Китя
Знаю, для Мисс мой приступ был неожиданным, но что я могла с этим поделать? Это началось в доме, и как от этого избавиться — я не знаю. Шаман это называет болезнью, а Шатун зовёт обычным стрессом. Шатуну я доверяю больше: он же врач. Самый первый приступ, до появления Мисс, случился, когда мы закончили школу, и я только-только перебралась к Эле. Родителям я сказала, что уезжаю в город, поступать в университет. Некоторое время мы созванивались, я врала, что поступила, вселяюсь в общагу, а потом связь с родителями почти прекратилась: мы отказались от телефонов и интернета. Тем не менее, раз в год я их навещаю и вру о том, что у меня сложилась жизнь в городе, что работаю я дизайнером и продолжаю учиться. Собственно, и в город я согласилась уехать со Снегом именно для того, чтобы перестать врать и начать говорить правду, но, похоже, мой обман никогда не кончится. Она и сейчас не кончается… На самом деле у меня есть только мама, а папы у меня нет. Стас — мой отчим — когда-то и маму у меня почти отобрал. Они пропили всё моё детство, а когда опомнились, что жизнь проходит — стали уезжать на Север, чтобы заработать денег, а меня оставляли бабушке. Бабушка была очень строгой: я не могла просто так куда-то пойти на улицу погулять, обязательно нужно было отчитаться с кем я и куда мы пойдём и во сколько вернёмся… Но это лучше, чем мама у Сабли; Сабля должна была, например, весь день полоть грядки в огороде, чтобы выйти вечером всего часа на два и погулять. С моей бабулей было немного проще: она делала всё сама по дому, и когда я приходила со школы, мне оставалось только поесть, сделать уроки, и только потом я могла идти гулять; а летом она не будила меня почти до обеда. Иногда я, конечно, помогала ей, в основном в дни пенсии — тогда можно было заработать на сладости или на новый выпуск какого-нибудь журнала с постерами... Я не знаю, что с бабушкой сейчас, но подозреваю, что она умерла. Когда в моей жизни появилась Эля — я забыла обо всех: мне больше не были нужны родители — с ними ничего хорошего; мне больше не нужна была бабушка — она уже старая и много ворчит, а еще, если заболеет какой-нибудь болезнью старости и мне придётся с ней водиться — я единственная внучка. Но заболела я сама, и мне сейчас точно не до бабушки. Первым приступом я напугала Элю, когда набросилась на неё и заявила, что видела, как она говорит по телефону; сказала, что она нас всех обманывает и заставляет нас жить с ней, только чтобы не чувствовать себя одинокой. Эля мгновенно отвела меня в свою комнату и сказала, что я могу её обыскать: найти телефон, например, а потом сказала, что я могу выметаться из дома, потому что она себя одинокой никогда не чувствовала. Конечно, я этого не помню, мне обо всём рассказал Вий, когда я пришла в себя. После произошедшего я не знала, как подойти к Эле, как с ней заговорить; казалось, что одних извинений будет мало, но Элька быстро меня простила: сама подошла, когда мне стало лучше, и позвала выпить кофе; о моём приступе она даже не говорила, а я не старалась напомнить – будто и не было ничего. В случае с Мисс я не собиралась извиняться; знала, что остальные ввели её в курс дела. Пока я была в отключке, случилось сразу несколько событий: Шатун лишился дома, а Мисс осталась у нас. Хотя дом Шатуна и сгорел ночью, я решила, что всё случилось в один день — так отложилось в памяти. В тот же день я узнала, что Эля покинула дом вместе с Мисс, ушла в магазин, а вернулась только вечером; меня как раз разбудили вечером, когда Эля уже вернулась. Не знай, я того, что Эля проверяет Мисс на вшивость — разозлилась бы не хуже Сабли. Конечно, она не гуляла с Шатуном или Снегом. Для проверки Шатуна хватило пары литров пива на двоих — она пила с ним во дворе дома и тогда Шатун рассказал о том, почему больше не работает в больнице. Снега и проверять не нужно было — он ей просто не понравился. Вену Эля уводила на чердак — уж не знаю, о чем они там беседовали и что пили; а городскую Мисс — Эля решила вывести в город… Был ещё один парень, который надолго задержался в доме — Дым; с ним Эля секретничала больше всех, но парень этот почти не выходил из своей комнаты, а когда приходилось — был вечно хмурым, недовольным — казался злым. Вообще в дом мы приводили много кого, но наша компания нравилась до тех пор, пока не наступала утро, а утром у нас было обязательство: привести дом в порядок после гулянки; и неважно — проспался ты или нет, плохо тебе или хорошо. Никто долго не задерживался — исчезали на следующий же день; но самыми запоминающимися в этом доме стали — Мышь и Бинт. Они запомнились тем, что исчезли безвозвратно… Не хочу вспоминать о них. Трясу головой, будто так можно выбить из нее все воспоминания. Ночью, перед тем как Шатун и Снег вернулись, я рассказала Эльке, как в городе назвали мои рисунки; она меня долго успокаивала, говоря, что я должна себя попробовать в чём-то другом, а рисунки оставить для тех, кто их действительно понимает. Только мы обе знаем, что ничего другого я делать не умею, а потому Эля сказала, что мы со Снегом поступили правильно, вернувшись в дом. Можно считать, что на этом наше с Элей общение закончилось – после той ночи уже никогда не было так, как было раньше. Вечером следующего дня, когда Эля и Мисс вернулись, я узнала, что Эля показывала Мисс город, надеясь, что та в скором времени сбежит от нас, но… Мисс — упрямый баран, она почему-то решила остаться. Нет, я и сама настаивала на том, чтобы она осталась у нас, но не навсегда же. Хотя, может быть, я и думала, что она останется навсегда, но не думала, что она будет так близка к Эльке. Я знаю: Эля специально подпускает её к себе так близко, чтобы лучше знать, с кем мы имеем дело… Конечно, я ревную! Чтобы отправить меня к родителям, как успешную студентку из города, Эля собирала меня сама, учила, что говорить родителям, чтобы всё выглядело естественно, сочиняла мне мою легенду, покупала мне новую одежду, а теперь… Мне кажется, что в этот раз мне всё придётся делать самой. Неужели она так обиделась на меня из-за того, что я уезжала со Снегом в город? Неужели из-за этого она решила меня заменить на Мисс? Мне кажется, что они постоянно вместе, хоть Элька и общается со мной, хоть мы и придумываем с ней испытания для Мисс, как для всех новеньких, которые были в этом доме, но всё больше и больше я понимаю, что Эля жалеет новенькую, что она больше не хочет испытывать, как это было раньше. Например, пыткам нашим подвергался даже Шатун. Чтобы остаться в доме — нужно вытерпеть Элю, чтобы вытерпеть Элю — нужно её любить и во всём соглашаться, а это новеньким не под силу, но Шатун справился. Эля сказала, что с него хватит. Кроме того, что в доме есть правило — не пользоваться сотовой связью и интернетом, все остальные знают и ещё несколько правил. Ты всегда должен быть на стороне Эли, когда в доме находится новенький, ты обязан поддержать разговор, если находишься рядом с Элей. Если Эля тебя куда-то позвала — ты должен согласиться, бросить все свои дела и немедленно отправиться за ней. Также, если Эля попросила что-то сделать, – ты должен сделать это немедленно. А ещё: ты всегда должен говорить только правду, Эля в любом случае узнает, если ты ей лжёшь. Новеньким не говорят об этих правилах, они должны дойти до всего сами. Если эти правила не выполнять — Эля обижается, а на новенького спускают всех собак. Вымолить у Эли прощение — трудная задача. Шатун ничего не знал, как и остальные, а у Снега был иммунитет, он быстро стал моим другом, я сама подпустила его к себе, мне больше нравилось издеваться над неуклюжим Шатуном; поэтому мы с Элей издевались только над этим здоровяком. Он любил спорить с Элей, а она специально провоцировала его на спор. Спорили они о медицине, Эля, конечно же, была неправа, она просто заводила спор, а я, Сабля, Вий и Шаман её поддерживали. Трудно поверить в свою правоту, даже если ты в ней уверен на все сто, когда против тебя хозяйка дома и ещё четыре человека. Шатун отступал. Эля обижалась, а миссия Вия заключалась в том, чтобы напомнить Шатуну, как он оказался в доме. Шатун просто сдался. Эля превратила его в того, в кого мы и хотели его превратить, — безотказная рабсила, больше не имеющая собственного мнения, а когда у него сгорел дом, он вовсе превратился в пай-мальчика. Вот чего не достаётся Мисс — испытаний. Мы все устали ждать. Именно поэтому я ревную Эльку. Именно поэтому мне в голову лезет мысль о том, что Эля променяет меня на Мисс.Мент
