Право Судить

Год выдался ненастный, и даже в таком благословенном местечке, как Сайд, уже дней пять лил дождь, едва прерываясь на пару часов раза два за день. По небу, пробегая над темными, сочно-зелеными полями, неслись свинцовые пушистые тучи, сердито толкаясь набухшими боками, вспыхивая светлыми пятнами далеких молний. Тучи плыли куда-то на северо-запад. Из-за сгустившейся полутьмы определить время без часов было практически невозможно. Так же невозможно было не заметить смурную, тяжелую красоту этого дня. Вот течет река Ильвинглоу: она широка и спокойна, непрекращающийся дождь ей будто бы нипочем, лишь рябь от мелких капель скользит по ее поверхности, искажая и без того причудливые отражения невысоких ладных домов и дверей старинных усадеб. В некоторых окнах горит свет, и по воде от этого бегут мелкие солнечные зайчики. Конечно, почти всякий с большим удовольствием выбрал бы отдых где-нибудь в тепле, у окна, и чтобы можно было пить горячий крепкий чай, помешивая его серебряной ложкой, да поглядывать сквозь стекло на улицу. Но не у всякого есть возможность переждать ненастье в тишине и покое. По уложенной терракотовой плиткой дороге, расплескивая воду из луж, к Крутым Холмам спешила карета. Она была новенькая, блестящая и черная, как вороново крыло. Дождь смыл с нее всю дорожную грязь, так что мало кто смог бы догадаться, насколько немалый путь ей пришлось преодолеть, прежде чем высокие ободы колес вспылят дороги Сайд. Карета была запряжена двумя черными лошадями. Спереди ее украшал замысловатый герб в виде золотого орла с алым камнем в крючковатых лапах, стекла в кабинке были затемнены. На вожжах сидел возница - то был дряхлый старик с роскошными седыми усами и поджатой недовольно губой. Его высокая шляпа протекала, и капля нет-нет, да проникала за шиворот. Вот уж кому-кому, а ему было не до Сайдовских красот. Впрочем, несмотря на недовольство и желание поскорее очутиться в тепле, он управлял лошадьми без лишних нервов и рывков, выполняя свою работу безукоризненно. Карета не спеша проехала ряд высоких разлапистых тополей, посаженных в ряд у крутого спуска. Дорога вела к белому арочному мосту, проходящему над рекой Ильвинглоу. Когда экипаж пересечет реку, останется всего ничего - проехать по краю нескольких хлопковых полей, свернуть вправо и... Хайхилл примет гостей, пускай неохотно, но там, по крайней мере, будет не так сыро. По крайней мере, на это надеялась пассажирка черной кареты. Это была женщина сходу неразличимого возраста - ей легко можно было дать двадцать, тридцать, а то и сорок лет. Она осознавала то, как по-разному ее видят люди, но ничего по поводу этого не чувствовала. Сегодня на ней было закрытое платье до горла, сработанное из тяжелого черно-синего бархата и тонко выделанной бордовой замши, высокие кожаные перчатки плотно облегали тонкие пальцы, а у горла была пристегнута ажурная фибула – тот же орел из желтоватого металла с красным камнем в когтях. На безымянном пальце левой руки поблескивало золотое колечко с тем же символом. Тот, кто хоть что-либо смыслит в геральдике, мог бы предположить, что дама как-то связана с королевским двором или, по крайней мере, претендует на это. Тот, кто в геральдике не смыслит, увидел бы следующее: она довольно богата, и этого, пожалуй, хватит для того, чтобы объяснить, почему она использует собственный транспорт и наемного возницу, а не едет, например, поездом. Правда же была следующей: у нее действительно имелось поручение от самой королевы. Довольно необычное, стоит признать. Выполнить его нужно было во что бы то ни стало, даже если дело примет какой-нибудь неожиданный поворот. И если не сумеет она... что ж, ей лучше суметь. «Сайд