Россия, спой!

      Ноябрьское прохладное московское утро. Всё ещё полусонные, но уже ожившие проспекты и дороги постепенно наполняются её жителями и вечно шумными машинами, норовящими устроить очередную пробку на "потеху" людям. Солнце, которое вроде и должно хоть немного греть своим светом в это морозное утро, было заволочено тяжёлыми тучками, но даже иногда, когда оно всё же вырывалось из их объятий и светило в окна квартир и домов, то так и не могло подарить никому и капельки тепла... А ведь на сегодня передавали снег. В общем, типичная, в представлении иностранцев, суровая русская погода, когда даже в середине июля везде лежит метровым слоем снег. Люди, которые уже спешили на работу, посильнее кутались в шарфы, куртки и пальто, дабы не замерзнуть сильнее. Где-то можно было услышать как шебуршат своими метёлками дворники, убирая опавшую листву, и как совсем рядом раздаётся юный переливный смех детворы, вновь разбрасывающей ворох ярких осенних листьев. Жизнь города начинала кипеть.       Но это всё никак не влияло на спящего сном младенца в светлой и уютной гостевой комнате пруса, вздумавшего навестить хозяина сего дома вчерашним вечером. Всё шло хорошо, пока Гилберт не понял, что уже поздно, а до дома ему придётся идти пешком... В общем, Великий просто поставил Брагинского перед фактом, что он переночует у него, сказав, что: "Ты должен быть рад принять Великого в своём доме!". На радость Байльшмидта, это ничуть не огорчило или же разозлило русского, он уже привык к вот таким закидонам старшего брата Германии и с его гиперхвастливостью уже давно свыкся. И вот сейчас, когда стрелки на часах показывали семь часов утра, разлепив свои веки, в постели потягивался тот самый Великий, чья пепельноволосая головушка ещё отказывалась работать, а нос уже учуял запахи, разносившиеся по дому из кухни. Минута и Гилберт уже на ногах! Заправив должным образом постель, он взял аккуратно сложенную им вчера одежду и отправился в душ, по пути думая о скором завтраке. И вправду, на кухне уже вовсю кипела бурная деятельность по готовке еды. Одновременно Иван успевал следить за пирогом, стоящим в духовке, жарящимися блинами и лепить пирожки, напевая что-то весёлое себе под нос. После освежающего душа, Байльшмидт на цыпочках прошёл на кухню, влекомый ароматами яств. Какого же было его удивление, когда он увидел, что первый блин уже утащил наглый котяра России*. - Хей! Это был блин для Великого меня! Вот наглый кошара! - Прус с возмущением уставился вслед убегающему с добычей сибиряку. - И тебе доброе, Гил. - Повернулся к гостю Иван, отряхивая о фартук, испачканные в муке, руки. - Ты не стесняйся, бери что хочешь, всё равно я ещё печь буду. - Сегодня какой-то очередной русский праздник? - Чисто из вежливости поинтересовался Байльшмидт, жуя блинчик, который он взял раньше, чем ему было это дозволено. - Нет, просто сегодня к нам придут твой брат и остальные. - Улыбаясь ответил русский, делая вид, что не замечает крадущегося в сторону новой порции блинов Руссокота.       Гилберт даже перестал жевать, переваривая только что услышанное. - Ты хочешь сказать, что они добровольно решили прийти к тебе? А ты не блефуешь? Или, может, ты им угрожал? - Немного шокировано отозвался бывший Пруссия. - Если ты сейчас не замолчишь, то угрожать я буду уже тебе. - Брагинский поудобней прихватил ручку раскалённой сковороды. - Так что будь паинькой, завяжи варежку и смотри телевизор.       Пруссия принял самый независимый вид, словно говоря: "Мне твои угрозы до лампочки! Великий ничего не боится!", но всё же, от греха подальше, включил телевизор, где на "Первом", как всегда, показывали новости. "Всё как обычно: недовольная Америка и Украина, бомбардировки Сирии и растущие цены на продукты. Одно и то же каждый день." - Лениво размышлял прусс, доедая второй пирожок и запивая тот зелёным чаем.       Всё бы ничего, но внезапно картинка на заднем экране студии поменялась и ведущая озадаченно посмотрела на какого-то парня в очках, который начал что-то в темпе разъяснять ей, после этого она кивнула и он ушёл из кадра. - И так мы продолжаем наш выпуск новостей. Только что произошло тринадцать аварий на Московской Кольцевой дороге. Очевидцы говорят, что причиной данного инцидента послужил решивший пересечь МКД всадник, предположительно кавказской наружности, вооружен охотничьим ружьём. Куда он направляется, выявлено не было. Вот видео снятое на регистратор одного из очевидцев.       