Неуклюжий и неуверенный в себе медбрат однажды переборщил с инсулином для одной старушки. Старушка умерла, а в больнице, чтобы не было скандала, в документах быстренько организовали естественную смерть, только вот Шатуну пришлось распрощаться с работой. Теперь на нём была ещё и машина, не говоря уже о том, что ненавистная Снегу Мисс осталась в доме опять же по его вине. Сколько раз я предлагал Снегу рассказать всю правду, списать всё на этого увальня — не соглашался. — Ну, начнёт он гнать, что ты с ним был, кто ему поверит? — напирал я, надеясь избавиться от бесполезного существа этого дома. — Эля, – отвечал Снег. — Мы вместе пришли, ты же помнишь. И с этим было не поспорить, об этом надо было договариваться с Элей, а за настроением этой сумасшедшей бабы хрен уследишь. Избавиться от Шатуна она решит только тогда, когда в нём не будет необходимости, а судя по тому, что она часто заставляла его делать то одно, то другое, — необходимость в этом здоровяке была немалая, но это для Эли. В любом случае, всё, что делал Шатун, с таким же успехом мог сделать Шаман или Вий, да даже я или Снег — неважно, но Эля избрала для этого Шатуна. Здоровяк отныне ходил за продуктами вместо Вия, он чинил всё, что ломалось или что он сам ломал, чистил двор, топил печку. Шатун только не готовил, потому что этим внезапно занялась Китя. Ей-богу, в этом доме никогда ничего не готовили, пока Китя не вернулась из города, постоянно были полуфабрикаты, а с того времени всё наладилось. Так что Снег и Сабля во многом неправы: в тот день, когда в доме появилась Мисс, всё изменилось не только в худшую сторону: мы хотя бы есть нормально стали, хоть это и не её заслуга.Мисс
Первые дни мне было трудно привыкнуть ко всему, что происходило в доме, сейчас я чувствую себя более-менее комфортно, но только, если не остаюсь с кем-нибудь один на один. Например, я бы умерла, если бы осталась наедине с Саблей и Веной, у этих явно одна цель — избавиться от меня. Доверять в этом доме я могла только Эле и Менту, остальным я не нравлюсь. Однако доверия Эля вызывает у меня сейчас всё меньше и меньше, не то что раньше. Да и Мент... Странно доверять менту после того, что со мной уже случилось; я должна их ненавидеть, как кошки ненавидят мышей — я должна бояться, но этот почему-то не вызывает ни отвращения, ни страха. Может быть, потому, что на мента он особо и не похож — одна только кличка. Да и отделение, в которое он меня возил мало похоже на то, где меня почти уничтожили за несколько суток: всё по-домашнему, все двери распахнуты — никакой ментовской атмосферы и близко не было. Китя почему-то меня избегает, и как бы я ни пыталась с ней заговорить, она исчезает: выходит из комнаты, перебивает меня и зовёт кого-нибудь из соседней комнаты, лишь бы не говорить со мной. Иногда мне кажется, что меня для неё и вовсе не существует, она мастерски меня игнорирует. Она будто бы привезла меня в этот дом и оставила в покое после неудачной попытки убийства. Убийства... Чем меня могла напугать эта девочка? Я знаю, как выглядят люди, которые действительно хотят тебя убить или избить — они выглядят не так, как тогда выглядела Китя. Впрочем, мне до сих пор не верится, что это был обычный приступ, последствия какой-то болезни, но поговорить мне об этом не с кем: сама Китя теперь вряд ли мне что-то расскажет, Эля о ней не говорит, Мент и без того занят был моими проблемами, а спрашивать об этом Шамана — бесполезно. Шамана я считаю самым безопасным, он просто клоун, который разряжает обстановку — ни больше, ни меньше. Мы часто с ним болтаем, обычно он рассказывает мне что-нибудь забавное. Например, как Китя однажды ударилась об столб, выходя из машины Мента. Вряд ли в его историях есть что-то правдоподобное, мне, например, никогда ещё не удавалось увидеть, чтобы Китя хотя бы говорила с Ментом, не то чтобы ездила с ним на машине. Можно было бы поговорить с Шатуном, но тот и вовсе неразговорчивый, он как робот со своей программой: поддерживать тепло, расчистить двор от снега, сходить в магазин, что-то починить или, например, сделать рамочки для картин Кити. Поиски моей машины затянулись. Две недели назад я надеялась на то, что