You’ll remember me When the west wind moves Upon the fields of barley You’ll forget the sun In his jealous sky As we walk in fields of gold…* «Fields of gold» — Sting
*** ДЕНЬ ПЕРВЫЙ ГЕРМИОНА
Я открыла глаза и обнаружила, что лежу на мягкой траве в комнате под ивой. Не пришлось и оглядываться, чтобы понять, что в комнате я была совершенно одна. Я медленно села и запустила пальцы в волосы. Несмотря на то, что теперь я понимала, почему не чувствую голод, болезненную слабость или усталость, подобное состояние все равно казалось мне странным. Понадобится время, чтобы привыкнуть. Ветер мягко раскачивал ивовые ветви, приоткрывая навес, и через образовавшуюся щель я смогла разглядеть сверкающее золотое марево. Я поднялась с травы и вышла наружу. В первое мгновение мне пришлось зажмуриться, чтобы защитить глаза от яркого солнечного света, но, как только я открыла их, тут же застыла от удивления. Ячменное поле было бесконечным. Уходя далеко за горизонт, оно тянулось, словно океан из покачивающихся ячменных колосьев. Почему-то в голову сразу пришла мысль о том, что именно так, наверное, летом выглядит Канзас. Или небеса. И тут я заметила Драко — белоснежное пятно на золотистом полотне. Он неспешно брел, засунув руки в карманы, и его взгляд простирался далеко вперед, вдоль бесконечных просторов. Я уже направилась в его сторону, но остановилась в последний момент. Закрыла глаза, закусила нижнюю губу и напомнила себе все то, что твердила себе еще прошлой «ночью». Я собиралась попробовать как-то вывести Драко на разговор. Следовательно, я не должна была его к этому подталкивать или, тем более, допрашивать. Я знала парней достаточно хорошо, чтобы усвоить, что если они вдруг не хотят о чем-то говорить, то просто уйдут от темы, если ты напрямую у них об этом спросишь. Если же ты вдруг снова попытаешься поднять этот разговор, они будут упорно молчать. Мне предстояло попытаться поговорить с ним так, чтобы он не решил, будто я намеренно пытаюсь его разговорить. Но, в первую очередь, — выполнить это будет труднее всего, — я не должна была спорить, возражать, оскорблять, осуждать, неодобрительно хмуриться или препираться с ним. Ни за что. Что бы он ни сказал. Я снова распахнула глаза и попыталась мысленно настроиться. Это будет непросто. Я решительно зашагала вперед, вглубь ячменного поля. Ветер ласково приветствовал меня — я слышала, как он прошелестел: «Доброе утро!». Я невесомо улыбнулась, касаясь пальцами кончиков высоких стеблей. Ячменные колосья размеренно похрустывали при каждом моем шаге; пряди распущенных волос весело пружинили в такт моей ходьбе. Драко, ступавший впереди, вдруг остановился и задрал голову. Я крепко стиснула зубы, стараясь не растерять всю свою решимость. Хорошо, допустим, я не собиралась оскорблять или унижать его — но что вообще я собиралась сказать? Значительно замедлив шаг, я сорвала несколько стеблей и принялась нервно рвать их пальцами. Остановившись в тридцати шагах от него, я судорожно сглотнула. Его взгляд был по-прежнему устремлен в небо. Я прочистила пересохшее горло. Беспокоиться совершенно не о чем… Драко резко оглянулся и посмотрел на меня, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Но через секунду он снова поднял голову. — Ты прежде видела, чтобы здесь были облака? Я медленно моргнула и задрала голову. И вдруг задержала дыхание. Высоко над полем, усеивая небо, вздымались белоснежные облака — были и грозовые тучи, и мягкие перьевые, некоторые выглядели как мыльная пена. И каждое их них прорезали сверкающие солнечные лучи. — Нет, — выдохнула я, справившись с подступившими