Соленая вода

Здесь все заканчивается соленой водой — не морем, так слезами. © Популярная у жителей Эль-Принсипе поговорка

      — Как ты мог? Как ты мог это допустить?! Что?! Ты даже не знаешь, о чем я?! Нет?!       Почти каждое утро Рут просыпалась под крики. Иногда ей самой хотелось вскочить с постели и орать, орать, без слов, ультразвуком от безысходности и полной беспомощности.       — Не лги мне! Ты полицейский! Хочешь сказать, что узнал о том, что убийцу твоего сына выпустили досрочно, только после моего звонка?!       Но Рут молчала. В их семье кричала только мать. Кричала все четыре года, что прошли после смерти Альберто.       — Сделай что-нибудь! Ты полицейский, ты — мужчина, Фран. Сделай что-нибудь, или я убью его сама.       По тому, как сел и завибрировал голос матери, Рут поняла, что наступает следующая фаза истерики. Она выскочила из постели и босиком сбежала вниз, на кухню.       — Я серьезно, Фран. Верни его за решетку. Верни или… Ах, закон, говоришь… А где был этот закон, когда он убивал Альберто?! Это по закону он отсидел всего четыре года за смерть нашего сына? За! Смерть! Нашего! Сына! Или это только мой сын? Тебе уже плевать на него?!       У матери дрожал не только голос, но и руки.       — Мама… Мама, хватит… Отдай мне телефон, — Рут мягко взяла мать за дрожащую руку.       Из другой руки телефон выскользнул и, ударившись о плиты пола, разлетелся на две половины. Несмотря на то что задняя панель отлетела, батарея осталась на месте, и из динамика слабо продолжал доноситься голос отца:       — Любимая, прошу, успокойся. Поговорим вечером, когда я вернусь, а сейчас успокойся… Ракель?       — Идем, мама, идем… — Рут подвела мать к стулу и усадила. От перевозбуждения ту била крупная дрожь. — Надо выпить утренние таблетки.       Рут достала из шкафчика лекарство и наполнила водой чистый стакан. Сегодня она опять пропустит школу. В таком состоянии мать нельзя оставлять без присмотра.       Дождавшись, когда успокоительное подействует, Рут уложила мать в постель и позвонила подруге.       — Не бойся, я предупрежу, что тебя опять не будет. И принесу задания после уроков, — ответила Пилар, с которой они учились в одном классе и были неразлучны практически с пеленок.       — Вот чокнутый отморозок! — Пилар ворвалась в дом, на ходу стягивая отдавивший плечи рюкзак.       — Педро опять тебя доставал? — в качестве приветствия Рут чмокнула подругу в щеку.       — Педро? А, ну его, — отмахнулась та, выхватывая печенье из вазочки на столе. — Ты что, еще не видела?       — Не видела?       — Этот дегенерат выложил у себя в фейсбуке. На, смотри, — Пилар сунула под нос Рут свой планшет.       На любительском видео, снятом в сумерках бестолково перемещающейся камерой телефона, компания не очень трезвых парней, выписывая восьмерки, шла по одной из улиц Эль-Принсипе. Рут узнала вывеску, магазин находился в паре кварталов от отцовского участка.       — Свобода-а-а, мать ее! — заорал один из поддатой компании, запрокинув голову и показывая небу средний палец.       — Че, Альфи, больше никакой дрочки? — подколол второй. — Ща, каких-нибудь телочек подцепим, и понеслась.       — Погоди… — пьяным голосом ответил, как уже догадалась Рут, убийца ее брата. — Момент!       Парень перешел дорогу и встал у припаркованной на тротуаре полицейской машины, не слишком уверенно расстегивая джинсы.       — Эй, ты че? — заржал автор съемки.       — Срать я на вас хотел, легавые, но так и быть, просто нассу, — заявил Альфи, приступая к делу.       Отморозки снова заржали.       — Скоты, — прокомментировала Пилар окончание ролика.       — Если мама увидит… — даже отвращение не смогло затмить страх, который испытала Рут, представив реакцию матери на это видео.       — Можно пожаловаться, и его заблокируют, — предложила Пилар.       — Точно. Я отправлю с нашего аккаунта.       Подружка кивнула. У них с Рут был общий «теневой» аккаунт, предназначенный для розыгрышей и шпионажа за одноклассниками. С него Рут не только отправила жалобу на содержание видеоролика модераторам, но и, не удержавшись, написала самому Альфи Кортихо: «Это отвратительно. Зачем ты выкладываешь такую гадость? Чего пытаешься этим добиться?»       Тут завибрировал сотовый Рут.       — Ну, что там? Как мама? — спросил отец.       — Пока спит.       — Я сегодня буду поздно, — виновато сообщил он. — Опять новое начальство прислали. Может, попросить Изабель приехать составить вам компанию?       — Не надо. Я справлюсь, — вздохнула Рут. Крестную Изабель и так приходилось звать на помощь слишком часто. — Со мной Пилар. Мы будем вместе делать уроки.       — Ты моя умница, — с облегчением и лаской в голосе попрощался отец.       Рут очень любила отца и хорошо умела считывать его настроение. Сегодня он не обманывал, говоря, что занят, хотя бывали дни, когда не торопился домой специально. Дочь понимала его — дом, укутанный скорбью, словно черная дыра высасывал энергию из своих обитателей, и после тяжелого рабочего дня, проведенного на выездах и в полицейском участке, отец предпочитал ужинать и восстанавливать душевное равновесие в баре у Марины. Не Рут, старавшейся по возможности остаться на лишний часок у Пилар или у крестной, было его осуждать. Правда, то, как Марина смотрит на отца, вселяло в наблюдательную девочку определенные подозрения, которыми она не хотела ни с кем делиться.       Ближе к обеду мать встала и, потрепав девчонок по головам, занялась готовкой. Иногда она становилась почти нормальной, но это не сбавляло напряжения — Рут оставалась начеку, зная, что срыв может произойти в любой момент.       «Слава богу, кажется, пока пронесло», — думала Рут, периодически оглядываясь на громыхающую посудой на кухне мать и проверяя, не заблокирован ли ролик на фейсбуке. Ролик, как назло, продолжал висеть, а ближе к вечеру под ним появился ответ на комментарий Рут: «Да ни че не пытаюсь. Проста вжопу пьяный был. Первый день на воли отмичали с пацанами».       Пилар прыснула, глядя на орфографию.       — Вот же дебил.       «Да уж, прекрасный способ отметить начало новой жизни», — напечатала Рут. Через пару минут в ноутбуке тренькнуло входящее сообщение.       «А тебя ибет как не знакомые люди што отмичают?» — прочитали девчонки.       — Дай-ка я ему пару слов напишу, — не стерпела вспыльчивая Пилар.       — Я сама, — плечом оттесняя подругу от компа, ответила Рут.       «Тебе не кажется, что необязательно все свои художества выкладывать в интернет? Что это может быть кому-то неприятно?» — напечатала она.       «Ни приятна не смотри. Кто заставляетта?» — пришел ответ.       — Слушай, он же его на ютьюб загрузил, здесь просто вставка, — сообразила наконец Пилар. Пришлось подавать жалобу еще и на ютьюбе.       Альфредо Кортихо было четырнадцать, когда он застрелил шестнадцатилетнего Альберто. Три дня спустя его взяли, сличив по базе отпечатки пальцев с орудия убийства, и Фран с горьким изумлением разглядывал худосочного, едва начавшего мужать юнца, на голову, а то и на полторы ниже спортивного, не раз выигрывавшего школьные соревнования по борьбе Альберто. Впрочем, как говорили ковбои на Диком Западе, «кольт уравнивает шансы». У Альфи был с собой пистолет, у Альберто — дорогой телефон, подаренный родителями на день рождения. Обвиняемый утверждал, что не пытался его отобрать, хотя ссора у них вышла именно из-за телефона. Типичный подросток из неблагополучной семьи, каких в Эль-Принсипе множество. Проблемы и приводы у таких ребят начинались еще в школе, которую они почти всегда бросали, не закончив, чтобы крутиться вокруг одной из банд на районе в надежде заслужить право вступить в ряды «наркотрафиканте». Если с бандой не везло, становились мелкими воришками, грабителями, сутенерами, рано или поздно садились в тюрьму, а то и на иглу.       Редко кого удавалось вытащить из этого безысходного криминального болота, как Фран вытащил Хакима. Крамольная мысль о том, был бы сын жив, если бы Фран наставил на путь истинный Альфи вместо Хакима, заставила полицейского скривиться. Молодой араб по праву считался одним из лучших сотрудников их участка и в какой-то мере заменил Франу погибшего сына, но боль потери никуда не исчезла. Фран и так слишком часто изводил себя бессмысленными сожалениями.       Что, если бы они с Ракель не купили Альберто этот проклятый телефон? Что, если бы Альберто не поехал в тот день на концерт? Что, если бы лучший друг сына, Хота, после концерта не захотел провести время со своей девушкой, распрощавшись с Альберто посреди бурлящей толпы расходившихся поклонников рэпа? Что, если бы Фран, бросив свою чертову работу, все же приехал и забрал сына, как тот просил, от стадиона, где проходил концерт, вместо того чтобы в порыве служебного рвения оставить Альберто добираться до дома на общественном транспорте? Домой сын так и не пришел, его нашли на пляже с тремя пулями в груди. А пистолет, обнаруженный позднее в мусорном баке неподалеку, — и это грызло Франа сильнее всего — уже проходил уликой по другому делу в их участке.       