Кабинет номер 12

- Вообще до этого всего я лежал в больнице всего раз. Мне лет десять было, вроде. Я чем-то траванулся - и понеслось. У родителей тогда уже был пунктик - чуть что к доктору вести, а тут я вообще ничего есть не мог. Ну и вот, мне уже на следующий день полегчало и стало скучно. Так я быстренько организовал банду - и мы яро протестовали против кефира на ночь и вообще от врачей прятались. А! И еще мы отказывались есть паровые котлеты! Наруто сидит на кровати, сложив ноги по-турецки. Активная жестикуляция правой рукой помогает придать рассказу больше красочности и убедительности. Увы, другой сейчас не помахаешь - последняя капельница на сегодняшний день лишает такой свободы. - Значит, ты с детства врачей не слушаешь. Это так по-умному. Саске сидит на соседней свободной кровати и что-то пишет на листах, скрытых в синей папке. Наруто улыбается, фыркает для вида и какое-то время просто смотрит, как чужая рука с зажатой в пальцах ручкой танцующе двигается по строчкам. Операция назначена на послезавтра, Учиха восстановлен в качестве лечащего врача, а Узумаки уверен, что все будет хорошо. - Все, больше жалоб нет? - Ты так редко заходишь. - Днем и вечером, все по регламенту. Утром осмотр производит дежурный врач. Наруто вздыхает. Опять этот казенный тон, будто по написанному читает, не придраться. - Других жалоб нет? Тогда на сегодня мы закончили. Учиха щелкает ручкой, закрывает папку и встречается взглядами с Узумаки. Чем ближе операция - тем дольше хочется смотреть в глаза. Наруто твердо решил доказать невозможное, но каждый раз, когда Саске уходит, в нем просыпается то, что он упорно отгоняет от себя. Каждый раз, когда Саске смотрит именно так - это что-то проникает в сердце, заставляя замереть и забыть все веселые истории. Наруто не хочет признавать этого, но ему страшно. Каково это - проснуться после операции? Любовь не нащупаешь как ногу или руку, какое будет это чувство? Как именно ее нужно будет вытащить из-под обломков "искусственно разрушенного дома"? Узумаки не привык отступать, не желает и сейчас - у него есть обещание, у него есть человек, который теперь согласен сидеть рядом. Но в омут с головой - это одно, а когда лежишь на кровати часами, со вставленной в руку иглой, и думаешь, раз за разом прокручиваешь то, что скоро произойдет - избавиться от тревоги невозможно. - Ты сомневаешься? Голос Учихи вырывает из странной и нехарактерной задумчивости. Наруто моргает и качает головой. - Нет-нет, просто думаю, знаешь, об этом сложно не думать. - Пообещай мне еще кое-что. У Саске серьезный и немного усталый взгляд. Он сжимает в руках синюю папку и чуть приподнимает подбородок вверх. - Конечно, что? - После операции не обманывай ни меня, ни себя. Если перестанешь чувствовать - так и скажи. - Да не будет такого, я же...! - Пообещай мне. От этой просьбы бросает сначала в жар, а потом в холод. Контрастом по коже и учащенным пульсом под ней. Наруто выглядит так, будто ему внезапно стало больно. Не резко, а тягуче. Не от аморриот, а от чего-то еще. Узумаки видит, как Саске поджимает губы, и понимает, что он не верит в то, что любовь можно сохранить. Что дело тут не только в мозге. Не верит, но все равно слушает. Не принимает, но позволяет принимать другим. - Хорошо, Саске, я обещаю. Только ты тоже пообещай мне кое-что. - Что? - Обещай, что зайдешь ко мне после операции. Я возьму тебя за руку - и все пойму. За пределами палаты по коридору слышен стук каблуков, какие-то разговоры. Где-то открывается дверь, где-то звучат прощальные слова перед уходом домой. У Саске на сегодня больше нет пациентов - а значит, можно вставать с незанятой кровати и совершать свою часовую прогулку. Но Учиха не двигается. Остался всего один день, операция послезавтра. - Хорошо, я обещаю. Наруто улыбается, радостно и успокоенно. - А я говорил, что у меня есть собака? Сейчас-то она, конечно, у родителей, скучает по мне, наверное, дико. Она такая клевая, лохматая, тебе бы понравилась, она, конечно, очень громкая и приставучая, но все равно, я уверен, что понравилась бы. Познакомишься с ней потом? Саске? Учиха не смотрит. У него странный взгляд и странное