Нелюбимый

— Я не был ни с кем. — Тогда кто оставил это в твоей постели? Ни я, ни ты, ни твоя сестра. Может быть, домовой? — Послушай, — Паша думал, но на ум, как назло, не приходило ни одной достойной мысли. — Ты жалкий, ты жалкий… Ты ужасный, — Никита начал отступать. — Все кончено, Паш, я не могу тебя видеть больше. Ник пошел прочь. Он не помнил, как спустился вниз, как получал вещи в гардеробе. Он очнулся, когда уже стоял на улице в раскрытом нараспашку пальто и наблюдал, как Марат и Даня садятся в такси. — Дань! Парень обернулся, стоя у открытой дверцы машины. Такой красивый, такой чужой. — Даня… — Никита медленно пошел к нему. — Мы уезжаем. — Мне нужно поговорить с тобой. Данил посмотрел на Марата, тот пожал плечами: — Сам решай. — Пожалуйста… — Ник стоял на морозе, полы пальто трепал ветер, он прятал руки в карманы, пытаясь хоть как-то сдерживать себя. Уложенные с утра волосы тоже растрепались, и светлая длинная челка сейчас скрывала половину лица, как тогда в машине, когда первый раз он подвозил Даню домой. — Я быстро, — сказал он Марату и пошел навстречу серьезному разговору. — Ты уедешь с ним? — Мы, вроде как, вместе. — Ты серьезно доверяешь ему? — А не должен? — После всего цирка, что он устроил сегодня — нет, не должен, — Ник был в бешенстве от всего происходящего. — Ты о чем? — Глупый, как же ты не понял? Он специально привел тебя, чтобы меня позлить. — Зачем ему это надо? — недоверчивая усмешка. — У нас старые счеты. — А я здесь при чем? — Тогда в клубе он понял, что между нами что-то есть. Я не дал тебя склеить, и моя реакция его завела. — То есть, он со мной, чтобы тебе что-то доказать? Бред какой-то. — Я выбрал Пашу. Мы встречались с Маратом, ну как встречались — просто спали время от времени, а он хотел отношений, влюбился наверное. Понимаешь теперь? — Ты ошибаешься — дело не в этом. — Нет, это ты совершишь ошибку, если уедешь с ним. — Мне идти надо, там счетчик, — Даня уже развернулся, но новый вопрос заставил задержаться еще ненадолго. — У вас уже «это» было? — голос дрогнул. Взгляд Зацепина обжег болью и еще чем-то, что Даня не смог считать. — Почему для тебя это важно? — Даня, я скучаю… — Замолчи… Ник шагнул навстречу и, взяв в ладони его лицо, прошептал: — Поверь мне, Дань, я места себе не нахожу, с тех пор как ты ушёл. Такси сзади просигналило. Это вывело из транса, в который вводили зеленые глаза, такие честные сейчас, такие больные. — Я не сплю с ним… Ник облегченно выдохнул, на тонких губах мелькнуло нечто наподобие улыбки. — Но сегодня я это исправлю, — голубые глаза были суровыми и пустыми. Данил сделал шаг назад, разрывая их контакт. — Это жестоко. Ты убиваешь меня. — Нет. Это ты меня убил тогда, а теперь я просто стараюсь казаться живым, — он быстро пошел к машине. Марат забрал его. Боль — единственное, что чувствовал Никита. Боль и еще страх за умирающую Данину любовь, за его изуродованное сердце. — Прости меня… *** Паша смотрел за происходящим, стоя на ступеньках у входа в клуб. Он видел немую сцену, видел руки своего любимого на лице этого Дани. Он понимал, что во всем как всегда замешан Марат. Но Паша не мог ничего поделать — его обставили, как школьника. И Марат, и этот Даня, и сам Ник. Он подошел сзади, когда Зацепин пытался вызвонить хоть какую-нибудь службу такси. — Сейчас нет машин, нужно ловить. Ник обернулся. Он выглядел плохо — бледный, больной взгляд и совсем трезвый. На любимом лице больше не было счастливой дневной эйфории. — Никит, что мне сделать? — Все кончено, без вариантов, — Никита разговаривал, как с чужим, это убивало. — Прошу тебя, прекрати. Это же я. — А я не уверен, что вообще тебя знаю. — Милый, я прошу, дай все объяснить. — Лжи я уже наслушался. Удиви меня — скажи правду. — Это сложно. Ник усмехнулся, больше не осталось сомнений — его предали. Почти три года святой любви были фальшивкой. Его герой, его первая любовь оказался банальным козлом, которых миллион. Он же думал, что они с Пашей — уникальные, не такие, как все. Их отношения не знают лжи и предательства, они вошли в то малое число счастливчиков, кто нашел свою половину. Фуфло. — Если скажешь правду, я прощу тебя. — Ты не хочешь этого знать, поверь. — С кем ты был тогда? — Остановись, пока все еще можно исправить. — Я прощу тебя, мы будем вместе, просто признайся, ты знаешь, как я ценю правду, — нежная ладонь легла на щеку, в зеленых глазах столько тепла, что невольно начинаешь верить — а вдруг? Вдруг свершится чудо, и он простит? — Кто он? — Он пришел поздно вечером, он был подавлен. Мы напились, потом разговаривали о тебе. И все случилось как-то само собой, я даже не понял как… — Кто это был? — Марат. Тепло в глазах вспыхнуло и погасло, пальцы нежно погладили щеку. Паша закрыл глаза. — Ты же понимал, зачем ему это? Кто как ни ты должен был знать. — Прости, я ненавижу себя. — Что ж, добро пожаловать в клуб «Маратовских подстилок». Надеюсь оно того стоило, хотя, конечно стоило — он хорошо трахается. Слова резанули по живому, столько боли в один день Паша еще никогда не чувствовал. Передоз болью. — Если бы ты знал, как я тебя ненавижу, — Никита, отвернувшись, зашагал прочь. — Я знаю…