её всё же найдут, пока в очередной вечер Мент не сказал мне, как бы невзначай, что надеяться не на что и мне придётся остаться здесь навсегда. В полупьяном угаре я согласилась с ним, а когда утром его слова прозвучали в голове — по спине пробежала дрожь. Остаться навсегда я не могла, но и оставлять Элю мне не хотелось, я ей обещала, что не брошу. К тому же... Здесь мне нравится намного больше, а возвращаться мне, впрочем, не к чему и не к кому — я не хочу снова возвращаться. Или хочу? Наверное, всё же хочу остаться, но не навсегда, нет. Да, я дала обещание Эле. Получилось это случайно, это не входило в мои планы. В тот вечер мы не собирались в общей комнате, как было до этого. Китя была занята рисованием, потому они с Элей не были вместе, Вий находился в своей комнате весь день, Шаман, как тогда мне говорили, уехал в город на заработки, а Мент и Снег были заняты тем, что очищали двор: выдался небывалый снегопад, Шатун едва справлялся один. В доме без дела сидели только Вена и Сабля, они видели и слышали, как Эля вывела меня из общей комнаты, позвала прогуляться во двор. Рассчитывая, что мы будем помогать парням, я оделась соответственно, выбрала из тех вещей, которые мне подобрала Эля, так как мои пропали вместе с машиной. — Ты выглядишь как бомж, — немного растерянно заметила она, а я смутилась, но возвращаться и переодеваться не стала. Двор этого дома огромный. Может быть, здесь когда-то что-то и сажали, но теперь вся площадь была двором, который очищали от снега. Мы спустились с крыльца. Шатун и Снег проводили нас взглядом, мы направлялись за дом, в беседку, а они о чём-то начали говорить: Снег будто нервничал, Шатун же оставался спокойным. — Снег недоволен тем, что я осталась, — мне не хотелось жаловаться на то, что мне плохо среди её друзей, но постоянно сталкиваться с холодным взглядом этого парня было неприятно, потому я и сказала об этом Эле, как только мы скрылись за домом. — Он ещё не привык к тебе, хотя сам когда-то был на твоём месте: его не хотели принимать, а Вий и вовсе был против его присутствия в доме, — отвечала Эля, устраиваясь на скамейке в беседке. — Почему Вий был против? — меня это заинтересовало только потому, что я часто становилась свидетелем того, что у них называется «дружеским спором». Вий может поругаться со Снегом, но спустя несколько минут снова говорить с ним как ни в чём не бывало; Вена может повздорить с Саблей, но в этот же вечер они снова будут заговорщицки смотреть на меня и ждать удобного случая, чтобы подколоть или задать провокационный вопрос; не говоря уже о том, как каждый считает своим долгом посмеяться над историями Шамана. — Он считает, что Китя любит Снега, что он — её первая любовь, на самом деле Китя любит Шатуна, — ответила Эля, пожимая плечами. — Разве? — удивлению не было предела, я даже попыталась припомнить — видела ли я Шатуна и Китю вместе за всё то время, что нахожусь в доме, но в памяти ничего такого не всплывало. — Так бывает, — ответила Эля. — Просто Снег оказался ближе и сообразительнее, — заключила она, поджимая губы. Она посмотрела в сторону, давая понять, что больше не хочет говорить на эту тему, а мне в этот момент хотелось продолжить разговор о Ките, спросить о её приступах, но Эля быстро вырвала меня из размышлений, попросив рассказать о себе. О, как бы мне хотелось рассказать ей о себе всё! Всё то, что я никому и никогда не рассказывала! Что-то мне подсказывает, что только Эля и способна меня понять; что-то внутри умоляло меня сделать это: рассказать всё, выплакаться наконец-то, поделится своей болью, но... Я не знала, с чего начать, и как о таком вообще можно с кем-то говорить. — А что рассказывать? — в итоге у меня вообще не нашлось никаких слов. — Что-нибудь, – пожимая плечами, продолжала она. — Ты живёшь с нами уже неделю, мы тебе более-менее знакомы, а ты остаёшься для нас чужой, — мне захотелось закурить, прежде чем начать рассказывать о себе хоть что-нибудь, а Эля, будто угадывая, протянула мне пачку сигарет с зажигалкой. — Ну… — мялась я, не зная с чего начать. — Кем ты работала в городе? Тебе нравилась твоя работа? — лучше бы она спросила меня о родителях или о детстве; ведь именно из-за этой работы я и пережила тот