Пиво с кофе не смешивать

- Видишь ли, в конечном счете вся наша жизнь игра, - сказал Мадс Миккельсен тридцати девяти лет отроду, сидя на кушетке в моей гостиной, - слишком многое зависит от твоих специальных навыков. Если бы когда я был ребенком кто-то посвятил меня во все эти тонкости бытия, то мне было бы также неинтересно заниматься построением своей карьеры. - Лучше учиться на собственных ошибках и постичь мир самому, чем получить готовые ответы сразу?- продолжил я его мысль. Мои собственные мысли блуждали где-то в чертогах разума моего собеседника, откликаясь больше чем на действительность на личное восприятие. На секунду, в памяти мелькнули и погасли аудитории альма-матер. - Именно. Ты слишком хорошо обучен и воспитан, малыш Хью. Не нужно далеко ходить, чтобы понять что тебе скучно наблюдать за людьми, и ты тонешь в вероятностях, забыв о реальности. - Тебя я предугадать не могу. - Зато ты можешь узнать меня. И когда ты сделаешь это, тебе опять станет скучно, - огонек сигареты в его руке дрогнул, - а я не люблю, когда людям становится со мной скучно. - Ни к кому не привязываешься, нигде не засиживаешься на одном месте, ищешь неизвестно что... Мы настолько разные, тут заскучаешь. Это правда, что я никогда не мечтал стать актером, но и ты об этом не мечтал. Тобой руководит лишь жажда признания твоей исключительности. А я родился таким. Эта роль досталась мне лишь благодаря связям моей семьи. А ты её заслужил. - Мы вернулись к тому, с чего всё началось. Я просто играю намного лучше чем ты, и какой бы смазливой ни была эта мордашка, правда в том, что ты ни капельки не стараешься чтобы подняться выше. И я бы на твоем месте тоже жопу не рвал, маленький принц. Но у меня было кому доказывать что я лучше. - То есть, ты считаешь, что отличие в том, что я старший ребенок в семье. Каким был твой брат в детстве? - Он был кошмарен настолько, насколько может быть кошмарен старший брат. - Я никогда не был кошмарным старшим братом. - Ты отказался от груза ответственности, в то время как Ларс его принял. Моя жизнь пронизана соревновательным духом благодаря его подавляющей самоуверенности. - Он как мираж маяка в море, к которому устремляется твой парусник.... - Нет, скорее теперь он вполне реальный маяк. Я почти смог до него доплыть и смогу разобрать по-кирпичикам. - Это твоя цель? - Это моя мотивация. Одна из. Цель просто в том, чтобы получать удовольствие. - Рвать жопу ради удовольствия? Да ты мазохист. - Щас я твою жопу порву. - Садист. Мадс смеется. У него хриплый смех. Небольшие первые морщинки в уголках глаз. Пухловатые чувственные губы. Острые скулы. А в глазах этих хочется остаться навсегда. Он чертовски хорош собой и прекрасно знает об этом. А ещё с ним можно поговорить о любых вещах и он будет делать вид, что понимает, потому что ему важно чтобы тебе было не всё равно. И в конечном счете, вся эта психотерапия - прелюдия к тому, чтобы пригвоздить его своим телом к этой кушетке, чтобы почувствовать, как он гасит свою сигарету ради тебя и твоих маленьких эгоистичных желаний. Быть полностью его... кем? *** Встряхиваю наваждение. Передо мной лишь пустая старая кушетка, а этот разговор был не много ни мало 5-6 лет назад, когда мы ещё могли позволить себе трахаться прямо на кухне и не считать связь женатого датчанина с молодым актером-моделькой из Британии чем-то слащавым и развратным. Тогда это была любовь. Беспредельная и переглюченная амфетаминами. А теперь от неё остался лишь не выброшенный старый хлам, тетради со стихами, пометки в книгах. И вот эта небольшая квартирка в Лондоне, в которую скоро переедет Кейт и нужно избавиться от ненужных вещей, которые не понадобятся нам с Клэр в её доме в Америке. За окном серые холодные лондонские сумерки. Я провел здесь столько разных вечеров. Пустых и деятельных. Хороших и плохих. Эти стены видели всякое. А теперь пришла пора прощаться. Сменить страну, континент. И кто-то шепчет мне из темноты коридора: “От себя не убежишь, Хью» И я почти слышу легкую смешинку и хрипотцу в этом шепоте. Память возвращается в момент, когда чашка разбивается. В прямом смысле. *** - От себя не убежишь, Хью. Он толкает меня к раковине, куда я только что вылил проклятый кофе и чашка выскальзывает из рук, звеня осколками по полу. Я конечно отбиваюсь, но что толку. Прежде, чем намутить воду, следует думать, хочет ли мой оппонент играть. Мадс не хочет играть. Он хочет стрекота искр между нашими телами, истеричных требований в моем паху и содрать всю одежду куда-то на пол. Всё, что он хочет — признания трепетного абсолютного желания, моей похоти к нему, того, что делает это пересечение наших судеб неслучайно особенным. Чем-то определенным свыше. Кому-то нужен преданно любящий друг. Кому-то шлюха на одну ночь. Кому-то тотальный контроль. Кто-то жаждет самоутверждения и лишь немногие могут позволить себе осуществить желания своего великого эго в реальности. Он груб, от него пахнет одеколоном, потом, пивом и сигаретами. И в нём это как дымок паровоза, что едет в даль — признак того, что в котельной есть угли. Мадс хочет всего и сразу и ставит тоже всё. Реальность это холст. А мысли — эскизы. Вот эта сцена на кухне — его, Мадса, картина. А я хоть и неплохо рисую, но никогда не переносил свои картины в отношения. Их же так легко разорвать на клочки. Почему он совсем этого не боится? *** - Я боюсь начать бояться, - говорит он однажды вечером на этом самом балконе. - Быть серьёзным настолько как делаешь это ты, мне просто невозможно. И неважно, гений здесь я или дурак. Но только легкомысленность и прямолинейность не дают мне загнуться, когда снова и снова моя вселенная сталкивается с другими. Если я начну бояться, она тут же рассыпется в звездную пыль и перестанет существовать, может на некоторое время, а может навсегда. Он запрокидывает голову, чтобы посмотреть на ночное небо. И я вместе с ним улетаю в звезды. В такие ночи как эта, нас, таких непохожих друг на друга, объединяет лишь одна единственная вера в то, что эти маленькие жемчужины светят исключительно особенно для каждого в отдельности. И вместе. Его рука захватывает мою руку в капкан своего тепла и на одну вселенную где-то там становится больше.