Иван заинтересовано уставился на экран, попутно выключив плиту, и сел на стул рядом с Гилбертом. Гил же, никак не отреагировав на данную новость, спокойненько прихлёбывал чаёк, пока в экране не появился он... Курчавые каштановые волосы, сверкающие янтарём глаза, характерный для почти всех кавказцев нос с лёгкой горбинкой, прямая осанка и немного надменный, горделивый взгляд. Сам виновник аварии был облачён в черкеску, по краям которой находились расшитые золотой нитью газыри, и папаху, с боку поблескивал красивый играющий на свету переливом каменьев кинжал, а в руках он держал хорошо знакомое Байльшмидту ружьё, которое наставил на какого-то парня, отдалённо напоминавшего Венециано, позади которого стояли... Бедолага подавился чаем и зашёлся в громком кашле, от чего Иван вынужден был "реанимировать" гостя, посредством удара по спине. - Mein Gott! Запад и остальные по-крупному вляпались! Чёрт, он же неадекватен! - Успокойся, Гил, - Попытался спокойно сказать Россия, но вышло, честно признаться, не очень. - Я знаю его давно, он очень гостеприимный и добрый человек... - О, да, и сейчас Италия испытывает всё его гостеприимство и доброту на себе! Как бы от его "гостеприимства" Фелечиано с дыркой в голове не оказался! - Раздражённо парировал Байльшмидт, вспоминая как сам при первой встрече чуть не обзавёлся отверстием во лбу. - Тем, кто повстречает данного всадника, просьба сообщить в полицию, так как он может представлять опасность. - Закончила ведущая, после чего пошла заставка новостей. - Да как вы догадались?! - Иронично отозвался Пруссия, после чего выключил злосчастный ящик. За час до... - Веее~! Братик Франция, у меня ноги болят. - Жалобно произнёс Фелечиано, частично повисший на ничуть не уставшем Людвиге. - Mon ami, потерпи немного, вроде бы его дом был где-то недалеко... - Немного раздражённо отозвался Франциск, разглядывая карту Москвы. - Чёртов винохлёб, ты, хотя бы карту переверни! - Зло прорычал Артур, чьё терпение уже было на исходе.       Да, вот уже битых два часа наши горемыки бродили по улицам столицы России, кто-то, поминутно переругиваясь, пытался выщипать собеседнику брови или же "бороду" , кто-то кричал о своём геройском предназначении чуть ли не на каждом углу, а кто-то просто шёл молча, мечтая чтобы они уже благополучно добрались или эти трое наконец-то заткнулись... - Хей, а Империя Зла не собирается искать нас? - Нетерпеливо подметил уже изрядно потрёпанный Альфред, чей былой энтузиазм чуть поубавился, так как ему "хватило мозгов" на то, чтобы нацепить на себя три свитера и ну очень тёплую для осенней погоды куртку, о чём он сейчас "немного" жалел. - Замолчи уже, и без тебя тошно! Кто вообще поддержал идею доверить Франции карту?! Дай сюда! - Англия резко дёрнул край карты в руках Бонфуа, отчего одна её половина осталась в руках француза, а вторая уже находилась у британца. - Ты что натворил, чаефил проклятый! Ты хоть понимаешь, écervelé Pirate**, что это была наша последняя надежда найти его дом?! Да я тебя... - Франциск на глазах у стран начинал закипать от злости, что бывало крайне редко, возможно это было частично связано с недавно испачканным пальто, которое посчастливилось окатить из лужи одному лихачу, но с чем бы это связано не было, оно перевесило чашу терпения мужчины. - Ха! Напугал, лягушатник! Подумаешь, карта! А телефон на что?! - Вновь нашёлся Артур, вытаскивая средство связи из кармана, с намерением позвонить Ивану. - Так звонили, ару. - Тяжело вздохнув, пояснил Китай. - Он трубку не берёт, ару. - Ну всё, mon cher, молись! - После этих слов Франция, которому препятствовал добраться до Англии Германия и Америка, старался прорваться до обидчика через живую стену. - Почему я всегда оказываюсь в кругу идиотов?.. - Произнёс Людвиг, одной рукой сдерживая прыткого Бонфуа, в то время как Америка и Китай старались сдерживать напор с другой стороны, в коей находился бывший опекун Джонса. Занятые успокаиванием двух вечных непримиримых соперников, никто не заметил одну странную вещь...       По слегка мокрому асфальту разносился всё нарастающий гул от приближающегося цокота конских копыт. Когда же он был отчётливо слышен по всей улице, то не участвовавшие в очередных общих дрязгах и разборках Италия, Япония и Канада навострили уши, недоумевая чем он вызван (наивные не могли даже предположить такую мысль). Но, вскоре, последние двое потеряли к этому интерес и принялись наблюдать за "эпик батлом", который всё-таки устроили Франция и Англия. И зря... Словно вихрь, наперекор машинам и недоумённой злости людей, по дороге мчался курчавый, молодой на вид парень верхом на вороном тонконогом и поджаром скакуне, чьё появление вызвало ажиотаж у случайных прохожих и обычных зевак. Но никто даже подумать не мог, что он направится прямиком к стоящей недалеко компании, которая, за исключением Италии, его не замечала вовсе. - Веее~! Дойцу, а кто э... - Договорить ему не дали, так как к его голове тут же был приставлен ствол охотничьего ружья.       