Пятнышко, как от раздавленной клюквы, Тише. Не хлопайте дверью. Человек... Простенькие четыре буквы: — умер. (А. Б. Мариенгоф, 1918).
Слёзы лились и лились, обжигая щëки. Не останавливаясь. Перед глазами – туман, и сердце замерло... Умер. Это слово... Не обремененное каким-либо смыслом с эхом проносилось внутри головы. Оглушительно. Миллионы раз... Умер. Лениво и медленно, подобно патоке, сползающей с десертной ложки, – миг за мигом – реальность с треском рвалась сквозь ватные мысли. Сколько безысходности, звенящей внутри... Неосознанности. Зияющая беспросветной тьмой бездна в таких простых, но жутких буквах. Умер. И невозможность. Просто принять как факт то, как?.. Чёрт возьми! Как же произошло то, чего случится не могло по всем законам реальности?! Ради всех богов... Судьба, какой бы стервой она ни казалась, не способна быть настолько жестокой! Этот страшный миг, должно быть, какая-то досадная случайность, так? Или, может, попросту самая глупая из всех шуток Мерлина?.. Нет. Ни в каком из множества вариантов событий Блейз не мог погибнуть так нелепо, а их с Джинни дети не могут остаться без отца, не успев даже появиться на свет!.. Да и она, Гермиона, не должна валяться, глотая горькие слёзы и трясясь как осиновый лист, здесь, посреди крохотной прихожей, присыпанная осколками штукатурки и ещё какой-то дрянью, вырванной взрывом из стены! Только застывшая, казалось, от произошедшего всего секунду назад, фраза стучала льдинками в ушах: «Всё так. Ничего не изменить». Именно так, как представлялось лишь в самых мрачных размышлениях. А она... Смешно сказать!.. Она, та самая неустрашимая Гермиона Грейнджер, боялась, с секунды на секунду ожидая, как из-за стены до слуха донесëтся формула Убивающего заклятия, а потом... Зрачки обожжëт короткая вспышка изумрудного света, за которой более ничего. Ни добра, ни зла. Ни радости, ни печали, ни боли. За мрачной чертой смерти – всё едино. Гермиона знала не понаслышке... Нет. Дьявол раздери! Теперь поздно. Катастрофически бесполезно рассуждать о несправедливости судьбы и испытывать животный ужас перед собственной гибелью. Потому что... Господи! Всё уже случилось! Страшную тишину разорвал ехидный смешок, донёссшийся до сюда из-за полуразрушенной стены, и от него... В миг кровь застыла в жилах и холод сковал всё её существо. Мерлина ради! Как же она, Гермиона, ошибалась!.. В тот жаркий июльский день, в Косом переулке, решив, что человек, державший её в глухой подворотне – совсем не убийца. А даже если и убийца: тогда она всерьёз рассчитывала, что с её смертью круг замкнётся. И всё будет кончено! Какая же ты дура, Гермиона. Какая же никчëмная идиотка... Герман убьёт всех, кто вольно или невольно встанет на его пути. Доказательство прямо здесь, за стеной. В комнате, где уже двое мертвецов! Не считая уже убитых ранее Лаванду и Парвати... Откуда-то Гермиона точно знала: наивная попытка Драко пожертвовать собственной жизнью за жизни детей – увы – не увенчается успехом. Герман, шутя, переступит через собственные обязательства и, погубив Малфоя, с лёгкостью расправится с Гарри, если ещё не сделал этого, а закончив здесь... Явится в мэнор, чтобы убить детей и Нарциссу. И даже если ей, Гермионе, удастся спастись сегодня – исход её судьбы всё равно ясен. После гибели всей семьи: мужа, детей и даже свекрови... Вряд ли кто-либо найдёт в себе силы жить дальше. – За что?.. Чёрт тебя дери! – услышала Гермиона хриплый и тихий голос Драко. – За что ты убил Забини?.. Ты ведь мог бы... Новый ехидный смешок прервал его. Неужели Малфой до сих пор ждёт каких-то объяснений от этого ублюдка? Конечно. Герман мог бы просто оглушить Блейза – скорее всего, тот даже не успел защититься. Да и опасности особой не представлял ни для кого, по крайней мере до того момента, пока в руках Забини не оказалось бы перо... Он всего лишь должен был отвлечь Германа. А оказался лишним. Каким когда-то стал Седрик Диггори. Сердце пропустило удар, и Гермиона с силой сжала пальцы вокруг древка собственной волшебной палочки и медленно поползла к раскуроченному дверному проёму – этого сумасшедшего нужно остановить. Любой ценой! Блейз был прав – авроров звать бестолку. Дежурными ночью обычно