***
Майкл был не таким уж и плохим ребенком. В меру непослушным, в меру вредным, в меру злопамятным. Он не любил застилать постель, собирать свои вещи, обходить лужи во время и после дождя и брокколи. Ещё Майклу не нравился их учитель литературы: мужчина был занудлив и слишком требователен. Он пришёл в их школу только в прошлом году, но его уже невзлюбили все ученики. И он отвечал им взаимностью. Лишь одна Гермиона была у него в любимчиках. При мыслях о Гермионе Майкл невольно вздохнул. Девочка в последнее время немного изменилась. Стала чаще улыбаться, больше общаться со всеми, стала выглядеть милее. Правда, она как была деловой зазнайкой, так и осталась. Ты или делаешь то, что она говорит, или тебя для неё не существует. И какой бы заносчивой ни была Гермиона, она все равно была красивой и милой. И только поэтому Майкл сейчас пробирался на цыпочках по коридору, стараясь незаметно вернуться в свою комнату. — Майкл? Насупившись, мальчишка повернулся к своей маме, которая именно в этот момент решила выйти из комнаты. Что ж, хорошо, что она не вышла минуту назад, когда он выходил из отцовского кабинета. Ему уже досталось сегодня за то, что он слишком поздно пришёл домой и никак не объяснил своё отсутствие. Не мог же он признаться, что шатался по городу и по заброшенным домам. А сейчас Майклу положено было сидеть в своей комнате и не высовываться. Но его застукали. Опять. «Меня об этом попросила Гермиона, только поэтому я это делаю» — так убеждал себя сначала Майкл, дико нервничая и сомневаясь, не нужно ли ему предупредить кого-то из взрослых об их странных играх. Но незаметно для самого себя, мальчишка втянулся. Изначально боясь, что их раскроют и накажут, теперь он чувствовал воодушевление. Ему нравилось тайком пробираться в чужие пустые дома, делать «схронки» с различными вещами, одалживать некоторые вещи родителей. Именно одалживать. Майк никогда бы ничего не украл. Гермиона поручала ему интересные задания, когда нужно было что-то прятать, находить и перепрятывать. Естественно, Майкл не сдержался и заглянул в очередной пакет, который ему нужно было забрать из ячейки хранения продуктового магазина и отнести в парк. Там, завёрнутые в ткань и бумагу, лежали хирургические инструменты и различные медикаменты. Эти вещи выглядели достаточно опасно, но спросить Гермиону при встрече он не рискнул — испугался. Зато в следующий раз, когда он решил подсмотреть, что в пакете, он обнаружил скучнейшие книги по физике и биологии. Было очень интересно, что же находится в этих загадочных пакетах, но Майкл не всегда понимал содержимое. А теперь Гермиона попросила найти уединенное место, чтобы что-то ему показать. До этого девочка сама указывала на пустые дома и участки, достаточно подробно расписывая, что куда положить или откуда забрать. Сначала Майкл ломал голову, почему они не могут пойти в одно из этих мест, что знакомы девочке. Но что-либо доказывать Гермионе бесполезно, поэтому мальчишка смирился и начал искать какое-нибудь тайное место для них. И нашёл всего за пару часов. Этот дом совсем недавно был выставлен на продажу. Женатая пара, проживающая в нём раньше, решила переехать поближе к родственникам. Майклу дом сразу понравился: в нём не было затхлого запаха пыли, как в других местах, было чисто, аккуратно и даже присутствовала некоторая мебель. Он не знал, зачем Гермионе понадобилось тайное место, но выбирал со всей тщательностью, выкидывая слишком страшные варианты. Герми ведь девочка. Облазив весь дом вдоль и поперёк и убедившись, что в нём, несмотря на отсутствие мебели, достаточно комфортно, Майкл с чистой совестью направился домой. В очередной раз вернувшись после положенного времени. — Я устала от твоего поведения, — женщина махнула рукой в сторону коридора. — Что за муха тебя укусила? Немедленно вернись в свою комнату и подумай над своим поведением. И никакого сладкого всю неделю! Майкл, не дожидаясь пока его мама закончит, поспешил в свою комнату, и последние слова уже звучали ему в спину. Еле сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью, мальчишка забрался в свой домик-палатку, недовольно сопя и испытывая жгучую обиду. Всё в порядке с его поведением! Он просто помогает Гермионе со всякими вещами. Просто это секрет. И несправедливо, что его за это наказывают. У взрослых тоже много секретов, но их за это никто сладкого не лишает. Яростно потерев сухие глаза, Майкл прислушался. Никто за ним идти не собирался, и, вновь обидевшись на родителей, он стал распихивать недавно притащенную с кухни добычу в виде различных вкусняшек в свой новый походный рюкзак.***