В мгновение все споры и разговоры смолкли... - Д-дойцу! Таскэде! - Всхлипывая произнёс Веня, трясясь от страха и ощущая холод огнестрельного оружия на своём затылке. Все взоры обратились к нарушившему идиллию всаднику. - Здравствуйте, гости дорогие! - С немного горделивой и надменной усмешкой произнёс парень, смотря своими янтарными глазами на стран сверху вниз, тем самым заставляя последних чувствовать себя не очень-то комфортно в данной ситуации.       Германия сжал кулаки, намереваясь вытащить пистолет и направить его на нахала. - Но-но-но! Не стоит делать поспешных действий! Сделаешь хоть шаг и я нажму на спусковой крючок. - С лучезарной улыбкой на лице произнёс парень, заметив реакцию Крауца, от чего всех стран как-то передернуло. - Я, конечно, понимаю, что простой дробью из ружья вас не убить, но больно точно будет.       После такого заявления Варгас страшно побледнел и неожиданно перестал всхлипывать. - Кто ты такой? - Спросил Артур незнакомца, видя до какого состояния доведён бедный итальянец, после чего инициатор конфликта улыбнулся ещё шире. - И тебе салам, Англия! Как прискорбно, что ты меня забыл***. Тогда, давайте, я представлюсь, а то как-то неудобно выходит, я вас знаю, а вы меня нет. - Весёлым тоном отозвался всадник, не сводя глаз с озадаченного Кёркленда. - Я - Республика Адыгея, Тимур Тугуз, но этого вам было знать не обязательно, достаточно того, что я вхожу в состав Российской Федерации. - Мне плевать кто ты, но как Герой я приказываю тебе, отпусти Италию! - Неожиданно Америка, к удивлению всех, достал пистолет из кобуры под курткой, наставив тот на немного удивлённого такой непочтительностью к себе Тимура. - Хм, забавно. Ты ведь Америка, да? - С губ Адыгеи тут же сползла радостная улыбка, являя странам сверкающие неким безумием глаза и выражающее презрение и понимание своего превосходства в данной ситуации выражение лица. - Какое неуважение к старшим. Можешь стрелять, я боли не боюсь, но только за сохранность Италии и тебя я ответственность не несу. Так что, ты хочешь рискнуть?       Все молча замерли, ожидая реакции Альфреда, каким-то шестым чувством понимая, что Адыгея шутить не будет. В итоге Джонс всё же убрал оружие на место. - Вот и славненько. - На лице Тугуза опять расцвела улыбка. - Что ты от нас хочешь? - Поинтересовался как можно спокойнее Германия, смотря на испуганного Венециано, боящегося лишний раз вздохнуть. - Ха? Какие вы немцы все непонятливые, я взял вас в плен. - Сделал лицо а-ля "это даже ёжику понятно" Адыгея. - Сейчас мы идём в одно место. Видите на крупе у коня мешок? Так вот вам его нужно взять. А дальше с вами уже разберутся на месте.       Страны удивлённо уставились на большой мешок, о котором упомянул адыгеец. - А ты, - Улыбаясь, обратился к Италии адыгеец. - Пойдёшь рядом со мной, уж больно ты мне понравился: тихий и манипулировать с помощью тебя другими легко...       После увиденного по телевизору Байльшмидт не на шутку переполошился, что несколько раздражало Ивана, вернувшегося к своему былому занятию. Гилберт метался по комнате, что-то бубня на ходу, несколько раз заглядывал в окно, выглядывая компашку стран и одного горца, в пятый раз порывался пойти искать их, и в пятый раз его останавливал Брагинский с половником и сковородкой в руках - в общем, несколько блинов у Ивана подгорели... Вся эта суетливость и беготня потихоньку выводила из себя Россию, да ещё и подгоревшие блины, прилипшие к сковороде, не делали его счастливей, из-за чего над ним нависла уже хорошо известная в кругу стран аура тьмы, но, видать, Великий нарывался. А терпение у Ивана не железное... - Ай! Да как ты... - Принялся возмущаться Гилберт, потирая свой затылок после удара половником, но продолжить ему не дали. - Да успокойся ты уже! Ведёшь себя как баба! В последний раз Украина так кудахтала, когда меня на фронт отправляла! - Всё-таки немного повысил голос на прусса русский. - Всё равно ничем помочь им мы не можем, тем более Тимур так просто не отпустит их, даже если я скажу. - Это ещё почему? - Обиженно спросил немец, нащупывая на голове только что образовавшуюся шишку. - А потому что гладиолус! - Раздражённо отозвался Иван, но после вернул себе спокойствие. - Причина в Артуре. Точнее, в его любви лезть не в своё дело. - И только из-за Артура он решил поэксплуатировать остальных? Что за бред... - Гилберт всё-таки опустился на стул, вертя в правой руке пирожок, словно осматривая его на наличие каких-либо изъянов. - По крайней мере они скоро придут. И, я думаю, они будут целы. Тимур хоть и вспыльчивый, но отходчивый, по себе знаю****. - На лице Ивана опять появилась улыбка, а Гил всё же немного успокоился. "И вправду, чего это Великий Я раскудахтался, аки наседка над цыплятами? Да, моя первая встреча с Адыгеей была не самой лучшей, но после же мы даже на охоту вместе ходили, хоть он и ни разу никого не подстрелил за всё это время. Правда один раз попал в меня, но не суть. Да и Запад с ними пошёл как-никак." - Уже более расслабленно подумал прусс, наивно полагающий, что тогда Тимур случайно попал в него, в меру своего "косоглазия", и гладил забравшегося на него сибиряка, чьей изначальной целью был пирожок в руках экс-Пруссии.       