Пятнадцать

Поначалу мне очень хотелось понять, о чем он думает, чтобы хоть как-то предотвращать этот пиздец. И одно время я очень хотела уметь что-нибудь похожее на чтение мыслей. Потом я позабыла о своей мечте. И тут вдруг снова вспомнила. Знаете, я так прикинула и решила, что не хотела бы уметь читать чужие мысли или видеть их каким-либо образом. Вот представьте: например, вы едете в автобусе с невозмутимым видом, а в голове у вас происходит чистой воды однополая порнография. Согласитесь, нет никакого желания, чтоб кто-то об этом узнал, причем без вашего на то разрешения. Не хотела бы я быть разоблаченной так глупо и легко. Так что и я не горю желанием влезать ни в чью голову и копаться в грязном белье даже близких людей, о которых думаю, что знаю все. Ведь у всех есть какие-то скелеты в шкафу. Мой шкаф, кажется, скоро развалится от количества содержимых в нем костей. В один день я собралась с духом и наконец призналась подруге, как я ее люблю. Чувства к ней были самым лучшим, что я помню за последнее время. Пускай нестандартные, с какой-то стороны неправильные чувства, которые появились из-за неприязни к мужскому началу, помогали мне не утонуть внутри этого кошмара наяву. Не знаю, как я дошла домой. Она отшила меня. Я должна была этого ожидать. Но не ожидала. Придя домой, я думала, что свихнусь. Мама устроила уборку зимних вещей, чтоб перенести их в кульках в подвал (места в шкафу было мало). А буквально перед моим уходом утром они с отцом ругались. У меня сердце в пятки ушло – думала, что мама опять уходить собралась. Как поняла, что это всего лишь уборка, аж отлегло. Эгоистка. Не могла пережить, что она бросит меня с отцом. Дура.

***

В общих чертах, я объяснила, что не дает мне спать и уничтожает каждую минуту. Силой духа я никогда не отличалась. Это я говорила. Да и из записей можно понять. Поддержки у меня больше нет нигде. Так что вполне вероятно, что это последняя записка. Когда я сломаюсь окончательно – дело времени.