Ночь была бессонной и безумно долгой. Стоило солнечному лучу проскользнуть в окно, как Орочимару поднялся и направился в ванную. Тело било крупной дрожью, а перед глазами мелькали яркие пятна. Отстранённо Змей отметил, что температура тела нестабильна и происходят резкие подъёмы и спады. Но всё оставалось в пределах функционирующей нормы. Орочимару понадобилось достаточно много времени, чтобы раздеться догола, а после забраться в ванную и закрыть сток. Наконец, он пустил ледяную воду. Пока ванная наполнялась водой, Змей сжался в комок, уткнувшись носом в колени и обхватив их руками. Закрыв глаза, он начал более тщательно оценивать состояние этого тела. Лишь когда до носа добралась вода, Орочимару расцепил руки и повернул вентиль. А после стал срывать пластыри с рук. Все иглы он вытаскивал пальцами, аккуратно держа их за край. А после складывал на край ванны. Будь его воля, он бы использовал другой металл и медикаменты, но что уж было под рукой… Сложив руки в печать, Змей закрыл глаза, состредотачиваясь на своем потоке чакры. И невольно недовольно цокнул, чувствуя, что эксперимент был не до конца удачным. Большая часть чакры была ему все еще недоступна. До этого он почти не ощущал свою кэйракукэй, а теперь, пусть и прорвав непонятный барьер, мог использовать лишь крохи. Будто вся система потока была забита камнями. — Герми, ты уже встала? Стук в дверь и женский голос вывел саннина из мысленных расчётов. — Ранняя пташка, освобождай скорее ванну, папе нужно собираться на работу. — Хорошо, мам, — послушно отозвался Орочимару, цепляясь за бортики ванной и медленно поднимаясь. — Пару минут. За то время, пока он гонял свою чакру по телу, пытаясь расшатать каналы и очистить организм, из тонких ранок, оставленных иголками, успело вытечь немного крови вперемешку с чёрной жидкостью, придав воде ядовитый оттенок. Змей методично спустил воду, промыл ванную и еще раз ополоснулся сам, убедился, что ранки больше не кровоточат, свернул иголки в пластыри и спрятал все улики в карман своего халата. А после прищурился, глядя в зеркало. Это тело понемногу менялось. Медленно, оно приобретало чужие черты. И чем дальше, тем больше будут эти изменения видны. Цвет глаз становился всё темнее, а кожа, наоборот, белее. Идеально круглый зрачок уже начал едва заметно вытягиваться вверх. Тело, не изменяя своего роста, уже начало терять вес. Волосы становились менее кудрявыми, кончики уже начали выравниваться, да и цвет волос становился темнее. Незначительные, не видные простому человеческому глазу изменения.Сейчас их видел лишь Орочимару, а скоро эти изменения увидят и окружающие. Змей сделал мысленную пометку попытаться что-нибудь сделать с этим. Тело уже дрожало, ощущалась лишь общая слабость. Он открыл дверь ванной как раз в тот момент, когда Крис собирался стучать в дверь. Хохотнув, мужчина потрепал свою дочь по голове, на что Змей лишь закатил глаза и ускользнул вперед. Но от поцелуя в макушку от Джейн он не смог увернуться. — Солнышко, ты такая холодная, — воскликнула женщина, подталкивая дочь к её комнате. — Немедленно иди оденься и спускайся, я сделаю тебе горячее какао. Стоя в дверях своей комнаты и глядя на родителей этого тела, Орочимару вынес вердикт. «Они мешают.» А после, закрыв за собой дверь и отрезая себя от других обитателей этого дома, добавил. «Но пока что они мне нужны.» Спрятав иголки и пластыри в потайное отделение в ящике стола, Орочимару заодно достал одну из тетрадей, открывая на одной из первой страниц, что была озаглавлена как «Отношения». Листы были исписаны именами и фамилиями людей, а так же имелись небольшие комментарии. Так, возле имен родителей стояли разные приписки. Возле имени Джейн Грейнджер было написано: «трудоголик, гиперопека, чувство вины к дочери», а возле Кристофера Грейнджер — «трудоголик, увлеченная натура, попустительство и вина к дочери». Перелистнув страницу, Орочимару посмотрел на четыре имени, обведенных в кружки. Возможно, он немного скучал по своим подчиненным. Полезным экспериментальным образцам, что выполняли за него всю грязную работу. Иначе откуда это странное желание взять под крыло кучку ничего не смыслящих детей и использовать их на весь доступный максимум для той грязи, к которой не хочется дотрагиваться самому?