Правда наиболее довольным после охоты почему-то был как раз-таки адыгеец, а Ваня прятал улыбку в шарф, смотря на воющего и матерящегося немца. Но пулю из его филейной части они всё же извлекли. - Кстати, Гил, мне, возможно, понадобится твоя помощь... - Внезапно напомнил о себе русский, садясь за стол и наливая себе из самовара чай.       Позади адыгейца и пленного итальянца, коего первый для удобства усадил на коня перед собой (выглядело это забавно, если считать, что так возили только девушек), нестройным рядом ползли наши "заложники обстоятельств", как обычно переругиваясь и отпуская в адрес друг друга какие-нибудь хохмы или же язвительные шуточки. Тимур предпочёл закрыть на это глаза, полностью поглощённый созерцанием дороги, и неохотно разговариваясь с Венециано, пребывающем в более приподнятом настроении, чем ранее (конечно, дуло-то от него убрали, пусть и связали немного, но серьёзная опасность же миновала). Хоть Адыгея и открыл свою спину, но никто не собирался ему в неё стрелять, посчитав, что так только могут разозлить парня своим "неуважением и непочтительностью", да и зачем, когда он сам их ведёт к месту, в которое они безуспешно пытались дойти. К удивлению всех, это понял даже быстрый на решения американец, что уж говорить о рассудительном немце, который удостоверившись, что с Италией всё хорошо, со спокойной совестью не препятствовал связыванию последнего. Проблемой оставался лишь мешок, да и то не надолго. По общепринятому решению огромный "предмет их споров" спихнули на возмущающегося Альфреда, аргументируя это тем, что раз он - герой, то должен помогать страждущим и нуждающимся (естественно, в данной ситуации, они подразумевали себя), на что он уже не посмел возразить. В общем, проблема с ориентиром была решена и одобрена всем их "дружным коллективом", правда Италию забыли спросить, но ведь всегда надо чем-то жертвовать. - Веее~, Адыгея, так ты тоже любишь томаты, как и братик Романо с Испанией? - Неожиданно громко для всех сказал "пленный" Веня, чьи попытки разговорить всадника всё же увенчались успехом. - Да, в моём краю мы выращиваем их. - Улыбаясь ответил джигит на вопрос Феличиано. - Так же я занимаюсь разведением садов, но большим спросом, конечно, пользуются яблоки. У меня даже столица, Майкоп, переводится как "Долина яблок". Кстати, в том мешке именно они и находятся. Если хочешь, то по прибытии я могу угостить тебя парочкой. - Веее~, это было бы здорово! - На лице Варгаса расцвела радостная улыбка. - Адыгея, ты совсем не злой, так почему же ты взял нас в заложники? - Ха? В заложники? Но я не брал вас в заложники, я всего лишь пошутил. - Удивлённо отозвался Тимур, из-за чего идущие за ним страны споткнулись на ровном месте. - Ве? Тогда зачем ты меня связал и угрожал ружьём? - Ну, у вас были такие смешные лица, когда я сказал, что взял вас в плен, что я не мог не подыграть вам. Да и ружьё было не заряжено. - Страны опять выпали в осадок. - Хочешь сказать, mon cher, что всё это был спектакль для нас? - подключился к разговору Франциск, пришедший в себя первый. - Даже больше вам скажу, я сразу понял, что вы заблудились! - Тимур издал сдавленный смешок, наблюдая как вытягиваются лица у его собеседников. - О, вот мы и пришли! - Возвестил всех "негодующих" Тугуз, после чего,спешившись, снял с коня Италию и надрезал край верёвки, окутывающую тело Варгаса.       Затем адыгеец ловкими движениями рук привязал своего скакуна к дереву возле особняка России, бросив спасибо Джонсу, забрал у того свой мешок и, открыв входную дверь, переступил порог. - Хей! Ванька! Встречай гостей! Я знаю, что ты видел меня по новостям, так что не надо делать вид, что не подозревал о моём прибытии! - Что разорался-то? Мы уже давно поняли, что день с твоим появлением в Москве пошёл под откос! - Из коридора появилась раздражённая и крайне недовольная рожа прусса, после чего послышался звяк половника и в проёме появился сам хозяин дома. - А вот завидовать, Калининград, плохо. - Пожурил Ванька свою область. - Привет, Тимур, давно не виделись. - Кёнигсберг, тупой русский! - Взвыл Байльшмидт, после чего получил "добавки". - И тебе салам, Вань. А я тут тебе яблок привёз и гостей твоих привёл. - Адыгеец указал рукой на столпившихся в одном месте стран, удивлённо хлопающих глазами а-ля "Что здесь происходит?!", а Германия вообще был поражён координальными изменениями в брате, ну, что сказать, руссификация прошла вполне успешно... - Так чего же вы на улице стоите, я вас с утра, как-никак, жду. - Улыбаясь в привычной манере, обратился к нерадивым гостям Брагинский. - Кхм, здравствуй, Иван. Извини, что доставили неудобства. - Отчитался правильный Людвиг, после чего уверенно вошёл в дом, за ним потянулись и остальные. - Здоров, Запад! - Пруссия приобнял вошедшего немца одной рукой. - И тебе, Гилберт. - Немного напряжённо выдал Крауц, всё больше убеждаясь, что тот изменился.       