Кабинет номер 12

День слился в единую серую тучу, что неизменно висела над городом, каждую секунду грозясь пролить на него литры холодной воды. Вечер добавил темноты в это уныние, и выходить на улицу стало немного приятней. Саске отрывистым щелчком погасил рабочую лампу, выключил опостылевшую музыку и необходимый свет - и вышел из кабинета. На лифте - на первый этаж, сдать охраннику ключи, напрямую - к служебному входу, и - в прохладу осеннего мрака. Ничего не предвещало новизны. - Эй, доктор! Голос узнаваем мгновенно, но сбавлять темп шагов нет никакого желания. Впрочем, этот беспокойный и трудный пациент уже догоняет и сам. - Привет, поздно ты работать заканчиваешь. Наруто улыбается. Он улыбается так часто, что кажется, будто для него это совсем ничего не значит. Хотя нет, сейчас улыбка выглядит куда радостней стандартной. - Вас уже выписали? - Да, вчера еще. А то я уже даже начал уставать лежать на одном месте. - Наверняка, вам порекомендовали постельный режим. - Да, что-то такое было. Узумаки идет рядом, попутно закидывая руки за голову и становясь похожим на задиристого школьника. И невольно оглядывает Учиху с головы до ног. Темная куртка, темные брюки - ничего белого. Непривычно так, что какое-то время даже приходится помолчать. - Вообще странно было сегодня проснуться в своей кровати. Я минут десять понять не мог, где нахожусь. Наруто говорит это так непринужденно, будто с приятелем в кафе общается за кружкой пива. - Ты в метро сейчас? На остановку? - Обычно хожу пешком. - Ого, и сколько идти? - Час. - Ого еще раз. Зачем, если можно доехать? - Прогулки благоприятно влияют на организм человека. Узумаки хохотнул. Весело и беззаботно. - Ну да, ты ведь доктор. Учиха резко остановился. Повернулся к замеревшему тоже Наруто, по лицу которого было видно, что он чего-то подобного ждал. Не хотел, но все это время ждал. - Если вы хотите выздороветь, мистер Узумаки, вам не нужно искать со мной встреч. - Я и не ищу, иногда, как-то само находится. Саске прищурился, чуть подняв подбородок вверх. - Ладно-ладно, ищу. Я тут с девяти часов дежурил, караулил, не стану этого скрывать. Мне нужно было с тобой поговорить. - О чем? - О чем угодно, просто - поговорить. Учиха засунул руки в карманы, пропустил вперед спешащего пешехода и снова пошел по направлению к дому. - Знаешь, вот люди совсем перестали общаться. Я не про "привет, как дела", "а у меня на работе то", "а у меня дома сё". Я про - делиться, обсуждать что-то, говорить не ради слов, а ради выражения смысла или мысли что ли. - Я уже заметил, что вы диванный философ. - Да что ты, я просто хочу говорить обо всем, а не только о том, что принято. - Например? - Например... Наруто лихорадочно огляделся, ища в окружающем мире интересную зацепку. - Эх, как назло, ничего в голову не приходит. - Потому что не о чем разговаривать. - Нет, много есть о чем! Я могу рассказать тебе о четырех интересных вещах, которые я увидел, пока ехал сегодня в клинику, хочешь? - Не хочу. - О том, что тебе идет белый, зря ты его не носишь? - Нет. - О том, почему люди женятся, если не любят друг друга? - Сейчас никто никого не любит. Это нормально. - Я люблю. Повисла легкая пауза, после чего Учиха покачал головой: - Вы так просто об этом говорите, слишком просто. Возникает такое ощущение, что для вас это не так много значит, как вы пытаетесь преподнести. - Ерунда какая! Просто я не хочу это скрывать, ведь говоришь, чтобы слышали, знали. И так столько условностей и вранья в словах, в действиях, в... традициях. Кольца, белые платья, пожелания - все это еще осталось, но теперь в этом столько фальши, сколько никогда не было. Люди живут вместе, просыпаются вместе, зачем? - Значит, им все-таки это нужно. - Боязнь одиночества? - Удобство? Действительно. Где-то впереди оглушительно сигналили. Саске остановился на светофоре. Наруто неотрывно смотрел на него до тех пор, пока не загорелся зеленый свет, и видел на его лице приглушенный красный отблеск. - Почему женился ты? Узумаки замолчал, давая время подумать. Не над ответом, а над тем: отвечать или нет. Давая выбор и подталкивая к нему, как