Home is behind The world ahead And there are many paths to tread Through shadow To the edge of night Until the stars are all alight. Mist and shadow Cloud and shade All shall fade. All Shall fade…* -Lord of the Rings
*** ГЕРМИОНА
После этого пережить следующие несколько дней оказалось немного полегче — сомнение и ревность — совершенно кошмарные, отравляющие вещи, и тому, кто никогда их не испытывал, не понять, как они пожирают тебя изнутри, пока хоть немного не утихнут. Я старательно переписала в свой дневник все те отрывки, которые подчеркнул Драко, и каждую ночь, перед тем, как лечь спать, перечитывала их, позволяя им наводнить мое сознание и просочиться в мысли до того, как я погружалась в сон. Я знала, что пока они звучат в моей голове, я могу прожить несколько недель, не слыша его голос. Если бы у меня было столько времени. Тот день начался как любое другое утро за последнее время. Мы с Падмой, Парвати и Джинни сидели в небольшом читальном зале, который находился прямо за библиотекой, с мадам Пинс, и увлеченно обсуждали четвертую главу «Гордости и предубеждения» и танцевальный этикет 19 века. Я сидела в окружении аккуратно сложенных стопок книг и низких парт на стуле с мягкой обивкой, держа в руках взятый в библиотеке экземпляр «Гордости и предубеждения», и с трудом давила улыбку. Миссис Пинс внимательно слушала Джинни, которая с горящими глазами рассуждала о характере мистера Дарси, пока Падма и Парвати засыпали ее вопросами о классовом неравенстве. Мадам Пинс старалась направлять разговор дальше навязанных и предсказуемых ответов, и она выглядела менее зажатой и суровой, чем обычно — я даже поймала себя на мысли, что мечтаю об уроках литературы, которые вела бы мадам Пинс. — Дочитаем к следующему разу до десятой главы? — Предложила мадам Пинс, когда мы все встали и задвинули за собой стулья. Мы согласно закивали, а затем остальные три девушки покинули библиотеку, болтая о том, что уже влюблены в мистера Дарси — просто потому, что он так задумчив, высок, молчалив и совсем не похож на всех остальных мужских персонажей в этом романе. Мой взгляд выхватил нечто похожее на улыбку, мелькнувшую на лице мадам Пинс, но, как и всегда, я не была в этом уверена. — Спасибо, мадам. — Сказала я, после чего направилась к двери. — Это было…очень познавательно. — Рада, что вы так думаете, мисс Грейнджер. — Коротко ответила мадам Пинс, поправляя и без того безупречно сложенную стопку книг. — До следующей недели. — До свидания. — Сказала я, после чего зашагала к выходу. Но я успела миновать лишь секцию Величайших колдунов в истории, когда она догнала меня. — Мисс Грейнджер? Мисс Грейнджер, простите меня. Я остановилась, обернулась и увидела, как прямо ко мне по твердому полу спешит мадам Пинс, шелестя своей длинной черной мантией; она протянула мне черную книгу. Я недоуменно нахмурила брови. — Да? — Я должна была отдать вам эту книгу сегодня — сегодня и ни днем позже — а я чуть не забыла об этом. — Выдохнула она, переводя дух. — Я прошу прощения. Ее для вас заказал профессор Снейп. Я тяжело сглотнула, чувствуя, как кожу лица стягивает внезапный холод, но кивнула и взяла у нее книгу. — Большое спасибо. — Не стоит благодарности. — Ответила она, после чего развернулась и снова направилась к письменному столу, по дороге шелестя своей мантией. Я тут же нырнула в темный уголок между книжными полками, который находился рядом с безлюдной Запретной секцией. Я спряталась за книгами, трясущимися руками отложила «Гордость и предубеждение» в сторону и вытащила волшебную палочку. Это было новое послание — я не ответила Драко на его последнее письмо из страха, что его обнаружат, — но теперь это были не «Доводы рассудка». Это была другая книга — и я не могла ждать, пока дойду до своей спальни. Я легонько постучала своей палочкой по обложке. — Апарекиум. Затем сунула палочку обратно в карман и перевернула обложку. Мой лоб озадаченно наморщился, когда мой взгляд упал на титульную страницу. Письма с Войны: Собрание Писем, Отправленных с Мест Великих Сражений. Эта книга была гораздо