Как и многие другие полицейские с мизерной зарплатой и бесконечным перечнем обязанностей, он тоже приторговывал вещдоками, предназначенными к утилизации. Подтереть номер, отдать перекупщику… Фран никогда не думал, что один из таких пистолетов вернется к нему бумерангом, покрытый отпечатками пальцев убийцы его сына. Чьей вины в смерти Альберто больше, иногда спрашивал себя Фран: отмороженного мальчишки, посреди подростковой разборки выхватившего купленный по дешевке пистолет, или его собственной? С другой стороны, достать оружие в Эль-Принсипе и без распродажи вещдоков не составляло труда: граница с Марокко, контрабандисты, наркоторговцы, нелегалы… Продать пушку мог кто угодно кому угодно.       Но все равно, вспоминая, как, пока шло расследование смерти сына, он прятал концы в воду, чтобы не всплыла история с пропажей вещдоков, Фран ощущал себя дерьмом с головы до ног. Да, большую часть проблем взял на себя друг и напарник — Килес, но и это ничего не меняло. Последние четыре года Фран жил через силу, на автопилоте, по возможности отключив все нервные датчики во избежание катастрофы. Смерти Альберто и нервного расстройства Ракель с лихвой хватало, Фран просто не мог допустить, чтобы что-то еще случилось с его семьей.       И вот теперь убийцу сына выпустили досрочно, даже не за раскаяние или хорошее поведение, а потому, что приговор был вынесен несовершеннолетнему и потерял силу после того, как Альфи исполнилось восемнадцать. Суд отклонил поданное прокурором прошение о привлечении Кортихо к ответственности уже как взрослого, и теперь тот где-то в городе отмечал совершеннолетие… А Альберто никогда уже не исполнится восемнадцать…       Очень хотелось пойти к Марине, она как никто умела утешить и успокоить Франа одним своим взглядом, присутствием, прикосновением, но сегодня его место было рядом с женой и дочерью.       Дома Ракель встретила мужа обвиняющим взглядом покрасневших от слез глаз.       — За ним убийство, кражи и уйма драк, даже в колонии. Как его могли выпустить?! Как?!       — Ни в одной из тюремных драк он не значится зачинщиком. Судья посчитал, что имело место преследование.       Личное дело Альфи Кортихо Фран просматривал всего пару дней назад. Среди прочего в нем констатировалось, что заключенный не преуспел в учебе и не нашел общего языка с сотоварищами по исправительному учреждению. Прочитанный перечень наложенных швов и шин бальзамом лег на душу, подтверждая, что четыре года в колонии не стали для убийцы сына отдыхом на курорте.       — Они специально так написали, чтобы его выгородить. А «непреднамеренное» убийство? Три выстрела в упор — это непреднамеренно?!       — Постой… Ты что, читала дело?       Кого она уговорила открыть ей доступ в базу? Килеса или Мати? Мати — у нее сердце мягче, да и женская солидарность…       — Верни его в тюрьму, Фран. А еще лучше — отправь в могилу.       — Я поговорю с прокурором.       На самом деле с прокурором он уже говорил. Безрезультатно. Тот отказался подавать еще одну апелляцию на решение судьи.       — Что толку от разговоров с бюрократами! — Ракель горько усмехнулась. — С каких это пор ты начал решать проблемы разговорами? Я выходила замуж за настоящего мужчину. Что с ним сталось?       Узнать ответ на этот вопрос хотелось бы и Франу. Куда исчезли двое влюбленных, без конца целовавшихся и хохотавших на собственной свадьбе? Кто эта женщина с безумным блеском в глазах, с натянутыми как струны жилами на шее? Что, кроме мертвого сына, связывает ее с курчавым лысеющим мужчиной, чье покрытое морщинами лицо он по утрам видит в зеркале?       — Я хочу справедливости. Всего лишь справедливости! Чего стоят все годы твоей службы, Фран, если взамен нам отказывают даже в этом?!       — Сейчас нет законных оснований для его ареста.       Ракель надрывно, с усилием расхохоталась. Вымученный смех закончился рыданием.       — Так создай их! Неужели, чтобы этот подонок сел по-настоящему, должен умереть еще чей-то ребенок?!       Она права. Но оснований действительно нет. А тут еще новый шеф в первый же день полез поднимать дела, которые лучше бы не ворошить…       — Любимая, — Фран попытался обнять жену, но она отшатнулась от него.       Поздно ночью Рут слышала, как пришел отец, как они спорили с матерью внизу, как он успокаивал ее, целовал, предлагал съездить к родителям в Мадрид на какое-то время. Потом заскрипела старая деревянная лестница на второй этаж, шаги в коридоре ненадолго замедлились у двери комнаты Рут, послышался шепот матери: «Она уже давно спит, разбудишь», и звук шагов удалился к дверям родительской спальни.       Утром, проснувшись, Рут первым делом раскрыла ноутбук. Если видео все еще там, придется сказать отцу, пусть принимает меры, иначе спрятать ролик от матери не удастся. Впрочем, почти сразу же Рут окатило волной облегчения — ролика не было, ни на фейсбуке, ни на ютьюбе.