остаются зелёные новобранцы, ни разу не участвовавшие в боевых действиях. Да, к тому же, пока они прибудут сюда – станет уже поздно. Ей же, если по правде, уже не до страха. Погибнет она – мерзавец пойдёт собирать свою кровавую жатву, если же победит – всё будет кончено. Выбор невелик. Ещё немного, и Герман прикончит оставшихся пленников, как лишних... Чëрт! А потом наткнëтся и на неё, Гермиону, лежащую, как дура, в засаде. – Драко-Драко!.. – издевательски цыкнул Герман, судя по то отдаляющимся, то приближающимся скрипучим шагам, кружа вокруг пленника. – Ты не верил, а я говорил тебе... Все, кто тебе дорог, мрут как мухи, – послышался надсадный вслип Малфоя. – Ну, не горюй! – с фальшивым участием протянул Герман. – Скоро. Очень скоро ты встретишься и со своим дружком, и супругой... «Даже не представляешь, насколько!» – мигом наложив на себя дезиллюмиционные чары, Гермиона только посредством злости поднялась на ноги. – Ну так не тяни резину, ублюдок! – рыкнул Драко. Разглядев наконец в разверстой пасти пролома стройную фигуру Германа, который и впрямь был один в один – Малфой – Гермиона почувствовала обжигающую горечь на кончике языка. Несравнимую ни с чем... Наверное, это вкус ненависти. Как никогда раньше хотелось мстить. Убить подонка! Что может быть проще? Взмахни единожды палочкой из-за своего укрытия – он ведь даже увернуться не успеет! Нет. Гермиона встряхнула головой, и на паршивый линолеум посыпались мелкие ошметки штукатурки, застрявшие в волосах. Нет, подлое нападение из-за угла не её метод. Она – гриффиндорка. И если суждено сразиться с Германом, то только лицом к лицу! Она быстро перекинула кольцо Нарциссы с мизинца правой руки на левый... Будь что будет! – Авис, – шепнула Гермиона, и стайка канареек взлетела, кружа, к тёмному низкому потолку. Птички, будто бы понимая всю сложность ситуации, в которой оказалась их создательница, не издали ни звука, Гермиона же напряжённо всматривалась в сумрак комнаты. И когда в полуярде мелькнуло обтянутое белой тканью рубашки плечо мерзавца, рука самостоятельно рассекла воздух, а губы сами произнесли: – Оппуньо! Простенькая комбинация заклятий подействовала отменно: канарейки, подобно маленьким истребителям рванули в тёмную комнату, послышались ругательства, но Гермиона не слушала, и уж тем более не всматривалась, куда именно врезались клювы её верных птичек. В голову или в задницу – какая, к чёрту, разница? Главное – отвлекающий манёвр сработал! И, преодолев порог комнаты, также засыпанный обломками стены, Гермиона быстро шагала к тусклому шарику света, висевшему под потолком... Боже! Такой же она оставляла в детской вместо ночника. Неужто Драко всё-таки научился вызывать Люмос без палочки? Едва преодолев чувство умиления к супругу, Гермиона быстро огляделась: взгляд задержался сначала на мёртвом сером лице Гринграсс, худые изрезанные руки которой так и остались привязанными ремнём к трубе отопления, затем на белом, как мел лице Гарри, чей вид внушал немногим больше оптимизма... Блейз, раскинув руки, лежал на спине неподалеку от раскуроченной стены и будто бы смотрел в пыльный потолок навсегда застывшим, невидящим взглядом. Выходит, Герман метнул смертельным заклятием отнюдь не в спину. Так... По-гриффиндорски, что ли? Очень некстати в горле вновь встал горький ком скорби и... – Грейнджер!.. – зарычал Герман и взмахнул палочкой, прогнав заставших его врасплох птичек, и они с чириканьем вылетели прочь. – Чёртова ведьма!.. – он заозирался по сторонам, будто всерьёз надеялся увидеть Гермиону. – Что, Малфой, заитригован? Тот молча наблюдал за Германом со смесью недоумения и страха, будто подозревал, что оказался в одной палате с буйнопомешанным. По сути, так и было... – Что ж, проверим, – манерно протянул Герман, вновь вскинув волшебную палочку. – Сектумсемпра Словно в замедленной съёмке, луч заклятия летел прямо в грудь остолбеневшего Драко, который, вне сомнений, прекрасно помнил действие этого проклятия на собственной шкуре. Он оставался намертво привязанным к стулу, посему – увернуться – без шансов... И Гермиона, молниеносно махнула палочкой в сторону мужа, шепнув: – Протего Максима! – почти на удачу. Миг – и проклятие отскочило