эмоциями. — Уверена, что до этого небо было безоблачным. Драко ничего не ответил. Все еще не отрывая взгляда от облаков, он продолжил брести. Какое-то время я неуверенно топталась на месте, но в итоге все-таки поплелась за ним. Было очень странно находиться на таком далеком расстоянии от ивы, и при этом не видеть боковым зрением, как с правой стороны простирается темный лес. Никогда прежде мне не приходилось пробираться через такое огромное поле. Бесконечно долго ступая за Драко, я снова и снова обрывала кончики ячменных колосьев, срывала с них зерна и отбрасывала в сторону. Я шла достаточно близко от него, чтобы он знал, что я иду следом, но не настолько, чтобы это его раздражало. Я все еще плелась за ним, когда он сделал большой круг вокруг ивы — он упорно старался держаться справа от нее. А затем, когда мы обошли дерево в очередной раз, он замедлился и вдруг остановился. Я последовала его примеру. Драко сказал что-то, но ветер подхватил его реплику, унося далеко прочь. Я выпрямилась. — Что? Он не стал повторять. Я нерешительно поводила по земле носком туфли и, наконец, сократила расстояние между нами. — Что? — снова спросила я, оказываясь в пяти шагах от него. Драко по-прежнему смотрел ввысь, озадаченно хмуря брови. — Как думаешь, что все это значит? Это огромное поле и облака, — проговорил он. — Сейчас все это выглядит лучше, чем раньше, но я все-таки не уверен, что это хороший знак. — Не знаю, — уклончиво произнесла я, рассматривая небо над нашими головами. А затем, опустив голову и окинув его внимательным взглядом, сказала — лишь для того, чтобы разбавить неловкую тишину: — Думаю, вон то похоже на свинью. Он повернул голову и напряженно нахмурил брови, пристально всматриваясь в небо: — Какое из них? — Вон то, верхнее. — Я показала рукой на облако. — То, которое освещает солнце. В нем еще три щели. — Не глупи, — резко оборвал он и, опустив голову и отвернувшись, снова зашагал прочь. Во мне постепенно начало закипать раздражение, как вдруг: — Оно похоже на овцу, — заявил он. Мои брови дернулись, а рот приоткрылся. Я была сбита с толку. — Овцу? — наконец, воскликнула я, переводя на него растерянный взгляд. — Почему? — Посмотри на хвост, Грейнджер, — ответил он. — У свиней они маленькие и крючком, а у овец — длинные и пушистые. Я сощурилась, снова устремляя взгляд в небо и рассматривая то облако. Мы все еще продирались сквозь высокую траву. — Я не вижу никакого хвоста. — Посмотри на его заднюю часть. — Драко снова повернулся и кивнул в сторону того облака. — Или в мире магглов у овец хвостов не бывает? — Заднюю часть? — переспросила я, старательно пытаясь скрыть изумленные нотки и снова придать голосу уверенность. — Тогда где же, по-твоему, у нее голова? — О, ради всего святого — кто только учил тебя смотреть на облака? — сердито буркнул Драко, снова шагая вперед. Я резко фыркнула и грубовато ответила: — Никто не учил меня смотреть на облака! — Ну, значит, должен научить! — Да? — рассерженно воскликнула я, делая шаг в его сторону. — И кто же? Ты? — Я, по крайней мере, в состоянии отличить заднюю часть от передней! — Он нетерпеливо тряхнул головой. Затем задрал ее и уже спокойнее указал на большую грозовую тучу. — Видишь вон то облако? Это пиратский корабль. — А вот и нет, — возразила я лишь для того, чтобы возразить. — Это замок. — Чокнутая. — Слепой. Драко выразительно фыркнул, и на долю секунды мне показалось, что на его лице вот-вот промелькнет улыбка. Я мысленно поздравила себя с этой маленькой победой и изменила правила: спорить об облаках, похожих на свинью, было допустимо.***
ДРАКО