новее, поэтому мне не пришлось быть такой осторожной, как раньше, но на перелистывание страниц все еще уходило какое-то время, и я отчаянно надеялась, что не пропущу неизменные подчеркивания. Рука застыла в воздухе, стоило мне добраться до тринадцатой страницы. Я испустила рваный выдох, но не втянула воздух обратно. На этот раз никаких подчеркиваний не было. Вместо этого была скобка, выведенная светлыми зелеными чернилами, которая указывала, что я должна прочитать все письмо целиком. И так, ощущая, как вздох застревает в грудной клетке, а руки начинают мелко подрагивать, я начала читать. «Моя дорогая Сара! По всем признакам мы начнем выдвигаться через несколько дней, — возможно, даже завтра. Возможно, я больше никогда не смогу написать тебе, и именно это побуждает меня черкнуть несколько строк, которые могут попасться тебе на глаза, когда меня уже не будет…» Я прижала ладонь ко рту и, чувствуя, как от слабости подгибаются колени, сползла на пол. Но я не могла оторвать взгляда от этих слов — они держали меня в плену, и каждое из них проникало в меня сладостной и, вместе с тем, мучительной болью. «У меня нет ни сомнений, ни недоверия к цели, ради которой мы воюем, и моя смелость не иссякла и не уменьшилась. Я знаю, что американская цивилизация опирается на успех нашего правительства, и знаю, что мы обязаны тем, кто прошел до нас через кровь и страдания революции. И я желаю, искренне желаю оставить радости жизни затем, чтобы поддержать это Правительство и выплатить этот долг. Сара, моя любовь к тебе бессмертна. Она словно связывает меня оковами, разорвать которые может только Провидение. Но все же моя любовь к Родине превыше меня, — она подобна сильному ветру, который уносит меня со всеми этими оковами на поле боя. Воспоминания обо всех восхитительных моментах, которые я пережил с тобой, переполняют меня, и я глубоко благодарен Богу и тебе за то, что наслаждался ими так долго. Как тяжело мне теперь оставить их и сжечь дотла надежды и будущие года, когда, по воле божьей, мы могли бы и дальше жить, любить друг друга и видеть, как наши мальчики вырастают достойными мужчинами рядом с нами. У меня есть одно очень маленькое желание, в исполнении которого я уповаю на Провидение, и кто-то шепчет мне, — возможно, это молитва моего маленького Эдгара доносится до меня, — что я возвращусь к своим любимым целым и невредимым. Если я не вернусь, моя дорогая Сара, никогда не забывай, насколько я люблю тебя, а когда меня настигнет последний вздох на поле битвы, я буду шептать твое имя. Прости мне мои грехи и боль, которую я причинял тебе. Каким бездумным и глупым я иногда бывал! С каким удовольствием я бы смыл собственными слезами каждое небольшое пятно, омрачающее твое счастье, боролся бы со всеми неудачами этого мира, ограждал тебя и моих детей от зла. Но я не могу. Я должен наблюдать за вами, паря в виде духа над землей, пока вы сражаетесь со штормами в бурном житейском море и с нетерпением ждете, когда мы встретимся вновь, чтобы больше никогда не разлучаться. Но, Сара, если мертвые могут возвращаться на эту землю и витать, невидимые, рядом с теми, кого они любят, я всегда буду с тобой; и в солнечный полдень, и в самую темную ночь, среди минут счастья и в самые мрачные часы, — всегда, всегда! Если твою щеку ласково треплет легкий бриз, это должно быть мое дыхание, если прохладный воздух холодит тело — это мой дух прошел рядом! Сара, не скорби обо мне — верь, что я просто ушел, и жди меня, потому что мы обязательно встретимся снова.»** Я просидела прямо там, на полу, весь оставшийся день. Я ни разу не шевельнулась, не издала ни единого звука. Мимо меня проходили учащиеся, позади звонко разносились громкие, возбужденные голоса, ушей достигали звуки шагов, которые стучали и громко топали по каменному полу. Я прожигала противоположную стену пустым, невидящим взглядом, пока книга безвольным грузом лежала на моих коленях. И хоть сквозь ближайшее окно пробивался солнечный свет, рассеиваясь по комнате яркими бликами, а узкие проходы освещали свечи, я видела лишь темноту.*** ДРАКО