Когда все поочереди поздоровались с Россией, а Адыгея всё-таки достал пару яблок для Италии, то они дружной гурьбой направились на кухню, куда их позвал Иван.       Дом Брагинского сам по себе был весьма красиво обустроен, в нём имели место: резная старинная мебель, пёстрые персидские ковры, украшенные вологодскими кружевами скатерти с занавесками, красивые, но в тоже время незамысловатые, люстры, освещающие комнаты, где-то даже зорким глазом Людвига был замечен старенький граммофон со стопкой повидавших жизнь пластинок, стеллаж с разнообразной посудой, в котором можно найти как расписанные гжелью тарелки и чашки, так и хрустальные вазочки с чашечками из самого тонкого фарфора. Но больше всего поражали картины. То тут, то там висели живописные изображения русской природы в разные времена года, портреты, незнакомых доселе странам, людей и реалистичные морские пейзажи, при виде которых захватывает дух. Но больше всех был огромный портрет Ивана и его сестёр, висящий в большой гостевой комнате и обрамлённый в резную, "кружевную" рамку из красного дерева.       Франциск неосознанно отстал от других, представ пред той самой картиной, которую помнил ещё с прошлых его визитов к России. Сколько времени утекло с того момента, когда Иван улыбался так же искренне и мягко в последний раз, а взор его не омрачился под гнётом веков и многочисленных войн? Когда Беларусь перестала улыбаться так счастливо и беззаботно, а Украина с таким трепетом и нежностью держать своего брата за руку или, положив свою руку ему на плечо, смотреть ему в глаза без боли, стыда и ненависти? Когда их дороги разошлись? С кем только Ивана не сталкивала лбом судьба, но он всегда следовал избранной самим собой дороге, не отступая ни на шаг, борясь за своё существование с самого рождения, борясь за каждый свой новый вдох, наперекор всем бедам и злым языкам продолжал жить. Ведь это его путь, это та самая дорога, которую он избрал ещё будучи ребёнком. Дорога, помогшая ему выжить, хоть и ценой её стала его искренняя, светлая улыбка... Там за третьим перекрестком, И оттуда строго к югу, Всадник с золотою саблей В травы густо сеет звезды. Слышишь, гроздьями роняет небо Из прорех зерно стальное, Горные лихие тропы Покрывая пеленою. Дороги сплелись В тугой клубок влюбленных змей, И от дыхания вулканов в туманах немеет крыло... Лукавый, смирись - Мы все равно тебя сильней, И у огней небесных стран Сегодня будет тепло. Там у третьего причала Сизый парус, парус белый, Делят небо от начала До рассвета рваной раной, Слышишь? Море омывает шрамы, Посыпает крупной солью Струпья цвета бычьей крови, Словно память древней боли. Дороги сплелись В тугой клубок влюбленных змей, И от дыхания вулканов в туманах немеет крыло... Лукавый, смирись - Мы все равно тебя сильней, И у огней небесных стран Сегодня будет тепло. Там у третьего порога, За широкою ступенью, Верно шелковые камни, Бьется надвое дорога, слышишь? Правый путь ведет на пристань, Путь окружный – в горы, к югу, Но на свете нет дороги, Чтобы нас вела друг к другу! Дороги сплелись В тугой клубок влюбленных змей, И от дыхания вулканов в туманах немеет крыло... Лукавый, смирись - Мы все равно тебя сильней, И у огней небесных стран Сегодня будет тепло.       Тёплая ладонь опустилась на плечо задумавшегося француза, возвращая того из мира воспоминаний в реальный мир. - Знаешь, а я до сих пор помню, как ты рисовал этот портрет. Ты тогда не спал дней пять и не выходил из мастерской. Помню, как мы часами стояли в ней, и как Наташа угрожала тебе скорой расправой. Но, скажу тебе по секрету, это моя самая любимая картина в доме. Спасибо тебе, Франциск. - На мгновение на лице Ивана появилась тень той самой потерянной улыбки, той, которую Бонфуа когда-нибудь хотел бы увидеть вновь. - Ладно, пойдём на кухню, а то всё вкусное без нас съедят, я же не зря всё утро у плиты простоял. - Брагинский заговорщицки подмигнул французу, после чего последний, улыбнувшись, последовал за русским к остальным.       