почти та же, что и тридцать лет назад, - думала она, разглядывая пейзажи за окном. – Как-то удалось местным примирить технический прогресс и свои водяные мельницы так, чтобы ничто ничему не мешало. То ли дело в мудром руководстве, то ли в менталитете местного населения,» – тут она усмехнулась своим мыслям, вспомнив о местной графине. Проговорила вслух: - Сколько там нынче должно стукнуть Анаурей? - Вот, что мне удалось найти про графиню Анаурей, - откликнулся коммуникатор. - Взойдя на престол в возрасте... - Беззвучный режим, - тихо скомандовала коммуникатору Белоилен Воджен. Эльфийские разработки - такие эльфийские. Никакой души. Поэтому было несложно никак их не очеловечивать, несмотря на наличие в системе живого серебра, которое в иных случаях используется некоторыми магами для имитации простейших нейронных сетей. Бледные эльфы таким не страдали, и все их устройства и механизмы были сугубо утилитарны и не стремились к подобию жизни. Тем они были надежнее, потому и использовались королевским двором. Леди Воджен грустнела тем больше, чем ближе карета приближалась к поселку. Насколько успел изменился старый знакомец? Наверное, постарел - почему нет? Зачем бы ему поддерживать искусственно молодость? Он отказался от многих привилегий, что были ему предложены, он выбрал жизнь простую и тихую, и когда он еще писал ей письма, было понятно, что он ничуть не жалеет. За окном забрезжили огни приближающегося Хайхилла, и теперь только зеленое разнотравье, колышущееся под струями проливного дождя, разделяло леди Воджен и цель ее назначения. И по этому разнотравью, спиной к дороге и лицом к поселку, кто-то шел... Белоилен подскочила, стала стучать вознице: - Тормози! Ей же не померещилось, нет? Возница дернул вожжи, лошади вздыбились, заржали, карета крякнула и осела на заднюю раму. Белоилен рывком открыла дверцу, позабыв о зонте и том, что замшевые сапоги не рекомендуется мочить, и спрыгнула прямо на залитую дождем красную плитку. – Эй, постой, постой! – кричала она, подбирая подол юбки. Человек, шедший по полю, ее не услышал. Белоилен, решившись, ступила следом за ним в заливное разнотравье луга, и, не обращая внимания на чавкающую под ногами грязь, пошла вперед. – Да постой же ты! Благопристойностью манер леди Белоилен никогда не отличалась, но, сколько себя помнила, она всегда была сильной и быстрой. Дернув фибулу, она отбросила плащ и во всю прыть понеслась за удаляющейся, такой знакомой фигуркой… А он шел босиком по дороге, которая огибала луг, перекинув промокшие башмаки за плечо, держал их за шнурки и не слышал за дождем окликов. А обернись – и не увидел бы. Он весело шлепал по лужам, иногда задирал к тучам голову и думал о том, как славно будет отогреться у камина, как только он попадет домой. Он многим казался чудаком - и не зря. Он и в хорошую погоду частенько витал в облаках, а в такую... Леди Белоилен не знала, что это - другой человек. Она видела лишь тот же цвет волос, похожую их структуру, опознала знакомую походу. Ей показалось, что ее старый знакомец все-таки сумел не измениться, и потому она крикнула ему в спину, когда между ними осталось всего ничего: - Оскар! – ее голос был сильным и низким. – Оскар, стой! Он наконец расслышал ее, на секунду обернулся… Дождь зазвенел, высекая искры из будто бы окаменевшей вмиг травы. Лицо. Другое, совершенно другое. Похожее, до боли похожее, но… Открытее, проще, удивленнее. Глаза - тоже похожи, но это чужие глаза. Белоилен уже начала догадываться. Это его сын? Внук? В чужих глазах после секундного удивления показался страх, тут же сменившийся решительностью. Тот, кто не был Оскаром, опрометью кинулся прочь, только замелькали пятки. Леди Воджен не стала