— Легилименс. Слово отскочило от стен и заползло в уши, когда я остановил сосредоточенный взгляд на кончике смотревшей на меня волшебной палочки Снейпа, а затем заглянул в его черные, чуть сощуренные глаза. Тело покрылось тонкой пленкой оцепенения; я глубоко вдохнул и выдохнул. Заклинание оглушительным звуковым импульсом прорвало воздух, словно выстрел в пустой комнате. И в следующее мгновение густое облако ложных мыслей подобно черному яду разрослось внутри меня. Оно заполонило мое сознание, моментально перехватывая прозвучавшее заклинание и заглушая его. Северус Снейп медленно опустил свою волшебную палочку. — Очень хорошо. — Проговорил он, пристально вглядываясь в мое лицо. — Крайне обнадеживает. Я не потрудился ему ответить. Лишь коротко втянул носом воздух и тряхнул головой, заставляя темное облако рассеяться. Но его воздушные обрывки все еще продолжали висеть вокруг меня даже несмотря на то, что я стоял рядом с канделябром, источавшим яркий свет, в мрачном кабинете Снейпа. Когда Снейп повернулся к полкам и начал прятать маленькие книжечки и обрывки пергамента в широких складках своей мантии, я окинул быстрым взглядом возвышающиеся полки, доверху забитые блестящими пузырьками с зельями — картина, которая стала для меня такой же привычной, как вид моей прежней общей гостиной. А может, даже более привычной — с той поры, как я стал тратить очень мало времени на сон и проводить почти все свободное время здесь, с профессором Снейпом, совершенствуя искусство Окклюменции. Я уже многому научился у своей тети Беллатрисы, — сначала для того, чтобы держать от всех в секрете свою миссию наемного убийцы. Но теперь, используя то, что я уже умел — и мои немалые природные способности, судя по всему — профессор Снейп так хорошо отточил мои навыки, что как-то раз даже заметил, что я — самый одаренный окклюмент среди всех, кого он знал, после него самого. Посмотрим, будет ли этого достаточно. Я переместил вес на другую ногу, сглотнул и принялся ждать, стараясь дышать глубоко и размеренно. Каждая мышца налилась свинцом — каждый вдох требовал определенных усилий. Низ живота стягивал страх — он уже давно прочно там обосновался. Но сегодня… Сегодня я не мог мысленно от него отвлечься. Я стоял на краю пропасти — той самой, к которой я неуклонно шел еще с того момента, как появился на свет. Я всегда ощущал эту всепоглощающую тьму, эту бездну, которой не терпелось меня заглотить. Но теперь — теперь я заглядывал в эту бездну, находясь на самом ее краю, и по лицу словно безжалостно захлестал холодный ветер. А моим сознанием завладела зияющая расщелина. Я задержал дыхание, отталкивая это вязкое, душившее меня ощущение. И это почти сработало. Потому что была одна свеча, один крошечный огонек посреди этой безмолвной черноты. Я был не один. Я внимательно наблюдал за тем, как профессор вернулся к столу, накрытому пузырьками, и начал расставлять их — бутылочки позвякивали, когда он их передвигал. Я поднес затекшую руку к задней части своей шеи и принялся ее массировать, чтобы снять напряжение, и одновременно рассматривал его, наверное, уже в сотый раз. Я узнал Северуса Снейпа, когда был еще очень маленьким. На самом деле, я не мог вспомнить, когда увидел его впервые. Но он всегда казался мрачным, неприступным — даже более неприступным, чем некоторые знакомые моих родителей. В детстве он пугал меня. Когда я пошел в школу, я стал достаточно взрослым для того, чтобы уважать его, и хотел быть на него похожим — он с такой завидной легкостью мог погасить живые искорки в глазах любого, на кого падал его взгляд. Я хотел быть таким же грозным, таким же властным, таким же устрашающим до ледяных мурашек по коже. И лишь за последние несколько дней я вдруг осознал, что все это время совершенно неправильно на него смотрел. — Кто она, профессор? — Спросил я, разрывая повисшую тишину. Спина Снейпа выпрямилась и застыла, а руки замерли на столе. Но я был слишком уставшим, чтобы осторожничать, и слишком напряженным из-за тоски, чтобы бояться. К тому же, теперь я знал его. Я знал, что у него сухое, мрачное