Polifonia

— Леголас, какими этой ночью были твои сновидения? — он сидит у кровати и смотрит столь внимательным, изучающим взглядом, будто способен прочитать ответ в моих глазах, и я слегка теряюсь от этой покровительственности, этой силы, в каждом его движении и слове. После моего возвращения с жестокой и кровопролитной войны, мой отец взялся слишком сильно опекать меня. Поначалу это казалось именно тем, в чем я нуждался раньше больше всего. Тем, что с молчаливой мольбой я просил у него хоть на мгновение, и чего не сумел добиться — внимания, ласки, его доброты и заботы. Хотелось поблагодарить Эру за столь щедрый подарок, и я был только рад провести с ним время после долгой разлуки, выпить вина, рассказывая о долгих приключениях. Этим особым жестоким ударом, что сбил меня с ног, стал момент, что имел место при одной из наших бесед. После очередного моего рассказа случилась небольшая пауза, и я вдруг понял, что все разговоры, которые мы вели, основывались на обсуждении войны и ситуации в Лихолесье, и между ними я мог упустить кое-что очень важное, чем обязан был поделиться с близким мне существом, именно потому я решил не медлить. Новость была непростой, и отец мог воспринять ее тяжело, но я решил, что время и место располагают к откровенности, а значит именно ей суждено было прозвучать. — Знаешь, когда я впервые увидел Гондор, морскую синь, услышал крики чаек, у меня появилось неутолимое желание отправится в Валинор. Эта мысль накрепко засела у меня в голове и я не могу избавиться от нее, но когда… — рука Трандуила схватила мою, крепко сжав ее, заставив меня поднять удивленный взгляд. Когда я увидел выражение его лица, то не узнал своего отца. В нем не было ни капли уверенности и спокойствия, лишь странное, неутолимое отчаяние, которое, казалось, он держал в себя слишком долго. А я выбил ее одним признанием того, что желаю уйти навсегда. — Галадриэль предупреждала меня о подобном, а я все не мог принять. Я не знал, что война оставила столь сильный след на тебе... Не бросай меня, — внезапно тихо прошептал, а потом в каком-то неосознанном порыве подался вперед, заставив посмотреть ему в глаза, — Еще не время, сын мой, слышишь меня? — в его голосе дрожал страх, напряжение, словно он ожидал от меня очередного несогласия, бунта и ухода. Нет, ни за что я бы не ушел от него снова. — Отец, — хотел успокоить его я, но он тут же заставил меня смолкнуть, коснувшись моих губ своими. «Люблю» — послышалось сквозь этот невероятно жаркий, страстный и чувственный поцелуй, наполненный горечью отчаяния, столь пронзительно и откровенно. Он разорвал меня в один миг, он разразил такую бурю эмоций в моей груди, что я замер в каком-то ступоре на несколько минут, прослушав те неловкие слова, что могли бы послужить объяснением. Я смог прийти в себя, лишь когда он заставил меня пригубить вина. Алкоголь оживил мой рассудок и, потерянный среди непонимания и стыда, я смог раскрыть глаза и посмотреть на него. «Как же так отец?» — блестел в них вопрос, и я едва ли смог поднять себя с кресла — ноги казались ватными, а воздух застрял в груди. — Извини… — короткое, рваное, на одном дыхании. Яркое непринятие и мгновенное отстранение, и я ухожу в свою комнату, почти бегу, чувствуя, как влага неизбежно выступает в уголках глаз. Почему я так болезненно реагирую, убегая от него? Словно понимая, что в одно мгновение могу сдаться под этим порывом. — Леголас! — его возглас, что звучит вслед, похож на рык раненого зверя. Он пронзает меня эльфийской стрелой, настолько острой и родной, точно я сам ее сотворил и вонзил себе в грудь резким ударом. Я чувствую, как захлебываюсь отчаянием безысходности и обиды. Его признание видится мне настоящим предательством. Зачем он совершил подобное? Зачем и я убегаю сейчас от него, понимая, что моя собственная слабость ничем не разнится с его? Как же стыдно и невыносимо осознание, что мой отец любит меня неестественной любовью. А еще ужасней, понимать, что еще бы мгновение и я бы сдался этому напору и этой страсти. Как же мне поступить в этой ситуации? И что делать с этой щемящей болью в груди, которая рвется с желанием вернуться к нему? Я вынужден смириться с этим и жить, зная, что по-другому не будет, что не исправить той фатальной ошибки, случившейся при откровенном разговоре наедине.       