его догонять. Это был не тот, кто ей нужен. А так похож… Почти Оскар, но не Оскар. Ведь Оскару уже должно быть под шестьдесят, а этому от силы двадцать. И, к тому же, она попыталась, наконец, поставить себя на место мальчишки: внезапно посреди поля оказывается, что за тобой гонится немаленьких размеров женщина в черном, растрепанная, с потекшей тушью... Может, он и клинок в ножнах разглядеть успел. В общем, пугаться есть чего. Леди Воджен вернулась в карету, нещадно заливая пол водой с промокшего подола, и приказала кучеру: - Давай поскорее в гостиницу. - Как и планировали? – уточнил тот. - Да, в "Лугоцвет". Леди Воджен задумалась, а коммуникатор, который она еще изредка именовала жестянкой, заговорил: - Вот, что мне удалось узнать про гостиницу "Лугоцвет". Здание было построено в три тысячи восьмидесятом году по летоисчислению графства Сайд... - Да заткнись ты уже, - раздраженно рыкнула Белоилен. - Беззвучный режим! Видимо, придется потом вручную покопаться в настройках - эта прошивка совсем какая-то бестолковая. Аделаида любила ходить за грибами. Ее это всегда успокаивало, и еще ни один дождь не отвратил ее от любимого занятия. --Чтоб тебя… - взвизгнула она, оступилась и, взмахнув руками, с размаху шлепнулась в лужу. Грибы разбросало по всей дороге: половина покатилась в грязь, другая потонула в луже, а третья, что осталась в корзине, была немилосердно придавлена к дороге весом хозяйки. – Ну, просто красота. Она подобрала промокшую юбку, выжала хорошенько (осмотревшись, конечно, нет ли кого) и отряхнула корзину. С сожалением посмотрела на грибы. Подумала пару секунд и, пожав плечами, принялась подбирать, что осталось. Все в грязи, мокрые, подавленные, грибочки выглядели отнюдь не аппетитно. Но с ними все равно можно будет что-то придумать… Аделаида закончила дело и выпрямилась. Надо же, и волосы теперь в грязи. Вот потешаться будут! Вот приду домой, - подумала она, - буду час откисать в ванной. Или два. Но перед этим… Надо же сообщить этому оболтусу, что его работа заняла второе призовое место! Официального письма он пока дождется - все нервы себе перепортит. Сама Аделаида узнала о том, что братец выиграл, от Гвен, с которой они, собственно, и ходили по грибы. Гвен была дочкой одного из членов жюри. Конечно, негоже той было проговариваться... но Гвен вообще секретов хранить не умела. Впрочем, брат занимает второе место уже в третий раз. Его проект пришелся по душе всем. Он очень много сил и труда вложил в этот действующий макет. Действовавший, если точнее. Почему-то в момент презентации в нем не оказалось капсулы с живым серебром, той самой, на которую Оливер копил весь этот год, подрабатывая то там, то здесь, тем самым лишая себя многих радостей шестнадцатилетия. И вот - капсула пропадает в день презентации. Ей спешно ищут замену, находят дешевый аналог тролльего производства, агрегат работает не в полную силу... И вместо "золота" братец берет "серебро" - обыкновенное. Аделаида была уверена почти на все сто, что пропажа - дело рук Этайн Рэдли. Учитывая отношения Оливера и Этайн, в этом не было бы ничего удивительного. И учитывая богатую биографию Этайн - тем более. Оливеру категорически нельзя было реагировать на нападки семейки Рэдли, не надо было хорохориться и заявлять, что он что-то кому-то докажет. Рэдли сделали все, чтобы не доказал. И сделали так, чтобы никто не смог доказать их причастность. По крайней мере, это - наиболее очевидное объяснение пропажи капсулы с живым серебром. Аделаида снова вздохнула, проходя по горбатому мостику над одним из притоков Ильвинглоу. Она, в принципе, ворчливой не была, но благоразумия имела в достатке и людей, им обделенных, нередко не то чтоб не