чувство юмора — оно всегда меня поражало. Я знал, что он несправедлив к своим ученикам, чтобы удерживать свою ширму. И что он холоден, чтобы сохранять свое уединение. И я знал, что он был печальным. Печальным из-за шрамов и призраков своего прошлого. Печальным из-за ошибок, оплошностей, оговорок. Печальным из-за той ужасной вещи, которую мы собирались совершить. — О чем ты говоришь? — Спросил Снейп тоном, похожим, скорее, на предупреждающее рычание медведя. Я опустил обе руки на пояс и спокойно продолжил. — О женщине в вашей голове. — Произнес я. — Той, что с рыжими волосами — той, о которой вы думаете. Она кажется мне знакомой. Снейп не обернулся. Не пошевелился. Я нахмурился, рассеянно потирая внутреннюю часть своей левой руки. — Она напоминает мне Поттера. — Негромко признался я, не сумев найти другого способа это сказать. Снейп так долго хранил молчание, что я подумал, что он вообще мне не ответит. Но затем он сделал глубокий, медленный вздох. — У него ее глаза. Я изумленно на него уставился. Но ничего ему не сказал. — Ее звали Лили Поттер. — Наконец, проговорил Снейп, и его голос прозвучал низко и ровно. Но когда он повернулся, то, что я прочитал в его черных глазах, поразило меня в самое сердце. Уже спустя мгновение Снейп приподнял подбородок и заговорил с тихим спокойствием. — Она всему причиной. — На секунду он смолк. — По крайней мере, для меня. Я выпустил долгий, дрожащий вздох и сглотнул. — Я понимаю. — Прошептал я. Уже через секунду каменное выражение лица Снейпа заметно смягчилось. — Я знаю. Я попытался сглотнуть — я попытался, но прямо в центре груди возникла внезапная боль и сдавила мне сердце. Я сжал руки в кулаки. — Дамблдор… — Начал было я, но затем остановился, чтобы вернуть голосу твердость. — Дамблдор вам друг, не так ли? Взгляд Снейпа вспыхнул, и он изогнул брови. — Зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «друг». — Ровным голосом ответил он. — Вы ему доверяете. — Пояснил я. — А он доверяет вам. Он рисковал своим положением и своей репутацией, заступаясь за вас. — В какие-то моменты, мальчик, — пробормотал Снейп, опуская взгляд и поправляя манжеты своей мантии, — у меня создается впечатление, будто ты намеренно пытаешься усложнить мою жизнь. Я ничего на это не ответил. Но и не отвернулся от него — пристально вглядывался в его лицо, ожидая ответа. Снейп резко выдохнул. — Да. — Тихо проговорил он. — Я полагаю…что могу назвать его другом. В течение какого-то долгого времени мы оба стояли в абсолютной тишине. Я испытывал тошноту, неустойчивость — будто земля у меня под ногами разламывалась. — Как… — Начал было я, пытаясь сформулировать то, что имел в виду. — Как вы с этим справитесь? Все тело Снейпа выпрямилось. — Помня о том, что, в конце концов, следовал его приказам. — С холодной решимостью заявил Снейп. — А не Волан-де-Морта. В голове тут же прояснилось. Под ногами снова оказалась твердая почва. Лоб напряженно наморщился, но в мою грудную клетку проникла сила. Тогда Снейп протянул руку и опустил ладонь на мой затылок — и этот жест был ласковее любого их тех, которыми когда-либо награждал меня мой отец. Он лишь на мгновение задержал свою руку, после чего опустил ее и выровнял плечи. — Идемте, мистер Малфой. — Произнес он. — Нас ждет работа.*** ДРАКО
Мы мчались по мрачным, неосвещенным коридорам, абсолютно в ногу, словно два беспокойных привидения. В коридорах было холодно. По обеим сторонам от нас мелькали молчаливые, темные портреты. Мы со Снейпом свернули сначала за один угол, потом за другой — и остановились перед высокой стеной, которая вела к моему старинному другу — в Выручай-комнату. Мое сердце замерло. Из головы разом отхлынули все мысли. Я бросил на него взгляд. Наши глаза встретились. Затем, не говоря ни слова, он развернулся и зашагал дальше по коридору — он должен был распространить среди всех учащихся распоряжение отправляться в свои комнаты. Чтобы никто не попал под перекрестный огонь. Из Большого зала, который находился где-то позади меня, я услышал звуки хора, репетирующего свое выступление для конца учебного