При ярком дневном свете не унывать было гораздо легче, — в те моменты, когда ослепительное солнце рассеивало воспоминания об оживших ночных кошмарах. Но когда небо, все еще теплое, стало приобретать глубокий фиолетовый оттенок, я был вынужден вернуться в комнату под ивой, как только почувствовал, что мой желудок снова неприятно сжимается. Даже несмотря на то, что она ничего об этом не сказала, — и, слава Мерлину, вообще не заговаривала со мной в течение нескольких часов, — я знал, что Гермиона чувствует то же самое, потому что спустя какое-то время она тоже вернулась в наше небольшое убежище. Я сидел на бесполезных, застывших часах, которые приметил еще с первого прихода сюда. В нескольких шагах от меня, свернувшись калачиком, лежала Гермиона. Я совсем не ощущал усталости. И я не представлял, с чего бы вдруг ей чувствовать себя вымотанной. Но она почему-то выглядела так, будто вот-вот заснет. По крайней мере, до того момента, как ее плечи задрожали, и она издала небольшой вздох. Я озадаченно нахмурился. — Что? — Ничего, — проговорила она бесцветным голосом. Я чуть подождал, искоса наблюдая за ней. Больше она не проронила ни слова. Я подложил подушку под голову, откинулся на нее и прикрыл глаза. Она плакала. Я отчетливо слышал ее всхлипы. Она упорно пыталась заглушить приступы рыданий, которые вырывались из ее горла, но это было практически невозможно, учитывая тот факт, что в комнате под ивой стояла почти идеальная тишина. Я взглянул на нее и закусил щеку изнутри. Я терпеть не мог, когда кто-то плакал — особенно теперь, когда ее поза так напоминала мне ту ее версию, которая рыдала, потому что я снова назвал ее грязнокровкой. — И в чем дело? — грубовато спросил я. — Не хочу спать, — прошептала она. Я поднял бровь. — По какой-то конкретной причине? В течение какого-то времени она не отвечала. Опустив голову, уткнулась носом во внутренний изгиб своего локтя и спрятала лицо. Поэтому, когда она заговорила снова, я едва ли смог разобрать ее слова: — Ты бы не поступил так с Роном и Гарри. Это было утверждение. Но оно прозвучало как вопрос. Вопрос, который скрутил мои внутренности. Я взглянул на свои ладони, лежавшие на коленях — на то, как голубоватый свет бликами играл на поверхности моего кольца. — Слушай, Грейнджер, — сказал я все так же резко. — Я ненавижу Поттера. От Уизли меня просто тошнит. Да, время от времени меня посещали мысли о том, чтобы размозжить им череп чем-нибудь тяжелым, или… отравить их еду, или столкнуть с метлы. — Я замолк, набирая в грудь побольше воздуха, и заговорил чуть мягче, хоть и признаваться во всем этом мне почему-то было стыдно: — Но хочешь честно? Я бы не смог посмотреть в глаза кому-нибудь из них, а потом убить. — Я бросил на нее угрюмый взгляд. — Полегчало? Она не ответила. Но и плакать перестала. Я снова откинул голову на подушку, рассматривая толстый ствол ивы и пытаясь уснуть.***
ГЕРМИОНА
Я не могла перестать унять дрожь или остановить слезы. В течение всего дня я была в состоянии удерживать воспоминание о новом кошмаре в дальнем уголке моего сознания, но сейчас, лежа здесь и ощущая, как меня укутывает темнота, я чувствовала, что оно продолжает забираться в мои мысли, и никак не могла от него избавиться. Оно меня мучило, — я снова заплакала перед Драко, — но бороться с этим было бесполезно. Я почувствовала приступ тошноты и вялости, будто по венам вместо крови вдруг потек расплавленный свинец. Возможно, Драко был прав. Возможно, в этом тумане действительно было что-то ужасное. Признание Драко в том, что он не убил бы Гарри или Рона, было спасительной зацепкой в моих