могла понять, но относилась к ним весьма придирчиво. «И угораздило ж меня родиться в семье, где болваноство – фамильное, - в сотый раз думала она. – Дед – болван. Отец – еще тот олух. Мать, (и мне все больше кажется, что я права) вышла за этого олуха чисто из-за своей частичной бестолковости. А уж что говорить о брате…» Она уже почти дошагала до старинного трактира на пересечении двух дорог, принадлежащего их семье, как тут ее окликнул некто из семейства Рэдли, Рен или Нор, она так и не поняла. Вот же. Вспомнишь солнце... Ренди и Нореми Рэдли, двое рыжих до кончика носа субъектов без определенной родословной, были близнецами, и, в отличие от большинства оных, имели весьма схожий характер. Но самая общая черта была одна: оба были несносны. Нет, кажется, все же Ренди. Бездельники околачивались возле трактира без какой-либо заметной цели. - Ей, Дэл, это ты, что ли, братцу несешь? – вопросил Ренди, задумчиво глядя в подавленные и перемазанные грибы. - А вдруг они - ядовитые? Аделаида изобразила самый свой испепеляющий взгляд – во всяком случае, она на это надеялась. - А почему «вдруг»? – искренне удивилась Дэл, заломив бровь. - Так ты… Никогда, честное слово, не подумал бы, что ты на такое… - А я и не предполагала, что ты способен думать. - Ой, Дэл, до чего ты вредная… - Ренди, отвали, а? И поди сообщи сестре, что еще шалость с ее стороны – и месть последует. Это я совершенно серьезно. Ты же знаешь, Оливер у нас душка, а я... Ренди знал. Он скривился и отступил, провожая ее недовольным взглядом. Аделаида не видела, но чувствовала, что он еще и рожу корчит – но Ренди ее побаивался, тем более что последняя фраза... Для Ренди уж точно пустой она не была. Еще в детстве невысокая, но крепкая Аделаида, в нужный момент прочно врезаясь ногами в землю, раздавала тумаки только так. Сейчас, конечно, Ренди смог бы ее забороть. Но в нем слишком живы были воспоминания о том дне, когда ему сломали нос. И Этайн должна знать, что ее делишки ей с рук не сойдут. Аделаида решила, что на досуге обязательно подумает, как именно ей проучить несносную Редли. Аделаида обогнула здание трактира слева и, пройдя наискось фруктовый сад, вышла через заднюю калитку, спустилась по глиняному склону, перепрыгнула через безымянный ручей и тут же оказалась в сырой полутьме лиственного леса. Каменная тропка-лесенка, попетляв немного между деревьями, вывела Дэл на поляну, посредине которой возвышался огромный, разлапистый, покореженный за долгие века своего существования дуб. Чтоб обхватить его, потребовалось бы около девяти таких, как она. Почва у корней оказалась сыроватой и скользила, да еще сплошь была укрыта палой листвой. Когда-нибудь они с братцем соорудят каменную тропку к дубу, но это потом. Не все же сразу. Аделаида огляделась, никого не заметила и приложила руку к дубовому стволу. Надавила. Что-то крякнуло, лязгнуло, чиркнуло и зажужжало. Раздалось шипение и скрежет колесиков. Кора вдруг перестала быть сплошной и в ней образовалась щель, куда следовало втиснуть пальцы и потянуть на себя. Подумать только, сколько невинно убиенных ногтей пережевала эта конструкция! Да и видно ее, на самом-то деле. Еще удивительно, как никто из Редли не догадался. Или, что вероятнее, если догадался, то почему еще не залез? Не сдержат же Нореми или Ренди угрозы Аделаиды. Может, они уже пробовали залезть, да не смогли найти нужное место на стволе дерева? Аделаида еще раз осмотрелась и юркнула в темноту. Спустилась по лесенке, прошла по сухому темному коридору, дернула ручку. Дверь нехотя отворилась, выпустив в коридор немного тепла, и Аделаида вошла под своды просторного погреба, где раньше хранились бочки с вином, а теперь располагалась