Пятнадцать

У меня есть подруга. К счастью, есть. Если бы не она, я бы вряд ли сохранила рассудок и не загремела бы в дурку. Связь с ней была для меня чуть ли не всем, ради чего стоило стараться выбраться из происходящего ужаса. Как ниточка, связующая с остатками света. Я помню тот день, когда она сказала мне, что познакомилась с мальчиком. Казалось бы, что здесь такого? У всех рано или поздно появится кто-нибудь. Но, кажется, уже тогда что-то пошло не так. Я все время проводила с ней, писала чаще всего только ей. И вдруг какой-то совершенно непроверенный тип посмел украсть у меня почти все ее время. Как вы думаете, ревновала ли я? Несомненно. В одну из пятниц того месяца я узнала, что этот некто предложил ей встречаться. Я даже помню число того дня. Депрессия обволокла меня настолько сильно, что весь следующий день я пролежала в постели в наушниках, слушая «Лунную сонату» Бетховена и похожую по настроению музыку. Я даже не стала кушать. Тогда родился мой первый стих. В дальнейшем я посвящала ей еще много стихотворений, но это уже не важно. Когда-то давно шутки ради мы выбрали определенный день, в который в порыве позитивного настроения и в знак нашей крепкой дружбы решили, что отныне будем считаться парой. И часто прикалывались на эту тему. Не думала я, что после того субботнего случая мое отношение к подруге так поменяется. И я подарила ей собственноручно сделанный оберег. Просто так. Она, конечно же, ничего такого не ожидала, и кинулась обнимать меня. Тогда я и поняла, что со мной происходит. Накануне мне снился сон. «У меня дома ночуют моя подруга и один знакомый, с которым ничего не сложилось. Она в кабинете. А он в моей комнате. Подходит ко мне и одной рукой обнимает, а другую кладет на ягодицу. Я постояла, потупила. Потом отошла от него, показала фак и легла в обнимку с подругой на диван! Забавно было смотреть на лицо парнишки!» Позже пересказала сон подруге. Она посмеялась от души. Пока я виделась с ней днем, все было хорошо. Даже настроение было таким, что хотелось жить. Но к вечеру я стабильно возвращалась домой. И круги ада начинались по новой. В одну из ночей, когда я забилась в своей комнате, а стены сотрясались от родительской ругани, я могла бы вполне остаться заикой. Отец ворвался в комнату и зачем-то сломал модем. А затем швырнул в стену, да так, что осталась вмятина. Той ночью, когда пьяный ирод уснул, мы с мамой собрали вещи и ушли. Я надеялась, что это навсегда. Что она наконец-то преодолела страх остаться одной. Но через неделю мы вернулись назад. Отец молил о прощении. В тысячный раз. Мама уходить насовсем не собиралась. А уйти без нее я не могла. Я не спала спокойно ни дома, под звон бьющихся предметов, ни где-либо в другом месте, потому что я не знала, а останется ли мама жива. Она осталась бы одна в доме с непредсказуемым человеком. И если не я, то кто поможет ей? И я тоже осталась. На носу был женский праздник. Если бы не заметка, я бы забыла упомянуть этот момент: «Уже с вечера седьмого или утра восьмого числа он был пьян. Мы собирались в кино. Перед самым выходом он успел опохмелиться чем-то очень крепким. В кинотеатре его понесло, а еще даже половины фильма не прошло. Мама разозлилась и повезла его домой. А я сидела и продолжала смотреть фильм. Под конец они все же вернулись. Отец все еще бухой. После кино мы заехали в суши-бар, заказали суши на дом. Там он выпил еще. Когда мы приехали домой, к нам в гости зашел его пьяный товарищ. Они трепали маме нервы, как могли. Друг отца заночевал у нас, но я не знаю, что вообще происходило. После того, как мы приехали домой, я сразу набрала тарелку заказанной японской еды, ушла к себе, заперла дверь и смотрела телевизор. Ахуеть восьмое марта». Эти два года были самыми отвратительными из того, что когда-либо случалось в моей жизни. Еще и подруга, с которой я делилась чуть ли не каждой минутой, совсем перестала со мной общаться. Ибо парень у нее. Чтоб он сдох. То, что произошло в следующую зиму в один из очередных запоев и ругани, я никому не пожелаю пережить. Они орали друг на друга так свирепо, как никогда. Я была в другом конце дома, в своей комнате. Слушать это было так страшно, что я надела наушники и включила музыку. Но переживания не давали мне спокойно сидеть. Мне все время казалось, что меня кто-то зовет. И в очередной раз, когда я сняла наушник, чтобы проверить это, я услышала, как мама истошно кричит мое имя. Так быстро я еще не бежала. Залетев в комнату, я застаю лежащую на кровати маму, а этот зверь стоял душил ее. Я никогда раньше не влезала в их разборки. Да и вообще, я довольно слабый морально и физически человек. Я попросту не знала, что сделать, чтобы меня не вырубили хуком справа, и чтобы мои действия не сделали хуже маме. И я просто орала: «Папа, остановись! Папа! Папа!». Тогда это отвлекло его. Как я узнала позже, он и раньше избивал маму. Просто я всегда в это время была либо не дома, либо мама вела себя очень тихо, чтобы я даже ничего не заподозрила. Он стоял и извинялся передо мной, а я помогала маме встать. А потом убежала к себе. С тех пор они всегда вовлекают меня в свои склоки. И я слушаю все это непосредственно в эпицентре. А когда назревает драка, мне приказывают уйти к себе. После того, как я ушла обратно в комнату, они переместились в соседнюю и продолжали ругаться там. Я услышала холодящий душу звук удара и стон. Подорвалась, выглянула из-за угла, а он стоял и периодически бил ее ногой в живот. И в лицо. Мама говорила мне уйти, а я смотрела, не в силах просто развернуться. Я кричала на него, чтобы он остановился. Схватив пульт, я начала бить его по спине. Но что может сделать жалкая пластмасска? В другой комнате был магнитофон, но тогда у меня не было времени думать. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Хочется забыть, но я не позволяю себе этого сделать. Иначе я забуду, с каким монстром живу, и прощу его. А этого допустить нельзя. Не помню, чем закончилась эта драка. Зато хорошо помню другое: «Неизменная ругань. Я выбежала и застала момент, как он душил ее на балконе. Я боялась что-то сделать, но было бы хуже, если бы я не попыталась. Как же мне было страшно думать, что вот сейчас он может перекинуть ее через балкон. И я пыталась снять его руки с маминой шеи. Конечно, пока он сам их не разжал, у меня ничего не получалось. Он начал кричать на меня, чтобы я ушла, обзывал маму так грязно и ужасно, а главное, ни за что… Что я не выдержала и дала ему пощечину. Я слабачка. Так что, вероятно, это было лишь поглаживанием по щеке. Но оно отрезвило отца. Мне было боязно в тот момент, как бы он не ударил меня в ответ. Ведь маму ему ничто не мешало бить. Но он не стал. А я потянула маму за руку в дом, подальше от опасного края. Пока отец думал своим затуманенным парами алкоголя мозгом о чем-то мне непонятном, мы забились в угол в одной из комнат. Свет не включали. Дверь закрыть не успели. Он ходил и кричал на весь дом, спрашивая или восклицая, где же мама спряталась, попутно браня. Мама отсылала меня в свою комнату, как только представится возможность, а я вцепилась в нее и обнимала. Мы обе плакали, стараясь вести себя как можно тише. Нас он так и не заметил и ушел спать».