выражение лица. Такое, будто он старательно себя контролирует. Такое, будто еще чуть-чуть - и он скажет, что не желает это слушать. Такое, будто ему больно. - Что такое? - Ничего. Ложь. Наруто знает, что это ложь, и он медленно свешивает ноги с кровати и тянется к Саске свободной правой рукой. Пальцы касаются щеки, нежно ее поглаживают. Такой открытый и такой простой жест. Учиха от прикосновения каменеет. Сидит неподвижно, напряженно, будто ждет, когда это закончится. - Ничего, ничего, все у тебя ничего, а выглядишь так, будто не выспался. - Не выспался. Это тоже своего рода современная болезнь. - Правда? А я вот всегда бодр. Наруто хвастливо выпячивает грудь и вскидывает подбородок. А затем радостно "сдувается" под ироничным взглядом Учихи - такой ему идет куда больше. В глазах проявляется и появляется что-то особое, будто огонек загорается - это ли не подтверждение жизни? Узумаки убирает руку, ласково проведя напоследок по щеке. Он все еще не может понять, почему Саске теперь позволяет ему подобное, но спрашивать не собирается. Порой что-то должно быть высказано молчанием. - Хорошо, я... - О, Учиха, ты здесь. Пациент и доктор поворачиваются на голос - дверь приоткрыта, и в образовавшийся проем заглядывает слегка помятый рыжий врач. - Я домой уже мчу, вот - результат анализов, как и договаривались. Не стал я передавать как обычно, через систему... ну, ты понимаешь. - Спасибо. Учиха принимает из чужих рук белый запечатанный конверт с эмблемой клиники. Наруто смотрит на него с любопытством, в этом во всем определенно чувствуется какая-то секретность. - Ну, я пошел, пока. Саске кивает, не выпуская из рук полученное "послание". Рыжий уходит, зачем-то на миг обернувшись возле двери и бросив внимательный взгляд на Узумаки. - Странный он какой-то, наверное, зуб на меня точит за то, что я тогда отказывался от его капельницы. - Не исключено. - Лучше бы опроверг что ли, чтобы мне спалось лучше. Учиха чуть прикрывает глаза, а затем поднимается с места. Кладет конверт в широкий карман белого халата и сверху вниз смотрит на Наруто. - Точное время операции объявят завтра, но скорее всего поставят на утро. - Не вопрос. Тон слишком непринужденный, настолько даже, будто речь идет о простом походе в магазин. Или на крайний случай - о посещении поликлиники для сдачи крови. Шутки, рассказы, нескончаемые истории - все это как средство заглушить то, что ноет внутри. То, что маленькими молоточками стучит по сердцу и заставляет сжимать кулаки. Наруто хочется бесконечное количество раз повторять, что все будет хорошо. Он и сказал уже, но у Саске во взгляде все равно постоянно проскальзывает завуалированное чувство обреченности. И эта искренность дарит ногам слабость - и хочется уткнуться Учихе в плечо, обхватить того руками и сидеть так долго-долго, чертовски долго. До самой операции. И потом тоже. - До завтра, Саске. - До завтра. Наруто провожает Учиху взглядом до самой двери, а затем забирается с ногами на кровать и откидывается на подушку. Послезавтра. Послезавтра. Послезавтра. Это слово стучит в мозгу, это слово плавает перед глазами и вместе с лекарством проникает под кожу. Послезавтра. А после - свобода от болезни, но не от чувства. И никаких альтернатив. *** Следующий день принес с собой беготню. С самого утра в палату зашел незнакомый черноволосый доктор и долго извинялся. Он говорил: "Операцию, к сожалению, придется перенести". Он говорил: "Хирург утром улетает, это, правда, очень важно". Он говорил: "Простите за беспокойство и за такую поспешность, но ведь раньше вас тоже устроит?" Потом вокруг забегали две медсестры. Брали необходимые анализы, давали необходимые таблетки. Задавали необходимые вопросы. А Узумаки с ужасом думал только об одном: чтобы Саске успел прийти на работу до того, как Наруто положат на операционный стол. Учиха пришел в 17-00. Удивительно бесшумно открыл дверь и даже не поздоровался. - Пора на подготовку. - А мы думали, что послезавтра, да? А вот как оно получилось. Наруто улыбается, это так предсказуемо. Саске сжимает в руках знакомую синюю папку и молча ждет. Не подходит, так и стоит у дверей, будто не желая обозначать какое-либо