года. И, вслушиваясь в эту навязчивую, приставучую мелодию, я закрыл глаза и сосредоточился лишь на том, что от меня требовалось. «Carry my soul into the night May the stars light my way I glory in the sight As darkness takes the day…» Вдруг возникла дверь. Она распахнулась вдалеке от меня. Я сделал шаг вперед, ныряя в толщу прохладного голубоватого света, пыли, мрачных теней. «Ferte in noctem animam meam Illustrent stellae viam meam Aspectu illo glorior Dum capit nox diem…» Я стоял посреди всякого хлама и разных мелочей перед остроконечным Исчезательным шкафом. Я напряг мышцы ног и принялся ждать. «Sing a song, a song of life Lived without regret Tell the ones, the ones I loved I never will forget…» Петля дверцы тихонько заскрипела. В шкафу возникла узкая темная щель. На пол повалил густой черный дым, растекаясь вокруг, словно пролитые чернила, и его завитки поползли по каменному полу. Дверь приоткрылась еще сильнее. Оттуда вдруг возникла чья-то белая рука. Я сделал глубокий, судорожный вдох, развернулся и быстро зашагал к двери Выручай-комнаты. Я вышел из Комнаты и распахнул дверь таким образом, чтобы она не смогла бы захлопнуться. А затем сорвался на стремительный бег, от которого дыхание застряло в горле. «Cantate vitae canticum Sine dolore actae Dicite eis quos amabam Me numquam obliturum…» Я знал нужное время. Знал нужное место. Звуки хора постепенно затихали позади меня, пока я мчался вверх по лестнице — вверх, вверх, вверх петляющими шагами к Астрономической башне. В недавнем прошлом я множество раз взбегал по этой винтовой лестнице, желая удостовериться, что у меня не закружится голова, когда я достигну такой невероятной высоты. Я сворачивал снова и снова, петляя по винтовой лестнице, одной рукой ухватившись за перила, а другой крепко сжимая свою волшебную палочку, пока не достиг узкого деревянного помоста. Я поднимался все выше, чувствуя, как в кожу лица впивается ночной холодный воздух. Я миновал чье-то скрываемое присутствие — недалеко от меня. Я и глазом не моргнул. Я этого ожидал. Я знал, что это Поттер — он прятался под помостом по поручению Дамблдора — они только что вернулись с чудовищно сложной миссии. Я ощущал присутствие Поттера так отчетливо, словно мог его видеть. И я также знал кое-что о нем. Точнее, все о нем. На самом деле, я знал о нем даже больше, чем он сам. И я знал, что, если бы до этого вдруг дошло, мне пришлось бы пожертвовать своей жизнью, чтобы защитить его от Воландеморта, пока не придет нужное время. А если бы нет, все, что я сделал или собирался сделать, чтобы уберечь Гермиону и тех, кого она любила, было бы уничтожено. Точно так же поступил бы и профессор Снейп из-за той рыжеволосой женщины. Забавно, как сменяются роли, когда разум сталкивается с чувствами. Я шагал вперед, преодолевая тени, отбрасываемые огромным кругом, на поверхность которого падал лунный свет, впереди меня. Я замедлил шаг и остановился. Дамблдор стоял возле перил; его белоснежные волосы и бороду мягко подсвечивал ореол серебристого света. Полы его длинной мантии шумно колыхались из-за резких порывов ветра, носившегося вокруг башни. Но мне почему-то казалось, что кругом стоит гробовая тишина. Мои глаза остановились на его лице. Он выглядел измученным, бледным и бесконечно уставшим. — Добрый вечер, Драко. — Он кивнул мне. — Что привело тебя сюда в этот дивный вечер? Я остановился напротив него, держа палочку лишь где-то посередине. — Пришел повидать вас. — Проговорил я. — Подумал, вдруг вы нуждаетесь в чьей-нибудь компании. На лице Дамблдора возникла слабая улыбка. — Ты очень заботлив. Спасибо. Глубоко внутри меня трясло. Я пытался это скрыть, не позволить отразиться на моем лице, но мудрый волшебник, стоявший напротив, прекрасно все видел, и на его лице промелькнуло сострадание. Сострадание. Ко мне. Словно это я вот-вот должен был умереть. Я приоткрыл губы, чтобы что-нибудь сказать. Дамблдор опустил взгляд на мою волшебную палочку. Я тут же закрыл рот. Он напоминал мне о Поттере, который прятался внизу и ловил каждое наше слово. Я стиснул челюсти и