Собака по кличке Карамелька

      Следующие двое суток были тяжелыми, и названный Корвином почти не отлучался из домика, проводя все время рядом, меняя холодные компрессы на голове, обтирая и спаивая мальчишке настои. Небольшое его сопротивление он преодолевал с видимой легкостью, не проливая мимо ни единой капли лекарства, словно занимался подобным каждый день, и не думаю, что в человеческом теле я бы справилась с этим лучше.       Волчонок кашлял много. Часто. Обжигая и мои легкие и горло болью, почти не выплывая из состояния бреда и снова мучаясь кошмарами. Отойти от него хотя бы на пару шагов я не могла себе позволить, полностью игнорируя и предложенный хлеб, и воду; лишь изредка забываясь в полусне, чтобы через десяток минут очнуться снова, ощущая, как с очередным сотрясающим его тело спазмом поднимается вверх по гортани солоноватая слизь и неприятно стягивает от напряжения скрытую под ребрами диафрагму. Впрочем, сейчас своей эмпатии я была даже рада — она помогала отслеживать периоды, когда детенышу становилось действительно легче.       Старый пес, время от времени поглядывая в нашу сторону, такого моего поведения не одобрял: широко, во всю пасть, зевал, чисто по-собачьи сбрасывая раздражение и изредка фыркал, однако ни он, ни его хозяин ни на чем не настаивали и, самое главное, не пытались выдворить меня вон, убрать от невольного пациента. Позволяли оставаться рядом, касаясь носом холодной, несмотря на общий жар тела, ладони; позволяли ждать, и я терпеливо ждала, вслушиваясь в прерывистое дыхание пацанёнка.              Полностью пришел в себя он только на третий рассвет, когда солнце, набирая силу, еще не смело заглядывало в комнату сквозь запыленные окна, оставляя длинные светлые полосы у потолка на противоположной стене. В хижине было тихо и как-то очень спокойно, и мальчишка долго еще лежал не двигаясь, молча глядя на закопчённый дочерна потолок то ли пытаясь восстановить в памяти цепь предыдущих событий, то ли просто прислушиваясь к своему организму.       Корвин и Верный спали, не мешая ему медленно приходить в себя, я тоже не спешила обозначать свое присутствие, ожидая завершения его думы, а потом детеныш осторожно повернул вихрастую голову набок, нашел меня взглядом и тихо, с тщательно сдерживаемым облегчением выдохнул. Этого небольшого усилия оказалось более чем достаточно для того, чтобы его вновь скрутил приступ влажного, болезненного кашля.       В груди неприятно запекло.       — Очнулся? — прозвучало из-за моей спины, вынуждая непроизвольно ощетиниться и напрячь лапы.       Пусть за прошедшее время я и успела убедиться, что Корвин не причинит нам вреда, подавить въевшиеся в подкорку рефлексы было непросто: неприятно чувствовать, что позади находится кто-то чужой, еще сложнее — допускать его в зону уязвимости и комфорта и доверять щенка. Приходилось постоянно контролировать себя человеческой частью сознания, напоминая, что он не враг, что он нам помогает.       Корвин неторопливо и как-то легко поднялся, проследовал к нам и проверил на ощупь влажный от пота, чуть прикрытый липкими прядями лоб. Волчонок в ответ посмотрел на него… волком, от чего у мужчины дернулись и чуть приподнялись вверх уголки губ.       — Ты был без сознания два дня. Жар спал, однако я бы не рекомендовал тебе пока делать что-нибудь глупое, наподобие попытки встать.       — Кто вы?… Почему… помогаете?       Говорить с ободранным изнутри горлом было сложно, но, насколько я уже успела понять, особенной доверчивостью мой нынешний хозяин тоже не отличался и не спросить ничего никак не мог.       — Ты – ребёнок… Какие еще нужны причины? — спокойно, как нечто само собой разумеющееся, объяснил ему Корвин и, чуть повернув голову, посмотрел на меня. — Тем более, когда за тебя так просили…       Подозрительности от этих слов в волчонке убавилось не особо, однако он все же механически повторил движение Корвина и остановил свой взгляд на мне. То, что он при этом испытал, не было благодарностью в полном смысле этого слова, да и мне она была не нужна, а потому, поднявшись на лапы, я просто положила голову на лавку рядом с его рукой. Коротко лизнула суховатым языком прохладные пальцы. Ответное прикосновение детеныша было куда важнее, чем что-либо еще.       — Быть может, хотя бы теперь она немного попьет, — задумчиво добавил мужчина, и рука, уже огладившая мой нос, остановилась.       На высоком лбу мальчишки стали собираться знакомые хмурые складки.       — Дура.       Что ж… Коротко, ясно и по сути. Я вздохнула и, придвинув голову ближе, прикрыла веки.       