Polifonia

— Он никогда мне не простит… — шепчет Уолтер Оливии, девушка тяжело смотрит на ученого и молчит. В голове проносится улыбающийся Питер, а вокруг него яркие блики, и внезапное осознание того, что он не отсюда, не с этого мира… не тот Питер. Агент Данэм поднимает взгляд, чтобы попрощаться с Уолтером и замечает, что тот на пределе: в глазах блестят слезы, словно еще чуть-чуть и он сорвется, беспомощный, совершенно уставшый взгляд, пронизанный болью, искусанные до крови губы… Но чем она может ему помочь? — Это же Питер! Он любит вас. Он все простит, — агент пытается улыбнуться, успокоить друга, но тот внезапно ловит ее руку и растерянно спрашивает: — Честно? — будто схватившись за последнюю надежду, удерживая последний шанс. Оливии тяжело говорить, потому она лишь кивает, уверенно и сочувственно, как всегда это делает после слов: «Мы уже вышли на след преступника и уже скоро ваш Том, Джек или Люк будет дома». Уолтер осторожно, будто извиняясь, отпускает руку девушки, — Мисс Данэм, спасибо вам, что не рассказали ему. — Я не сделала это только потому, что это ваша обязанность, — проникновенный взгляд должен подтолкнуть Бишопа в сторону немедленного решения задачи, или, хотя бы, к размышлениям, но ученый лишь болезненно выдыхает: — Он никогда… никогда меня не простит, — его голос тихий и сломленный, нет и намека на прежнего веселого, любознательного Уолтера, который под ЛСД обсуждает с коровой особенности квантовой теории. — Никогда… — звучит, как приговор, самое ужасное наказание, и Олив беспокойно прикусывает губу. — Если он надумает глупить, я с ним поговорю! Будьте уверенны, я сделаю все, чтобы он… — Поймет ли он? — Уолтер перебивает и тут же замирает, боясь вдохнуть, — Вы правда с ним поговорите? Вы сделаете это для меня? — Ну конечно! — тепло улыбается блондинка, телефон звонит и девушка быстро поднимает трубку. — Ясно, — коротко отвечает, и лицо ее становится сложнее и напряженней. — Новое дело, я могу помочь? — пытается любезно улыбнуться Бишоп, Оливия задумчиво кивает и бросает напоследок: — Помните, чем дольше вы будете тянуть, тем будет хуже, — уверенно советует она, пытаясь разглядеть в глазах Уолтера решение, но в них только страх, — Вам нужно рассказать ему, как можно быстрее… — Рассказать? — послышалось со стороны комнаты. К ним шел Питер, переводя взгляд с Олив на отца, — Ну-ну? Продолжай, — он сложил руки на груди и с любопытством рассматривал обоих. — Звонил Броилз, происшествие на мосте, нам надо спешить! — быстро ответила девушка, Бишоп-младший лишь недовольно покачал головой. — Но мы к этому еще вернемся! — сказал строго, и подозрительно взглянул на Уолтера и Олив, будто предупреждая: «По глазам вижу, что вы что-то задумали!»       На месте преступления Уолтер становится самим собой. Он рассказывает Броилзу об утренней лазанье и довольно вертится у трупа, в которого раздроблена голова. Оливия расспрашивает свидетелей, а Питер разглядывает огромный молот, появившийся из ниоткуда и убивший человека. — Дело не в молоте! — подходит Бишоп к сыну, ему сейчас, как никогда, нужно увидеть его снисходительную улыбку и такой успокаивающий взгляд, чтобы понять, что все еще хорошо. — А в чем же? — заинтересованно оборачивается парень, а ученый подходит и уверенно тычет пальцем в сторону жертвы, объясняя все детали. В конце Уолтер лишь виновато вздыхает, парень смотрит на него и понимает, преступник — еще одна жертва экспериментов Бишопа и Белла, а значит отца нужно отвлечь, и хорошо, что Питер знает, как это сделать. — Не унывай, хочешь лакричных палочек? — улыбается, протягивая пакет, глаза старика тут же загораются радостным огоньком и он хватает любимое лакомство. — Ммм, ты не забыл их прихватить? А я вот всю дорогу о них мечтал! — искренне радуется ученый, а сын только снисходительно улыбается. — Я уже привык, что у меня все карманы ими забиты.       За это время к ним присоединяется Оливия, сначала она беспокойно переглядывалась с Чарли, а после взялась расспрашивать Уолтера о подробностях. Их беседа длится недолго, Бишоп быстро объясняет что к чему и дает характеристику преступнику. — Ну что же, будем искать, — итог разговора подведен и агент Данэм отправляется докладывать все Броилзу в отделение. На какое-то мгновение Питер нерешительно смотрит вслед девушки, раздумывая, не пойти ли с ней, но вдруг замечает отца, который перегибается через перила моста вдогонку улетающей вниз лакричной палочке. — Уолтер! — парень вовремя подхватывает ученого и оттягивает от перил, вспоминая Астрид, которая посмела заболеть в самый ненужный момент. — Она упала! — обиженно жалуется Бишоп-старший сжимая в руке пакетик с палочками, Питер на одном дыхании выдает тираду беспокойства и бесполезных наставлений о том, что нельзя прыгать с моста за лакричными палочками. — По дороге мы купим тебе еще, — обещает он отцу, и направляет того в сторону машины. — Пошли уже… — устало улыбается, добавляя мысленно: «Горе ты мое луковое».       