуры, что медленно опустились на землю. Акабаяши посадил Никки на колени, держа в руках, не отрываясь от мерцающих янтарным огнём искр глаз, очерчивая контур припухших от поцелуев губ. И даря очередной поцелуй. — Бродить теперь юной леди со мной по грани между раем и адом.