Закрывшись в комнате, пустым взглядом смотрю в потолок, вцепившись руками в покрывало, пытаясь успокоиться хоть на мгновение. Тут же понятными становятся его странные долгие взгляды, которые я часто ловил на себе, вздрагивание при прикосновениях, избегание и желание отстраниться, и даже его безмерная строгость и вечная холодность кажутся теперь наигранными. Я не знал эльфа, что был рядом со мной всю свою жизнь, и это действительно пугало. Как же так просто, в одно мгновение разрушился наш общий едва выстроенный мирок на двоих, со сложными разговорами и откровениями, с этой тонкой, почти что призрачной, струной взаимопонимания. Я потерял отца, и получил взамен короля Лихолесья с неоднозначным чувством, что висело на мне приговором, которое он переложил ответственностью за свое счастье. И будто отравленный ядом, что заставляет кровь кипеть в венах, я мечусь в кровати. Уснуть мне удается лишь под утро. — Леголас, какими этой ночью были твои сновидения? — он будит меня после полудня, и я не замечаю в его лице ни тревоги, ни вины, словно прошедшее вчера только глупый сон. Почему-то в душе становится легче от мысли, что не придется разъясняться, травить душу отчаянием и болью на его лице, понимая, что я ее носитель. — Мне снился Валинор, он был таким, как ты рассказывал… — Трандуил проводит рукой по моим волосам и начинает перебирать их, между тем продолжая внимательно слушать, — Прекрасным, далеким, желанным, я плыл к нему на корабле. Сияющий и волшебный, он звал меня к себе, обещая подарить покой. — Ты будешь видеть его в лучших своих снах. И когда, наконец, сможешь добраться, то поймешь, что сны твои и в половину не были такими блистательными и великолепными…       Я расслабляюсь, чувствуя его руки на своих плечах, которые он неспешно массажирует. — Забудь обо всем, что случилось вчера. Ты слишком прекрасен, чтобы быть частью моей горькой тайны, моего греха. Я сделаю все, чтобы моя жажда не стала тебе помехой, а ошибки не повторялись впредь. — Отец, — невольно напрягаюсь и смотрю ему в глаза. Мне хочется утолить его боль, принять удар на себя. На свежую голову все кажется слишком простым и естественным, сожаление за столь жестокий вчерашний отказ охватывает мою сущность, я приподнимаюсь и крепко его обнимаю. — Прости меня… — Искренний, чистый, мне не верится, что я смог позволить себе запятнать тебя. Не надо обнимать меня, не надо извиняться, сын мой, я этого не стою. Твои слова залечивают мои раны. И это я пришел просить о прощении. Сможешь ли ты простить мне мое откровение? — Мне не за что прощать тебя, — мой король крепко прижимает меня к себе, его руки дрожат, а голос сломлен. В глазах загорается бледный огонек надежды, и я слышу, как ускоряется биение его сердца. Возможно вчера я разбил его, хрупкое, открытое только для меня. Мне становится так стыдно, что я позволил страху победить себя на мгновение, что скрыл собственную тайну, которую долгими годами убивал внутри. Хочется вернуть время и повести себя иначе. Мои эмоции сгорают пеплом, когда я думаю о том, сколько времени он держался, сколько мучился в борьбе с самим собой. Разве было достойным поступком бросить его в момент слабости и отчаяния? А я струсил впервые в жизни, обвинив его в нашем общем горе, не готовый признать, что этот поцелуй был лучшим, что случилось со мной за долгое время в этой невыносимой жизни. Зажмурившись, лишь крепче прижимаю его к себе. Мое сердце стучит так сильно, словно вот-вот и прорвется наружу сквозь ребра. — Прости меня, отец… За то, что стал виновником всей твоей боли, за то что бросил тебя в который раз одного, не позволив себе разобраться и понять тебя, — я утыкаюсь в его плечо, вдыхая родной аромат и мне становится спокойно, мои слова кажутся мне нужными и правильными. — Леголас… — его мягкая рука поглаживает мою спину, он молчит несколько секунд и добавляет еле слышно, — тебя пугает новое чувство, которое ты ощутил вчера? — я лишь замираю, не понимая, как он столь умело читает меня, будто раскрытую книгу, и вслушиваюсь в дыхание отца, почти физически ощущая, насколько важен для него мой ответ. — Да, — он видит меня насквозь, играя на струнах моей души, словно на арфе, мягко касаясь и воспроизводя нужные ноты. Осторожные поцелуи на моих скулах, руки проходятся по моему телу, и я расслабляюсь под его властью, понимая, что больше не нужно скрывать ничего.       Иногда Эру дарит любовь странную и чуждую пониманию. Нам никогда не раскрыть тайну его решений. Но когда я чувствую его жар дыхания, когда в его словах столько искренности и чувств, я нахожу свою надежду. И пускай Валинор подождет, пока я в его объятьях. ________________________________ Вдохновленный артом - http://vk.com/photo255734847_392853681