Пройдя ещё одну комнату, они-таки добрались до кухни, где уже вовсю хозяйничали другие страны, но больше всех, естественно, шумели Пруссия и Америка, причём первый, на удивление Ивана, додумался налить гостям чай из самовара, после чего начал спорить с Альфредом на счёт того, кто здесь главный и Великий, а кто "дырка от бублика" - как выразился сам Байльшмидт, вогнав своей фразой в глубокие и тяжкие размышления бедолагу Джонса и ещё несколько стран, среди которых был и Людвиг... Но это длилось недолго, так как всё внимание было переключено на пришедших Ивана и Франциска. - О, явились не запылились! Вань, ты дожил до того что потерялся в собственном доме? - С сарказмом подметил Гилберт, смотря на Брагинского тем самым взглядом, как бы говорящим: "Как ты посмел так долго где-то шляться? Твои гости, а не мои, вот ты их и должен обслуживать!"       Иван, тяжело вздохнув на неудачную шутку Гила, перевёл глаза на болтающих Японию, Италию и Адыгею, обсуждающих то цветение сакуры этой весной или том новой манги, то способ приготовления пасты, а затем храбрость и доброту Германии (как он так быстро перешёл с первого на второе никто так и не понял), а то и способы ухода за помидорами с яблоками. В общем, спелись ребятки. Даже Тимур что-то увлечённо тараторил, не забывая спешно жестикулировать руками во время повествования, наверняка рассказывал Венециано какую-то забавную историю из своей охотничьей жизни, от чего последний ещё более беззаботно и радостно улыбался. Германия, Китай и Англия же тихонечко сидели, наслаждаясь выпечкой и чаем, хоть и сначала Артур как-то с подозрением рассматривал чашку с ним, но после он пришёл к выводу, что пить это можно, да и на водку не похоже. - Извините, что заставили ждать. Франциск никак не мог найти уборную. - Улыбчиво пояснил русский, а француз уж было хотел возмутиться, но взглянув на Ивана и поймав его взгляд, о значении которого трудно было не догадаться, покорно замолчал. Как-никак их разговор был слишком личным для Брагинского, не очень любившего ворошить прошлое. - Господи, ты даже в доме заблудился, а ещё пытался нам дорогу в Москве показывать. - Фыркнул Кёркленд, демонстративно нахмурив брови и поставив чашечку на стол. - Кхм, осмелюсь напомнить вам цель нашего приезда. - Решил-таки перейти ближе к цели Людвиг. - Давайте не будем злоупотреблять гостеприимством России. - Веее~, точно, Россия, ты ведь обещал нам спеть! - Радостно воскликнул Фелечиано.       Адыгея, переведя взгляд на стоящего Ивана, удивлённо вскинул брови, так давно не слыша, чтобы он соглашался петь просто так, да и вообще для всех, а не кому-то определённо. Тот же просто кинул в сторону горца быстрый взгляд, но и его было достаточно, чтобы Тугуз понял, что того заставили. - Эй, Раша, так ты будешь петь? - Чавкая, донеслось со стороны занятого ранее изучением пирожка Америки. - Россия, может у тебя горло болит, ару? Тогда у меня есть... - Начал было свою торговую деятельность Ван Яо, но был перебит. - Нет, Яо, со мной всё в порядке, спасибо за беспокойство. Конечно, я помню цель вашего приезда, сейчас я что-нибудь исполню. Гил, принеси свою гитару. - Обратился к Байльшмидту Брагинский. - Я что, посыльный тебе? Ты понимаешь, что обращаешься с Великим Мной?! Хоть бы "пожалуйста" сказал! - Сложив руки на груди выдал расстроенный в самых лучших чувствах прус, чем вызвал нервный тик у Ивана и желание его пристрелить, у Тимура, кстати, он уже достал ружьё... - Тимур, не надо, не марай руки. - Устало отозвался русский, выхватывая оружие из рук адыгейца. - Я сам, пожалуй.       После этих слов он зарядил ружьё солью и наставил на немца. - Быстро оторвал свой великий зад от дивана и сходил за гитарой, а то не только солью получишь, я ещё у Тимура кинжал не забрал... - На лицах этих двоих расцвела "невинная" улыбочка, от чего Италия испуганно икнул, не понимая куда делся тот "нестрашный" Тимур, а другие решили подальше отодвинуться от Гилберта, мало ли. - Ладно-ладно, я ушёл! Но это не значит, что я проиграл. - Пробурчал экс-Пруссия, вставая со своего места. - Ты проиграл ещё тогда, когда был присоединён к СССР, так что давай, поживее. - Улыбаясь ответил горец, от чего Байльшмидт пробурчал что-то похожее на: "Хотел бы, ушёл бы во время его развала и никто держать бы не стал. Так нет, пожалел их, удостоил чести греться в лучах своего Величия!".       Как только силуэт парня скрылся за дверью, Иван вернул ружьё его хозяину. - Россия, да как ты... - Начал говорить Крауц. - Посмел? - Сумел! Я ещё никогда не видел, чтобы Гилберт слушался кого-то. - Закончил Людвиг на одном дыхании. - Годы дрессировки и просто моё "обаяние". - Мило улыбнувшись, поведал русский, протирая тряпочкой свой любимый кран, который только что достал.       