Пусть дура. Хоть горшком назови, только не пугай так больше.       Пока мы молчали друг с другом, Корвин сходил до очага и принес новую порцию наверняка все еще теплого варева. Пришлось потесниться, чтобы он смог подойти ближе и помочь детёнышу сесть. Сейчас это, на удивление, меня почти не напрягало.       — Маленькими глотками и до дна. Просто травы. Да, вкус весьма не приятный.       Волчонок молча принял из его рук простую, чуть гнутую металлическую кружку, сделал глоток и неприязненно сморщился, однако все равно продолжил пить, одновременно внимательным взглядом исследуя наше нынешнее пристанище над её краем. Наибольшего и, в то же время, не слишком длительного его внимания удостоились выложенные на стол вещи, старый пес, стоящее у стены оружие и сам Корвин, вернувшийся на лавку у противоположной стены. Мужчина был полон доброжелательного спокойствия и, не скрываясь, наблюдал за своим пациентом.       — И все же кто вы? Или я могу обращаться к Вам «Эй, мужик»?       Теплое питье смягчило горло, и волчонок не преминул задать новый вопрос.       Корвин улыбнулся чуть более явно.       — Можешь звать меня просто Корвин или Корвин-сан. Только… Последний вариант с твоим характером, похоже, не особенно жизнеспособен.       Детеныш, получив, вероятно, не слишком приятный ему и полностью не понятный мне ответ, упрямо поджал губы и плотнее завернулся в одеяло. Кажется, сейчас ему особенно не хватало привычной шляпы, чтобы прятать под её полями не по-детски серьезный, непокорный взгляд. Чувствовать себя настолько беспомощным он явно не любил, как и не любил быть кому-то хоть в чем-то обязанным.       — Ло.       — Что?       — Меня зовут Ло! — с вызовом повторил он и снова ссутулил плечи.       Корвин медленно, словно соглашаясь, кивнул, затем, посмотрев за окно, поднялся и хлопком подозвал к себе Верного. Пепельно-серый кобель не заставил себя долго ждать, прилежно замерев у его ног в ожидании следующей команды.       — Нас не будет пару часов. Людей, как и крупных хищников, в этой местности сейчас нет, так что непосредственной опасности ожидать не стоит. Рекомендую провести свободное время с пользой: поспать и восстановить силы. Никто не знает, когда они могут понадобиться всерьез.       Подхватив оружие, Корвин вышел вон, пес, махнув хвостом, последовал за ним, и хлипкая на вид дверь закрылась, отрезая нас от внешнего мира. Еще какое-то время детеныш напряженно вслушивался в удаляющиеся шаги и тихий скрип камешков насыпи под их ногами. Потом перевел ищущий взгляд на меня.       — Они ушли?       Я подтверждающе кивнула.       Кружка с отваром была отставлена в сторону, а сам мальчишка задумчиво посмотрел на свою ладонь. Снова зажег над ней голубоватое кольцо, вызывая странную способность, однако появившаяся было сфера почти сразу схлопнулась в ничто, после чего юного естество-испытателя одолел новый приступ жесточайшего кашля.       И кто из нас после этого дурак, интересно? Давно ведь должен был понять, что эта штука жрёт его собственные запасы жизненных сил, так нет же…       Обреченно помотав головой, я проследовала к миске и не спеша вылакала теплую, а оттого не слишком приятную на вкус жидкость, продолжая в полглаза следить за своим подопечным. Тот новых глупостей больше не совершал, прижав руку к груди и осторожно пытаясь отдышаться.       Еще бы. Такое жжение, да при общей слабости и головной боли… Весьма неприятная вещь. Надеюсь, этого просветления ему хватит надолго.       Вернувшись, улеглась на прежнем месте, в который уже раз рассматривая трещинки и немного подсохшие пятна лишайника на деревянной стене. Заметно вздрогнула, ощутив прикосновение к шерсти.       Тонкие пальцы, едва зарываясь в мех, осторожно двинулись от уха вниз, оглаживая мою шею, достигли металлической полосы на ней и вернулись к исходной точке, чтобы повторить свой путь еще раз. Я невольно задержала дыхание. Зажмурилась, пытаясь не выдать охватившего тело напряжения от столь непривычной ласки.       Сил у детеныша было не так уж и много, поэтому повторив «процедуру» еще пару раз, он втянул руку обратно под одеяло, еще какое-то время поворочался, устраиваясь поудобнее, недовольный жесткостью постели и, вероятно, чем-то еще неизвестным мне, а после — затих.       Я приподняла голову, посмотрела на его бледное и все еще на две трети белое от странной болезни лицо и вздохнула.       Ло… Ну надо же… Не прошло и месяца прежде, чем я узнала твоё имя. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы имя подарили мне?       