В лаборатории Уолтер начинает копаться в архивах, чтобы найти материал на подозреваемого, а Питер делает завтрак, успевая при этом грызть лакричную палочку и поглядывать на мобильник, в ожидании звонка от Олив. Она очень необычная — эта девушка, с картоксифаном в крови, милая и опасная, иногда парень представляет ее в одном белье у себя в постели, и это весьма соблазнительное зрелище. Правда, стоит только податься в мир фантазий, как Уолтер начинает петь свою любимую песенку из чисел или вспоминать детство своего сына, или говорить какие-то глупости, которые тут же отвлекают, но совсем не раздражают. Да, они перестали раздражать уже довольно давно, и без них вся эта дурацкая жизнь была бы в сто раз скучнее. Слушая очередную песенку, Питер с улыбкой жарит блинчики и все вокруг блещет теплом и уютом. В углу мычит Джина и, приобняв ее, Уолтер восхищенно вкалывает себе очередную дозу. — Сынок! — Бишоп-старший вальсирует прямо к нему, — Ты как? Не хочешь оттопырится? — Нет.. — морщится Питер, он вспоминает, как однажды был уколот ЛСД и назвал Уолтера папой, после этого с две недели пришлось терпеть участившиеся приступы умиления, грусти и ностальгии, при чем сменяющиеся слишком внезапно, — Я лучше блинчик съём. — Блинчик… — Уолтер подходит к тарелке с вкусняшкой, его губы дрожат, — Сегодня вторник! По вторникам я всегда готовил вам с мамой блинчики. Ты просыпался и сразу-сразу бежал на кухню! — на глазах у мужчины заблестели слезы, в это мгновение он выглядел таким несчастным, что Питер тут же забыл о блинчиках. — Дай мне лопатку! Сегодня вторник! Я должен их дожарить сам! — отчаянно выговаривает Бишоп пытаясь отобрать у сына прибор для готовки. — Уолтер, успокойся! — отбросив лопатку, парень пытается остановить отца, но тот начинает лишь сильнее дергаться, потому приходится его просто обнять. — Господи, сколько же ты принял! Сегодня воскресенье, слышишь? Сегодня блинчики готовлю я! — Питер… — Бишоп притихает и тяжело дышит на плече у сына, — Мой Питер.. ты никогда мне не простишь, никогда… Я знаю! — О чем ты? — вздрагивает парень, вспоминая утреннюю беседу, — Просто скажи мне! — Да… Я должен… Мисс Данэм тоже так сказала. — Питер чувствует как он дрожит, собираясь с силами. По его щекам ручейками бегут слезы, он отступает назад и смотрит прямо в глаза. — Дело в том… — пауза затягивается, на сковородке шипит сгоревший блинчик, но Питер не собирается прерывать тишину, он словно чувствует — это нечто важное, с чем его отец не может жить спокойно, что мучает и давит на него каждую минуту. — Когда ты был маленьким, я сделал… Я совершил нечто ужасное. Нет, я не могу! — отчаянно восклицает Бишоп, закрыв руками лицо. — Извини меня, сынок, я не могу! — Уолтер, это невыносимо! Скажи мне и оставим это! Прекрати себя мучить. — Ты не простишь мне. Никогда не простишь… — шепчет сквозь слезы, и смотреть на это невыносимо. — Да нет такого, чтобы я тебе не простил! — делает шаг навстречу Питер, он переживает за отца, — Просто скажи мне… — кладет руку ему на плечо, а тот медленно поднимает взгляд. — Знаешь, когда ты был еще маленьким, ты очень сильно болел. И мы с мамой не знали что делать… — Уолтер смотрит Питеру в глаза, и тот чувствует, что это и правда что-то ужасное. Но даже если и ему вкололи картоксифан — плевать, он успокоит отца, простит и забудет, ведь просто невозможно смотреть на его слезы, невыносимо и больно. — Я не мог тебя потерять! Просто не мог… Я бы сам умер, только чтобы ты был жил! — И что ты сделал, Уолтер? — парень внимательно смотрит на отца, напряженность чувствуется почти физически, она разрастается, почти готова взорваться в один момент жестокой правдой. На лице доктора Бишопа ужас, а в широко распахнутых глазах отчаяние. — Господи! Я забыл подоить Джину! — восклицает он и быстрее ветра улетает вон. — Я отберу у тебя чертов ЛСД! — кричит вдогонку Питер и бормоча что-то об идиотских препаратах, угрюмо отдирает от сковородки остатки блинчика.       Когда парень с бранью уходит разбираться с завтраком, старый профессор осторожно рассматривает его из-за угла несколько секунд, а потом измучено сползает по стене вниз. У него нет никого, кроме сына, и страх потерять самого дорогого человека затмевает все. — Я украл тебя. Украл с другого мира, Питер. Потому что ты умер… А я не смог смириться с твоей смертью, — шепчет Бишоп сквозь слезы, понимая, что не сможет сказать все ему. Правда всегда находит пути, чтобы предстать, вернуться сквозь года и альтернативные миры, возвратиться и заставить отвечать за содеянное. И Уолтер понимает — ее не избежать, даже сквозь дымку собственного безумия он знает, что поплатится за все. И он готов, только бы его сын остался рядом…