Адыгея многозначительно хмыкнул, уж он-то больше всех был осведомлён об "обаянии" России, хотя порой Иван бывает слишком мягок. Через две минуты в комнате появился потрёпанный и пыльный Гилберт, держащий в руках старенькую гитару, наспех протёртую мокрой тряпкой. - У тебя, Иван, не кладовка, а пыточная камера какая-то и книжки странные с какими-то призывами и заговорами в одну кучу навалены, еле нашёл её. Ты бы прибрался там! - Ответил на удивлённые взгляды стран Байльшмидт, стряхивая паутину с головы. После слов "кладовка", " призывы" и "заговоры" Артур с интересом и плохо скрываемым любопытством покосился Брагинского. - Будет время, приберусь. - Немного обиженно протянул русский, понимая, что если зайдёт в кладовку, то застрянет в ней минимум на день, невольно перебирая старые вещицы и вспоминая всё то, что хотел бы забыть. - Итак, что бы вы хотели услышать? - Mon ami, это уже на твоё усмотрение. - Довольный трапезой и случаем снова послушать пение своего бывшего ученика, улыбчиво ответил Франция. - Хорошо. Тогда вы не против, если я спою одну из песен, которые пел мне отец? - Хей, а Герой и не знал, что у тебя был отец! - Потрясённо воскликнул везде вставляющий свои пять копеек Джонс. - Да, был. Его звали Киевская Русь... Но давайте не будем говорить на эту тему. - Слегка грустная улыбка тронула лицо Ивана.       На этом вопросы об отце России были прекращены, за что русский был весьма благодарен.       Забрав из рук немца гитару, он выдвинул стул из-под стола и, поудобней сев в него, сначала наиграл что-то незамысловатое, легко касаясь струн пальцами, тем самым проверяя звучание инструмента. Все тут же обратились в слух, поудобней расположившись на своих местах, даже Америка с Италией больше не издали и звука! Удостоверившись, что гитара в порядке, Брагинский начал играть. Тихая, лирическая мелодия, больше похожая на скандинавскую балладу по-своему происхождению звуков, полилась по комнате, вводя всех присутствующих в умиротворённое трепетное состояние покоя. Бархатный, обволакивающий голос Ивана зазвучал под потолком кухни, вводя в транс и заставляя замереть сердца слушателей в немом оцепенении на несколько минут, от чего у тех перехватило дыхание: В краю средь гор и цветущих долин Текла река, исчезая вдали. Прекрасней не было страны, Где рождались баллады и сны.       Голос России и вправду был прекрасен, в нём чувствовались всполохи лёгкой лирической грусти, которые как огромный тёмный омут водоворотом утягивал тебя на глубину своих вод, в нём чувствовались всполохи солнечных зайчиков, скачущих по безмятежной водной глади, в нём сквозила чарующая и едва уловимая, но от этого ещё более явная магия. В дорогу звал глас таинственных гор. Три сына там покидали свой дом. Один был горд, другой - упрям, А третий был сердцем смирён.       Возможно, Тимур бы просто опустил все слова в песне, наслаждаясь теми чарующими звуками голоса России, что, словно прозрачный горный ручей, лились из его сердца, но, чёрт возьми, он прекрасно знал Брагинского, чтобы не понимать, что тот никогда ничего не делает просто так... Слова Отца были грусти полны: "В любви моей вы росли, как цветы. Что ждёт вас там, в чужих краях? Да хранит вас молитва моя". И звучало в ответ эхо горных вершин "Сохраните богатство души И любви нескончаемый свет".       Как бы это не раздражало и как бы это не было тяжело признать, но Артур мог уверенно сказать, что понимает то восхищение Франциска. Россия пел, и вправду, поистине душевно и от этого ещё более гипнотически звучал его голос. Хоть Кёркленд и ненавидел Брагинского всей своей душой, но англичанин не мог не отдать должного его потрясающему вокалу. Прошли года, затерялись вдали. В краю средь гор и цветущих долин Встречал отец своих детей, После долгих разлук и скорбей.       Словно что-то задумав, из-под пушистых светлых ресниц русского лукаво сверкнули аметисты глаз, а на лице появилась еле заметная усмешка. Внезапно, тональность песни стала более резкая, выражающая некую насмешку, высокомерие того, кому принадлежали слова в песне... И первый сын возвратился домой: "Гордись, отец, - я великий герой! Вся власть моя, и в этом суть На крови я построил свой путь".       Вмиг, вся невинность исчезла так же, как и вера стран в то, что это была обыкновенная песня, не несущая никакой особой смысловой нагрузки. До этого момента, все просто не понимали, что Россия никогда не поёт на публику для забавы... Медленно с лица Альфреда сползла его голливудская улыбка. Он понял кому были адресованы слова в песне. Адыг же, довольно хмыкнул, никак не сомневаясь в Иване, а Гилберт слегка приподнял уголки губ в подобии улыбки, как-никак сам тоже ожидал подобного. Второй принёс золотые дары: "Смотри, отец, я могу все миры Купить, продать и слёзы всех Превратить в серебро и успех.       