ни странно именно молчанием. - В мире, где любовь - это болезнь, очевидно, что "по расчету" - самый логичный вариант. - Я не спрашивал о логике, я спрашивал о тебе. Саске промолчал. По асфальту закапали сначала редкие, а потом все более частые капли. Наруто подставил небу открытую ладонь, вздохнул раздосадовано, а затем "нырнул" в глубокую нишу входа с навесом одного из офисных зданий. Увлекая за собой Учиху, схватив его за локоть. - Весь день назревало, а тут - на тебе, именно сейчас решило нарисоваться. Узумаки ерошит волосы, а Учиха высвобождается из его хватки и отходит на шаг. По темной куртке текут невидимые капли, с покатой крыши скатываются ручейки, вливаясь в общий гомон и ливень. - В дождь хорошо ходить с зонтиком, но тут даже он бы не помог, как думаешь? - Здесь рядом останавливается автобус. Остаток пути, я, пожалуй, доеду. - Я вижу, что ты от меня отмахиваешься. Странно, да? Говорить не в кабинете, не на приеме, а просто так. Но мне удивительно привычно почему-то. Наруто смотрит, как Учиха поправляет намокшие пряди, и ему до жути, до дрожи, до особой паники хочется дотронуться. И он протягивает руку и касается холодных черных волос, задевая указательным правый висок. В груди все сжимается, где-то глубже сердца, там, куда не достигли таблетки и капельницы. Саске поворачивает голову, и Узумаки остается стоять с протянутой рукой, не пытаясь дотянуться снова. - Знаешь, я вчера слушал старые песни. Пришел вечером домой, там пыли столько за две недели собралось, будто меня полгода не было. А я завалился в кресло и слушал старые песни. Ты прав - в них очень многое можно услышать. Или я слышу, потому что действительно чувствую, о чем они поют? - И о чем они поют? Наруто улыбается. - О родстве душ, о связи между ними, бесконечной, нерушимой. - Звучит неправдоподобно. - Звучит не очень, потому что это невозможно выразить словами. Мимо, со свистом разбрасывая водяные брызги, проносятся машины. В каждой - человек. У каждого - свой взгляд. А посмотри - так все одинаковые. - Вы идеалист. - И диванный философ? - взгляд Узумаки становится удивительно ласковым. - Может быть, но я не знаю, как передать то ощущение, которое наполняет меня, когда я зову тебя по имени. - Что в этом особенного? - Я не знаю. Просто это так... здорово, Саске, - Наруто слышит, как ударяются об асфальт водяные капли, и зовет снова, через простое слово пытаясь выразить что-то особое. - Саске. Будто маленькую птичку с тонким оперением греешь в руках. Будто сердцем тянешься. Будто прокричать силишься через бездну обрыва. Будто хочешь накрыть одеялом и провести пальцем по спине, как по стене оборонительной. Учиха молчит. А затем поворачивается к Наруто и смотрит прямо в глаза. - Вы все говорите о душе, а где она по-вашему? Она тоже может чувствовать? - Конечно, может. Она везде, по всему телу, вместе с нервами и сосудами. Она внутри, это все, что я знаю. Ты говоришь: все дело в мозге, а я верю, что нет. Человек сам себя не познал, в нас есть такие глубины, которые никто не открыл. Любовь - это не цифры, не графики, ее нельзя измерить. Саске смотрит, почти не моргая. Саске смотрит, и по нему совершенно нельзя понять, о чем он думает. - Если вы уверены, что дело не только в мозге, почему вы так боитесь операции? Что вы потеряете? Ведь вы говорите, что любовь вырезать нельзя. Наруто чувствует, как по телу прокатилась холодная волна. Вдох - с усилием. Вдох - с удивлением. Учиха чуть приподнимает подбородок и уже толком не смотрит. Взгляд обращен на Узумаки, но пристальности нет и в помине. Во взгляде будто разочарование этим чужим искренним удивлением. - Не забудьте записаться на прием, вам нужно наблюдаться... - Я запишусь к тебе. - ...