мастерская ее брата - Оливера Веллингса. Озаренные мягким светом множества газовых ламп, поросшие мхом каменные стены тут и там были увешаны блеклыми техническими схемами в деревянных рамах, на полу громоздились крутобокие медные бидоны с маслами и горючими веществами, в центре комнаты на подпорках возвышался большой паровой насос, пока что недоделанный. Сам братец обнаружился сидящим за рабочим столом и не обращающим никакого внимания на гостью. - Угадай, что я узнала! - с порога начала Дэл, спешно снимая галоши. - О, Дэл, - вяло откликнулся Оле, не поднимая глаз от какой-то железки, распотрошенной на рабочем столе. - Я вижу, ты заинтригован, – хмуро вздохнула Аделаида. Подошла ближе, рассматривая переливающиеся латунными искорками шестеренки. - Что делаешь? - А на что это похоже? - Хм... Слишком жирная для часов штука, - Дэл почесала нос задумчиво. - Механическая соковыжималка? – Гуманитарий – что с тебя взять, - наигранно закатил глаза братец. Вернул глаза на место и, оживившись, все-таки спросил: - Так что там? Гвен опять проболталась? - Ага, – Аделаида фыркнула. - Ну, что я могу сказать... золото у Коппов. - За их дурацкий барабан с картинками??? Жюри чем вмазалось на этот раз? - Оливер! - Мм?.. - Это от Тайки ты мерзости какой-то нахватался? – уперла руки в боки Дэл. - С такими манерами тебе никакое просвещенное общество не грозит. - Слушай, мне не пять лет. - Ага. Десять. - Шестнадцать. И, - он замолк на секунду, затягивая что-то на странной железной конструкции пока неясного предназначения. – Кроме того, не тебе меня учить. - Я, между прочим, старше! - Ну, началось, – Оле обхватил руками голову. - А что? Я не права? Смотри не заполучи звездную болезнь в придачу к дурости! И вообще, что-то ты... Что-то случилось. Какой-то ты на себя непохожий. Я думала, ты больше расстроишься насчет "серебра". Не выходит что-то? - Хуже, – он серьезно посмотрел на нее. - Козявка Рэдли снова что-то учудила? – начала распаляться Аделаида. - О, нет, не она, - Оле многозначно промолчал. Тут струна ка-ак лопни! По подвальчику разнеслось гулкая минорная нота, а на руке Оле проступила алая полоса от шлепка. – Гадость! Я уже полчаса с ней маюсь! - Это механическая лютня? - наконец догадалась Аделаида. - Вроде того... - Так что случилось? Брат какое-то время пошевелил бровями, будто обдумывая, как бы так преподнести ей новости. Наконец заговорил: - Ничего страшного, считай, не произошло. Иду это я от бабушки, решил по полю срезать... думаю о своем. И тут кто-то кричит "Оскар! Оскар!". На меня отчего-то повеяло таким холодом... Кто ж мог меня с отцом спутать-то? Оборачиваюсь, а там... Оливер замолк, Аделаида нахмурилась. Ее брат был не из трусов. Мягковат – да, но не трус. Еще фантазер тот еще... Только вот сейчас она ему отчего-то верила, несмотря ни на что. - А там?.. - переспросила она. – В общем-то, я ничего не понял. Помнишь, мы видели феррографию, где была королева и там кареты еще черные..? – Адель кивнула. – Так вот. Сегодня точно такая же карета ехала по Тополиной Аллее, прямо точь-в-точь такая же. Я даже с описанием сверил. - И что бы ей тут делать? И кто тебя окликнул? - Кто ж знает, – Оле скосил взгляд. Потом сглотнул отчего-то и продолжил. - Говорю ж - я ничего понять не успел. Оборачиваюсь - а там это все, и на меня летит нечто полу неопределенного, всё в черном, и кричит имя отца. А за плечами реет плащ, черный-черный. Мне показалось с перепугу, что бежало оно как-то слишком резво - ну, для такой массы. В общем, мне в тот миг было не до веселья. Я руки в ноги и дернул сюда так быстро, как только смог. - Ты? Испугался мужика в дорожном плаще? – улыбнулась Адель, но Оливер был серьезен, как никогда, и