А песня лилась, соблазняя прикрыть веки и расслабиться, наслаждаясь той умиротворённостью, что она могла подарить. Можно было подумать, что голос русского имел те же свойства, что и вода - он был столь же гибок и приятен слуху, но по своей природе оставался непредсказуемой и необузданной стихией. Он мог насмехаться, мог рыдать, устремляться ввысь к небесам и падать как камень вниз, но в каждом из этих состояний его голос был прекрасен. Казалось, ничто было не вправе не поддаться ему, он, словно дурманящий голову опиум, подчинял себе, почти не давая надежду на спасенье от этого плена. Неожиданно это понял и Америка и он... боялся. Да, он боялся этого плена... И звучало в ответ эхо горных вершин. Разменяли богатство души Ради славы и блеска монет. А третий сын на коленях стоял: "Прости, отец, я великим не стал. Смиренным был, врагов прощал" И отец с теплотой отвечал: "Душа твоя и добра и чиста. И пусть богат ты и знатен не стал, Но ты хранил любовь мою. Я тебе свой престол отдаю! И звучало в ответ эхо горных вершин. Кроткий сердцем и духом смирён Верный сын унаследовал трон.       На последней ноте, голос Ивана замер под потолком комнаты, медленно стихая с каждой секундой. Закончив песню, Брагинский поднял голову на своих гостей, лицезрея самые что ни на есть разные эмоции: смятение, восхищение, презрение, умиротворённость, грусть, но нигде и намёка на улыбку... Послышались тихие аплодисменты, дабы чисто из вежливости отдать должное хозяину дома. Иван шестым чувством понимал, что он всё-таки этого добился, его слова всё-таки достигли каждого из присутствующих, достигли их сердец... - Спасибо - Тихо, словно боясь спугнуть этот момент, произнёс Россия, робко улыбнувшись своим слушателям... Двумя часами позднее... "Слишком много власти... Власти, которой покорился даже я. Он не имеет права владеть ей..." - Проносилось в голове идущего по ночным проспектам Москвы блондина, чей взор был устремлён куда-то вдаль. - Эй, Америка! Куда ты так бежишь? - Встревоженный поведением своего бывшего воспитанника после того, как они распрощались с Россией, Англия пытался поспевать за куда-то спешащим Альфредом, но тот, казалось, не слышал его, погружённый в какие-то свои мысли.       Наконец, догнав Джонса, Артур положил свою руку тому на плечо, после чего замер. Лицо Альфреда было непривычно серьёзно, на нём не было и малейшего следа от той беззаботной улыбки, а вечно тёплый взгляд лазоревых глаз блестел сквозь стёкла очков холодным сапфиром... Невольно он вспомнил это выраженье лица, он хорошо его запомнил ещё с борьбы за независимость и с момента бомбили Хиросимы и Нагасаки США... Сделав ещё два шага, американец остановился, подняв голову к небу, с которого, словно маленькие балерины, кружась спускались белоснежные снежинки. Смотря на этот праздный танец в небе, он словно искал в нём подтверждение своих мыслей... Протянув замёрзшую руку к одной из "балеринок", он, будто всё тот же маленький ребёнок, каким его знал ещё Артур, с нескрываемым интересом наблюдал её неизбежную гибель... Да, это определённо был её последний танец, танец смерти... Сжав ладонь, Джонс, безумно улыбнувшись, перевёл взгляд на своего бывшего опекуна, видя недоумение, непонимание и прячущееся беспокойство на глубине его хризолитовых омутов. - Знаешь, Англия, я желаю, чтобы он навсегда потерял его... Потерял свой голос... Примечания: * По традиции на Руси первый блин отдавали животным, дабы помянуть умерших. **écervelé Pirate - пират безмозглый (франц.) ***Разорвав союз с Францией и Англией, Россия объявила Турции войну, в результате которой последняя была разгромлена. По "Андрианопольскому трактату" к России отошли устье Дуная с островами, ряд крепостей на восточном берегу Чёрного моря. Четвёртая статья Трактата, гласившая, что всё Черноморское побережье от устья Кубани до пристани св. Николая включительно "пребудет в вечном владении Российской Империи", способствовала дальнейшему столкновению интересов России и Англии на побережье на протяжении многих лет. Правительство Англии начало подстрекать турок к нарушению Трактата. Намерения Великобритании очень ясно выразил тогда лорд Пальмерстон - британский премьер министр: "Крым, Черкесия и Грузия должны быть отторгнуты от России: Крым и Грузию отдать Турции, а Черкесию либо сделать независимой, либо передать под суверенитет Султана". Решить эти задачи должна была "Крымская война". Англия предполагала расчленить Грузию на княжества, а в Черкесии установить протекторат Англии и Турции. Планировалось, что Турция станет европейской колонией. Поэтому бывшие союзники России решили "загребать жар турецкими руками". В этой ситуации антироссийской коалицией опять разыгрывалась кавказская карта- то есть использование горцев. Помимо армии Шамиля, ставка делалась на адыгов. Считалось, что можно будет "взорвать Кавказский фронт". ****Ссылка на Русско-Кавказскую войну 1763-1864 гг.