кошмар, о котором не могу и слова вымолвить. Стоит вспомнить — слёзы сами собой начинают литься, а при посторонних плакать не в моих правилах. Вдруг, чтобы не вспоминать прошлое, чтобы не говорить ничего о том, что не даёт мне спокойно спать до сих пор, я решила врать. Вместо того чтобы рассказать, как однажды я устроилась менеджером по продажам, я сказала: — Это была очень скучная работа, я была ассистенткой управляющего в одном офисе, — в тот момент мне показалось, что Эля понятие не имеет, что это намного хуже, чем менеджер по продажам, поэтому я продолжила: — У меня почти не было свободного времени, мне нельзя было опаздывать или уходить на обед, я должна была всегда быть на связи со своим шефом… — Поэтому ты такая? — не дослушав, перебила Эля, снова загоняя меня в тупик. — Какая? — теперь я знаю, что не стоит спрашивать у Эли пояснений, но тогда, хоть я и прожила у них уже неделю, этого не знала, потому и спросила. — Услужливая, — устало выдыхая, ответила Эля. — Ты можешь угадать моё настроение, понимаешь, когда я хочу о чём-то говорить, а когда нет, знаешь, когда тебе стоит замолчать, — продолжала она, а мне становилось не по себе — я действительно такая, но разве это называется «услужливая»? Я подавленная; у меня словно забрали моё настоящее «Я», оно убито или потеряно, а в живых осталась только эта оболочка, которую теперь зовут даже не Надей, а Мисс. Дурацкая оболочка, с дурацким прозвищем, если честно. — Может быть, — и больше мне нечего было ответить, я выдохнула дым и выкинула сигарету. — У меня ещё никогда не было таких друзей, если честно, — продолжала Эля. — Китя думает только о себе, требует внимания, ей пора повзрослеть, а она не хочет этого понять; Сабля не любит никого, ей просто нужно, чтобы я была рядом; с парнями проще — они всегда сами по себе, но кто им даст совет, если не Эля, — она замолчала и усмехнулась, снова посмотрев в сторону. — Жаль, что однажды ты уедешь, — добавила она, прикуривая сигарету. Не знаю, что на меня тогда нашло, но Элю мне стало жалко. Жалко больше, чем себя. Казалось, что и ей есть что рассказать, что и она о чём-то молчит, и не знает, как выговориться, как разделить свою боль хоть с кем-нибудь. Явно она жалела не о том, что Китя или Сабля — такие, какие они есть; скорее, она жалела о том, что даже среди них — она очень одинока. Это намного хуже, чем быть в настоящем одиночестве. В настоящем одиночестве тебе не на кого надеяться, у тебя есть только ты; а в такой ловушке, в которой оказалась Эля — надежда душит, а потом растворяет тебя в тех людях, которые эту надежду дарят. Я одна с самого начала. С того начала, когда моему кошмару пришёл конец, и я училась жить со всем этим одна, а Эля... Она окружена этими детьми, она с ними в одном доме, — но поговорить не с кем. — Мы всё равно будем друзьями, — я имела в виду, что мы сможем созваниваться, я смогу приезжать в гости, но Эля только усмехнулась, услышав эту фразу. — Вряд ли я отсюда уеду, работы в городе у меня не осталось, а найти новую не так просто, — добавила я, надеясь просто-напросто успокоить её, не давать повода для грусти; становясь в один ряд с Саблей и Китей. — Если бы ты осталась, я была бы самым счастливым человеком в этом доме, — выдыхая дым, ответила Эля, смотря впереди себя. — Значит, я остаюсь здесь навсегда, — это вышло спонтанно; в одну секунду я вышла из ряда, где были Китя и Сабля (мне так показалось), и мне самой не верилось, что я сделала это. Вот до чего доводит излишняя жалость. Который раз... Неделю назад мне нужно было прикусить свой язык, рассказать о своей работе и спокойно вернуться в дом, но меня вдруг пробило на сантименты. Верить Эле или нет — вопрос, который не даёт мне покоя, из-за которого я теряю доверие ко всем в этом доме. Всё слишком сложно, чтобы просто понять. Мне не нужно было оставаться здесь, мне нужно было бежать, а не скрываться от своих кошмаров.Эля