чтобы мне больше не пришлось вас видеть на больничной койке. - Я запишусь к тебе, - повтор: тихо, но с нажимом. К остановке стремительно приближается автобус. Сквозь дождевые потоки уже отчетливо видно его яркие круглые фары. Саске смотрит как-то странно, а затем, не попрощавшись, поспешно выходит из временного сухого приюта под дождь, перешагивает через узкий газон и непреклонно устремляется к фырчащему автобусу. Наруто видит, как он заходит внутрь, как отряхивается, как аккуратно хватается рукой за поручень. И как поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с Узумаки. Наруто улыбается, машет рукой. Двери закрываются, легкий наклон вправо - и поехали. В теплоте и сухости в темный дом. А Узумаки прислоняется спиной к стене и нащупывает в кармане желтые обезболивающие таблетки. "Что вы потеряете?" Что можно потерять? Что можно сохранить? Или выбор не за тобой? *** - Я не хочу избавляться от этого совсем. Нет, послушайте, доктор, я понимаю - это звучит странно, но я объясню. Мужчина улыбнулся и едва заметно дернул правым плечом. Это был пятый по счету пациент очень длинного дня, что последовал за столь же длинным, но еще и дождливым. Прием был назначен на 18:00, мужчина пришел с опозданием на десять минут. И сразу сказал, что ему нужен только рецепт на обезболивающие. Учиха смотрел на него внимательно и слушал, не пытаясь перебить. - Я композитор, доктор. И мне всегда казалось, что я пишу хорошую музыку, даже очень хорошую. Я даже писал саундтреки к фильмам о любви, сейчас их все меньше становится, но раньше было куда больше. Любовь истощается не только в людях, но и в том, что они делают. В книгах, в песнях, в поступках. Я с ужасом думаю о том, каким мир станет лет через сто. - Мы этого не узнаем. - Да... но я о другом. Я о том, что с тех пор как меня захватила эта болезнь, аморриот, я стал писать другую музыку. Совершенно другую. Я теперь слушаю свои старые мелодии, и меня охватывает отвращение. В них совсем нет души, доктор. Это как говорить о солнце, ни разу его не видев, разве так правильно? - То есть вы не будете лечиться, лишь - временно подавлять болезненные ощущения? - Да. - Но так вы долго не проживете. - Я знаю. Я творческий человек, доктор, я хочу прожить, сколько смогу, но оставить после себя как можно больше прекрасных мелодий. Снова уйти от этого, вымучивать ноту за нотой, получать только банальность и бездушие - я так не хочу. У мужчины сияли глаза. Когда он говорил о музыке в его голосе проскальзывала особая восторженность, в нем словно что-то загоралось. И он не хотел это гасить. - Вы хорошо подумали, прежде чем принять такое решение? - Я все хорошо прочувствовал - этого достаточно. У меня есть мечта: написать самую лучшую музыку, чтобы мелодия затрагивала что-то в каждой душе - и подарить ее своей любимой. Вот и все. Учиха отвел взгляд и невольно прислушался к легкой композиции, что неизменно играла на фоне. Каждый день каждого месяца. Пара треков по кругу, они сливались в единый, уже не отличишь, где начало, где конец. Они были приятными, но пустыми. Но разве не это от них и требовалось? Учиха отрывисто стукнул пальцами по столу, подхватил ручку и принялся выводить название обезболивающего на бланке с заранее поставленной печатью. - Держите. - Вы... то есть вы... спасибо. - Вы всегда можете поменять ваше решение, мистер Исина. Также я рекомендую вам раз месяц приходить на прием для контроля вашего состояния. - Хорошо, на это я согласен. - Тогда - до следующего месяца. Спасибо, что выбрали нашу клинику. Учиха все еще сжимал в пальцах ручку. Мужчина поднялся со стула, несколько медленней, чем следовало бы. Будто не веря, что его просто так отпускают. - Спасибо еще раз. Учиха кивает, не поднимая головы. А мистер Исина уже у самых дверей замирает, будто что-то вспомнив, и оборачивается. - Я могу принести вам диск с моей музыкой, хотите? - С новой? - Да, с новой. - Не стоит. Мужчина неловко кивает, будто сделал только что нечто постыдное, и выходит за дверь. А Саске разжимает пальцы, и ручка, освобожденная от удержания, с коротким стуком оказывается на столе. На часах 18:25, за окном уже начинает темнеть. Дни становятся короче и холоднее. Дождливее и безлюднее. И это очень даже неплохо. Саске чуть прикрывает глаза, а затем достает из ящика стола пачку желтых таблеток, вытряхивает одну из них себе на ладонь. И проглатывает, запивая водой из припасенной бутылки. Впереди еще пять пациентов. А потом и только потом можно будет выключить эту чертову однообразную музыку.