закрыл глаза, испытывая прилив внезапной ярости из-за этой чертовой, дьявольской тишины, которая давила мне на плечи. Я открыл глаза и болезненно сморщил лоб, снова устремляя взгляд на Дамблдора. Его вид жег мне глаза — невыносимая боль пожирала меня изнутри. Я задрал голову, беспомощно вглядываясь в крышу. Он был моим другом. Я всегда презирал и высмеивал его, начиная с первого учебного года. Я копировал отцовскую усмешку каждый раз, как произносил его имя. Я критиковал его методы, выбранных им преподавателей, его терпимость к магглорожденным и предателям крови. А он спас меня. Он протянул руку и предложил мне силу и надежду, когда я отчаянно цеплялся за подол темноты. За последнее время он провел много утомительных ночей, — ночей, во время которых должен был отдыхать — навещая меня, когда я просыпался от оглушающих ночных кошмаров, рассказывая мне истории о великих колдунах, поддерживая во мне жизнь своими загадочными изречениями, терпеливыми улыбками и каплями мудрости. Сердце ускорило свой ритм, долбясь о грудную клетку. Да, он был моим другом. Но не было никаких шансов построить эту дружбу. Я упустил все — все — и теперь было слишком… Тяжелая дверь распахнулась — совсем неподалеку. Мой взгляд метнулся к лицу Дамблдора. Его лицо заострилось. — Что ж, пора. Я стиснул зубы и коротко, но решительно кивнул. Покорность судьбе застыла в глазах старого волшебника. — Думаю, будет лучше, если я облегчу тебе задачу сейчас, а не позже. — Решил Дамблдор. — Мы же не хотим бессмысленных случайных искр. — И он отвел свою волшебную палочку в сторону — намеренно превращая ее в легкую мишень. Я поднял свою собственную палочку — у меня было чувство, будто я поднимал целую землю. — Экспеллиармус. — Прошептал я. Из кончика моей волшебной палочки вылетела вспышка, и палочка Дамблдора мгновенно вылетела из его руки и упала на пол, громко стукаясь о камень, после чего скрылась где-то в темноте. — Очень хорошо. Очень хорошо. — Похвалил меня Дамблдор. Затем сделал жест пальцами, словно что-то поднимал. Я закусил щеку с внутренней стороны и повиновался, поднимая свою палочку выше и приводя ее в атакующую позицию. Я услышал на лестнице чьи-то шаги. Мою грудь сдавила тяжесть. — Драко. — Тихо проговорил Дамблдор. Я заглянул в его спокойные глаза. — «Пообещай мне, что всегда будешь помнить вот что». — Пробормотал он. — «Ты храбрее, чем подозреваешь, сильнее, чем кажешься, и умнее, чем ты думаешь».*** Моя рука, сжимавшая палочку, начала дрожать. Я тяжело сглотнул. А затем… Я их почувствовал. Словно кончики пальцев дементора, они проскользнули в помещение. Я мельком посмотрел влево, и мой взгляд упал на тетю Беллатрису, Фенрира Сивого и некоторых других Пожирателей Смерти. Беллатриса застыла и остановила на Дамблдоре взгляд, полный изумления и немого ликования. Я сильнее стиснул зубы. — Надо же… — Издала она, а затем умолкла. — Поглядите-ка, кто здесь. — Она остановилась позади меня, Сивый — рядом с ней. Я почувстовал, как она опустила свой подбородок на мое правое плечо. — Ты молодец, Драко. — Выдохнула она и издала звук поцелуя. Я сжал левую руку в кулак так сильно, что на мгновение подумал, что треснут костяшки. — Добрый вечер, Беллатриса. — Поприветствовал ее Дамблдор. — Ты не представишь мне своих друзей? — Я бы рада, Альбус. — Она наклонила голову, а затем выплюнула остальную часть предложения. — Но, боюсь, у нас очень плотный график. — Она хищно оскалилась, ожидая. Я не пошевелился. И тогда она резко повернулась ко мне. — Давай! — Скомандовала она, широко распахивая глаза. — У парня кишка тонка. — Усмехнулся Сивый, стоявший справа от меня. Он обнажил свои зубы в насмешливом выражении. — Он весь в своего отца. Я почувствовал на себе внимательный взгляд Беллатрисы. Я распахнул дверь, ведущую внутрь меня, и наполнил сознание ложью. — Дай мне его прикончить. — Предложил Сивый. — Нет! — Крикнула Беллатриса. — Темный Лорд приказал, это должен сделать мальчишка! — Она направилась ко мне, почти расстроенная, и окинула меня настойчивым взглядом. Я не обратил никакого внимания на нее и