ее улыбку тут же как ветром сдуло. - Видела бы ты того мужика! Из наших такого роста разве только сын мельника, тот, которого лопастью ударило позапрошлым летом. Пожалуй, сейчас я понимаю, что то была скорее женщина. Но она остановилась, бежать дальше не стала. Я залетел в трактир и плюхнулся на пол. Мать заругалась, что я мажу половик… Кстати, а ты чего такая грязная? - Время! – щелкнула пальцами Адель и бросила взгляд на латунный циферблат больших настенных часов. – Чтоб это заметить, тебе понадобилось… три минуты. Ай да Оливер! - А, села в лужу. Ну-ну, – он криво усмехнулся. - Так вот. Конечно, вполне возможно, что это ничего не значит, но, с другой стороны, я тут посчитал… вероятность пятьдесят на сорок девять и девять в периоде процентов, что тетка за мной гналась неспроста. - А что тот малюсенький процент? – моргнула Адель. - А, ну это так… - моргнул Оле. – Ну, вероятность, что когда я выйду из дому, мне на голову упадет кирпич. Моргнули оба. - Ты мне все в голове спутал этим кирпичом, - воскликнула Аделаида. Оливер, кажется, хотел ей что-то возразить, но тут ожил механизм в дальнем углу погреба. Оле подскочил со стула и ринулся смотреть, что там пришло. Он открыл дверцу на покрытой заклепками трубе, вынул из темноты продолговатый тубус и, отвинтив крышку, извлек оттуда письмо. Какое-то время вчитывался. Аделаида недоуменно ждала, решив не торопить. - Это мать, - сообщил Оливер. – И какой-то у нее почерк... скачущий. - А там еще что случилось? - ахнула Дэл. - Я... не знаю. - Как не знаешь? – накинулась на него Дэл. – В письме что написано? - Да не ясно ничего! Пишет, что нам с тобой срочно надо возвращаться в дом, мол, есть разговор, и это не обсуждается. - Что бы это могло быть? – Аделаида задумчиво склонила голову набок. - Вроде ж ничего не предвещало... - Предлагаю все-таки не мешкать. Вдруг что. Пошли, - он принялся собираться, спешно накрывая бардак на своем столе парусиной. - Ой, да что там может случиться? - Дэл нехотя поплелась к выходу, надевать галоши обратно. - Скорее всего, ничего страшного, - откликнулся Оливер. - Сама знаешь, как у нас порою все нервничают из-за криво ожеребившейся лошадки у Ульрихов. Будем надеяться, что новости какого-нибудь такого масштаба. Оливер Веллингс, заимев в свои шестнадцать пытливый ум и многие знания (чего бы там не думала о нем его сестра), все же не умел предсказывать будущее, и ошибался в тот момент ровно так же, как и многие до него. Он предвкушал сытный обед и сладкий кофе с корицей и сливками, но судьба уготовила ему что-то совсем другое. Пройдя через подземный коридор, один из тех, что связывают секретной сетью недвижимое хозяйство семьи Веллингсов, они с сестрицей вышли у самой дальней стены подвала под усадьбой. Оливер помнил, как нашел этот проход - он был заставлен одной из крупных винных бочек, и только мелкий карапуз, не по возрасту любопытный, смог пролезть под днищем и разыскать в стене проем. Отец, дядька и еще пара друзей отца помогли убрать бочку и расчистить ход. Все остальное сделали уже они с Аделаидой: притащили мебель, оборудовали выход. Конечно, отец Оливеру помогал, в том числе, финансово. Оливер был ему за это благодарен, хоть и злился иногда на то, что у Коппов денег больше и, соответственно, больше возможностей. Но он понимал, что все в его руках, и основная задача - сделать из того, что есть, что-то по-настоящему стоящее. Вот как они с сестрицей сделали из погреба жилое место - так и тут. Тем более, что у него все для этого есть: время, ум, какое-какие финансы. Нет только живого серебра в достатке, да еще кое-каких вещей. Оле с Аделаидой стали искать по дому мать, сперва отправившись в гостиную, потом на кухню, потом