различие между своими пациентами. Между Ино и Узумаки, например. Но Наруто на деле, конечно же, отличается от всех. За окном уже стемнело, солнце с каждым днем закрывается от людей все раньше. Люди с каждым днем сетуют на приближающиеся холода. Узумаки готов. Он подходит к Саске и кивает ему. Тот кивает в ответ и хочет уже было выйти за дверь, но его останавливают. Не руками даже, голосом. - Подожди. Учиха оборачивается - и тут же попадает в чужие крепкие объятия. Наруто прижимается к нему будто в последний раз - слишком крепко, в первый раз по сути - слишком нежно. Утыкается в теплое плечо и прикрывает глаза. Запомнить - ради чего это все. Запомнить - что именно нужно сохранить. Запомнить все оттенки чувств, все желания и надежды. - Во мне смелости ровно девяносто процентов. Мне нужно еще чуть-чуть. Саске видит, как по потолку еле заметными полосами тянутся отсветы автомобильных фар. Видит, как аккуратно застелены за всю неделю никем не занимаемые кровати. Скосив глаза, видит, как у Наруто взлохмачены светлые волосы на макушке. И затем - кладет ему на спину свободную раскрытую ладонь, будто фиксируя это внезапное объятие. Наруто счастливо улыбается, ему легко и тяжело одновременно. Внутри все крутится и переворачивается. Внутри все натягивается от ожидания, от беспокойства, от нервозности. И от страха - он все же есть. Он все же гложет и побуждает еще чуть сильнее сжать чужие плечи. - Всё - теперь во мне все сто десять процентов. Узумаки отстраняется, стараясь всем своим видом выражать только непоколебимую уверенность. - Тогда пошли. Саске открывает дверь, и Наруто идет следом. Следует за ним, стремится к нему - разве этого недостаточно, чтобы сохранить то, что так жаждешь сохранить? Раньше люди могли любить свободно, Узумаки порой завидовал им. Учиха - нет, он знал, что они могли, но все равно сами ставили перед собой рамки. Людям нужна стена, нужен запрет - иначе они жить просто не умеют. *** - Не волнуйтесь, мистер Узумаки, - повторяет Саске. - Я зайду к вам после операции. Как и обещал. Наркоз сработал, хирург показывает большой палец вверх, а медсестра улыбается, хоть через маску этого и не видно. Им предстоит кропотливая работа, но они профессионалы, они все сделают хорошо. Учихе кажется, что у него отказывают ноги, когда он выходит из комнаты, а над ним и над дверью загорается красная табличка с надписью "идет операция". Пара минут - на неотрывный взгляд на это алое свечение, пара минут - на желание все отменить. Но Саске - врач, и то, что сейчас происходит за этими стенами - правильно и спасительно. Нужно идти - на восемь вечера назначен последний пациент. Учиха выслушивает его, неподвижно и внимательно. Выписывает направление на сдачу анализов, кивает в ответ на его слова благодарности. Всё на автомате, всё проходит мимо. Когда это началось? Саске не знает и не хочет узнавать. Он молча снимает белый халат, выключает ноутбук, берет сумку. И коротким щелчком гасит свет. Кабинет погружается в темноту, такую объемную, что кажется, в ней можно задохнуться. Через окно в комнату просачиваются длинные лунные лучи. Через щель под дверью - ограниченный искусственный свет. Учиха стоит перед дверью, готовый уже идти домой и не двигается с места. Операция еще идет, совершенно точно. Обычно она занимает часа три-четыре. Значит, к двенадцати управятся. А там и новый день. Тот, который раньше был "послезавтра". Перед глазами - пустая вешалка, взгляду совершенно не за что уцепиться - дверь тоже лишена каких-либо изысков. Ровное темное дерево. Учиха еще какое-то время сжимает в пальцах круглую ручку, а затем разворачивается и снова подходит к своему рабочему столу. Не включая свет, не включая музыку, садится в кресло и замирает. В темноте комнаты белый халат выглядит как заснувшее привидение, Саске смотрит на него, но не видит. Он подхватывает со стола остро заточенный карандаш и пару раз стучит им о стол, затупляя. А затем упирается локтями в столешницу, складывает руки в привычный замок. И опускает голову, закрыв глаза и прижимаясь лбом к перекрестью больших пальцев. "Послезавтра" скоро наступит, и это не изменить. И это, наверное, правильно.