ее слова — без малейших колебаний снова устремил взгляд на Дамблдора. Я ждал. Я ждал, пока почувствую последнее, самое важное присутствие — пока услышу еще одну пару шагов, поднимающихся по лестнице… — Это твой звездный час! — Подстегивала меня Беллатриса. Ее слова перерастали в вой. — Решайся. Ну же, Драко. Давай! — Нет. — Прогремел мрачный голос. Я опустил палочку и обернулся, когда высокая, темная фигура приблизилась ко мне со спины. Снейп взглянул на меня, и выражение его лица стало непроницаемым. Я отошел с пути. И снова увидел, как Дамблдор посмотрел вниз. Снейп сделал то же самое. Гарри был прямо под нами. Мое сердцебиение подлетело, переходя на бешеную скорость. Если это не произойдет в скором времени, Поттер что-нибудь предпримет и обнаружит себя… — Северус. — Проговорил Дамблдор, призывая своего друга посмотреть на него. Снейп поднял глаза. Мой взгляд застыл на лице Дамблдора — запоминая добрую, храбрую грусть, которую изобразили на нем десятилетия. Беллатриса буравила Снейпа жестким неморгающим взглядом. Ни один из нас не дышал. Дамблдор выговорил два слова — обращаясь прямо к Северусу Снейпу. — Прошу тебя. В первую секунду никто не шевелился. А затем, словно огромный черный ворон, взмахивающий своим крылом, Снейп резко выкинул вперед руку: — Авада Кедавра. Башню озарил ослепительный зеленый свет. Я не отвернулся, не спрятал глаза. Стены сотряс оглушительный раскат грома. Лицо Дамблдора стало совершенно белым. Он наклонился назад. И упал с башни. Эта картина врезалась в мою память. Мои мышцы затянуло коркой льда. Снейп резко повернулся ко мне и стиснул мое плечо, таща меня подальше отсюда, — к двери, к лестнице. Я слышал, как Беллатриса издает пронзительный, первобытный вопль восторга; слышал, как воздух сотрясается от страшного рычания Черной Метки, запущенной в небо. Мы неслись вниз по лестнице, — мимо Поттера — вместе со Снейпом возглавляя череду Пожирателей Смерти. Нам нужно было поспешить — мы не могли допустить, чтобы кто-нибудь из учащихся собрался на шум, иначе в коридорах пролилась бы кровь. В тот момент, когда мы со стремительной скоростью шагали через Большой зал, Беллатриса вскочила на один из столов и начала разбивать кубки и швырять на пол тарелки, громко вопя и хохоча от жгучего, почти детского восторга. У входной двери появился мракоборец — он повернулся и ошарашенно округлил глаза. Снейп отреагировал быстрее, чем мог кто-либо еще — и мракоборца, на чьем лице застыло выражение немой ошеломленности, откинуло назад. Я приготовил свою палочку, шагая в ногу со Снейпом и обводя взглядом пространство впереди, чтобы иметь возможность убрать с пути прохожего до того, как его убьют. Но когда до моих ушей донесся голос Беллатрисы, я порывисто замедлил шаг. Замер и повернулся… И увидел, как она направляет свою палочку и руку с длинными когтями в сторону огромного великолепного окна в дальней стене. Нет… Она испустила нечеловеческий торжествующий вопль, затем взмахнула обеими руками… И со всех окон посыпались стекла, наполняя помещение оглушительным грохотом; разбиваясь на мельчайшие осколки и гася парившие в воздухе свечи; засыпая собой пол и столы. Прямо за стеклами в Зал ворвался свирепый ледяной ветер, продувая мою одежду насквозь. Беллатриса приплясывала на месте, радостно хихикая, затем спрыгнула со стола и вцепилась своей рукой в мою; она потянула меня за собой, словно мы уходили с вечеринки. Я скрежетнул зубами. Когда-нибудь, тетя… Мы встретили еще троих людей — все они были мракоборцами, — и Снейп без малейших усилий снес их с пути. Когда мы выбежали во двор, Беллатриса меня отпустила, и мы все понеслись вниз по холму. Нас поглотила плотная чернота леса. Но я больше не боялся темных лесов или того ужаса, что таился среди ветвей. — Как вы с этим справитесь? — Помня о том, что, в конце концов, следовал его приказам. А не Волан-де-Морта. Я крепче сжал палочку, поднял голову и помчался стремглав прямо в темноту. «Sing a song, a song of life Lived without regret Tell the ones, the ones I loved I never will forget I never will forget…»****