в книжный стеллаж, и, засыпав всё вокруг ошметками страниц, книги с грохотом посыпались на пол. А Гермиона, почти не дыша, сжимала древко волшебной палочки, внимательно следила за Германом. Под крайне знакомыми глазами залегли казавшиеся чёрными в полумраке тени. Ледяной взгляд буравил её, будто видел насквозь... И его голос... Вот ведь загадка – не вызывал ни малейшей антипатии, если не вслушиваться в смысл слов. – Ну, где же ты, а, Грейнджер? – елейно пропел Герман, неторопливо, словно чуя, как зверь, приближаясь к Гермионе. – Фините! – его лицо исказила мерзкая улыбочка. Зеркально повторявшая ту, какой часто «блистал» противный мальчишка, слизеринский второкурсник. И её, Гермионы, муж, по совместительству... Сердце оборвалось. Гермиона зажмурилась на мгновение, а когда открыла глаза, с отчаянием заметила, как сначала кроссовки, потом ноги и всё её тело стало видимым. – Какие у нас гости! Подумать только! – любезно произнёс Герман, однако в его тёмных глазах застыла осязаемая ледяная ненависть. – Экспеллиармус, – светски добавил он, и палочка выскользнула из дрожащих пальцев Гермионы, покатившись к выходу. К телу Блейза... Это конец. – Вот так-то лучше! – наставительно заметил Герман, улыбнувшись так «мило», что Гермионе на долю секунды показалось, словно все её внутренности скрутило в ком. – Я же обещал тебе, Малфой, что она умрёт на рассвете... – он будто бы приятельски потрепал того по плечу, – Что же, ребятки, у меня мало времени. Думаю, аврорам понравятся подарки, которые я им оставлю... Аврорам? – Ради Мерлина... Не трогай её! – в голосе Драко, очевидно, не первый раз вырывавшегося из своих пут, звучала смесь мольбы и отчаяния, но Гермиона понимала, что это вряд ли изменит хоть что-то. – Ты не посмеешь! Не... – Круцио! – усмехнулся Герман. Взмах палочкой. Холодная вспышка белого света резанула зрачки, как остро заточенная бритва... Боль. Адская боль прошила грудь. И сознание угасло. Лишь затем, чтобы вновь включиться от удара коленей о пол. Гермиона ошибалась, будучи уверенной, что она знает, что такое Круциатус. То, что творила с ней во снах Беллатриса не шло ни в какое сравнение с реальностью: боль застилала все мысли, сковывала чувства и проникала в каждую клеточку тела, выламывая кости, вытягивая жилы и вбивая раскалённые гвозди в каждый из позвонков. – Хватит! – словно сквозь плотный слой ваты доносился крик мужа. – Прекрати... Прекрати, мразь! Герман только ржал, вновь и вновь применяя заклятие пытки. Наверняка, надеялся замучить до смерти. И в этот момент, Гермиона была солидарна с этим желанием. Как никогда раньше ей хотелось... – Кто ещё знает, что вы с Забини отправились сюда? – раздался до оторопи спокойный вопрос. Умереть. Лишь бы не чувствовать этой дикой боли.... – Отвечай! Круцио! Круцио! Отчаянно мотая головой, Гермиона тщетно пыталась прогнать из мыслей недавнее воспоминание о Добби, удиравшим от неё во тьму по длинному холлу дома номер 12 на площади Гриммо... – Вот оно что? – криво усмехнулся Герман, вновь занося палочку. – Домовой эльф Поттеров... Он сразу показался мне подозрительным, – задумчиво продолжил он, и опустил палочку, будто посчитал что жертва уже ни на что не способна. – Что ж, Драко, – тот рвано вдохнул. – Знаешь ли ты историю Фрэнка и Алисы Лонгботтом? – Ублюдок! – прорычал Малфой. – За что?.. – Говорят, когда Бог хочет наказать человека, то лишает его рассудка, – со знанием дела протянул Герман. – Но мы-то с тобой знаем, что никакого Бога нет, правда? Грейнджер настойчиво лезла на рожон всю свою сознательную жизнь. Что ж, за что боролась, на то и напоролась. Так, кажется, звучит маггловская поговорка?.. Очень метко! – он усмехнулся и отошёл. Видимо, чтобы оценить деяния рук своих. Гермиона почувствовала, как вмазалась ладонью в вязкую лужу... Кажется крови? А затем наступила новая порция боли. Нет, не той, какую вызывает пыточное заклятье – кольцо Нарциссы сжало мизинец с такой силой, что тот налился пульсирующей синевой. Мерлин... И всё кончилось. Ни боли. Ни мыслей о смерти, ни даже кровавого тумана перед глазами. Что это за побрякушка такая? Удивлённо моргнув, и ещё раз, Гермиона насилу поднялась на ноги. И, встретившись с