Нелюбимый

«Как же ты мог? Как можно?» — Даня был сам не свой. Раньше он боялся, что у Никиты есть девушка, теперь же он не видел ничего плохого даже в том, если бы Никита оказался женат. «Но только не ЭТО, не постоянный парень». — Даня покинул вечеринку — шумную тематическую движуху, посвященную ежегодному осеннему балу. «Маскарад, чёртов дьявольский маскарад», — парень посмотрел на маску, которую все еще сжимал в руке, и тут же перед глазами замелькали ядовитые воспоминания: Никита, его Никита в такой же точно маске — черной в венецианском стиле, закрывающей лишь глаза; он целовал парня нежно так, собственнически, на виду у нескольких друзей, случайно оказавшихся с ними в курилке, и по какой-то роковой случайности Даня был в их числе. Пьяный Ник забылся и в процессе разговора поцеловал своего друга, с которым пришел на праздник. Он понял, что спалился почти сразу, еще не заметив липких взглядов окружающих. Но Зацепин не растерялся, а в присущей только ему невозмутимой манере произнес: — Все, это — МОЙ Паша. Паша, это — все, — вот так просто и буднично, будто сообщил, что «Абонент вне зоны действия сети». Они ушли, а народ продолжил курить особо не удивленный новостью, потому что, если быть честным, только слепой не догадывался, что Никита Зацепин — самый популярный парень на фармфакультете — гей. — И что это было? — спросила Кира, сжимая между тонкими пальцами почти истлевшую сигарету. — Мы должны были поаплодировать? — Просто он забыл, где находится, — спокойно ответил проницательный Даня и, не попрощавшись с подругой, пошел в противоположную от ресторана сторону. — Дань! Польской! Ты куда? А куртка? Но Даня уже не слышал. У него не осталось сил выносить всё это. Вечер, предназначенный сблизить их, лишь сделал мечту Дани о Никите еще более несбыточной. «Вот теперь поистине „Пиздец“, такой хрестоматийный, фактически-обусловленный», — Данины шансы обнулились с тем поцелуем, все надежды пошли на хуй от трех безобидных слов: «Это МОЙ Паша». Сигарет тоже не оказалось, они остались в кармане пальто, все еще висевшего в гардеробе ресторана, где факультет праздновал осенний бал. Да, это был конкретный питерский октябрь, а Даня шел вдоль дороги в одной рубашке, да еще и без сигарет. — Сука, ненавижу тебя, мудак. Он прошел несколько кварталов, прежде чем додумался поймать попутку. Хорошо, что пара «пятисошек» завалялась в кармане джинсов. *** «Мой Паша», — первая мысль ворвалась в больную голову, когда Даня открыл глаза. Горло болело, нос заложило — ночное шатание по промозглому Питеру не прошло даром. — В универ вставать думаешь? — как всегда бодрый, будто под кокаином, сосед, с которым Даня снимал двушку на «Даля», заглянул в комнату. — Нет… Вадик зашел и, допивая чай из кружки, устроился на подоконнике. — Что, так скверно погуляли? — С чего ты взял? — Ну, ты пришел домой через пару часов, трезвый и злой, без пальто, кстати. Сейчас вот едва разговариваешь. — Шерлок ты хренов. Лучше скажи, пальто не приносили? — Нет. — Ну и черт с ним. Оно мне все равно никогда не нравилось. — То есть, все-таки, в универ не пойдешь? — Сказал же «нет». — Даже на итог по фармЕ? — А он сегодня? — Да. — Fuck… — Вставай. Чайник горячий. Пей кофе и приходи хотя бы ко второй паре.