Надя не перестаёт меня веселить: вместо того, чтобы рассказать, как отбывала срок за свою начальницу, рассказать мне об Алёне всё, что она знает — врёт и не краснеет. Либо она всё забыла, либо, что более вероятно, — она здесь не так просто. Поверить в её увольнение мне не даёт именно её враньё. — Она не говорила, что бывала раньше на твоей работе? — Мент как и обычно докладывал мне обо всём; мы решили придержать эту Принцес… Надюшу здесь. Почему-то который раз вылетает из головы её прозвище и хочется назвать Принцессой, а не Мисс. — Нет, ничего такого, — бубнил себе под нос Мент. — А должна была? — А ты не знаешь? — я была удивлена его неосведомлённости. — Около года назад или чуть меньше, эта девица попала под суд за денежные махинации. Дело было на карандаше нашего общего знакомого, а потому Надежда была здесь, — так решил Дядя. Пытали, насиловали, хотели от неё избавиться, но потом вдруг — откуда-то взялся крутой адвокат и её вытащили. Мент тихо охреневал от услышанного, и это я и половины истории Наденьки не рассказала. — Это… Ну… Я не удивлён, что ты столько о ней знаешь… Так, может, нахер её отсюда? — он едва нашёлся, вот только я не поняла, что его так вдруг напугало, что он предложил избавиться от этой девчонки. — А что она мне может сделать? Вряд ли она знает, что я племянница того самого мусора; и какой изощрённый ум нужно иметь, чтобы как бы случайно встретить Китю и Снега, подвезти их и остаться в этом доме, чтобы выждать момента и убить меня. Посмотри на нее: такие, как она, не умеют мстить; такие, как она, нападают сразу и не ждут — лишь бы утолить жажду мести; и делается это сразу и в горячке, когда терять уже нечего. Не знаю, с чего вдруг я пустилась в такие рассуждения… Может быть, потому что я вечно жду момента, чтобы отомстить, а потом либо опаздываю, либо уже не вижу смысла в мести. Мент молчал, а потом стал рассуждать о том, что появление Мисс в доме — как минимум, странное. К счастью, в дверь постучал Вий, и Менту пришлось уйти. — Он опять здесь, — мальчик снова ревновал. — Ну, так защити меня, если так раздражает его нахождение в моей комнате; я с ним точно не справлюсь, а ходит он сюда не просто так, — выпалив это я тут же замолчала и отвернулась к окну — снова наступала на те же грабли: Вий ведь снова мог понять всё слишком буквально. — Извини, — добавила я, не поворачиваясь к нему. — Не нужно ничего. Он меня не тронет. В стекле смутно отражался портрет, однажды убранный этим мальчиком за монитор моего компьютера: парень в бандане. Ты никогда её не носил, а мне почему-то хотелось видеть тебя именно таким. — Китя готовить стала, — Вий, устало выдохнув, опустился на кровать; ему не мешало бы закурить, но он не курит, чтобы потом не бросать — слишком правильный мальчик. — Пусть отвлечётся, — я наконец-то обернулась и вернулась за свой стол, закурив и выпустив дым продолжила: — Побег из коробки не удался, ей нужно время, чтобы смириться с провалом. — А ты всё время с Мисс, — пытаясь упрекнуть меня в том, что Китя один на один со своей бедой, сказал он. — А она была всё время со Снегом, — парировала я, но в шутку; на самом деле я была только рада, когда она прилипла к этому парню. — Ты знаешь, почему я всё время с этой Мисс, — уже серьёзно сказала я, затушив до половины выкуренную сигарету. — Мне уже не доверяешь? — продолжал огрызаться он. — Доверяю: смотри и наблюдай, как обычно; просто мне стало скучно, и я решила поразвлечься. Хочешь — верь, а хочешь — нет: она едва не поклялась мне в вечной дружбе, так что она у меня на крючке. Точно — на крючке… А ещё вернее: если Мисс находится в моем доме не просто так — я дала ей иллюзию представления того, что это я у неё на крючке: я в ней нуждаюсь и ищу с ней дружбы, а она так просто дала обещание стать мне лучшей подругой. Даже не представляю, к чему может привести вся эта нелепая стратегия. Будто в моей жизни мало было драм; будто мне действительно стало скучно и я решила поиграть в какую-то идиотскую войнушку. Глупо мстить через эту девчонку; она больше похожа на лишний элемент, какой-то аппендицит: непонятно зачем она здесь и почему именно она, а никто-то другой или сама Алёна. — …Сабля и Вена что-то мутят, — донесся до меня голос Вия, когда я вдруг вышла из своих мыслей. — Наблюдай, Тём. Я отдохнуть хочу, оставь меня одну пока, — он ушёл, не договорив; я заперлась на ключ — мне хотелось побыть наедине с твоим портретом и поговорить; но я долго смотрела в твои нарисованные глаза и не заметила, как меня сморило в сон.