ошеломлённым взглядом тёмных глаз Германа, вскинула подбородок. – Что за чёрт?! – выдохнул он, сделав шаг назад. – Круцио! – Протего Максима! – выставив вымазаные в крови ладони вперёд крикнула Гермиона, и заклятие вновь срекошетило. Судя по тревожному гулу стекла, в оконную раму. – Не вышло? – она изобразила такую же мерзкую усмешку, какую изображал Герман прямо перед тем, как решил применить пыточное. – Попробуй Авада Кедавра, может прокатит?.. – почти с сожалением протянула она и, отбиваясь от новых заклятий Германа, двинулась вперёд. – Экспульсо! – щёлкнула Гермиона пальцами. Она не ожидала, что получится, но линолеум тотчас вздыбился прямо под ногами подонка.***
Взрывная волна отбросила Германа к стене, и он рухнул на пол, знатно приложившись спиной о тот самый комод, который они, Драко с Поттером, потрошили, казалось, пару веков назад. А ведь прошла только неделя. Или чуть больше? – Инкарцеро! – взмахнула Гермиона рукой, и веревки сковали ублюдка. И неверяще глядя на всё это, Малфой неожиданно поинтересовался: – Всё кончено, так ведь? – обращаясь скорее к себе. Он был уверен, что всё это сон. Или предсмертное видение. Или... Очередная абсурдная галлюцинация, в которой его жена, ещё вчера умиравшая в Мунго, спасла их с Поттером от верной гибели. Вот только Блейз. Навсегда останется здесь, в этой тесной пыльной комнате. И никогда не узнает, чем же... Закончилась вся эта дьявольская вакханалия. Драко даже не заметил, что по щекам льются слëзы. Если задуматься, это самое страшное наказание для сросшегося со своей профессией Забини, да и... Бред это всё. Блейзу уже всё равно! Взгляд Гермионы через плечо больно чиркнул по щеке, и всего миг спустя, сквозь сумрак тесной комнаты Малфой заметил, что и её глаза полны совсем не решимости продолжить схватку с врагом, узнать кто же он на самом деле... Нет, в её глазах стояли слёзы. И Драко знал наверняка, что в этих слезах не жалость. В них пропасть боли и отчаяния, ведь она не смогла помочь. Не успела спасти целых две жизни. – Гермиона... – тихо начал он, в желании утешить, подбодрить. Хотя... Кого он обманывал? Ведь нельзя повернуть время вспять, правда? – Это я виноват. Я... Во всëм, – следя, как её слезы хлынули по щекам, смывая с них серую пелену пыли, прошелестел Малфой через мгновение. А ещё через секунду оказался в кудрявом облаке её волос. Повинуясь невербальным чарам, верёвки спадали с рук и ног, и самые любимые на свете губы горячо осыпали поцелуями лицо. – Это всё, Гермиона? – пальцами зарываясь волосы жены, прошептал Драко. – Скажи... что... – она неуверенно качнула головой. – Я так счастлива, что мы успели... – коротко обернувшись на Германа, Гермиона брезгливо поморщилась. – Ты в порядке? – Не то, чтобы очень... – буркнул Малфой, покосившись на мёртвого друга. – Но уж точно лучше, чем Забини... И Гринграсс. – Гарри жив? Драко лишь пожал плечами. Уверенности не осталось ни в чëм. Шутка ли? Вылакать столько чая, приправленного ядом коварной ведьмы-Патил, а затем быть атакованным неизвестным заклятием Германа. – Акцио, палочка! – щёлкнула пальцами Гермиона, и в тот же миг палочка вновь оказалась в её руках. – Акцио, палочка Блейза! – она протянула палочку Драко, но тот не спешил взять её. – Поверь, она пригодится тебе... Палочки не всегда умирают в один момент со своим хозяином, а я... – Это я виноват в гибели Забини, – пробормотал Малфой. – Ты неправ! – по щекам Гермионы вновь поползли слезы, но теперь она с яростью вытерла их пыльным рукавом. – Последними его словами был аргумент... Что если он не рискнёт, то и я и он останемся без тебя. Драко не хотел отвечать. Его грудь будто вспарывал невидимый меч. Такой скорби он не испытывал никогда в своей жизни! Господи... Забини никогда не был героем. Как, впрочем, и он сам. Зачем он сунулся? Сидел бы в доме на площади Гриммо, болтал бы с Добби и Пэнси о несправедливости Поттера и судьбы в целом... И может быть, Блейз чувствовал бы себя в последствии неудачником, однако остался бы жив! Из коридора послышался шорох. Напряжённо переглянувшись, оба, и Малфой, и Гермиона, направили палочки в глубину пролома стены. Из тьмы которого, спустя мгновение, показался целитель Роджер Дэвис.