___

      Корвин вернулся немногим позже обеда, наполнив домик запахом птицы и крови, удерживая в руке две небольших пернатых тушки, затем снова ушел. Как стало известно позже – за топливом, которое и принес в виде полусухих крупных веток и нескольких обломков досок пахнущих солью и морем и, скорее всего, найденных где-то на берегу.       С птицами он справился споро: ощипал, выпотрошил, разделал, и некоторое время спустя в чисто вымытом котелке забулькал густой наваристый бульон с кусочками мяса, вызвавший голодное урчание в животах обоих его невольных нахлебников.       Бульон, что удивительно, был предложен и мне, до этих пор с усилием отводящей взгляд от огня и гипнотизирующей дверь, за которой осталась неиспользованная, но вполне себе съедобно пахнущая требуха. На мой беззвучный вопрос будет ли есть предложенное Верный, пепельно-серый кобель лишь усмехнулся и заметил, что здесь неподалеку водятся очень жирные, глупые и никем не пуганые мыши, весьма приятные на непритязательный вкус.       Судя по скинутому им образу, эти самые мыши сильно напоминали по виду и размерам полевых хомяков и обитали в многочисленных норах не так уж далеко отсюда.       На предложение сходить на совместную охоту пришлось отрицательно качнуть головой: пока я не могла найти в себе силы уйти и оставить мальчишку на хоть сколько-нибудь продолжительный срок. Верный в ответ на это дернул ухом, махнул хвостом и что-то снова недовольно проворчал, однако, устроившись у ног своего хозяина, практически сразу же завалился на бок, блаженно вытягивая лапы в сторону теплого очага: от холодной земли и сырой погоды у старика ломило суставы, что только подтверждало его почтенный возраст. Сам пёс, правда, никак этого не выказывал, очевидно считая подобную мелочь недостойной внимания.       Оба наших хозяина обедали практически в полной тишине, прерываемой лишь звуками поглощения пищи. Корвин, как и Ло, был не особенно разговорчив, а после того, как прибрал посуду, мужчина и вовсе устроился у окна с ножом и небольшим куском дерева странной формы в руках. Острый кончик почти двадцатисантиметрового лезвия в его ладони задумчиво покачался из стороны в сторону и осторожно коснулся тела заготовки, снимая с неё первую тонкую стружку. Ло же сосредоточенно размышлял о чем-то своем.       Не сказать, что эта тишина была напряженной или особенно долгой, но первый ход, не выдержав, сделал именно детёныш. Жаль только, что со своим скудным словарным запасом я мало что понимала, больше вслушиваясь в их интонации и оттенки эмоций.       — Как вы оказались здесь?       Нож ненадолго замер. Деревяшку покачали в ладони и, чуть повернув, провели новую тонкую линию по округлому боку. Корвин медлил, словно взвешивая что-то в себе, затем — улыбнулся.       — Мне… Нам, — выделил интонацией он, — нужно встретить здесь одного человека, и поэтому мы смогли вовремя вас обнаружить, услышав и сместившись с обычного курса...       От упомянутого «человека» повеяло теплом, а после Корвин и вовсе остановился, отложил нож и благодарно потрепал своего пса между ушами. Верный довольно сощурился в ответ на ласку и уложил свою немаленькую голову на ногу хозяина, тот улыбнулся и чуть его отпихнул, напоминая о дозволенных рамках.       — Позволь встречный вопрос… Как на этом берегу оказались вы?       Жители Велда и, пожалуй, пары ближайших островов точно знают, что с южной оконечности подходить к этим землям нельзя: слишком много скал и рифов, да и сезон цветения лекарственных трав, ради которых здесь и появляются нечастые гости прошел уже месяц назад…       На пол упала новая стружка, затем еще одна и взгляд серо-зеленых глаз мужчины остановился на Ло.        — Предполагаю, что основной причиной послужил недавний шторм. И все же путешествовать на лодке вдвоем с собакой, так далеко от населенных мест — весьма рискованный шаг.       Недоверие, боль и упрямство.       Я села и повела носом в сторону мальчишки. Бледные губы сжаты, сжаты и пальцы на краю одеяла. Белое пятно на лице почти сливается с тоном кожи.       — Это действительно так уж важно?       — Нет… Просто это позволило бы мне понять, насколько сильно вы нуждаетесь в помощи.       — Я не намерен становиться обузой, — тихо, глаза в глаза.       — Никто этого и не говорил, — спокойно продолжил Корвин и снова вернулся к работе. — Да и обузой, думаю, ты будешь недолго… В любом случае, ты ведь не откажешься сопроводить нас в город и на какое-то время остановиться на постой? Хотя бы и для того, чтобы отработать затраченные на тебя травы.       Едва заметный кивок и ни на грамм не уменьшившееся напряжение.       — Хорошо, — одобрительно кивнул ему Корвин. — В нашей сельской лечебнице часто не хватает рабочих рук.       Вот теперь отпустило.       Ло завалился обратно на лавку и стал смотреть на медленно поедающее остатки топлива пламя. Я выдохнула и опустилась на землю.       Кто бы еще мне чего объяснил…       День неспешно перевалил за половину, а вечером вновь оставивший нас в одиночестве Корвин вернулся уже не один: за штанину шагнувшего внутрь мужчины неуверенно цеплялась девочка лет пяти с удивительно темными, насыщенно-синего цвета глазами и вьющимися волосами платинового цвета, точно такими же, как у отца. В этом сомнений не возникало.       — Папочка, он мне не нравится… Он странный, — доверительно тихо прошептала она, приложив ладошку ко рту. И каждое её слово я не только расслышала, но и поняла предельно точно.       Вошедший следом пёс, оценив удивление в моих глазах, довольно оскалил зубы.