в библиотеку. Даже отцовский кабинет проверили - не нашли. Почуяв неладное, проверили еще оранжерею и чердак. Вернувшись в гостиную, обнаружили ранее незамеченную записку на столе - в ней мать говорила, что вернется позже, разговор тоже переносится, и, кроме прочего, к вечеру обоим стоит выглядеть прилично и быть готовыми к приему гостей. Оливер с Аделаидой переглянулись, и Аделаида, пожав плечами, сказала: "Пойду, пирог что ли испеку". Оливер не любил стряпать, и потому постарался как можно незаметнее ускользнуть к себе в комнату. Там он завалился на кровать, вытянулся... Мысли потекли сами собой по привычному руслу. Оливер часто подумывал - а не отправиться ли ему на серебряные копи? Но здравомыслие обычно оказывалось сильнее порывов. Кто ж его туда возьмет... да и не протянет он там долго, все-таки физически он сложен не настолько крепко, как бы ему того хотелось. Да и менять возможность получить хорошее образование в Эдирлинге на призрачный шанс под шумок умыкнуть немного живого серебра... Ближайшее месторождение находилось у гор Рильдаэ. Это - триста миль на восток, несколько дней пути верхом. Может, разве, где-нибудь там, у самого месторождения, можно будет купить серебро подешевле у контрабандистов - но это, наверное, единственный вариант, пускай и не самый безопасный. С контрабандой борются - вполне успешно. И вообще жизнь меняется, как говорят, и началось все с того, что... Пятнадцать лет назад в итоге мучительной борьбы на престол взошла чудом выжившая потерянная принцесса – леди Вэриэн, дочь вероломно свергнутого короля Ричарда Фалькона. Оливер не слишком разбирался в политике, да и оценить перемены в силу возраста не мог, но мать его говорила, что с тех пор жизнь в Ройнивере наладилась. Указом Вэриэн власть в Сайд перешла к графине Анаурей, в результате чего имеем то, что имеем. Спустя пять лет в горах на западе Брукоста нашли живое серебро. Это дало возможность ограничить торговлю с бледными эльфами и начать развивать собственные технологии ударными темпами. Конечно, многие недолюбливают этот металл, будто бы он - излишество, карта в рукаве у шулера, и можно обойтись без него… Но только живое серебро позволяет безболезненно сочетать механизмы и магию. Конечно, до уровня развития бледных эльфов человечеству еще очень далеко. И Оливер намеревался поучаствовать в "гонке" лично, и, может быть, увидеть тот день, когда человеческие технологии догонят и перегонят эльфийские. Он не был из тех, кто презирает живое серебро. Он знал, что не зря оно трижды ценнее золота. Он уже успел убедиться в действенности его свойств... Сам того не заметив, Оливер уснул. Проснулся он от того, что внизу шумят, гремят посудой и, судя по звуку, перетаскивают мебель. Он спешно встал, пригладил растрепавшиеся волосы, одернул задравшийся шелковый жилет и закатившиеся рукава, и, проверив, выглядит ли он достаточно прилично, стал спускаться вниз. Ох, мать же говорила быть готовыми... почему никто его не разбудил? Кто же это приехал, что все так внезапно и так серьезно? Оливер прошел по коридору, толкнул старинную круглую дверь в гостиную... Его мысли частенько путались, особенно, когда дело доходило до общения с незнакомыми людьми. Но на этот раз он совершенно не знал, как говорить и что, и даже какими словами тут здороваться. Когда в дом приходят гости, это хорошо и совсем не страшно. Но когда они сходят с ветхих, пожелтевших от времени страниц давно прочитанных и уже полузабытых книг, удивиться есть с чего. Не обращая внимания на суетливый переполох, творящийся вокруг, гостья в черном платье под горло устремила взгляд серых с прозеленью глаз прямо на него - и от взгляда этого Оле замер, позабыв дышать.