помрачневших мыслях, но когда в комнате снова повисла тишина, это успокоение покинуло меня, и я снова почувствовала, как боль сдавливает ребра. Я вздрогнула будто в лихорадке, и мои глаза снова наполнились слезами, затуманивая взгляд. Я порывисто выдохнула, отчего немилосердная боль полоснула пересохшее горло, и быстро смахнула слезы трясущимися руками. Тяжело сглотнула и, не поворачивая головы, сдавленно спросила: — Ты не спишь? — Голос прозвучал хрипло. — Гхр… Ммм? — Ты не спишь? — повторила я. — Теперь уже нет, спасибо, — буркнул он недовольно. Я услышала, как он тяжело вздохнул. — Все еще не можешь заснуть? Я судорожно сглотнула. — У меня такое чувство, будто меня сейчас вырвет, — глухо пробормотала я. — Тогда, ради Мерлина, перед тем, как это случится, не забудь выйти наружу, — язвительно проговорил Драко, и я отчетливо услышала, что он то ли встал, то ли отодвинулся от меня. — Не будь идиотом, — произнесла я дрожащими губами. — Чем, по-твоему, меня может стошнить? Я ничего не ела. Он ничего на это не ответил. Я закрыла глаза, пытаясь успокоиться. — Спой, — попросила я. — Что? — Его голос прозвучал так, будто я говорила по-гречески. — Спой что-нибудь, — повторила я, все так же не размыкая век. — Ты рехнулась, — сказал он насмешливо. — Это часть волшебства, — настаивала я. — Когда ты не мог заснуть, я тебе пела. Тебя накрыли эти золотые огоньки, и ты расслабился. — Я снова уронила лицо на руку. — Ты у меня в долгу. — Ко… когда это было? — Несколько ночей назад. Ну, или когда там. — Я почувствовала, что озноб становится сильнее. — Спой. — Да ты издеваешься. Что я, по-твоему, должен… — Я не знаю, — процедила я сквозь сжатые зубы, чувствуя, как к сердцу подкрадывается отчаяние. — Мне все равно. Я услышала, как он что-то невнятно проворчал. — Я не собираюсь петь, Грейнджер. Это убого. — Пожалуйста, — прошептала я. В течение долгих секунд он молчал, и я подумала, что он не станет помогать мне. А потом он вдруг сердито пробурчал что-то себе под нос, чего я не смогла разобрать, и глубоко вдохнул. «See her as she flies Golden sails across the skies Close enough to touch But careful if you try…»** Драко не был хорошим певцом. Голос был грубоват и низок, и он едва ли попадал в ноты. Но постепенно его пение улучшилось, а тембр стал мягче. «Though she looks as warm as gold The moon’s a harsh mistress The moon can be so cold». Я начала расслабляться. Но вдруг он остановился. Я рвано втянула носом воздух и крепче прижала ладони к груди. — А дальше? — выдохнула я. Он замер, но через мгновение снова запел, и на этот раз его голос зазвучал увереннее. Меня начало укутывать тепло. «Once the sun did shine And Lord it felt so fine The moon a phantom rose Through the mountains and the pine And then the darkness fell And the moon’s a harsh mistress It’s hard to love her well…» Мои глаза были по-прежнему закрыты. Мышцы начали расслабляться. Но чем дольше я слушала его голос, тем плотнее он меня обволакивал и тем ощутимей глубокая, тяжелая тоска проникала в сердце. «I fell out of her eyes And I fell out of her heart I fell down on my face Yes I did And I tripped and I missed my star Then I fell and fell alone And the moon’s a harsh mistress And the sky’s made of stone». Я попыталась разлепить глаза, но не смогла. На секунду перед моими глазами замерцал голубоватый свет, и я, наконец, заснула. Это был спокойный сон, да — но чем глубже я в него погружалась, тем больше меня затапливала острая, всепоглощающая грусть, и последнее, что я почувствовала перед тем, как заснуть, была одинокая слезинка, стекавшая по моему носу.